Александр Накул
Сингапурский гамбит
VI. Совратитель и лжепророк
Француз держал бокал, словно стеклянную розу.
– Меня заинтересовала одна деталь вашего представления, – сказал он.
– Я знаю.
– Откуда?
– Авагдду говорит намного меньше, чем ей удается прочитать. Иначе представления продолжались бы много часов и заканчивались дракой.
– Однако может быть и так, что вы заблуждаетесь. То событие, о котором я хотел вас спросить, произошло уже после того, как девочка меня прочитала.
– Имеете в виду пропавшего усача?
– Вы угадали.
– Я не угадывала. После обеда приходил управляющий. Он тоже хотел знать.
– И что вы ему сообщили?
– Все, что знаем.
Француз достал из внутреннего кармана перстень и показал. Перстень был серебряный, с циркулем на фоне бордового креста.
– Национальная масонская ложа Французский Белый Отряд. Шотландский устав.
– А вы в иллюминатах или розенкрейцерах вы не состоите?
– Нет. Мы серьезные люди.
Лицо ведьмы осталось совершенно невозмутимым.
– Поэтому со мной вы можете быть откровенны, – продолжил француз, – я давно в ордене и видел разное. Насколько я понял, про исчезновение этого человека вы не подозревали. И узнали, что его больше нет, от мсье Субботина.
– Допустим.
– Я бы хотел узнать, что именно увидела Авагдду. То, что колокольчик наделен великой силой, очевидно и для меня. Но что именно она в нем увидела? Что она увидела такого, что не смогла сказать?
– Зачем вам это?
– Это имеет отношение к делам ложи, в которой я состою. Для нас крайне важно, чтобы этот предмет не попал в неправильные руки.
– Она увидела великую силу, которая скрыта в колокольчике. Это чудесно, но неудивительно. Тибетские монахи, в отличие от ирландских, не растеряли связь с родной землей. Они величайшие маги и до сих пор хранят немало тайн, до которых нет дело так называемым академическим ученым.
– Как эта сила выглядела?
– Как выглядела сила?
– Да.
– А как выглядит физическая сила?
– Например, была ли эта сила светом? Или молнией? Или похожа на дым?
– Не говорите глупостей! Авагдду – ясновидящая, а не сумасшедшая. Она не страдает галлюцинациями.
– Но она же смогла увидеть силу!
– Она смогла ее прочитать. Это разные вещи.
– То есть она не видела силу, а просто определила, что она есть?
– Именно так.
– Как это выглядело?
– Это похоже на понимание слова, – тетушку Керридвен было непросто вывести из терпения, – Например, gath fach2. Я понимаю, что это значит, а вы – нет.
– Таким образом, вы не знаете, как использовать силу, сокрытую в колокольчике?
– Разумеется. Я не обязана это знать.
– А знает ли это Авагдду?
– Авагдду – ясновидящая, а я – ее антрепренёр и ассистент. За знания у нас отвечает многоуважаемый Эмброуз Аурелианус.
– Спасибо за пояснения, – Шовен спрятал перстень, – это очень важно. Теперь, если позволите, я тоже поделюсь моими знаниями.
– Бесплатно?
– Мадам, я достаточно обеспечен, чтобы не зависеть от перепродажи чужих знаний.
– Прошу прощения. На мне как антрепренёре лежат все обязанности, связанные с деньгами.
– Сегодня за ужином вы беседовали с одним примечательным человеком. Он называет себя сэр Саймон К. И иногда, для разнообразия, спиритуалистом.
– Спиритуалистом при мне он себя не называл.
– Разумеется. Он знал, что имеет дело с людьми образованными. И, насколько мне известно, ваш консультант имеет честь быть с ним знакомым.
– Почтенный Эмброуз Аурелианус посвятил свою жизнь собиранию крупиц древнего кельтского знания, уцелевших после христианского террора. Он знаком со многими выдающимися учеными, бардами и путешественниками.
– И какого он мнения о сэре Саймоне К.?
– Исследования сэра Саймона не входят в круг его научных интересов.
– Почтенный мсье Мирддин – настоящий ученый и готов промывать тонны руды, чтобы найти крупицы подлинных знаний. Но я полагаю, что вам, антрепренеру, важно знать с кем вы имеете дело и чем может обернуться помощь со стороны этого «спиритуалиста» в цилиндре.
– Рассказывайте.
– Я не буду пересказывать биографию этого проходимца – он сам ее изложил и даже ухитрился издать. Я листал первый том, там немало остроумного бесстыдства. Если совсем вкратце, этот человек с самой ранней молодости интересовался тайными науками. Я удостоверился, что он успел побывать во всех магических орденах Британии. Насчет Уэльса не уверен. И отовсюду его выгоняли. Не за разглашение тайных знаний, не мечтайте. В основном за своеобразное чувство юмора. И разгильдяйство. Один раз он во всеуслышание предложил позвать на собрание ложи… продажных женщин! Хотя все уставы запрещает любой женщине появляться на собрании ложи. Даже горничным.
– Дальше.
– Начитанность и большое наследство позволили ему проникнуть в некоторые масонские ложи. Сначала Шотландский устав. Долго не продержался. Потом Йоркский устав, он мягче. Тоже не продержался. Наконец, нашел ложу устава Мемфис-Мицраим. Он очень либерален, туда даже социалистов принимают. Не скрою, когда я был студентом, тоже начинал с Мемфис-Мицраим. Но даже там наш сэр Саймон не нашел себе места. Его вышвыривали из самых либеральных лож. Что же делать? Тогда этот совратитель и лжепророк накропал несколько книжек и основал свой орден. Чтобы его точно выгнать не смогли.
– Дальше.
– Никаким реальным могуществом он не обладает. Его так называемые ритуалы – мешанина из древнегреческих слов, которые он недоучил в Кембридже. Его идеал – не благородное служение человечеству, а вино и непотребные женщины. Именно этот ложный идеал и не позволил присоединиться ему к достойному обществу вольных каменщиков. И до сих пор он постоянно учит лжи. И главнейшая его ложь – что можно быть беспутным гулякой и все равно оставаться великим магом.
– Дальше.
– Неужели вы не понимаете, как это опасно?
– Мы не собираемся учиться у него магии. Нам достаточно знаний почтенного Эмброуза Аурелиануса и чудесных способностей Авагдду.
– Но вы поддерживаете с ним отношения?
– Да.
– Я не советую вам с ним связываться. Дело не в том, что от сотрудничества с этим волшебным шутом вы получите мало пользы: Дело даже не в том, что вы получите от этого много вреда. Дело в том, что эта одиозная личность может оттолкнуть от вас серьезных и влиятельных людей, которым может быть интересна личность Авагдду.
– Например?
– Пусть вас не обольщают россказни лондонских любителей абсента. Магическая школа Британской империи находится в полном упадке. Она не идет ни в какое сравнение даже с немецкой, не говоря о величайших магических традициях Франции. Надменные англосаксы сначала отвергли мудрость кельтов, потом отказались от изучения каббалы и, наконец, впали в позитивизм. Из магии им отныне доступно только столоверчение. И знаменитый атеист лорд Рассел может написать еще десятки книг и прожить хоть сто лет, но все равно немыслимо, чтобы он владел хоть каким-то могуществом и произвел хоть что-то, кроме очередного потока слов.
– Это так. У лорда Рассела неподходящая внешность. Он мог бы работать викарием или бухгалтером, но никак не магом.
– Возможно, вы слышали про мадагаскарскую войну – этот триумф французской магической мысли. Огромный, доселе неразведанный до конца остров у берегов Африки равен по площади Франции, Швейцарии и Нидерландам вместе взятым. Населяют его не негры, а потомки малайцев, поэтому могущество тамошних шаманов невелико. Англия и Россия делали все, чтобы завладеть островом. Тогдашний президент Франции Жюль Греви прислушался к советам нашей ложи и отправил на Мадагаскар выдающегося практика – Бернара-Мариуса Казнева из Тулузы. Казнев явился к королеве и продемонстрировал ей несколько достижений магов французской школы. Королева немедленно склонилась к сотрудничеству с Францией. Перепуганные англичане запросили правительство, но во всей Британии не нашлось ни одного колдуна, который рискнул бы соперничать с Казневом. Тогда они поспешно разослали своим миссионерам брошюрки с описаниями простейших чудес. Однако духовное зрение открыло Казневу эту жалкую хитрость. В присутствии королевы он разоблачил английских миссионеров и с легкостью воспроизвел их ничтожные чудеса. Посрамленные англичане были вынуждены покинуть остров, и Мадагаскар стал французской колонией. Магическая война была блестяще выиграна!
– Очень хорошо.
– Враги Франции впоследствии сфабриковали дело Даниэля Вильсона и добились отставки старого Греви. Но Мадагаскар остался за Францией. Сохранение его – дело чести всей нашей ложи.
– Как это относится к нашей девочке?
– Я полагаю, талант Авагдду по-настоящему расцветет, если им займутся не мечтатели из числа теософов, а профессионалы. Наша ложа готова оказать всякое содействие.
– Не смейте к ней прикасаться! – раздался голос.
Эмброуз Аурелианус Мирддин стоял на пороге комнатки. Он весь трясся, а в бороде, казалось, тлели фитили, как у пирата Тича. Руки сжимали книгу так, что пальцы побелели.
Дверь за ним запер Гвион.
– Простите? – Шовен повернулся к друиду.
– Отвечайте – кто был первым масоном?
– Хирам, архитектор храма Соломона, – спокойно ответил француз.
– И где он строил этот храм?
– В Иерусалиме. Вы решили устроить экзамен для младших школьников?
– Вот, в Иерусалиме. А теперь припомните-ка карту. Где Иерусалим, а где Уэльс, древняя Кембрия?
– Но Хирам…
– К черту Хирама! Он строил храм в Иерусалиме. А ваши братья-христиане приходят в исконно кельтскую Англию, где еще во времена Цезаря были академии друидов, и уничтожают все древнее тайное знание! И потом, когда уже поздно, начинают отыскивать и придумывать. Так и появляются масоны. Чтобы ловить в свои сети тех, кто ищет убитую правду!
Француз поднялся.
– Простите, я…
– Вы – агент христианских сил! Вот вы кто!
– Не беспокойтесь, – очень тихо сказала Керридвен, – у почтенного Мирддина опять приступ кельтской филологии. Я рассмотрю ваше предложение. Ответ будет после выступления в Теософском обществе.
– Вон отсюда, почитатель Распятого! – бушевал Эмброуз Аурелианус, – Пришелец! Латинянин! Иезуит!
***
– Кто-то из известных путешественников советовал столоваться в «Бингли», а селиться в Hotel d'Europe, – заметил Кроу за завтраком, – К сожалению, d'Europe уже снесли. Не удивлюсь, если по указке из «Бингли». А между прочим, в d'Europe останавливался сам Миклухо-Маклай! Миклухо-Маклай всегда делал правильный выбор!
– Кто был этот человек?
– Ваш русский ученый, изучал Новую Гвинею. Папуасы считали его божеством. Признаться, я бы тоже не отказался побыть божеством, но только не в Новой Гвинее. Там недостаточно комфортабельно, даже если ты божество. Предпочитаю Париж. Или Италию.
– Италия – это в Лондоне?
Кроу рассмеялся.
– Почтеннейший, вы не перестаете меня радовать.
Завтракать пришлось в Rex – из соображений конспирации. «Совратитель и лжепророк» Кроу долго и брезгливо принюхивался к соусу, потом решился. Но заказал дополнительно бутылку рома Old Monk. Исключительно, как он сказал, чтобы продезинфицировать.
И категорически запретил даже предлагать ему салат с омарами! Он терпеть не мог созвучия согласных букв в названии этого ужасного блюда.
Монах спокойно поглощал тосты с китайскими огурцами и якобы дижонской горчицей.
– У вас уже есть идея, как мы будем ловить наши десять тысяч фунтов? – осведомился Кроу.
– Нет. Сначала надо смотреть со всех сторон.
– И начнем, как у нас принято, с созерцания? Активного созерцания? За подозреваемым?
– Да. Надо изучить этих людей. Надо понять, зачем они в Сингапуре.
– Видите, я уже осваиваю ваши методы. Вы уже решили, кто будет первым, за кем мы будем следить?
– Да.
– Это Шовен?
– Нет.
– Это лохматый Кластерманн?
– Нет.
– Мы будем следить за девочкой?
– Нет. Ей сейчас никто не угрожает.
– Так за кем же мы будем следить?
– За Гарри Ли.
Часть II. Под наблюдением
VII. Русская и неизвестная
– Смотрите-ка, – Кроу читал Singapore Herald, – а у нас новый труп!
– Это пропавший постоялец? – осведомился монах.
– Не надо шутить, почтеннейший. Ваши шутки слишком часто сбываются… Послушайте, что пишут: «Загадочное убийство возле холма Монаха. Сегодня утром полковник Генри Б. Терли, 46 лет, заместитель председателя сингапурского отделения Всемирного Теософского общества, был застрелен прямо на веранде собственного дома на улице Виктории, 6. Убийца задержан на месте. Им оказался воспитанник покойного, пятнадцатилетний Киёаки Ёсида, подданный Японской Империи. Причины, побудившие юношу совершить этот ужасный поступок, пока неизвестны. Киёаки Ёсида обучался в Стемфордской гимназии и проявлял выдающиеся способности к живописи. На выставке, о которой наша газета сообщала в номере 35 за этот год, некоторые его графические работы даже нашли своих покупателей». Не правда ли, удивительное совпадение? Заместитель председателя, как же! И этот юный подражатель Ричарду Дадду…
Лобсан взял карандаш и пометил на карте дом покойного полковника Терли.
– Вы знали этого человека? – спросил он.
– Нет. Но это и не нужно. Они там, в Теософском обществе, все одинаковые. Приходится запоминать амулеты и форму бороды… Тут вот что главное – его застрелили сразу после представления Авагдду! Это должно быть связано! Хорошо бы добраться до этого Киёаки Ёсиды!
Лобсан закончил с завтраком, свернул карту и поднялся. Кроу схватил его за край оранжевой рясы.
– Подождите, почтеннейший! – зашептал оккультист.
– Да, что-то еще?
– Прошу, не забывайте. Даже когда будете искать, не забывайте.
– О чем?
– Вы должны мне помочь. Вы видите, где я… Нет, где МЫ с вами находимся?
– В Сингапуре.
Кроу сжался и усох. Из него словно выпустили воздух.
– Вы должны помочь мне. Мы не просто так встретились. И вы не просто так меня терпите. Это судьба устроила нашу встречу! Сама судьба!
– Я тоже так думаю.
– Вы же знаете, что я все потерял. Деньги, учеников, уважение… Все разлетелось. Все в пыль. Я во мраке, монах! Во мраке! Даже сейчас, под этим ярким солнцем… Ничего уж не будет! Ничего! Темная ночь души. Бездна!
Монах молчал.
– Тени идут за мной. Я не вижу выхода.
– Мы будем искать шпиона, – ответил монах, – Я думаю, у вас много тяжелой кармы. Вы совершали ошибки и вели себя недостойно. Теперь пришла расплата. И нам нужно много хорошей кармы. Чтобы было, чем заплатить.
Кроу кивнул и обмяк на стуле. Он молча смотрел куда-то в пространство.
***
Лобсан нахлобучил конусообразную вьетнамскую шляпу и зашагал в сторону океана. Чаши для подаяний с собой он не взял.
На душной улице не было ни души. Грузная крепость гимназии и изящный дворец отеля, обсаженный пальмами, великолепно дополняли друг друга. Монах обошел гимназию со всех сторон, после чего сдвинул шляпу на бок и направился к отелю.
На веранде смуглая горничная протирала пустые столы. Монах остановился на солнцепеке так, чтобы черная тень от крыши легла прямо возле его ног.
– Простите, уважаемая. Можно ли увидеть вашего коридорного? У меня для него важное известие.
– А он сам к вам пошел, – отозвалась горничная. – Домой, в индийский квартал.
– Благодарю! Благодарю!
Монах вышел из ворот отеля и очень осторожно, из-под шляпы, посмотрел на гимназию. В окне второго этажа стояла стройная светлая фигура с биноклем.
Лобсан поправил шляпу и зашагал вверх по улице. Ар-декошные двухэтажные особняки обступали мостовую, словно в Варшаве или Тулузе, и только пальмы и прохожие напоминали, что он в Азии.
На перекрестке дежурил полисмен-малаец. При виде монаха он нахмурился.
– Простите, здесь европейский квартал. Индусам не положено…
Лобсан предъявил квитанцию из отеля Rex. Малаец удивился, но бумагу вернул.
– Чем могу быть полезен… эм… сэр монах?
– Я прибыл сюда как посланник. И разыскиваю две вещи: одну китайскую, другую индийскую.
– Антикварный магазин – через два квартала в ту сторону, сэр монах. За поворотом, у него зеленая вывеска.
– Мне нужен индийский квартал, – уточнил монах, – и китайская закусочная с лапшой.
– Это все одну сторону, сэр монах. Идите мимо собора дальше по Хилл-стрит. Она широкая, вы не ошибетесь. Дойдете до набережной и смотрите, куда вам надо. Если к индусам – идите вправо вдоль реки, пока не придете в речную долину, где холмы. Если к китайцам – просто переходите мост, и вы в китайском квартале. Там в каждом доме по такой лапшичной лавочке.
– Я уверен, что такие лавочки есть и в европейских кварталах.
– Посмотрите в районе «Оранджа». Вот по этой дороге и вверх, до самого ботанического сада. Там есть туристы и китайские торговцы попадаются.
– Они там живут?
– Да, сэр монах. В таких особняках. Как англичане, только отдельно.
– Вы там бывали?
– Не очень часто, сэр монах. Малайский квартал – это в Калланге, это вообще в другой стороне. Делать там нечего, вот что я вам скажу. Глупые народы, понимаете? У китайцев порядок есть, но благородства все равно нет. Ну вы понимаете, видели же, сэр монах. Вы сами со Шри-Ланки?
– Из Тибета.
– Тибетцев я уважаю, – заявил постовой, – благородные люди, сэр монах. Как вы этим непальским гуркхам ввалили, а? Вам даже китайцы ничего сделать не могут!
– Спасибо, спасибо, – произнес монах и зашагал вверх по улице Брас Базах. Благороднорождённый постовой Тенгу Фахри замер на своем посту.
Закусочная «Знаменитая лапша Вана» нашлась быстро. Внутри сумрачно, и все равно душно. Монах устроился под окошком, уточнил у Вана точный адрес заведения, и расстелил на столе карту.
Возле ботанического сада – две отметки карандашом. Одна – адрес Гарри Ли с оборота его карточки, а вторая – дом погибшего полковника Тирли. Особняк Тирли – возле Монашеского холма, а Гарри Ли – на другой стороне, где Оксли. Высоко забрался китайский школьник!
Лобсан пока не знал, как связаны эти два дела, но был почти уверен, что очень скоро они свяжутся вместе. Слишком мало тут европейцев, слишком тесно прижаты они к побережью торговлей и жарким климатом.
А пока он отметил «Знаменитую лапшу» и прочертил по карте дорогу до индийского и малайского кварталов. Потом соединил дом, где жил Гарри Ли, с гимназией Стемфорд. Пути пересекались крест-накрест, и точка их пересечения лежала на том самом перекрестке, где стоял отель Rex и дежурил благороднорожденный постовой Тенгу Фахри.
Лобсан достал бумагу, вписал левой рукой адрес «Знаменитой лапши Вана», вложил в конверт и заклеил. Расплатился, вышел наружу и зашагал уже в другую сторону.
Теперь его путь лежал между Оксли и холмом Елизаветы. По дороге попалось болотце, рядом – красный квадрат общественного колодца из растрескавшегося кирпича. Здесь стирают белье и сплетничают.
Наконец, он вышел к индийской деревне. При виде шафранной накидки сингальцы привычно кланялись.
А вот и новый храм. Лобсан переговорил с дежурным монахом – насколько это возможно между двумя людьми, их которых один знает английский и чуть-чуть санскрита, а другой – сингальский, пали и чуть-чуть английского, и даже число обетов у них отличается.
– А почему этот монах такой большой? – спросил какой-то мальчуган лет восьми.
– Он тибетский монах, – пояснил дежурный, – их там специально выращивают.
– Господин тибетский монах! – закричал мальчик на восьмилетнем английском, – А покажите чудо! Нам дяди из теософии говорили, что вы умеете!
Лобсан усмехнулся мальчику и протянул ладонь. В ладони лежал красный шарик.
– Это мне? – спросил мальчик.
Вместо ответа Лобсан бросил шарик о ступени храма. Шарик подпрыгнул и отлетел обратно в руку.
– Резиновый! – провозгласил мальчик.
Лобсан кивнул, взял шарик с ладони и переложил его между большим и указательным пальцами. Потом растопырил ладонь и помахал ею в воздухе. Раз, и шариков стало двое! Один между указательным и большим, второй между указательным и средним.
– Ух! – сказал мальчик.
Лобсан еще раз встряхнул руку. Шариков стало три. Еще раз. Теперь их было четыре. Монах доставал их словно из воздуха.
– Возьми, смотри, – Лобсан подал мальчику тот шарик, который был между большим и указательным. Тот взял его очень осторожно, постучал пальцем и вдруг со всей силы швырнул в стенку. Шарик отскочил и поскакал мимо мальчика. Когда его удалось поймать, Лобсан кивнул, тряхнул рукой еще раз, и шариков опять стало четыре.
Мальчик и дежурный монах захлопали.
Лобсан, казалось, даже не слышал их аплодисментов. Он снова тряхнул рукой, и шариков стало три. Еще – два. Еще – один.
Мальчик подал монаху шарик – так, должно быть, маленький Суматикирти дарил Будде хрустальные четки. Лобсан взял шарик, положил на ладонь к другому, сложил руки лодочкой, потряс – шарик остался только один.
– Ух!
Лобсан стукнул шариком о порог. Словно доказывал, что шарик, как и прежде, резиновый. Сжал его в кулак, пробормотал мантру, раскрыл ладонь.
Шарика больше не было.
– Лучшая проповедь об иллюзорности, которую я слышал! – провозгласил дежурный монах.
Лобсан снял шляпу и заглянул в храм. Сквозь дым поблескивала статуя Будды. Наш герой сделал положенные простирания, потом подошел к курильнице, достал конверт и стал держать над дымом.
– Приходится много жечь, иначе тут все будет пахнуть, – пояснил за спиной дежурный монах, – Мы прямо над сточной клоакой стоим.
Лобсан распрощался и зашагал обратно. За полицейским участком начались особняки китайских торговцев. Они были очень похожи на английские, только стояли кучно и были все немного одинаковые.
Он постучал посохом. Открыла горничная-малайка в накрахмаленном чепчике.
– Простите, мы не подаем…
– Наш монастырь не нуждается в пожертвованиях, – заверил ее Лобсан, – у нас свое большое хозяйство. Я пришел, чтобы кое-что передать одному из ваших домашних.
Он протянул конверт. Малайка взяла осторожно, двумя пальцами.
– Это для Гарри Ли. Лично в руки.
– Как хорошо пахнет! Как индийские благовония…
– Да. Это духи.
– А что за письмо? Секретное?
– Да. От одной русской девушки. Я не могу назвать ее имя. Возможно, это любовное письмо.
Малайка прыснула.
– Хозяин, если увидит, меня в окошко выкинет! Он у нас вспыльчивый.
– Вы же знаете, у русских почти нет предубеждений против других народов. И я полагаю, сын вашего хозяина…
– Я понимаю! Бедный Гарри, он же совсем голову потеряет. Такие-то новости.
– Русские люди ужасно непредсказуемы.
– Да, а тут русская… Мне отец про русских рассказывал. Давно, лет десять назад, когда еще трамвай ходил, один русский матрос устроил скандал с кондуктором. Трамваи тоже были раздельные, если видели, потому что англичанин с малайцем на одну скамейку не сядет. А кондуктор следит за этим, хотя сам малаец, ну вы же понимаете. И вот этот русский моряк садится к малайцам, а малаец-кондуктор его прогоняет. Тогда он идет к пустой передней скамейке, а она только для европейцев, потому что там хоть чуть-чуть обдувает, и садится. Спрашивает, не запрещено? Кондуктор ему – нет. Тогда этот моряк берет и опускает сидение на спинку, они опускались тогда. И садится на него лицом к малайцам. Ох, что с кондуктором было!..
Монах распрощался и отправился в сторону набережной.
***
Набережная была местом суровым и официальным. Тяжелые административные здания с толстыми колоннами, похожие на белые ящики, выстроились вдоль реки, а между ними полыхала свежая зелень. Вся огромная британская Колония Проливов управлялась отсюда.
Китайцы повсюду, несмотря на сегрегацию. Многие из них – в европейской одежде, причем недешевой.
А по ту сторону парапета, куда ни посмотри, вздымались мачты и пароходные трубы. Корабли и кораблики кишели в Сингапурской бухте, словно тут было место их нереста.
Монах изучал диспозицию. Он уже собирался возвращаться, когда заметил кое-что примечательное.
По серым ступенькам почтового управления поднимался Гвион. В руке у мальчика был большой желтый конверт.
Монах подобрал накидку и отступил в тень за театральной тумбой.
Спустя несколько минут тяжелая дверь с начищенной медной ручкой выпустила Гвиона. Юный валлиец теперь шагал неспокойно: руки в карманах, а ноги, как на пружинах.
Лобсан дождался, пока он отойдет достаточно далеко и по той же улице отправился в Rex. Голова гудела от жары, как колокол.
***
Благороднорожденный малаец по-прежнему стоял на своем перекрестке.
Лобсан собирался сходить к дому Гарри Ли еще раз, когда стемнеет. А пока лег на пол и провалился в тяжелый сон без сновидений, который накрывает ум, словно тонкая черная бумага.
Когда он проснулся, мысли были только о жажде. Лобсан нащупал графин, выпил его полностью, подумал, что хорошо бы кирпичного красного чая с солью и кислым молоком и решил не ходить. А вместо этого пожалел юного Гарри Ли, который прямо сейчас распечатывает письмо.
Такое-то разочарование в четырнадцать лет!
Но ничего страшного.
У подростков быстро зарастает.
