Александр Михайловский
Герой империи. Сражение за инициативу
Потом на позициях нас сменила свежая стрелковая дивизия, подошедшая из глубины страны, а мы, танкисты без танков и артиллеристы без пушек, погрузились в эшелон и отправились в глубокий тыл на переформирование. И приехали мы в поселок Прудбой, где все, что осталось от расформированной 20-й танковой дивизии, превратится, как нам сказали, в 4-ю танковую бригаду, нового облика. Казалось бы, была дивизия, а стала бригада – явное понижение в статусе; но на самом деле рост боевой мощи оказался весьма значительным. В двадцатой дивизии у нас не было ни одного современного танка, только БТ-5 и Т-26; а тут, кроме двух батальонов на Т-34 и КВ-1, в состав бригады входила тяжелая танковая рота на монструозных КВ-2. Как объяснил нам присланный в качестве инструктора старший лейтенант, участник боев под Борисовым, немецкие танкисты, едва завидев эти танки, начинают жидко гадить прямо под себя, и тогда главное – не поскользнуться на их экскрементах. В доказательство всего сказанного в один из вечеров личному составу был показан фильм, смонтированный из того, что наши фронтовые кинооператоры смогли снять во время боев за Борисов. И одним из фрагментов этого фильма был как раз расстрел в упор двумя танками КВ-2 атакующих колонной нескольких германских Т-IV. Ни одна тварь не ушла живой, а зрелище разлетающихся во все стороны обломков доставило нам немалое удовольствие.
Да что там КВ-2! Я даже сразу не узнал своих старых знакомых – танки БТ-7, которые поступили на вооружение разведывательных подразделений нашей бригады. Чьи-то безжалостные руки выдрали из них механизмы привода колесного хода, облегчив машину и превратив ее в чисто гусеничный танк, а также заменили обычные для БТ узкие ходовые катки и гусеницы на широкие[4] от Т-34. В результате давление на грунт снизилось до четырехсот грамм на квадратный сантиметр и сравнилось с тем, которое свойственно пешему солдату. Как раз то, что нужно для разведывательного танка. В болото я бы эту машину загонять не стал, а вот по сыпучим и прочим неустойчивым грунтам она движется прекрасно, с вполне приличной скоростью. Кстати, у немецких легких танков, используемых противником для разведки, гусеницы узкие – а значит, они будут застревать там, где с легкостью проходит разведывательный БТ-7.
Но не эти изменения в конструкции были главными. Вместо обычной для таких танков пушки калибром в сорок пять миллиметров из башен этих машин, облепленных плитками дополнительной защиты, торчали спаренные рыла новейших скорострельных авиапушек калибром в двадцать три миллиметра. В правую пушку планируется заряжать ленту, набитую бронебойными снарядами, а в левую – осколочно-фугасными. Огонь при этом можно вести как из двух пушек одновременно, так и из каждой по отдельности. Все зависит от типа обстреливаемой цели. Если это танки с пехотой на броне, тогда по врагу синхронно бьют сразу два ствола, а если только пехота или только танки, то один. Хотя бронебойными болванками по плотной массе пехоты тоже должно получиться интересно: все в клочья и брызги крови веером.
Но наибольшим потрясением для меня стала встреча с главным тактиком Ватилой Бе, а также техническим персоналом из так называемых «серых», которые ловкими руками быстро превращали наши танки в каких-то непонятных мутантов. История о том, как космический крейсер Галактической империи присоединился к священной борьбе Советского Союза против немецко-фашистских захватчиков, потрясла меня до глубины души. Сразу, едва прибыв к окрестностям нашей Земли, эти имперские товарищи выбрали сторону в этой войне и включились в нее со всем возможным энтузиазмом. Белые защитники в небе над нашими головами – это были это они, сражения под Слоним-Ивацевичами и за Минск – это тоже они; и даже бомбовый удар по Берлину, поубивавший множество нацистских бонз, совершила их эскадрилья тяжелых бомбардировщиков. Обычные на вид люди, темные эйджел, горхи, сибхи и многочисленные, гм, гибриды, в едином строю с советским народом отражают вражеское вторжение и объясняют дейчам, то есть немцам, как плохо они сделали, когда пошли за этим недоумком Гитлером.
Так вот – главный тактик крейсера товарищ Ватила Бе, которая в военном деле сведуща гораздо больше, чем многие наши генералы, у себя в империи носила звание капитана второго ранга (то есть подполковника), а у нас товарищ Сталин за выдающиеся успехи в разрушении планов врага присвоил ей сразу генерал-лейтенанта и назначил главным военным консультантом Генштаба.
– Разведчику обычная редко стреляющая танковая пушка как бы и ни к чему, – сказала она мне при обсуждении достоинств и недостатков нового разведывательного танка. – Столкновения с врагом если и произойдут, то будут очень скоротечными, и чаще всего противником ваших разведчиков будет либо вражеское передовое охранение, либо выставленные на прямую наводку противотанковые батареи, либо такие же механизированные разведывательные группы. И тут автоматическая пушка имеет существенное преимущество перед обычным танковым орудием, пусть даже и большего калибра. У дейчей в каждой танковой роте имеется разведывательный взвод из пяти легких танков, которые в наступлении должны следовать впереди своих подразделений, нащупывая соприкосновение с врагом. Пушка у них тоже мелкокалиберная и автоматическая, но она изрядно уступает вашей и по скорострельности, и по мощи снаряда; ну а бронирование на их танках-двойках – почти такое же, как и на ваших легких танках, даже еще не усиленных по защите. Вы их на встречных курсах с гарантией достанете с расстояния в километр, а они вас, если учесть накладную керамическую броню – не больше чем со ста метров, то есть практически в упор. В столкновении больших танковых масс преимущество получает тот, кто первым сможет лишить врага разведки и заставить действовать наугад. Никогда не забывайте о разведке и перепроверяйте информацию с командирского планшета действиями собственных разведвзводов. Тот, кто придерживается этого правила, помирает в почтенном для своего вида возрасте, в собственной постели, в окружении любящих родственников, а не молодым на поле боя, в кольце врагов. Но вы же, Михаил Ефимович, военный гений, и сами должны понимать, что к чему…
Последняя фраза, сказанная с милой улыбкой, обнажающей чуть заостренные зубы, ввела меня в недоумение и, можно сказать, шок. До этого момента я старался не замечать ни темно-серой (почти черной) кожи, ни роста «коломенская верста», ни тонкого хвоста с рыжеватой кисточкой на конце, но когда товарищ Ватила так запросто назвала меня военным гением, я остолбенел. Честно скажу, никогда не думал о себе в таком разрезе. Воевал – да, считаю, неплохо; труса не праздновал и глупостей не делал – но и только. Обычный чернорабочий войны – и тут раз вдруг, еще и «гений»…
И ведь кто меня назвал гением? Особа, которая, как мне уже было известно, в приграничном сражении в фарш покрошила, посолила, поперчила и употребила немецких генералов на завтрак вместе с омлетом. Это у нас на Украине положение было просто тяжелым, в Белоруссии же состояние дел нельзя было описать цензурными словами, без применения отборного мата. Но – раз-два-три – и наши прорывающиеся из окружения войска сначала сильно надавили в одном месте, а потом, внезапно изменив направление удара, плотно оседлали важнейшую вражескую линию коммуникаций и, несмотря ни на какие атаки германской пехоты и танков, удерживали ее до тех пор, пока было необходимо. И потом вдруг выяснилось, что план вражеского наступления сломал не генерал-лейтенант Болдин, который передавал в войска уже готовые решения, а вот эта самая особа… Одним движением бровей она отправила в сортир многомесячный труд германских штабистов, выиграв для СССР драгоценные первые недели внезапно начавшейся войны.
– Я вас не понимаю, товарищ Ватила, – сказал я, нервно одергивая гимнастерку. – На самом деле я не гений, а обычный советский командир, старающийся делать свое дело наилучшим образом.
– Успокойтесь, Михаил Ефимович, – сказала она. – Я знаю, что вы еще только учитесь, но уже сейчас, если бросить вашу бригаду в настоящее дело, за ручку вас водить не понадобится, достаточно будет обозначить общее направление и только изредка давать советы. А еще вы способны самостоятельно находить нестандартные решения. Вот увидите – впереди у вас большое будущее, почти такое же большое, как у вашего бывшего командира товарища Рокоссовского. Вот уж с кем легко было работать, достаточно было держать руку на пульсе и ни во что не вмешиваться, а остальное он сделает сам.
– Но, товарищ Ватила… – попробовал я возразить, – настоящий гений – это вы. Вряд ли у кого из нас получилось бы с таким блеском провести Слоним-Ивацевичскую, да и Минскую операции.
– Да что вы, Михаил Ефимович! – отмахнулась она. – Слоним-Ивацевичская операция вообще не требовала никакой гениальности. Чтобы сломать чужие шаблонные действия, большого ума не надо. Достаточно просто не быть дураком и иметь представление о точном расположении своих и вражеских войск. Одним словом, хорошая разведка, надежная связь и никакого мошенства. Ручки-то – вот они. Тактики дейчей сознательно пошли на риск, оставив зазор между своими подвижными войсками и следующей за ними пехотой, и не вклиниться при возможности в эту дыру было бы непростительной глупостью. Нам было достаточно направить по истинному пути несколько глубоко второстепенных командиров, а потом заострить на этой проблеме внимание товарища Сталина. Остальное доделали ваши солдаты и командиры – они сумели и выполнить, и перевыполнить первоначальный план. Вот кому после войны стоит отлить большой памятник в бронзе.
Немного помолчав, она неожиданно добавила:
– А Минская операция и вовсе не потребовала от нас каких-то особых усилий, достаточно было определить ключевую позицию и назначить туда правильного человека, а потом только следить, чтобы он исправно получал необходимое снабжение – и кровь врага потекла рекой. Вот и вы будете таким же; мы даем вам в руки пробивной инструмент, который будет еще улучшаться по мере разработки новой техники и внедрения наших технологий, а ваше дело – применить его надлежащим образом – так, чтобы враг пожалел, что вообще начал эту войну.
И вот ведь какое дело… Больше с товарищем Ватилой я не встречался (очевидно, у нее нашлись более важные дела, чем водить за ручку какого-то полковника), но, несмотря на это, во всем происходящем с нашей бригадой я видел ее руку. Недостаточно получить новую технику, необходимо еще довести ее до ума. Началось все с того, что серые вместе с нашими мехводами стали перебирать трансмиссии и двигатели новеньких, прямо с завода, танков Т-34 и КВ, попутно объясняя, почему это деталь сломается через сто километров пробега, а вот эта – через пятьсот… На белых самолетах-шаттлах, вертикально опускавшихся прямо в нашем лагере, откуда-то привозили замену бракованным деталям. И, как нам сказали, после всех этих переделок межремонтный пробег наших машин мог достичь двадцати тысяч километров.
Едва закончили эту работу, как в Прудбой прибыли представители артиллеристов, привезли для Т-34 и КВ-1 новые пушки, Ф-34У (У – значит «удлиненные»). Пятьдесят два калибра – такого раньше и не видели. Сначала пушки были коротенькими, потому что иного не позволяла промышленность, а потом удлинению орудий стали противиться генералы с большими звездами, считая, что с длинноствольной пушкой танк не сможет таранить препятствия, а еще при движении по сильнопересеченной местности она будет цеплять стволом за землю. Я бы мог ответить, что прошибать тараном стены не является главной функцией танка, зато возможность поражать цели на большем расстоянии и с большей точностью стоит удлинения ствола орудия. К тому же, по новому наставлению, мы теперь в походном положении не держим ствол параллельно земле, а приподнимаем его на двадцать градусов к горизонту.
Одновременно с заменой орудий башни самые уязвимые (и обстреливаемые) места корпусов Т-34 и КВ дополнительно обклеили керамическими пакетами сменной защиты. С БТ-7, как я уже говорил, такая работа была проделана еще раньше. Стоит эта керамика копейки, заменяется быстро, а при попадании в такую плитку головная, заостренная часть бронебойного снаряда выкрашивается и сплющивается – и он бьет в основную броню уже не острием, а излохмаченным торцом. Когда я впервые взял в руки эти похожие на кирпичи легкие штуки, набитые изнутри шестигранными стержнями сверхтвердой керамики, то весьма удивился, узнав, что выпускают их на фарфоровом заводе, где имеется почти все необходимое для этого оборудование.
Тем временем учебно-зачетные стрельбы из новых пушек прошли вполне нормально, но не успели мы вздохнуть с облегчением, как на горизонте снова появилась команда «серых» – на этот раз с новыми прицелами, командирскими перископами, радиостанциями и внутренними связными устройствами каких-то совершенно новых типов. Прицелы прозрачны как слеза младенца, рации и переговорные устройства совершенно не фонят, а перископы вместе со специально устанавливаемыми башенками-надстройками над командирским люком существенно улучшают обзор… Но тем не менее все эти улучшения только замедляют нашу отправку на фронт. А бойцы и командиры, получившие в руки новое совершенное оружие, так и рвутся в бой – рассчитаться с немцами и за вероломство двадцать второго июня, и за то, что случилось позже. Надеюсь, что после окончания последних наладочных работ наша бригада наконец отправится на фронт, где и покроет себя неувядаемой славой.
5 августа 1941 года, утро. Белорусская ССР, Бобруйская область, Кировский район, деревня Кирово, штаб 13-й армии (2-е формирование).
Командарм генерал-лейтенант Константин Константинович Рокоссовский.
Передислокация армии даже на относительно небольшое расстояние, особенно в военное время – задача сама по себе нетривиальная. Переместиться следовало скрытно, так, чтобы противник продолжал считать, что мы все еще находимся в Бобруйском выступе и готовим ему удар во фланг. Особо усложняло задачу то, что между Бобруйским выступом и районом развертывания армии не было прямого железнодорожного пути. А все из-за того, что линию Рогачев-Быхов-Могилев по правому берегу Днепра враг перерезал в нескольких местах. К тому же задача, поставленная товарищем Сталиным, звучала, если можно так выразиться, слишком неконкретно. Отрезать вражеские подвижные соединения от пехоты, разгромить их и перейти в общее контрнаступление, конечно, возможно, но для этого требовалось знать следующее: на каких рубежах и какими силами нам придется производить это отрезание, а также кто будет строить для моей армии рубеж обороны, на котором споткнется немецкое наступление.
Так что, приказав своему начальнику штаба готовить армию к передислокации, я взял в подручные Алиль Фа, и мы засели за командирский планшет. Тактик темных эйджел сама по себе является мощным оружием, заменяющим несколько тяжелых артбригад РГК. Ведь прежде чем приступать к выполнению задания, необходимо хотя бы уяснить общую обстановку в районе предстоящей операции и сопоставить с ней возможности нашей армии. В первую очередь мы пришли к выводу, что оборонительные позиции, которые отсекут немецкие танки от их пехоты, строить надо открыто и в нарочито большой спешке, чтобы немцы, застигнув их не занятыми нашими войсками, не заподозрили ловушки.
Потом, посчитав свои возможности, мы поняли, что идея размазать армию в полосе двухсот километров поперек направлений всех четырех вражеских ударов – не слишком удачна. У нас хоть бойцы поголовно все с боевым опытом, можно сказать, чудо-богатыри, но все равно четырех стрелковых дивизий (по одной на каждый прорывающийся через нашу оборону моторизованный корпус немцев) недостаточно для решения поставленной задачи. Слишком широка будет полоса, по которой предполагается растянуть соединения армии, слишком велико будет расстояние между узлами обороны, чтобы расположенные в них стрелковые дивизии фланговыми ударами смогли оказывать друг другу поддержку.
Алиль Фа сказала, что не особо поможет нам и то, что, помимо стрелковых дивизий, в составе армии теперь числятся три отдельных штурмовых батальона и первая отдельная егерская бригада РГК подполковника Вуйкозара Пекоца. Да, специально для этой части в Сибири на призывных пунктах отбирают особо метких стрелков-лесовиков и направляют к нам. Кого в запасной батальон бригады на доучивание, а кого и прямо в основной состав. Но все равно и егеря, и штурмовая пехота не способны самостоятельно решить поставленную задачу, они только усиливают стрелковые части и придают им стойкости под вражеским ударом. А если стрелковых соединений критически недостаточно для решения главной задачи, то и егеря со штурмовой пехотой им не помогут, а только оттянут тот момент, когда надо будет свернуть операцию и пытаться прорываться из окружения. Но тут не Минск, и задача ставится – отрезать и разгромить, а не нанести как можно большие потери и отступить в полном порядке.
Вывод один: ширину вражеского прорыва требуется сузить в несколько раз – например, до полосы между Оршей и Витебском, где немецким армиям не потребуется форсировать Днепр или Западную Двину. Кроме того, через этот район по направлению к Смоленску проходят сразу два шоссе, которые могут стать осями для ударов вражеских моторизованных соединений. С юга эта территория ограничена рекой Днепр, являющейся естественным рубежом обороны, а с севера – непролазными русскими лесами, куда немецких генералов точно не потянет, поскольку там нет дорог, необходимых для снабжения войск, а кроме того, отсутствуют какие-либо стратегические и тактические цели.
Еще в ста тридцати километрах севернее тех лесов проходит стратегическая трасса Рига – Себеж – Великие Луки – Ржев – Москва. Но прорываться к ней немцы могут только по направлению через Дриссу – Невель; в других местах для этого нет дорог. Однако, по данным, передаваемым мне имперским командирским планшетом, в районе Дриссы у немецкого командования для такой операции просто отсутствуют резервы. Их восемнадцатая и шестнадцатая армии оказались самым беспощадным способом раскулачены в пользу главного московского направления и после выпадения из игры четвертой танковой группы вынужденно вытянулись в нитку своими дивизиями на пятьсот километров, от Риги до Витебска. Теперь они способны только удерживать фронт по Западной Двине против четырех наших армий, и не более того.
Основные ударные группировки сосредоточены против Западного фронта в составе 9-й армии, танковой группы генерала Гота и 2-й армии, причем на планшете видно, что последняя передает свой участок фронта под Бобруйском 4-й армии и постепенно смещается в сторону Быхова, формируя собой ударную группировку, которая нанесет удар южнее Могилева. Туда же, к Быхову, перебрасывается и сорок восьмой моторизованный корпус. Генерал Гот сосредотачивает свои моторизованные корпуса (пятьдесят седьмой и двадцать четвертый), а также приданные им пятый и шестой армейские корпуса примерно посередине между Могилевом и Оршей. Севернее Орши действует девятая армия, в составе которой из подвижных соединений только один, сорок первый, мотокорпус.
Если проанализировать данные планшета, то становится очевидно, что партию первой скрипки в этом концерте будет играть генерал Гот. Именно у него основная подвижная сила, которая должна рассечь нашу оборону на всю глубину стратегического развертывания. Алиль Фа говорит, что если заглянуть в Синюю Книгу, то можно выяснить, что один мотокорпус охватит Смоленск с юга, а другой выйдет к Ельне или Рославлю. При этом двадцать четвертый мотокорпус, прорвав фронт у Витебска, охватит Смоленск с севера, а сорок восьмой, форсировав Днепр у Быхова, почти сразу повернет на юг, в тыл двадцать первой армии, заодно подрезая и Бобруйский выступ, и правый фланг Юго-Западного фронта. Войны немцы ни при каком варианте не выиграют, а вот крови лишней может пролиться немало…
Конечно, наилучшим исходом этой операции было бы полное отражение вражеского наступления с дальнейшими контрударами, но дело в том, что, помимо немецких, планшет показывал и положение наших войск. По расчетам Алиль Фа выходило, что при некотором усилении артиллерией и маршевыми пополнениями наша десятая армия[5] вполне способна сдержать натиск второй германской армии. Ею командует генерал Горбатов – командир жесткий, волевой и решительный. Моя темноэйджеловская помощница говорит, что он был одним из кандидатов на проведение Минской операции, только меня удалось локализовать раньше, и еще в мою пользу сыграло то, что я уже успешно участвовал в боевых действиях на этой войне.
Впрочем, общее у нас с Горбатовым не только это. Мы оба родились еще в прошлом веке, участвовали в первой германской войне, за подвиги награждены георгиевскими крестами и произведены в унтер-офицеры. Оба добровольно вступили в Красную Армию и прошли Гражданскую войну, оба во время ежовщины стали жертвой интриг и оговоров со стороны настоящих врагов народа, оба не признали свою вину, несмотря ни на какие пытки, и оба были освобождены как невиновные. Но все это в прошлом, а сейчас нас обоих, не без участия Ватилы Бе, поставили на посты командармов. Только ядро моей армии прошло закалку Минским сражением, а сформированная заново месяц назад десятая армия в деле еще не была. Артиллерийские дуэли через реку не в счет. Но я точно знаю, что генерал Горбатов сможет оправдать оказанное доверие и остановить врага на своем участке.
Командующий двадцатой армией генерал Лукин, возможно, не хуже Горбатова: в самом начале войны он успел погеройствовать на Украине, где собранные им с бору по сосенке сводные части под Шепетовкой сумели задержать, а потом и остановить врага. Но все равно на его двадцатую армию обрушится просто огромная мощь. По правому флангу, прорываясь по Минскому шоссе, ударит сорок первый мотокорпус, по левому – форсировав Днепр, нанесут удары пятьдесят седьмой и двадцать четвертый мотокорпуса. И пятый армейский корпус, который ударит по Орше в лоб, покажется на этом фоне только легкой неприятностью. Я сомневаюсь, что запланированные Ватилой Бе противотанковые бригады будут сформированы в полном объеме и успеют проявить себя. Лишь бы не было напрасной гибели в окружении личного состава и утраты ценной матчасти. И вот, после успеха врага уже десятая армия, сдержавшая врага с фронта, окажется под угрозой глубокого вражеского охвата…
Переворачиваю карту и смотрю на нее с другой стороны. Теперь я – генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге по прозвищу Умный Ганс, я презираю большевистских косоруких генералов, но при этом признаю свое полное интеллектуальное ничтожество перед неведомым игроком, который двигает русские соединения как фигурки на шахматной доске. Он – гроссмейстер международного уровня, а я на его фоне не более чем чемпион двора. Наступление под Быховом отражено, немецкие части даже не смогли форсировать Днепр. Южнее Витебска русские медленно отходят с рубежа на рубеж, цепляясь за каждый метр земли. Зато в окрестностях Орши фронт прорван сразу тремя корпусами из четырех, и мои танки устремились в прорыв. Два мотокорпуса, – сорок первый и пятьдесят седьмой, – идут на Смоленск; один севернее, другой южнее Днепра (который от Смоленска до Орши течет с востока на запад), а двадцать четвертый мотокорпус наносит удар на Мстиславль, заходя в тыл и фланг еще не прорванной части Западного фронта. И неважно, сколько у большевиков войск на реке Днепр – мои танки у них уже в глубоких тылах. Да и Смоленск, занятый шестнадцатой армией, к тому моменту окажется взятым в кольцо, ведь плотность в пятьдесят-шестьдесят танков на километр полосы прорыва никакая оборона большевиков выдержать не в состоянии…
Снова переворачиваю карту и смотрю на нее опять со своей стороны. Да, такого счастья нам не надо… И тут Алиль Фа, вся такая тихая и задумчивая, говорит, что если задача не решается в первом приближении, то надо звать Ватилу Бе – главный тактик должна найти ответ там, где спасовала тактик-лейтенант. Ну и командующий Западным фронтом генерал армии Жуков в этом деле для меня человек не посторонний. Его тоже надо позвать посоветоваться о том, как мы будем отражать вражеское наступление. Ибо принимать у него полномочия комфронта я хочу даже меньше, чем он хочет их мне отдавать, – а значит, над планом того, как остановить и отразить врага, мы должны работать вместе.
5 августа 1941 года, после полудня, Смоленск, штаб Западного фронта.
Присутствуют: ]
Командующий Западным фронтом – генерал армии Георгий Константинович Жуков;
Начальник штаба фронта – генерал-лейтенант Василий Данилович Соколовский;
Помощник командующего по АБТВ – генерал-майор Дмитрий Карпович Мостовенко;
Помощник командующего по артиллерии – генерал-майор Георгий Ермолаевич Дегтярев;
Член Военного Совета – Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко;
Старший тактик-консультант Генштаба – генерал-лейтенант Ватила Бе;
Командующий 13-й армией – генерал-лейтенант Константин Константинович Рокоссовский;
Командующий 10-й армией – генерал-майор Александр Васильевич Горбатов;
Командующий 20-й армией – генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин;
Командующий 19-й армией – генерал-майор Дмитрий Данилович Лелюшенко.
После того как генералы расселись по своим местам (при этом Ватила Бе за длинным столом оказалась прямо напротив Жукова), набычившийся по обыкновению командующий Западным фронтом сказал:
– Итак, товарищи, мы дождались! Разведка наших союзников сверху получила неопровержимые доказательства того, что вражеские генералы не угомонились и готовят еще одно наступление на Москву…
– Поправка, Георгий Константинович, – сказала Ватила Бе, – генералы дейчей в своей массе еще по итогам Минского сражения поняли, что войну они проиграли. Единственный их шанс победить вашу страну Эс-Эс-Эс-Эр заключался в опережении вас в развертывании. Их полностью боеготовая и отмобилизованная армия рассчитывала, ломая графики вашей мобилизации, за шесть недель парадным маршем дойти до Москвы, а к концу восьмой недели выйти на линию Архангельск-Астрахань, откуда их вождь Гитлер собирался продиктовать условия капитуляции вашему правительству, если бы оно к тому моменту еще продолжало существовать. Но когда два десятка дней назад закончилось Минское сражение, вражеские командующие обнаружили, что стоят по колено в крови своих солдат, что их боевые машины уничтожены или тяжело повреждены, что у вас появился союзник, способный сломать любые, даже тщательно рассчитанные планы. И самое главное – до них дошло, что время упущено, окно возможностей закрылось, и дальше будет только хуже, ибо время работает на нас с вами и против них. Попав в такое положение, порядочные существа признают свое поражение и бросают карты, но все это только для того, чтобы вступить в ту же игру в следующем круге, но уже с новым набором партнеров и противников. И этот процесс вечен, пока существует Вселенная. Дейчи – хорошие солдаты, они стойки, верны своему долгу, и никто не может упрекнуть их в трусости. Единственный их недостаток в том, что им все равно за что сражаться, а их тактики тяготеют к шаблонам. Но это не повод отказывать им в службе и праве на существование… Мы, темные эйджел, почти такие же, и, существуя вне рамок Империи, оказывающей на нас благотворное влияние, также способны стяжать славу величайших злодеев мира.
– Товарищ Ватила, – спросил сбитый с толку Жуков, – я что-то не понимаю, к чему вы произнесли перед нами такую речь, как будто вы адвокат, а мы судьи, которые собрались вынести Германии и немецкому народу смертный приговор?
– Я это сказала потому, – ответила Ватила Бе, – что каждый солдат должен знать свой маневр. А вы не простые солдаты, а тактики и командующие, и должны знать не только маневр, но и его смысл. А смысл таков, что командующие дейчей уже поняли, что их колесница несется под откос, и ищут способ, как бы с нее соскочить, не свернув шею. Это не догадки – о настроениях вражеского командного состава мы знаем достоверно и, более того, подогреваем их с помощью правильно подобранной пропаганды. Сегодня в этой войне люди в серых мундирах – наши враги, а завтра, в других войнах, они могут встать в один с вами строй. В то же время нынешний предводитель дейчей Гитлер понимает, что с ним и его ближайшим окружением мы готовы общаться только при помощи раскаленного железа, ибо тем, кто придумал теорию о недочеловеках и проводил ее в жизнь, не будет ни прощения, ни даже обычной пощады. Именно этот ошалевший от страха, ярости и досады человек гонит на смерть полмиллиона своих солдат. Некоторые симптомы в его поведении указывают на то, что, потерпев поражение в этой главной войне своей жизни, он намерен увлечь за собой в небытие весь народ дейчей. Также известно, что командующие его армией понимают ситуацию во всем ее многообразии, и она им активно не нравится. Но они служат этому человеку, а потому вынуждены выполнять его приказы, даже понимая их полную бессмысленность…
Член Военного Совета Западного Фронта и Первый Секретарь ЦК Компартии Белоруссии скептически хмыкнул.
– Товарищ Ватила, – с сомнением произнес он, – вы хотите сказать, что немцы идут в это наступление только для того, чтобы сдаться в плен?
– Не совсем так, товарищ Пономаренко, – ответила та, – это наша задача – так спланировать противодействие вражескому наступлению, чтобы количество убитых врагов оказалось минимальным, а количество пленных максимальным. Это в приграничных сражениях мы ставили себе целью убить наибольшее количество солдат дейчей, ведь тогда они еще не осознали всей глубины своего падения, а нашим войскам, действующим в отрыве от основных сил, попросту некуда было девать пленных. Но теперь все совсем не так. Начиная эту войну, дейчи рассчитывали, что ваше государство, страна Эс-Эс-Эс-Эр, рухнет от первых же военных неудач. Но теперь у нас есть возможность организовать стране Германия такую военную неудачу, что уже у нее затрещит по швам государственная машина, и для этого даже не потребуется брать штурмом Берлин…
– Хорошо, товарищ Ватила, – кивнул Жуков, – политическую составляющую этой операции мы поняли, но мне все равно как-то сомнительно, что немцы начнут сдаваться нам в плен. Меня сейчас интересует другое. Как нам исполнить поставленную перед нами задачу остановить и отразить врага, а если и допустить прорывы через свои боевые порядки его подвижные частей, то только для того, чтобы окружить их в глубине своей обороны, а потом разгромить и уничтожить? И вот тогда, быть может, вражеские солдаты, оказавшись в безвыходной ситуации, начнут сдаваться в плен. Думаю, что по-другому никак…
