Александр Михайловский
Операция «Яростный полдень»

– Вы боитесь? – удивленно спросил молчавший до того Милутин Недич. – А говорили, что у принца Джорджи железные нервы и он не боится ни Бога, ни черта…

– Какой вздор, Милутин! – воскликнул Георгий. – После того, что со мной проделал мой братец, мне все равно, расстреляют меня или нет. В моем существовании были моменты, когда я молил о смерти, и лишь страх быть проклятым навечно удерживал меня от того, чтобы я сам наложил на себя руки. Просто если меня расстреляют без суда и следствия, то я не смогу выполнить миссию, которую сам взвалил на свои плечи.

– Я думаю, что вас не расстреляют, – сказал генерал Недич-старший, – потому что вместе с вами в качестве жеста доброй воли мы освободим и отправим в Ужицу несколько человек, арестованных жандармерией за помощь партизанам. Жандармский конвой доставит вас до городка Горни Милонавац, откуда вы уже поедете сами под белым флагом до первых партизанских постов у городка Чачак. Ну а дальше, ваше королевское высочество, все зависит только от вас. Слухи о кровожадности партизан сильно преувеличены. И мы очень надеемся, что вы сумеете с ними договориться.

– В таком случае я окончательно согласен, – сказал Георгий Карагеоргиевич. – И давайте приступим ко всему этому как можно скорее, чтобы не тратить зря время.

17 июня 1942 года, утро. Югославия, партизанская Ужицкая республика, город Ужице, Верховный штаб Народно-освободительных партизанских отрядов Югославии.

Командир батальона спецназначения и военный советник НОПОЮ гвардии майор Алексей Пшеничный.

Здравствуйте, говорит он нам, я ваша тетя, то есть дядя, то есть принц датский, точнее, сербский, и вовсе даже не Гамлет, а Георгий Карагеоргиевич… Шутка. А кроме шуток, по поводу этого человека меня просветил Андрей Сергеевич (полковник Мальцев). Мол, это рыцарь печального образа, жертва дворцовых интриг и трагический персонаж сербской истории, чуть ли не железная маска местного разлива. Это ж какой гнидой должен быть его младший брат Александр, чтобы ради власти сотворить эдакое с самым близким себе по крови человеком? Хотя разве лучше, когда подобным способом через списание в психушку неудобного родственника делят не царства-королевства, а «убитую» двушку в Москве? Не знаю, не знаю…

А так, если присмотреться к Георгию повнимательнее, то получается забавный дядька в возрасте «за пятьдесят». Человек, видно по всему, вполне положительный, даже несмотря на то, что прибыл он сюда, в Ужицу, по поручению генерала Недича, главного местного мальчиша-плохиша, прислуживающего нацистам. И ведь не один прибыл, а за рулем грузовика, в кузов которого битком были набиты гражданские, арестованные сербской жандармерией за сочувствие партизанам. Сплошные бабы да ребятишки, и лишь пара худосочных подростков. Такой вот «подарок» к переговорам сделал нам мальчиш-плохиш, торговец живыми людьми. Но принц Георгий (сам он называет себя бывшим принцем) в этом не виноват: ему что дали, на том он и приехал.

И тут же к этому приезду набежал весь партизанский бомонд. Хотя чего там было набегать, ведь сопровождающий, которого Георгию дали на партизанском блокпосту, указал дорогу прямо к дверям главного партизанского штаба. Наивные, блин, сербские мальчики. Но ругать их за такое простодушие у нас уже нет сил. Первым выскочил Благое Нешкович, за ним появились Арсо Йованович, Пеко Дапчевич и наша военная миссия. Операции партизан «ужалил-убежал» против медленно отступающих из Македонии немецких дивизий были в разгаре, и мы как раз решали, где мы в следующий раз сделаем больно этим поганцам.

Увидав нас с товарищем Бирюзовым, принц Георгий на архаичном, но вполне понятном русском языке сказал:

– Я хотел донести до вас такую простую мысль, что генерал Недич понимает, что германской оккупации настали последние дни, и это его очень пугает. Он не хочет висеть в петле по приговору международного трибунала, как об этом говорят по вашему московскому радио, и потому ищет способ, как бы перепрыгнуть на другой берег и не замочить при этом ног. Цена вопроса – судьба Сербии и его собственная голова.

– Хорошо, – не торопясь ответил Благое Нешкович, – это мы поняли. А теперь расскажите, каков ваш интерес в этом деле.

– Мой интерес – это спасти как можно больше сербских жизней! – мгновенно вспыхнув, произнес принц Георгий. – А потом вы можете меня расстрелять, как расстреляли мужа моей сестры. Своей жизнью я уж точно не дорожу… – Глаза его сверкали, и на щеках выступил румянец.

– Ша! – сказал генерал Бирюзов, – никто никого расстреливать не будет, тем более что лично вы, Георгий, насколько мне известно, перед народом Сербии еще ничем не провинились. А теперь давайте закончим этот митинг, пройдем в штаб, и там вы нам по порядку расскажете, что и откуда взялось, и почему этот ваш господин Недич вдруг так шустро начал суетиться, несмотря на то, что все последнее время он старался делать вид, что все нормально и власть нацистов крепка.

– Понимаете, – сказал Георгий, – немцы уходят…

– То, что в итоге Германия потерпит поражение, было понятно уже давно, – сказал Арсо Йованович, – но господин Недич прислал вас для переговоров только сейчас…

Принц Георгий меланхолически пожал плечами и сказал:

– Я думаю, что прежде генерал Недич через людей покойного Драже Михайловича планировал договориться с англичанами и отдать им Сербию на блюдечке, не пустив сюда русские войска. Это изначально была дурацкая затея, а в последнее время выяснилось, что вот этих господ, – (кивок в нашу с полковником Мальцевым сторону), – жирный лондонский боров боится даже больше, чем Гитлера. Германские нацисты – это свое собственное, вполне привычное зло – скорее, конкуренты, чем смертельные враги. Зато вы непонятны, могущественны и непредсказуемы, и никто не знает, какой британский демарш может вызвать ваше неудовольствие на грани развязывания войны. К тому же у них очень тяжелое положение в других местах, и, видимо, Черчилль не хочет рисковать.

– Одним словом, англичане сами сняли свою кандидатуру… – сказал Благое Нешкович, уже позабывший про свою первоначальную настороженность.

– Именно так, – кивнул принц Георгий, – тем более что люди Драже Михайловича, как выяснилось, не представляют никого, кроме себя. Поверьте, делать важный вид при полном отсутствии содержания они умеют хорошо. Но это еще не все. Недавно из германского плена отпустили его младшего брата Милутина, и тот привез с собой невеселую новость. Немцы за Сербию воевать не будут, оборона планируется только по реке Сава, и основной силой, которая будет противостоять советской Красной Армии и нашим партизанам, будет хорватский домобран. Лишних войск у Гитлера для обороны Сербии нет, а из итальянцев вояки сами знаете какие.

– Не вижу особых причин для паники, – скептически хмыкнул полковник Мальцев. – Этот ваш Недич в любой момент может сдать дела, уехать в Швейцарию, оттуда, огородами через Виши, просочиться в Испанию, сесть на пароход и уехать, например, в Аргентину. А что, в нашем прошлом многие так делали…

– Генерал Недич – сволочь, гад, мерзавец и предатель! – разгорячившись, произнес Георгий, – но он настоящий серб, которому жизнь без родины не нужна. Он уже сделал свою ставку, крупно ошибся, и проиграл все, что имел: страну, честное имя, репутацию и будущее.

Полковник Мальцев сказал:

– В нашем прошлом, когда Германия уже была разгромлена и англичане отказались принимать к себе сербских беглецов, за исключением королевского семейства, оба Недича – и Милан, и Милутин – покончили с собой, ибо им грозила выдача обратно в Югославию, суд Военного Трибунала и последующее повешение.

– Вот, я же говорил, что генерал Недич не хочет быть повешенным, – грустно усмехнувшись, произнес Георгий. – Кроме того, отступая из Сербии, немцы хотят дать грандиозное сражение за Белград, которое должно полностью разрушить сербскую столицу.

– А разве у них есть силы для такого сражения? – удивился Арсо Йованович. – Дивизию «Принц Ойген» русские танки вдавили в землю еще в сражении под Пиротом, а те войска, которые вразнобой отступают из Македонии, мы вряд ли допустим до Белграда в хоть сколь-нибудь боеспособном состоянии. Неужто со штыками наперевес против Красной Армии пойдут жандармы из государственной стражи?

Принц Георгий ответил:

– Нам стало известно, что для боев в Белграде планируется использовать мусульманские добровольческие батальоны из состава недосформированной дивизии «Ханджар» и хорватский домобран. Им пообещают возможность отступить, введут в город и взорвут за их спинами мосты, чтобы превратить усташей и бошняков в загнанных в угол диких животных. Сражаясь за свою жизнь как крысы против терьера, эти бандиты способны уничтожить большую часть Белграда вместе с населением. И руки у немцев при этом останутся чистыми, а удары возмездия за гибель мирного населения, о которых непрерывно говорит московское радио, вам придется направлять по Загребу и Сараево, а не по Германии…

– Так-так, а вот об этом-то мы и не знали… – сказал генерал Бирюзов, потерев подбородок. – Спасибо вам, товарищ Георгий. Просветили. И все же интересно, кто же это у нас там такой умный прорезался, и в то же время беспринципный? Раньше за Гитлером такая тонкость ходов не наблюдалась…

Принц Георгий торопливо сказал:

– Генерал Недич, на условиях прощения его грехов и гарантии отсутствия репрессий против близких ему людей, предлагает выйти из повиновения германскому командованию, заблаговременно захватить и взорвать мосты, оставив домобран на хорватском берегу Савы, а с другой стороны открыть дорогу для партизанских отрядов и частей Красной Армии…

– Хм, это очень интересное предложение, – сказал до того молчавший командир сербо-черногорского спецназа Пеко Дапчевич, – но кто даст гарантию, что это не хитрая ловушка, придуманная германскими генералами?

Георгий пояснил:

– Брат генерала Милана, Милутин Недич, предлагает себя в заложники, чтобы вы поверили в искренность намерений главы нынешнего сербского правительства. Кроме того, в вашем распоряжении будет и моя голова. Десятки, а может, и сотни тысяч жизней сербов зависят от того, что вы сейчас решите…

– Нам надо подумать, – решительно сказал полковник Мальцев; лицо его стало суровым, меж бровей залегла складка. – Да, и перепроверить кое-какие сведения. Потребуется на это буквально пара дней, а вы Георгий, все это время будете гостем нашей миссии. Поймите, с бухты-барахты такие дела не решаются.

– Но если все подтвердится, то могу обещать, что мы ответим на ваше предложение самым решительным согласием, – сказал генерал Бирюзов. – Не правда ли, товарищ Благое Нешкович?

– Правда-правда, – кивнув, подтвердил главный сербский коммунист, – правдивее не бывает.

21 июня 1942 года, 23:05. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.

В канун годовщины начала Великой Отечественной Войны конфигурация линии фронта в мире Врат скорее соответствовала обобщенному сорок четвертому году нашей реальности. На севере у немцев – белорусско-балтийский балкон, пусть и не такой обширный, как в нашей реальности, потому что фронт проходит через Борисов, а не через Витебск-Оршу-Могилев. Там остатки групп армий «Центр» и «Север» намертво вцепились в последние остающиеся под их контролем куски советской земли. Западный фронт там недавно стал Первым Белорусским, Брянский – вторым Белорусским, а Северо-Западный – Прибалтийским. Операция по окончательному освобождению советской земли была запланирована на середину лета, а пока в глубоком тылу из техники, поступившей через Врата, а также танков и штурмовых САУ собственного производства создавались три новых мощных подвижных соединения. Взаимодействуя со «старыми» подвижными группами генералов Лизюкова и Катукова, действующими в полосе Первого Украинского фронта, эти три мехкорпуса «нового строя» должны были смять и изрубить на куски германскую группировку в Прибалтике и Белоруссии, сбросив получившийся фарш в выгребную яму истории.

Южнее, вынырнув из непролазных Полесских болот, где условный рубеж соприкосновения советских и германских войск обозначен пунктиром, Юго-Западный фронт с небольшими отклонениями проходит по госгранице СССР образца сорок первого года до города Дрогобыча, далее – на юг, до румынской границы, совпадая с главным карпатским хребтом. Немного подумав, советский вождь решил, что Юго-Западный фронт – слишком жирная и длинная колбаса, и поэтому его следует поделить пополам. Первый Украинский фронт под командованием товарища Жукова, действующий в полосе от Полесских болот до Перемышля, будет нацелен против германской группы армий «Северная Украина», вытесненной последним наступлением Красной Армии в южную Польшу. Второй Украинский фронт под командованием… ну, пожалуй, товарища Ватутина, действующий в полосе от Перемышля до румынской границы, предназначен для противостояния окопавшимся на Карпатских перевалах венгерским войскам. Каждому командующему – своя задача, а иначе товарищ Жуков будет вынужден гнаться сразу за двумя зайцами. А это – не самая удачная идея, и не только в военном деле.

А в тылах у этих двух «украинских» фронтов идет еще одна, отдельная война специального назначения. Там дивизии НКВД со всей пролетарской решимостью и с использованием технических достижений двадцать первого века истребляют бандитствующие формирования ОУН УПА и УНА УНСО, попутно ликвидируя социальную базу украинских националистов. Эшелоны, подвозящие действующим частям маршевые пополнения и боеприпасы, в обратный путь отправляются не порожняком, а битком набитые спецпереселенцами. Маленьких детей, еще не осознающих себя на этом свете, раскидают по детдомам, а остальных расселят по разным Тьмутараканям, где они до конца жизни будут пребывать под гласным надзором органов рабоче-крестьянской милиции. Насмотревшись на то, что прямые потомки и идейные последователи этих людей творят по ту сторону Врат, Сталин поставил целью в корне изжить в своем мире украинский национализм как явление. А если кто-то будет против, то товарищ Берия в Москве на Лубянке и товарищ Мехлис в Киеве быстро разъяснят заблудшим, как глубоко они ошибаются.

Далее, покинув территорию Украины, фронт, уже имеющий наименование «Румынский», огибает Трансильванский выступ, почти совпадающий с румыно-венгерской границей шестнадцатого года. А дело тут в том, что регент Венгрии Хорти приказал своей армии оккупировать румынскую часть Трансильвании и занять оборону по карпатским перевалам, едва стало известно о разгроме румынской армии, гибели Антонеску и короля, а также о капитуляции румынского государства. С учетом потерь, уже понесенных венграми в войне против Советского Союза, это решение означало, что семисоттысячная армия (максимум мобилизационного напряжения для такой маленькой страны) будет вынуждена вытянуться в нитку вдоль тысячекилометровой линии соприкосновения враждующих войск (полтора погонных метра на одного солдата или офицера). Ужасный авангардизм – особенно в свете того, что противостоять венгерскому гонведу будут не только остатки разгромленной и перешедшей на сторону победителя румынской армии, но и несколько миллионов красноармейцев, составляющих войска Второго Украинского и Румынского фронтов. Но и это для Хорти еще полбеды: на узких и удобных для обороны горных перевалах драться можно и против многократно превосходящего противника. Настоящая беда для венгерского государства заключается в другом.

Сталин понимал, что теперь, сейчас, когда фронт с востока на запад вытянулся до самых Балкан и Красная Армия готовится вступить в Грецию и Югославию, сопротивление венгерского государства, неразумно вступившего в войну на стороне гитлеровской Германии, надо сломить любой ценой. Хортистская Венгрия – это предпоследний союзник Третьего рейха (последним будет фашистская Италия), и ее выход из войны выбьет еще одну подпорку из-под людоедского гитлеровского режима. Кроме того, территория Венгрии остро необходима Красной Армии для снабжения войск, проводящих наступательные операции в северной части Балкан и атакующих Третий Рейх со стороны его мягкого южного подбрюшья.

Или, если сказать точнее, цена краха режима адмирала Хорти должна быть любой именно для Венгрии, а Красной Армии необходимо строить свои планы исходя из принципа наименьших потерь. Поэтому советских генералов, которые рисуют на картах прямые стрелы, с трех сторон пронзающие венгерские оборонительные рубежи в Карпатах, сразу берут на заметку как несоответствующих занимаемой должности. Помимо всего прочего, такой тактический прием неизбежно приведет к тому, что большей части венгерской армии придется отступить в свою столицу, за которую развернется ожесточенное и кровопролитное сражение. После такого о принципе наименьших потерь можно будет забыть и больше не вспоминать.

Но ведь, кроме линии соприкосновения советских и венгерских войск, проходящей по карпатским перевалам, есть еще Балканский фронт, ныне совпадающий с сербско-болгарской границей сорок первого года. С одной стороны этой линии находятся одна болгарская армия, две советских, а также две российско-советских подвижных группы, а с другой – три потрепанных «оккупационных» дивизии вермахта, в тылу у которых действуют двести пятьдесят тысяч бойцов народно-освободительных партизанских отрядов. Правда, на фланге предполагаемого поля сражения (Черногория, Албания, Далмация) зависла итальянская оккупационная группировка неопределенной численности, но не так давно стало понятно, что итальянцы, не принимая боя с руссо-советико, по возможности быстро сматывают удочки и убывают к себе на Апеннинский полуостров. Какие бы истерики ни закатывал Гитлер, Муссолини не только не добавил итальянских войск на восточном фронте, но и постарался убрать оттуда те дивизии, которые могли войти в соприкосновение с войсками Красной Армии. Он обеспокоен, проще говоря, напуган, стремительной активизацией гарибальдийских партизан, которым с больших белых самолетов регулярно сбрасывают на парашютах все необходимое.

План операции «Зенит» (прорыв в Венгрию через Сербию) генерал Василевский основывал на том постулате, что наступающая Красная Армия не задержится в Белграде и окрестностях, связанная ожесточенным сражением за крупный город, а сумеет с ходу форсировать Дунай и ворваться в восточную часть Воеводины, иначе именуемую автономной областью Банат. Эта территория за краем великого оборонительного рубежа венгерской армии по карпатским перевалам, формально входящая в состав марионеточного сербского государства, на самом деле является германской колонией, административно контролируемой напрямую оккупационной администрацией. Непосредственно управляет Банатом вице-губернатор Йозеф Лапп, молодой (33 года) дунайский шваб, лейтенант запаса бывшей югославской королевской армии. И до некоторых пор дела у него шли хорошо. Почти все местные евреи были вывезены в концлагеря или истреблены на месте, сербы находились на положении полурабов, а фольксдойчи занимали положение господствующей в обществе страты.

И как раз в тот момент, когда жизнь местным банатским немцам казалась прекрасной, все хорошее для них неожиданно закончилось, и по их душам уже целых два раза прозвонил колокол. Первый раз случился, когда на просторах среднерусской равнины открылись Врата, ну а второй удар прозвучал совсем недавно, когда российско-советское подвижное соединение в сражении под Пиротом до последнего человека уничтожило дивизию СС «Принц Ойген», по большей части набранную как раз из уроженцев этого края. Это были молодые люди цветущих возрастов, лучшие из лучших, кого только могла выставить эта колония на защиту интересов арийской расы. После того как они ушли воевать, в охранных частях самообороны края остались только зеленые юнцы и седые старики, свои кресты и медали заработавшие еще на прошлой Великой войне, когда они сражались под знаменами императора Франца-Иосифа.

У немецкой оккупационной администрации отдельных сил для обороны банатского края тоже не имеется. Основные резервы германское командование держит в Генерал-Губернаторстве (Польше), и предназначены они для отражения возможного генерального наступления русских на Берлин, поэтому территории на Балканах должны обходиться местными ресурсами. Растрепанные и почти неуправляемые 714-я и 718-я пехотные дивизии, под непрерывными ударами партизан отходящие от границы с Македонией к рубежу реки Савы, тоже не имеют возможности выделить из своего состава контингент сил для обороны Баната. И уж тем более смешно говорить о том, что защищать банатских немцев будет сербская государственная стража. Ни возможностей, ни, самое главное, желания для такой эскапады у нее нет. Поэтому прорыв в Банат 3-й ударной армии генерала Берзарина будет иметь для венгерского государства самые тяжелые последствия, особенно если его совместить с началом наступления с территории Румынии и Болгарии вдоль обоих берегов Дуная при поддержке Дунайской военной флотилии 2-й ударной армии генерала Горбатова и 4-й ударной Армии генерала Федюнинского…

И тогда регенту Миклошу Хорти придется либо бросать карты, либо готовиться к неизбежному разгрому, ибо его армия до последнего человека размазана по карпатскому рубежу, и резервов в глубине обороны (в том числе и в столице) у нее попросту нет. Не стоит венграм надеяться и на германскую помощь, потому что к тому времени, когда немецкие дивизии погрузятся в эшелоны и отправятся на помощь погибающему союзнику, на балтийско-белорусском театре военных действий начнется стратегическая наступательная операция «Полярное сияние» – советское командование планирует задействовать в ней сразу четыре фронта и Балтийский флот. Как уже было замечено, благодаря помощи потомков Советский Союз теперь имеет возможность проводить две стратегических наступательных операции одновременно на противолежащих друг другу флангах советско-германского фронта.

В ходе этого стратегического наступления Первый Украинский фронт генерала Жукова нанесет удар с юга, вдоль реки Сан, на Брест-Гродно, тем самым перерезая основные магистрали снабжения группы армий «Центр». Прибалтийский фронт генерала Говорова будет наступать от Риги на Вильнюс-Каунас. При этом Белорусские фронты генералов Лукина и Потапова нажмут с запада, сгоняя серую германскую биомассу в тесный кошель Минского котла. В таких условиях Гальдеру и Йодлю будет уже не до спасения погибающего союзника, и все резервы, отправленные в венгерскую зону ответственности, будут развернуты на парирование новой непосредственной угрозы. Свой бы собственный срам на Берлинском направлении прикрыть обеими горстями… В результате Красная Армия сможет окончательно освободить советскую территорию от немецко-фашистских захватчиков, добить и похоронить хортистскую Венгрию, в Польше выйти в непосредственные окрестности Варшавы, а в конце августа или начале сентября в Москве можно будет провести марш попавших в плен немцев, за которыми по улицам проедут поливальные машины.

Как свидетельствуют донесения с фронта, Красная Армия уже далеко не та, что была всего год назад. В частях и соединениях появился кураж, присущий побеждающей армии, и причиной тому стал боевой опыт года войны. В прошлой истории накоплению опыта и появлению куража то и дело мешали перманентные окружения, в которые раз от разу попадали дивизии, армии и целые фронты. Но теперь такого быть не может. Откровенные дураки и предатели-фрондеры из старшего командного состава погибли, сами сдались в плен или были убраны из действующей армии к черту на кулички (генерал Власов был раздавлен как гнида после того, как Мехлис нарыл на него в киевской помойке хорошее ведерко компромата), а те командиры, у которых было просто недостаточно опыта, доучились вместе со своими войсками до среднемирового уровня. Также существенно улучшилось техническое оснащение и вооружение частей и соединений. Часть необходимой техники и оружия закуплена за золото по ту сторону Врат, а часть выпущена советскими заводами по проектам, соответствующим конечному этапу войны. По уверениям российских военных советников, а также добровольцев, воевавших рядах РККА и офицеров экспедиционного корпуса, которые иногда бывали в этом кабинете, нынешняя Красная Армия примерно соответствует не сорок второму, а сорок третьему или сорок четвертому году той истории…

Небольшой мандраж у Верховного, конечно, присутствует, ведь операция «Северное Сияние» впервые будет проводиться уже без непосредственной поддержки экспедиционных сил. Это как если у человека, после тяжелой травмы научившегося довольно бодро скакать на костылях, вдруг эти костыли отобрали и сказали: «а теперь ходи сам». Но уверенность в успехе у товарища Сталина тоже есть: в основном она внушена ему опытом прошлого мира, когда Красная Армия сама встала на ноги и прошла от Курска и Орла до Берлина и Вены. Главное в нынешней летней кампании – настолько точно рассчитать график развития наступательных операций, чтобы резервы вермахта, мечущиеся в эшелонах с севера на юг и обратно, в конечном итоге не успели бы вмешаться ни там, ни там. Попутно злосчастные германские панцердивизии должны нести потери, попадая под бомбежки и претерпевая другие неприятности, какие им смогут устроить летчики советских ВВС, российских ВКС, а также прокоммунистические европейские партизаны и подпольщики всех мастей…

Потом мысли Вождя вернулись к послевоенному устройству Европы, а в частности – к побежденной и превращенной в вынужденного союзника Румынии. Уже больше двух недель эта страна пребывает в статусе миноритарного участника второй антигитлеровской коалиции, причем он значительно ниже, чем у Болгарии. Царь Борис пошел на контакт с Москвой сам, осуществив практически бескровный государственный переворот, опрокинувший весь южный фланг так называемого Берлинского альянса, а румын к тому же пришлось принуждать увесистыми пинками. Верховный Главнокомандующий лично встретился с королевой-матерью Еленой Греческой, и, немного подумав, утвердил ее в роли главы временной гражданской администрации в Бухаресте. Монархических прав на престол у этой женщины совсем чуть, однако железа в характере и харизмы хватит на несколько обычных мужчин-правителей. Румыния теперь все же союзник СССР, хотя и неравноправный – так пусть у ее руля пока стоит человек, который нравится самим румынам. А там будет видно.

А еще товарищ Сталин был осведомлен о будущем румынской компартии и о том, как закончил свои дни ее последний вождь Николае Чаушеску. Затребовав себе личное дело этого молодого человека (всего-то двадцать четыре года), Верховный Главнокомандующий обнаружил, что, несмотря на свое безупречное пролетарское происхождение и чистый на данный момент послужной список, этот товарищ в другом мире наворотил таких дел, что расстреливать за них его можно прямо сейчас, невзирая на чистоту анкеты. И не он один такой. Более того, даже Молдавия, входящая в состав Советского Союза, после его распада почти сразу оказалась захвачена буржуазными националистами самой пошлой разновидности, что ставит под вопрос целесообразность сохранения нынешнего административно-территориального деления СССР и распространения его на завоеванную часть Европы. Как временное явление национальные союзные республики можно только приветствовать, но при этом не помешает помнить, что любую внутреннюю границу, если она не является чисто административной и нарушает единство власти и государственного устройства, следует считать надрезом, по которому Советский Союз впоследствии может быть разодран на отдельные части.

Просьбы с мест о включении в состав РСФСР областей национальных республик с преимущественно русским населениям уже поступают, и теперь необходимо подвести под этот процесс теоретическую базу. В противном случае, каких бы успехов он тут ни достиг, впоследствии все это одномоментно может пойти прахом после того как вымрут поколения советских людей, которые сами помнят Великую Революцию, Гражданскую войну, Индустриализацию и Великую схватку с фашизмом ради блага всего человечества.