Александр Михайловский
Афинский синдром

Король Георг выслушал с большим вниманием мою речь, но не сказал ни да ни нет. По конституции он имел право подписывать международные договоры, но то, что я предложил, было слишком серьезно, чтобы с ходу дать ответ. Я понял колебания короля, и предложил закончить официальную часть и перейти к неофициальной.

После обеда (к сожалению, блюда были сугубо европейские) цесаревич остался поболтать со своими родственниками, а я на предоставленной королем карете отправился к господину Трикупису… Или к сэру Трикупису?

Я знал, что он родился в Лондоне и провел молодость в столице Британии. Трикупис не скрывал своего англофильства. Но, с другой стороны, он был трезвым политиком, и понимал, что если сейчас он будет выступать с антирусской позиции, то потеряет значительную часть своего политического влияния и уже не получит такой поддержки на следующих выборах.

К тому же он был, как ни странно, патриотом Греции. Поэтому я рассчитывал найти с Трикуписом общий язык.

Так и произошло. Старый прожженный политик, говоривший по-английски лучше, чем по-гречески, встретил меня подчеркнуто вежливо. Больше всего его интересовали не условия предложенного нами проекта договора, а мы сами. Он пытался понять, что мы собой представляем, кто за нами стоит и каковы наши возможности. Словом, вполне резонный интерес.

Я, естественно, не стал открывать ему все карты, а просто популярно разъяснил, что расклад сил в Европе в скором времени кардинально изменится, и Греции выгодней быть вместе с победителями, чем вместе с побежденными. И что в случае враждебного отношения Греции к Югороссии возможно не приращение территории королевства, а наоборот… Тем более что значительная часть населения Югороссии – греки…

Мои не совсем дипломатичные и несколько циничные выкладки были правильно восприняты господином Трикуписом. Все-таки он был прилежным учеником своих британских учителей. И в жизни придерживался несколько переиначенного девиза одного из британских дипломатов: «У Греции есть постоянные интересы…» В данном случае наши предложения работали на интересы Греции. Поэтому их следовало принять…

13 (1) июня 1877 года, утро, Австро-Венгрия, Лемберг, железнодорожный вокзал, вагон канцлера Германской империи.

Канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк

В Кракау, где мой поезд сделал остановку, чтобы сменить паровоз, я приказал своему камердинеру сбегать на вокзал и купить сегодняшние вечерние газеты. Австрийские я быстро пролистал, обратив лишь внимание на их истерические заголовки. Они были такими, словно в Пирее русские утопили не британскую, а австрийскую эскадру.

А вот наши, германские, изучил внимательно. Они были более спокойными и объективными. Вот, к примеру, «Дер Беобахтер»: «Четверть часа позора! Плавучие броненосные мишени королевы Виктории!» А это уже «Альгемайне Цейтунг»: «Невероятная победа "Москвы"! На британские корабли обрушился огненный ураган!». Я сравнил то, что писали эти газеты, с докладами наших дипломатов из Афин, которые мне передали в последний момент на вокзале в Берлине. Я понял, что газеты практически не врут. Ну лишь чуть-чуть, совсем немного, приукрашивают. Благо русские провели экзекуцию на глазах у всей Европы, словно строгий учитель, выдравший розгами провинившегося школьника на виду у всего класса.

Из всего произошедшего я сделал один однозначный вывод: русские одним ударом смешали в кучу все фигуры, стоявшие на мировой шахматной доске. И сейчас стали возможны новые, самые невероятные, конфигурации в международных альянсах.

В Лемберге меня ждала встреча с австрийским министром иностранных дел графом Андраши. Я уже совершенно точно догадывался, о чем он будет вести разговор. Австрия смертельно напугана появлением у ее границ нового государства, которое тут же начало из обломков поверженной Турции кроить новые славянские (да и не только славянские) государства. А это – мина, заложенная под двуединой империей. Я помню слова Андраши, сказанные им в январе 1875 года на заседании коронного совета о ситуации на Балканах: «Турция поддерживает status quo мелких балканских государств и препятствует их националистическим устремлениям. Если бы не Турция, все эти стремления обрушились бы на нашу голову. Если бы Босния и Герцеговина отошли Сербии или Черногории или если бы было образовано новое государство, чему мы не в состоянии воспрепятствовать, то нам грозила бы гибель, и уже мы должны были бы взять на себя роль "больного человека"»…

И вот теперь Турции не стало. Вместо нее откуда-то появилось Югороссия, которая обладает еще не установившимися границами, непонятным политическим устройством, зато огромной, просто, страшной военной силой. Поэтому-то Австро-Венгрия и паникует. Славянские народы, входящие в ее состав, могут последовать примеру сербов, болгар и черногорцев. Да и венгры были бы не прочь пожить в своем собственном государстве. Что же тогда останется от лоскутной империи? Немецкий огрызок, которому просто больше некуда деваться, кроме как прибиться к Германской империи…

Так, за подобными размышлениями, я и доехал до Лемберга. Кстати, это тоже славянский город, где большинство его жителей разговаривали отнюдь не по-немецки.

На перроне вокзала я увидел фигуру графа Андраши – как всегда, разряженного как павлин. На нем была роскошная гусарская форма, делавшая графа неотразимым для женщин. Но я далеко не девица, мечтающая о красавце-женихе, поэтому к пышному наряду Андраши остался равнодушен.

Я вышел на перрон. Встреча наша прошла без особых церемоний; мой визави вообще настаивал на том, чтобы она осталась в тайне. Поэтому после рукопожатий и пары вежливых фраз о здоровье и погоде мы прошли в мой вагон.

Там граф сразу же начал пугать меня страшной картиной захвата русскими варварами Европы. Что-то вроде нового нашествия монголов или гуннов. Я лишь усмехнулся про себя: уж кто и может считаться в Европе гуннами, так это венгры, соплеменники Андраши. Недаром они и свою страну называют «страной гуннов» – Хунгарией. Но я не стал его перебивать, и минут десять слушал словоизвержения графа. А потом прямо спросил его:

– Милый граф, а что, собственно, вы хотите от Германии?

Тот прервал свою речь на полуслове и недоуменно уставился на меня. Лицо стареющего красавца пошло красными пятнами.

– Господин канцлер, но ведь это страшное государство – Югороссия – сожрав одну империю, может обратить свой взор и на другие европейские государства! Например, на Британскую империю, флот которой они уже подвергли такому безжалостному истреблению.

Я поднял вверх палец, и граф Андраши, как медиум на сеансе у гипнотизера, уставился на его кончик.

– Граф, я хочу вам напомнить, что английские броненосцы были утоплены не у входа в Портсмут, Бристоль или Плимут, а у входа в Пирей. Вот только скажите мне, какого черта их туда понесло?

Напудренное лицо графа Андраши исказила гримаса негодования.

– Господин канцлер, но ведь эта Югороссия – это часть огромной Российской империи, и мне даже страшно представить, что станет с цивилизованным миром, когда над ним нависнет тень русского медведя!

– Двух медведей! – Усмехнулся я. – Граф, а с чего вы вдруг решили, что Югороссия и Российская империя – это одно и то же? Во всяком случае, они – по крайней мере, на словах – явно дистанцируются друг от друга.

– Господин канцлер, но ведь все они говорят на русском языке… – взвизгнул австриец.

Я вздохнул: приходилось разъяснять прописные истины.

– Ну и что, ведь и в наших странах большинство живущих в них людей разговаривают по-немецки. Но ведь никто не скажет, что именно поэтому Австро-Венгерская империя и Германская империя – одно целое. Мы, конечно, дружим, но ведь бывало и так, что мы воевали. Вспомните Кениггрец лет десять назад…

Графа Андраши даже передернуло, когда он услышал названия места, где наши доблестные войска вдребезги разбили австрийскую армию. Но он промолчал, сделав вид, что не понял моего намека.

– Милый граф, – продолжил я, – мне кажется, что ваши опасения абсолютно напрасны. Ни Россия, ни тем более Югороссия, пока не дали повода для начала боевых действий. Да и, поверьте мне, не стоит связываться с русскими. Помните, что превентивная война против них – это такая форма самоубийства из-за страха смерти. Надо попробовать с ними договориться. Политика – искусство возможного. А вы хотите, не использовав всех политических возможностей, сами сунуть голову в петлю… Вспомните бедных турок и печальную судьбу эскадры адмирала Горнби.

Граф Андраши обреченно опустил голову.

– Значит, вы, господин канцлер, не поддержите нас, своих братьев, если мы подвергнемся нападению России или Югороссии? Где же нам тогда искать союзников?

– Только не в Англии, граф… Из британцев союзники, как из дерьма пуля. Они, как обычно, будут отсиживаться на своих островах, предоставив другим подставлять свои бока под удары разъяренных русских.

Андраши был в отчаянии.

– Господин канцлер, но ведь других союзников, кроме вас, у нас нет. Мы остаемся один на один с Россией – да нет, с двумя Россиями, – и тогда в самом ближайшем времени нашу империю разорвут на части поляки, чехи, словаки и хорваты со словенцами! Да и мои соплеменники венгры, скорее всего, тоже захотят создать собственное государство…

– Граф, могу вам только посоветовать покаяться, примириться с Господом и успокоить в Вене горячие головы, которые рвутся повоевать. Войну очень легко бывает начать, но трудно закончить. Не надо спешить. Подождем, как дальше будут развиваться события. Есть хорошая немецкая пословица: Eile mit Weile (торопись, но медленно). Наберитесь терпения.

Я вежливо попрощался с расстроенным графом, хотя мне хотелось вышвырнуть его пинком под зад. Как всегда, эти глупые головы из Вены нашкодили, а теперь прибежали к нам искать защиты. Опустив голову, он вышел из вагона, будто искал на перроне потерянную монетку, а наш поезд тронулся, и мы поехали дальше.

Меня ждала полевая Ставка русского царя Александра, с которым я подружился еще во время моего пребывания в Петербурге в качестве посла Пруссии в Российской империи. Надо договариваться с ним и с теми, кто определяет политику Югороссии. У меня есть совершенно достоверные сведения, что при Ставке уже действует дипломатическая миссия Югороссии, которую возглавляет некая госпожа Антонова, причем в чине полковника. Ну что же: политика есть искусство приспособляться к обстоятельствам и извлекать пользу из всего, даже из того, что не вызывает удовольствия. Тем более что господа Круппы, Сименсы и Гальске, а так же другие генералы германской экономики, как застоялые жеребцы в конюшне, уже роют землю, почувствовав запах фантастических прибылей. Ведь чудеса техники, что продемонстрировали бравые ребят из Югороссии, могут озолотить и русских, и нас, немцев. Русские мозги и немецкие рабочие руки, русские идеи и немецкая аккуратность, русский размах и наша бережливость – вот то, что сулит нашему Фатерлянду миллиардные прибыли и место первой промышленной державы мира.

Я не хочу, чтобы моя империя, к созданию которой я приложил столько сил, воевала с русскими из-за какой-то занюханной Австрии, которая, если сказать честно, и так рано или поздно развалится на части. Русские же могут стать Германии хорошими соседями и надежными деловыми партнерами.

Конечно, каждый будет стараться выжать из подобных отношений свой интерес, но в этом я не вижу ничего плохого. Было бы странно, если бы было наоборот. Вот только нам надо помешать русским заключить союз с недобитыми лягушатниками. Тогда в Европе останутся лишь две силы, которые смогут вести в ней самостоятельную политику. Я думаю, что нам удастся поладить с Россией и с Югороссией. А австрийцы? Они уже в прошлом… Конечно, жаль их, но как говорится, «каждому свое…»

13 (1) июня 1877 года. Лондон. Букингемский дворец. Королева Виктория и премьер-министр Великобритании Бенджамин Дизраэли.

Королева была в ярости. Дизраэли знал свою повелительницу много лет, но ТАКОЙ он видел ее впервые. Отвислые жирные щеки Виктории пылали, косматые седые волосы выбивались из-под черного чепца. Она тряслась от ярости, и проклятия изо рта королевы вылетали вместе с брызгами слюны.

– Как ЭТО могло произойти?! Виконт, я требую от вас ясного и четкого ответа – как русские варвары сумели всего за четверть часа уничтожить лучшую эскадру моего флота?! Что вообще происходит?! Откуда взялись эти наглецы, которые позволяют себе бросить вызов моему могуществу?! И это те самые русские, которые были примерно наказаны нами в 1855 году!

– Ваше Величество, – Дизраэли попытался прервать королевскую истерику, – это не совсем те самые русские. Войска императора Александра II продолжают находиться в Румынии, готовясь форсировать Дунай. А те русские, что захватили Стамбул, и которые посмели напасть на нашу эскадру у Пирея, это, если можно так сказать, не совсем те русские, или совсем не те русские…

Услышав жалкое блекотание своего премьера, королева снова затрясла жирными щеками и замахала от возмущения руками.

– Виконт, вы сами-то понимаете, что говорите?! Для меня главное, что корабль под русским военно-морским флагом и с вымпелом наследника Российского престола, с командой, говорящей по-русски, уничтожил все шесть броненосцев моей Средиземноморской эскадры, при этом не понеся существенного для себя ущерба. В руки к этим дикарям попал мой сын! – Королева по-бабьи всхлипнула и кружевным платочком смахнула слезу. – Бедный Фредди! Сначала его окрутила эта спесивая дочь русского царя, а теперь он томится в плену, и весь мир смеется надо мной и моей державой! Дизраэли, вы понимаете, чем может грозить британской короне это поражение?! Теперь все, кого мы с таким трудом заставили нам покориться, задумаются, а так ли сильные эти британцы, если их столь легко побеждают какие-то варвары из заснеженных лесов Московии…

– Ваше Величество, я прекрасно все понимаю. Мною лично и правительством Вашего Величества будут приняты все надлежащие меры для того, чтобы мир как можно быстрее забыл о нашем поражении, и русские, посмевшие поднять на нас оружие, были примерно наказаны.

– Виконт, я прошу – нет, я требую – чтобы Россия была примерно наказана за свою дерзость. А те, кто организовал это беспримерное по наглости нападение на наши корабли, понесли заслуженное суровое наказание. Я разрешаю использовать всю мощь Соединенного королевства и применить для этого ВСЕ – я подчеркиваю, ВСЕ – способы и средства. Сделайте все возможное и невозможное!

Королева сделала паузу и вздохнула.

– Как жаль, что я женщина! – горестно произнесла она. – Будь я мужчиной, я первая пошла бы в бой против этих варваров! Дизраэли, помните, что в данный момент империя находится в смертельной опасности! Англия должна быть спасена любой ценой – я повторяю – любой ценой!

Тот же день. Лондон. Даунинг стрит, 10. Резиденция премьер-министра Великобритании.

Бенджамин Дизраэли и министр иностранных дел лорд Дерби.

Премьер-министр Британии и его глава внешнеполитического ведомства уже несколько часов горячо обсуждали поручение королевы.

– Лорд Дерби, я полностью согласен с королевой в том, что с зарвавшимися русскими надо что-то делать. Ее мнение разделяет и наш народ. В Лондоне и некоторых портовых городах Британии возмущенные неслыханным по дерзости поступком этих варваров подданные королевы разгромили представительства российских торговых компаний. Люди обратили свой священный гнев на русских, которые набрались наглости и попытались оказать вооруженное сопротивление проявлению верноподданнических чувств. Несколько наглецов было убито, остальные сильно избиты и взяты под стражу полицией, которая таким способом спасла их от народного гнева.

– Да, виконт, – кивнул лорд Дерби, – я слышал об этом. Скажу больше, русское посольство было забросано камнями и грязью. Полиции с большим трудом удалось удержать народ от штурма диппредставительства этих дикарей, которые не считаются ни с какими международными нормами, и нападают на наши корабли.

– Милорд, я полагаю, что мы находимся на грани объявления войны Российской империи, – с апломбом прознес Дизраэли. – Вот только как мы будем с нею воевать? Ведь на континенте мы вряд ли сумеем найти союзников, которые рискнут вместе с нами вступить в вооруженное противостояние с Россией.

– К сожалению, это так, – вздохнул британский министр иностранных дел. – Единственная наша надежда – Австро-Венгрия, после недавнего тайного (но не от нас, конечно) свидания канцлера Бисмарка и графа Андраши в Лемберге поспешила заявить о том, что изменения в Турции никоим образом не угрожают безопасности двуединой империи, а посему она будет придерживаться нейтралитета в конфликте на Балканах.

– Да, это очень печально, – подтвердил Дизраэли. – Но ведь вы знаете, что, помимо нее, в мире есть силы, которые могли бы если и не сокрушить мощь России и этой, как ее…

– Югороссии… – Подсказал лорд Дерби.

– Да, Югороссии, – кивнул британский премьер, – так вот – есть силы, которые не менее нас ненавидят Россию и русских, и которые, если им помочь деньгами и оружием, могут доставить много неприятностей этим негодяям.

– Виконт, вы имеете в виду поляков? – поинтересовался лорд Дерби.

– Поляки, кавказские головорезы, что всегда готовы отправится в поход против неверных, – выкрикнул Дизраэли, – азиатские ханы и баи, которым русские запретили грабить своих соседей и держать рабов, русские идеалисты, мечтающие о свержении самодержавия. Словом, всем, кто готов вредить царю любыми доступными способами. И мы должны сделать все, чтобы они делали это как можно эффективнее. Ну и нам тоже не следует сидеть сложа руки. У нас есть специальные люди, для тайных операций, о которых потом не принято вспоминать.

– Вы имеете в виду убийство русского императора Павла I? – хитро ухмыльнувшись, поинтересовался министр иностранных дел Британии.

– И это тоже, – с такой же хитрой ухмылкой ответил премьер-министр, – королева мне прямо сказала, что Англия должна быть спасена любой ценой, поэтому не нужно быть особенно разборчивыми в выборе средств. Помните, что победителей не судят!

13 (1) июня 1877 года. вечерние американские газеты:

«Нью-Йорк Таймс»: «Новое сражение при Саламине! Королева Виктория оплакивает свои броненосцы!»

«Чикаго Трибьюн»: «Великий мыльный пузырь! Британский флот оказался самым дорогостоящим блефом на свете!»

13 (1) июня 1877 года Вашингтон. Белый дом.

Президент САСШ Рутерфорд Бирчард Хейс и Госсекретарь Уильям Эвертс.

– Билл, Билл, так кто из нас оказался прав? – спросил президент у своего госсекретаря. – Помнишь, в прошлый раз, когда мы с тобой обсуждали новости из Стамбула, я сказал, что англичане, взбешенные появлением русских на Босфоре, сцепятся с ними в драке, будто два голодных койота. И русские сделают с ними то же, что уже сделали с турками.

Эвертс, поморщившись, развел руками. Президент Хейс махнул рукой.

– Билл, если говорить по-честному, мы оба ошиблись. Мы подозревали, что эти русские парни окажутся большими драчунами, но чтобы так нокаутировать британцев!

– Сэр, – ответил госсекретарь, – я полагаю, что нам надо ускорить отправку Уллиса Гранта в Европу, чтобы он лично встретился с русским царем и этим таинственным адмиралом Ларионовым. Сэр, я стал даже побаиваться этих бешеных русских, которые так лихо молотят своих врагов. Вчера – турки, сегодня – британцы, а завтра?

– Да, Билл, – президент огладил свою пышную бороду, – я не ожидал от них такой прыти. Но королева не простит такого публичного унижения своих парней. К тому же, как сообщают газеты, в плен попал ее сын, и это для нее уже личное оскорбление, пощечина. – И что за этим последует?

– Сэр, я и так знаю, что за этим последует война с Россией. Только вот кто будет с ней воевать? – Уильям Эвертс задумчиво посмотрел за окно, где отцветающие яблони роняли последние лепестки. – На суше Британии с царем не тягаться. Да и не привыкли англичане сами воевать, они всегда ищут простаков, которые будут сражаться и умирать за британские интересы. Но таковых сейчас в Европе нет. А вот на море…

– А что на море? – спросил президент и хитро посмотрел на своего собеседника.

– А на море британцам русские уже хорошенько всыпали, – ответил Эвертс. – Тем более что, по имеющимся у нас данным, эскадра Канала сможет выйти в море не раньше, чем через месяц, а то и через два. Экономия, сэр. Пока парламент раскачается и выделит внебюджетные ассигнования на новую экспедицию… Но самое главное не в этом, а в том, что наиболее больным местом для их острова является морская торговля. Помните, сэр, как затряслись англичане, когда во время Гражданской войны в наши порты в Атлантике и Тихом океане вошли русские крейсерские эскадры? Я думаю, что такой же трюк русские повторят и в этот раз. А это нам на руку.

Президент энергично прошелся по кабинету.

– Да, Билл, я помню, что именно о таком варианте развития событий мы с тобой говорили несколько дней назад. На крейсерской войне мы можем сделать хороший бизнес. Причем практически ничем не рискуя. Боевые корабли британцев, как показал опыт второго сражения у Саламина, для русских кораблей лишь легкая закуска. А с торговыми судами мы уж как-нибудь управимся. – Рутерфорд Бирчард Хейс взял со своего стола конверт из плотной бумаги. – Да, кстати, я вчера получил письмо от Уллиса Гранта, в котором он дает согласие на поездку в Россию. Вот оно. И знаешь, кого он хочет взять с собой? Ни за что не догадаешься!

– Кого, сэр? – Госсекретарь насторожился, став похожим на сеттера, сделавшего стойку. – Я весь во внимании…

Президент довольно ухмыльнулся в бороду.

– Мой предшественник по Белому Дому пишет, что он хорошо знаком с одним моряком, который во время войны служил в нашем флоте, и у которого есть кузен. Этот кузен в Гражданскую войну тоже служил на флоте, только у конфедератов. Сейчас он в отставке, живет в Алабаме, у него адвокатская практика в городе Мобил. И фамилия этого моряка…

Госсекретаря будто дернуло током.

– Сэр, неужели речь идет о Рафаэле Семмсе? О том самом Семмсе, который был командиром «Алабамы»?!

Президент стукнул кулаком по столу.

– Да, Билл, о том самом Семмсе! Помнишь, сколько крови нам попортил этот крейсер? Почти два года он резвился на морских путях, утопив целых шестьдесят пять наших торговых судов. Если бы не удача, улыбнувшаяся «Кирсаржу» в Шербуре, он запросто мог довести свой счет до сотни. Так вот, Уллис Грант пишет, что он предложил Семмсу отправиться с ним к русским. И тот согласился. Я думаю, что это хорошая мысль. Адмирал Рафаэль Семмс сумеет найти общий язык с адмиралом Ларионовым. А офицерам Российского императорского флота он сможет помочь организовать результативную охоту на британские корабли, поделившись своим богатым опытом.

Госсекретарь склонил голову и вкрадчиво произнес:

– Сэр, какая блестящая идея! Нам надо завоевать доверие у этих русских парней. – Госсекретарь посмотрел на висящую на стене карту Северной Америки. – К тому же большая заваруха, которая может начаться в Европе, нам лишь на руку. Оставаясь в стороне от нее, мы будем потихоньку подбирать под себя страны, которые президент Джеймс Монро объявил зоной наших интересов – то есть все, что расположено южнее нашей границы с Мексикой. Да и торговля с воюющими странами позволит нам неплохо заработать.

– Именно так, Билл! – Президент Хейс удивленно поднял брови. – Но почему мы должны смотреть только на юг? К северу от Великих Озер тоже есть страна, которая вскоре может оказаться ничейной. Надо быть наготове и прибрать к рукам наследство покойной и горячо любимой британской тетушки… – Оба «джентльмена» рассмеялись. – К тому же, если верить тому, что сообщают о вооружении тех русских, которые так крепко побили британцев, у них много технических новинок, с которыми стоит познакомиться поближе. Так что польза от поездки генерала Гранта может быть большой.

Госсекретарь Эвертс побарабанил пальцами по столу.

– Сэр, в порядке общих размышлений: а чего такого мы можем предложить русским, чтобы они стали покладистыми и показали нам все свои новинки?

Президент Хейс ухмыльнулся.

– Билл, пообещаем им нашу демократию! Только не надо на меня так смотреть – ну пошутил я, пошутил. Я прекрасно знаю, что она не стоит и ломаного цента. А если серьезно, то надо дать Уллису Гранту самые широкие полномочия на заключение с ними любых соглашений. В конце концов, выполнять или не выполнять эти соглашения, будем решать мы, в зависимости от сложившейся ситуации. Билл, максимально ускорь отъезд генерала Гранта и адмирала Семмса. Надо спешить! Ведь тот, кто первый улыбнется и протянет им руку, может рассчитывать на самое щедрое вознаграждение! Время не ждет!

14 (2) июня 1877 года. Борт крейсера «Москва». Эгейское море.

Герцог Сергей Максимилианович Лейхтенбергский.

Итак, наш чисто дипломатический поход в Афины неожиданно для нас самих закончился сражением с эскадрой королевы Виктории. Причем, завершилось оно полным разгромом неприятеля. Все-таки приятно возвращаться домой победителем. Правда, если говорить честно, то в сражении с британским флотом я лично не участвовал. Все было сделано матросами и офицерами крейсера «Москва». Я даже не мог себе представить, что при подобном неравенстве сил битва с англичанами закончится так быстро и с такими незначительными потерями. Но факт остается фактом – британцы посрамлены, а их Средиземноморская эскадра лежит на дне Саламинского пролива.

Судя по довольному виду Александра Васильевича Тамбовцева, и на дипломатическом фронте наши дела обстоят самым лучшим образом. Доказательство тому – торжественные проводы нашего корабля. Греки буквально на руках несли наших моряков до трапа. Сам король Георг с королевой Ольгой Константиновной посетили оба наших корабля. Конечно, особое внимание монархи уделили крейсеру «Москва». От всего увиденного король и королева долго еще не могли придти в себя. Они с изумлением разглядывали вертолет, стоявший на кормовой площадке крейсера. Что это такое, король с королевой уже знали – королева, да и весь Пирей видели, как этот аппарат кружил над водами пролива, вылавливая из них сына британской королевы. Кстати, мы продемонстрировали герцога Эдинбургского королевской чете. Герцог выглядел уныло – в стираной матросской форменке, с забинтованной головой, Альфред меньше всего был похож на отпрыска английской монаршей семьи. Он без особого восторга раскланялся с греческим монархом и поцеловал ручку Ольге Константиновне. Те, в свою очередь, были немного сконфужены: пленный сын Британской королевы – это как-то… Впрочем, цесаревич тактично сказал, что Фредди у него не в плену, а в гостях. Все же как-никак родственники…

И все было бы хорошо, если бы не одно. Словом, я влюбился, как Ромео, в Джульетту из будущего. Скажу прямо – таких женщин я еще не встречал. Хотя монахом я не был и успехом у дам пользовался. Но вот запала мне в душу Ирина, и ничего я с собой поделать не могу. Похоже, что и Ирина ко мне неравнодушна. Во всяком случае, когда мы с ней беседовали, в ее глазах я видел нечто гораздо большее, чем простое любопытство. Или я ничего не понимаю в женщинах…

Правда, между нами огромная пропасть. С моей стороны – титул и происхождение, с ее стороны – разница в сто тридцать пять лет. Я вспомнил печальные истории, связанные с любовными взаимоотношениями моих родственников. Взять, к примеру, брата цесаревича, Великого князя Алексея Александровича. Какой у него был роман с Сашенькой Жуковской, дочерью воспитателя Государя, поэта Жуковского! На коленях Алексей умолял своего венценосного отца дать ему разрешение на брак с любимой женщиной. Но тот был неумолим. Тогда Алексей без разрешения обвенчался с Сашенькой в православном храме в Италии. Но этот брак был аннулирован Государем. Алексея отправили в кругосветное плавание, а Сашеньку выслали за границу. Там она родила сына, которого, как и отца, назвали Алексеем. Потом вышла замуж за барона фон Вермана. Александр Васильевич сказал, что в их истории сыну Великого князя Алексея Александровича и Сашеньки Жуковской присвоили титул графа Белёвского.

А генерал-адмирал, Великий князь Алексей Александрович, как я узнал от Тамбовцева, так и не женился. Были у него связи, но ту, которая могла стать его единственной и неповторимой, он так больше и не нашел. Тем более, как мне стало известно из разговоров с Александром Васильевичем, всего через поколение наше сословие высшей аристократии выродилось в каких-то слизняков. Постоянные перекрестные браки с немецкой аристократией довели нашу знать до ручки. Б-р-р… Ну не хочу я немку в жены! Вопрос: почему среди немцев столько философов? Ответ: а вы их женщин видели?

А Ирина – та девушка своего времени, когда представительницы прекрасной половины рода человеческого стали эмансипированы до неприличия, и не осталось в мире профессий, которые бы они не освоили наравне с мужчинами. Вон, взять, к примеру, полковника Антонову. Казалось бы, на что неженская у нее профессия, но мужчины из будущего слушаются ее беспрекословно, причем ее авторитет происходит не из ее звания, а из опыта, ума и умения находить единственно правильные решения. Да и с оружием она обращается так, что ей позавидует записной дуэлянт. Работа, говорит, такая…

Вот я сижу в каюте вместе с Александром Васильевичем и изливаю ему душу. Он согласно кивает своей седой головой, сочувствует мне и хитро поглядывает, словно знает то, чего я не знаю. Я думаю, что так и есть. Все-таки человек намного старше меня, повидал больше, причем знает наше будущее досконально.

Выслушав очередной мой душевный надрыв, он встает, потягивается и предлагает выйти на палубу, прогуляться. Крейсер «Москва» мчится по волнам Эгейского моря, приближаясь к месту назначения – Константинополю. Скоро мы будем у Лемноса, а там и до Мраморного моря рукой подать. Вечер тих, солнце уже садится, и море, которое, окрашенное его лучами, переливается, как перламутр. У носовой башни крейсера я замечаю тонкую фигурку Ирины. Она стоит такая одинокая, задумчивая, что у меня невольно сердце сжалось от грусти и жалости.

Александр Васильевич легонько подталкивает меня под локоток – мол, иди, глупый, вон оно, твое счастье! Не теряйся, и все будет хорошо. Глубоко вздохнув, я решительным шагом направляюсь к Ирине. Она услышала мои шаги и повернулась ко мне. На мгновение садящееся солнце зажигает вокруг ее головы оранжево-желтый огненный нимб, потом видение пропадает, но навсегда остается в моей памяти. Я вижу, что у нее в глазах стоят слезы. На мой немой вопрос она отвечает: «Ветер сильный…» – и, достав из кармана белый кружевной платочек, аккуратно вытирает глаза.