Александр Михайлович Житников
Словарь корне/монадного первоязыка. Первоэтнический словарь брабанта

© Александр Михайлович Житников, 2016

ISBN 978-5-4483-4766-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Словарь первоязыка по буквогеноизному корнемоделированию

Реконструкция думных смыслов

Андропософия

Каждый здравомыслящий человек понимает, что из «ничего» «нечто сущее» возникнуть не может; чтобы это «нечто сущее» возникло, необходимы определённые для этого проявления предпосылки, то есть определённые условия для его возникновения. Ко времени завершения формирования, «готового» в био/анатомическом плане, человека, то есть к периоду, когда на метаисторическую сцену вошел кроманьонский человек (палестинский палеонтроп), у него уже были сформированы все предпосылки для того, чтобы он мог приступить к усвоению «второй сигнальной системы», то есть членораздельной речи, звукознаковой (семиотической) структуры праязыка.

Кроманьонец обладал классическим человеческим телосложением, прямохождением, развитым мозгом с развитой зоной Брока, – речеуправляемого мозгового образования и развитой структурой лобных долей больших полушарий мозга; рост 170—180 см, формы лицевого черепа и горло/языковой области, очень важных для быстрой речевой артикуляции, надбровные дуги и подбородочный выступ были близки к современному типу Homo Sapienc, Человеку Разумному.

Кроманьонский человек был превосходно развит во всех отношениях: пять его чувственных анализаторов – зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса, то есть органы кожно/визуального осязания, как внутренне/органической среды человека, так и внешней среды обитания его, давали ему возможность легко адаптироваться к любым условиям своего бытия в природном социуме земли. Шестое чувство – интуиция, изначально бессознательно синтезирующая аналитические показания первых пяти датчиков чувствознания, интуитивно руководила рефлекторно/инстинктивными, по кодификации русского физиолога И. Павлова «первой сигнальной системой», направляемыми пятью органами чувств и интуитивно/рефлекторными инстинктами. Инстинктивно/бессознательная потребность в пище, воде, тепле, безопасности и поло/родовом воспроизводстве, совершенствовали интуитивно/чувственную структуру тела палестинских палеоантропов; то, что было полезно человеческому виду в целом, закреплялось естественным отбором, воспроизводилось а последующих поколениях, помогало выжить в межвидовой борьбе, сохранялось в архетипах генетической памяти.

звуковая коммуникативность прямоходящих обезьян

Переход от «первой сигнальной системы» ко «второй сигнальной системе» стал возможным только с возникновением кроманьонского человека; каким образом происходили мутационные преобразования прямоходящей обезьяны в кроманьонского человека, человека разумно думающего, – оставим для исследования специалистам, то есть эволюционным генетикам. Сами же устремимся к исследованию причин, приведших к образованию «второй сигнальной системы», то есть праязыческого языка богов Тильмун-Етена (Цзюлин/Таотана, Дуатана и Атлантитана и Ахура-Маздана) и постпраязыческого языка человека Большой Земли.

Во времена господства прямоходящих обезьян среди гоминоидов, когда о разумно думающем человеке и речи не могло быть, – звуковые крики обезьян, представляли из себя звуковые сигналы (фонемы), выражавшие удовлетворение нахождением пищи; или испуганно/тревожные крики при возникновении серьёзной опасности, появлении хищников, огня… Односложно/звуковые фонемы, в форме зазывающе/предупреждающего крика/клича, целенаправленно рассчитаны были на привлечение внимания, к определённому явлению или предмету, со стороны других членов общинной стаи сородичей; они стали служить средством межличностного, меж/общинного общения и обмена информацией, информационно/коммуникативным средством передачи информации на расстоянии, вне пределов прямой видимости, что, естественно, увеличивало их шансы на выживание в жестоком мире меж/видовой борьбы.

Со временем, этих кодирующих, информационно/коммуникационное поле реальной действительности, звуковых сигналов становилось всё больше; и где-то, на изломе эпох от раннего к среднему палеолиту, количество стало преобразовываться в качество. Неосознанно стала возникать «вторая сигнальная система» рефлектирущих связей на уровне звуко/семиотической структуры односложных звуковых сигналов, рассчитанных на привлечение внимания других особей к предмету внимания закликающего крикуна. Так возникла система первичных звуковых элементов, состоящих из различных согласовочных звуков на базе единого огласовочного звука, гласного по своей природе, но пока не вокализованного по понятийной осмысленности применения и поэтому единого во всех вокальных воплощениях. Есть предположение, что таким огласовочным первозвуком, был гласный звук «А…а…а…а». Однако воплотиться в членораздельную речь всё это не могло по причине отсутствия био/анатомических предпосылок у архантропов; их горло/ротовая анатомия не позволяла архантропам членораздельно произносит много сложные сочетания звуков, – могли они произносит только односложные кричащие кличи.

Вполне возможно, что такой формой односложного кодирования реального бытия, обладали уже архантропы; вполне допустимо это предполагать по причине того, что уже на этой стадии формирования человеческого мозга, появляются мозговые образования зоны Брока и фрагменты лобных долей больших полушарий мозга, ответственных за речь. Видимо будет правильным считать, что потребность в кодификации действительности звуко/информационной коммуникации в меж/общинном взаимодействии, способствовала формированию специального органа в отделах мозга, ответственного за взаимодействие «первой сигнальной системы», – чувственно/воспринимающей (интуитивно/инстинктивной) и звуковыражающей эти чувства, «второй сигнальной системой», ответственной за звуко/семиотическое, адекватное кодирование.

мутации и кроманьонский человек

Шло время, среди прямоходящих обезьян возникла мутированная особь, которая могла членораздельно озвучивать огромное количество звуков, имевшихся на земле, копировать их, думно осмысливать звуковые формы мысли и кодифицировать их в корне/субстанциональные классы языческих понятий, координируемых в праязыческую понятийную доктрину с протоязыческим алфавитом и корне/тетроидным архисловарём.

Именно об этом элементарно/первичном звукоряде человеческого праязыка пойдёт далее речь, а именно о первично/огласовочном звуке, – гласе божием; и проявившихся позднее, на более поздних стадиях формирования праязыка, согласовочных звуков. Дифференциация голоса по звукам, что-то значащим для прямоходящей обезьяны или проточеловека, заняла не так уж много времени по историческим меркам, не более 700 000 солнечных годков; и ограничивалась, по всей вероятности, однослоговыми кличами и указующими жестами. Однослоговые клики выражали определённые понятия, очень важные для всей общины: вода, огонь, тьма, свет, пища; а указующие жесты, и модуляционно/голосовые интонации, конкретизировали объект внимания. Способность предчеловека к интуиционному абстрагированию, то есть отделению ментального понятия от реального предмета или явления, – уже есть само по себе явление ментально/абстрагированного мышления, то есть мышления не самими предметами и явлениями, данными по природе и картинно/статуарно, а мышления, – через понятийно понятые, ментальные образы конкретных предметов и явлений, воплощённых в звук, в клик, клич этого предмета или явления, выкликания его через звукообразную форму, имя его, понятое, как абстрактное отторжение от его естественно/природного образа.

Всё это, вместе взятое, то есть био/анатомическая эволюция самого предчеловека, мутационный прорыв из царства животных, конкретно из царства прямоходящих обезьян в царство кроманьонского человека, овладение слого/корневой речью, позволило человеку выделиться из царства неразумных животных и занять особое место в мире животных, – место богочеловека или человека, наделённого богом способностью владеть «второй сигнальной системой».

вторая сигнальная система

«Вторая сигнальная система», по определению И. Павлова, есть система условных знаков, то есть таких знаков, которые для человека абстрагируют статуарно/внешний мир и мир собственных думно/чувственных переживаний, всеобщинно понятных и принятых; «первая сигнальная система» по определению И. Павлова, есть система безусловных знаков, то есть таких знаков, которые непосредственно и, безусловно, на инстинктивно/интуитивном уровне индивидуума воздействуют на его психо/эмоциональные центры, вынуждая его действовать в соответствии с понудительными актами собственного организма и окружающей среды обитания (голод, жажда, страх, агрессия…).

В процессе эволюционного абстрагирования реальной действительности элементами мыслеоформления «второй сигнальной системы», была отформатирована стройная система языкового структурирования слого/корневых тетроидов в пять кодифицированных классов, проявляющих реальную действительность: 1) корне/субстанциональный класс ноуменальных (наименовальных) прообразов Бытия, выявленных из доязыческого Небытия, когда нигде и ничего из существующего проявлено быть не могло, по причине отсутствия этих самых языковых проявителей; 2) корне/субстанциональный класс ноуменальных прообразов Ума или умопостижения умопостигаемых прообразов Бытия (феноменов бытия), выявляемых из безымянно/доязыческого безмыслия; 3) корне/субстанциональный класс ноуменальных прообразов Инмира, то есть мира физических элементов природы, проявляемых наименованиями ноуменов Ума; мира иного, мира материального, относительно первых двух, божественно/интеллигибельных, классов; 4) корне/субстанциональный класс ноуменальных прообразов Времени, выявленных из доязыческой вечности; 5) корне/субстанциональный класс ноуменальных прообразов космогеноизного Пространства, выявленного из доязыческой пустотности Вселенной.

буквогеноизное корнемоделирование наименовальных прообразов первосущностного Бытия

Бифуркационно/перекрёстные центры слого/корневых тетроидов.

Всем известно, что Вселенная, олицетворяемая в языческой философии вселинейной точкой, то есть той точкой, где потенциально находятся все линейные вектора актуального распространения энерго/материальных потоков Бытия, Ума, Инмира, Времени и Пространства, – способна, дробя перпендикулярные друг другу линии, эманировать эти потоки в родо-и-видовые точки, проявляющиеся в точках пересечения перпендикулярных друг другу линий, как центрах пресечения бифуркационно/линейного напряжения и разрядки этого напряжения в корне/точечном тетроиде. Однако, – так выходит из линейно/точечной или точечно/волновой природы бифуркационного поля, каждая бифуркационная точка, как по природе, так и по уму, проявляет затухание в себе бифуркационно/линейной энергии, явив корневую точку думного смысла, проявляющую в свете явленного смысла предметно явленную вещь; проявившись, как точка думного смысла и проявленной мыследумой вещи по природе, данная точка думно/смыслового напряжения генерирует новую бифуркационно/линейную волну, которая встречая на своём пути новые, по свойствам и характеристикам, элементарные точки, вступает с ними в контакт и порождает совершенно другие корне/сущностные тетроиды. Так, вселинейная точка, распоковываясь из единого центра бифуркационного поля напряжения, известной как Вселенная, креацинирует в родо—видовых точках напряжённости, новые рода и виды, как по природе, так и по уму.

буквогеноизно/слоговые поля взаимодействия

Любой из существующих во Вселенной элементов, первичных самих по себе, изменяться сам по себе не может, не вступая во взаимодействие с другими элементарными единицами; в принципе они, конечно, видоизменятся могут, но только на уровне микроволновом, где взвимодействие силовых волн и микрочастиц, может порождать новые элементарные частицы, где материальные частицы могут порождать своим взаимодействием силовые поля, а силовые поля, разгоняя частицы – кванты, могут порождать новые частицы и, даже, видоизменять их. В материально/физическом плане нужно взаимодействие элементарных частиц – атомов друг с другом; это и происходит на атомно/молекулярном уровне.

Химические элементы, вступая в атомно/молекулярные связи, могут порождать новые химические соединения. Это общеизвестно, как общеизвестно и другое; на уровне одних букв, не сводя их в определённые связи друг с другом, человек говорить не сможет. Процесс говорения есть процесс словотворения, или процесс сведения сослоганием букв (буквосложение в слога) в определённые, смыслопонятийные связи, в результате чего только и может быть понятной речь. Без этого, буквы есть просто нерасчленимые элементы видородной структуры языка, проявляющейся через слова. Вступая в языковые связи (морфемы), буквы порождают родовые группы единородных видо-образов, пока ещё бестелесных, мыслеформирующихся сущностей; чтобы стать телесно оформленными, бытийными сущностями, они должны стать оформленными поимённо именами предметно явленных вещей, отражающих поимённо мир, явленных визуальному созерцанию, вещей, – а также и бестелесных сущностей сознания – смысло/думных понятий об этих вещах.

Таким вот образом, сами буквы предстают перед нами в форме элементарных частиц, – этаких думных квантов сознания, знаковыми узелками повязанными на линейно/нитянных клубочках узелкового письма времён позднего палеолита.

пракосмическое веретено

«И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас (т. е. елохимов пантеона Богов), зная добро и зло; и теперь как бы не простёр он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно… И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни». («Библия: Бытие», гл. 3, $ 22 и 24).

Эту цитата из библейского «Бытие» приведена здесь не случайно, а вполне продумано; она, почему-то всплыла в памяти, когда исследовалась проблема протокосмического веретена, и его прообраза, – праязыческого веретена, то есть нечто такого, вокруг которого всё накручивается, в прядении – это нити пряжи, благодаря которой будут созданы, методами вязания и ткачества всевозможные образы в искусстве ковроткачества и одежды; в протоязыке – это лайя/центровая основа, так сказать, осевой хребёт всей координатной конструкции праязыка, на который нанизан будет весь каркас родови-довых корне/субстанциональных тетроидов; в космогеноизе – это солнечное веретено, вокруг которого вращается вся планетарная система.

Прообразом космо/языческого веретена служила гора мудрости Мандара (Дар-Мана, Ярко/пламенистый Дар Нана, Тал Нана, Тал-Ману, Абллан-Анас-Асат, Атллан-Анат… Нань-шань, Болинцзе… Бранта…), гора поля познания добра и зла, гнездо восхода (Да) Ра-Амона. Именно эта гора служила «мутовкой» или космо/языческим веретеном, с помощью которой Асуры с Богами пахтали про-океан (Маркондея или мардукиана, Море-да-Океан времён язычества неолита и веков бронзы) с целью получения основопологающих символов язычества: молока, масла, месяца-сина-луны-нанна, Лакшми (Була-Куш-шима – царица амазонок), Рамбха, Сура, конь Уччайх-шравас, Каустубха – волшебный камень, слон Айравата, Париджата – чудесное дерево, Дханвантари – бог искусства исцеления с напитком бессмертия амритой и яд калакута, который выпил, ради спасения вселенной от гибели, бог Шива.

Само веретенообразное пахтание прото-океана в индуистком мифе представлено в кратком изложении так: в середине земли есть гора Меру; собрались там боги и возмечтали о бессмертии, которым они в те времена не обладали, то есть жили как обычные люди позднее стали жить, когда боги, покинув землю, устремились для жизни вечной в небо. Вишну посоветовал идти всем, богам и асурам идти к пра-океану, и там на месте, путём пахтания океана, добыть напиток пламеродного бессмертия – амриту. Веретеном или «мутовкой» стала гора Мандару, а вращающей веретено верёвкой стал царь змей – Васуки. Змей Шешу из породы нагов вырвал гору и переместил её в центр океана. Пракосмическая черепаха, державшая мир земли на своей спине, превратилась в опорный фундамент для горы Мандару; вокруг горы обернули змея Васуки, – за голову которого ухватились асуры, а за хвост – весь пантеон богов. Всем хотелось бессмертия. И длилась эта борьба за желанное бессмертие, то есть Амриту, многие сотни лет.

По истечении многих веков, воды океана превратились в молоко, затем в масло; первым возник из океанского потока светлоокий Месяц (Нанна, луна, син…); за ним появилась могучая богиня прядения Макош-Лакшми, прильнувшая к груди Вишну (Пре-вышнего Перуна) и презревшая асуров; затем из вод вышла Рамбха, ставшая владычицей апсар, небесных певиц; возникла Сура, богиня хмельных напитков и вина, отвергнутая потомками Дану и Дити – асурами, но принятая богами-сурами; выскочил из вод океана белый конь Уччайх-шравас, молниеподобный, как сама мысль Индру, которому конь стал служить с тех пор; затем из вод возник солнцеподобный камень – Каустубха, украсивший грудь Вишну; подобно облаку, возник над водами слон Айравата, который с тех пор служит Индре, царю богов; из тех же вод возросло дерево – Париджата, древо Индры; из тех океанских вод вышел Дханвантари, бог исцеления с чашей бессмертия – амритой; и завершая все исхождения, на поверхность излился яд Калакута, который выпил Шива, получивший за этот подвиг почётное звание Нила-кантха (Синяя шея).

Из-за обладания чашей с амритой между асурами и богами произошло настоящее побоище; Вишну похитил чашу с амритой у асуров, обернувшись женщиной. Но один из асуров, дракон Раху, сын Випрачитти, владыки данавов, успел отведать напитка, за что Вишну отсек ему голову. Голова Раху осталась бессмертной, вознеслась на небо, а тело рухнуло на землю, ибо амрита дальше горла не успела пройти. От падения вулканоподобного Раху (Бугорок Атану, Беррега донные, Барахат-тан, Перекат донный, Проход донный) сотряслась земля.

Асуры настигли богов и на берегу океана произошла решающая битва между богами; диск Вишну с всеистребляющим пламенем способствовал победе богов над потомками Дити и Дану, которые после поражения сокрылись под землёй, внутри потоков реки океана. А победоносные божества (Елохимы) вернули гору Мандару на прежнее место, змея Васуки отпустили на своё царство, и разошлись по своим царствам, поручив Наре (Морю), сыну Дхармы (Духу Рамы) охранять сосуд с амритой – напитком бессмертия богов.

***

энеада Плотина «о числах» с комментариями Аристотеля и Лосева

Плотин представляет умный предмет, выражаемый через нумерологическое число, «неким смысловым изваянием предстоящим как бы после выхождения из глубин самого себя или проявления в самом себе». Местоприсутствие этого смыслового изваяния, место которого застолблёно нумерологическим числом, кодирующим местоположение букв и корне/сущностных эйдосов в координатной структуре праязыка, есть местонахождение корне/сущностного эйдоса, как некоего видуализированного языческого лика, визуально проявляющего природно явленную вещь через ноуменальный идео/видовой образ. «Ибо видящее имманентно видимому… В своём восхождении придёт он сначала к уму и увидит там все прекрасные лики и назовёт это красотой и идеями. Ибо всё в них прекрасно, как в творениях ума и в сущности».

«Диалектика «есть установка, способная о каждой вещи сказать в логосе, что она есть и чем отличается от других вещей, что такое общность, и тут же – где место каждой из них, и существует ли как сущность, и сколько сущих, и, в свою очередь – о несущих, отличных от сущих» (Плотин, 1 – 3, 4; здесь и далее перевод А. Ф. Лосева).

Замечания в скобках к тексту написаны А. Житниковым.

Диалектические формулы языческой философии Плотина с комментариями А. Ф. Лосева

Диалектическая формула Плотина: диалектика – это «способность, могущая в мысли о каждом сказать, что есть каждое, и чем отличается от иных, и какова общность (с иными)».

«Каждая вещь мыслимая умом, должна быть и тождественна с ним, и отлична от него, а кроме того и сама в себе должна содержать как тождество, так и различие» (Плотин, 5. 3. 10.)

От первого начала происходят различные порядки прообразов бытия; ведь «прежде и выше всего существующего есть начало, отличное от всего прочего, которое всегда пребывая в самом себе, в то же присуще всему, не смешиваясь ни с чем, которое есть единство абсолютное, которое выше самого бытия и сущности… То (же), что не есть первое, всегда нуждается в том, что ему предшествует, как равно и то, что не есть простое, а сложное, нуждается в том простом, из которого оно могло бы составиться. Итак, первое начало всегда только одно, и оно по существу своему есть единое…» вселенское начало. Всякое (последующее) тело, происхождением своим обязанное первоединому, становится во времени и по этой причине никак не может быть первым началом всего сущего, которое по сути своей есть начало верховное, бестелесное, абсолютно (безродно) -единое, то есть то, что не есть от чего-либо происшедшее или рождённое. Первоединое эманирует из себя едино/многое (множественность относительных единств или пресущностных корне/эйдосов, индивидуальных атманов); «бытие, следующее непосредственно после Первого, должно быть после него самым совершенным, как потому, что оно уже производит всё остальное существующее, так и потому, что, происходя непосредственно от первого и занимая второе место, оно должно превосходить всё остальное, занимающее более низкие ступени бытия».

Первоединое как первое начало всего, в том числе и самого ума, стоит поэтому выше самого Ума. Спрашивается: а почему первое начало само не есть ум? На это Плотин отвечает так: «энергия, или актуальность, ума состоит в мышлении, а мышление состоит в созерцании мыслимого, ибо получает полноту и завершение лишь тогда, когда обращено на мыслимое, а без этого оно представляет собой простую неопределённую возможность, подобно зрению (не имеющего, на что смотреть); оно становится определённым и актуальным лишь в акте созерцания мыслимого. Вот почему говорится, что от неопределённой двоицы и единого (классообразующего начала) произошли все идеи и числа, то есть ум. Ум, таким образом, есть бытие не простое и единое, а множественное, есть синтез, хотя, конечно, ноуменальный синтез, так как он созерцает многое. Он, кроме того, и сам есть ноумен (наименование), но такой, который мыслит и, значит, представляет в себе двойственность (В данном случае, двойственность выражается через слово изречённое, публичное, слово высказанное для всех и слово внутреннее, слово для себя, мыслительное слово)».

Первейший ноумен, ноумен Первоединого (ноумен Вселенной), имея «раздельное разумение себя, которое, пожалуй, есть мышление, но мышление, находящееся в вечном покое и совсем отличное от мышления ума», «пребывает в самом себе неизменно даже тогда, когда производит другое бытие; производит же он другое именно потому, что сам при этом остаётся, так сказать, ещё более тем, что он есть. А так как он остаётся ноуменом, вообще – мыслимым, то произойти от него может не что иное, как мышление и только мышление, и тогда это мышление, существуя и мысля то начало, от которого произошло (другого предмета для себя оно и не может иметь), становится вместе и мыслящим умом, мыслимым ноуменом. Но это второй ноумен отличается от первого и есть лишь копия его, образ

Первое начало, значит, выше самой сущности; оно есть только потенция, всемогущая причина всего существующего, и уже рождённое им есть это всё существующее.

Ум нераздельно соединён с сущим, ибо истинно/сущее не что-либо мертвое, лишённое жизни и мысли. Но такое, в котором бытие и ум нераздельны и составляют одно. Ноумены ведь не существуют прежде ума, который их мыслит, как чувственные вещи существуют прежде ощущения, которое их воспринимает, но ум сам есть совокупность всех ноуменов, так как идеи их он воспринимает не откуда-либо извне (а содержит в самом себе) … Ум существует совместно со своими ноуменами; он тождествен им и составляет с ними одно, как и наоборот, ноумены не существуют без своего субстрата (ума)» (5. 4. 1—2).