Александр Леонидович Кириллов
Будем жить по-новому! Сопротивленец. Книга 1
На востоке уже серело небо, через час, полтора рассветёт. Часы показывали четыре утра. Так еще и разглядят, что в кузовах сидят не немцы. Въехав в поселок Лысовка, колонна стала притормаживать где-то в центре, подъезжая к самому большому дому – бывшему сельсовету, у дверей которого виднелся стоящий часовой. Мы объехали съезжающие с дороги машины и резво продолжили свой путь. Отмахав на машинах еще километров пять, я, ориентируясь по карте, дал вводную водителю: «Впереди должно быть Леонидово, пока лес закрывает нас от села, ищем съезд в лесок, загоняем вглубь машины и дальше пешком».
Проехав метров двести, Ломов свернул на узкую лесную дорогу, вторая машина повторила маневр. Углубившись в лес метров на триста, машины остановились и все вышли на природу.
– Птицын, выстави секреты!
Бойцы парами разбежались в охранение. Собрав оставшихся и подсвечивая карту фонариком, обрисовал диспозицию, после чего прикинули план действий.
– До Леонидово осталось примерно километр-полтора, двигаемся следующим порядком: впереди Бурят со своей командой – это наша разведка, за ними мы в немецкой форме шесть человек, за нами через 30 метров движутся остальные.
Подобрались к деревне, мы спокойно стали осматриваться. В лежащей перед нами небольшой деревеньке дворов на 40 сразу увидели стоящие танки. С нашей стороны я насчитал 14 танков «Pz.III». Расставлены были грамотно, практически полная готовность к бою с любой из сторон деревни, оставалось только экипажу занять свои места.
– Ледков, Лосев, нужно взять «языка». Бурят, прогуляйся по лесу вокруг деревни. Начни от въезда в деревню, тем более, что до него метров сто, там наверняка сидит «секрет», отслеживая всех, кто появляется на дороге. Ты идешь первым, бойцы за тобой».
Через полчаса появился Ледков: «Есть «язык», командир, сзади деревни во втором доме от края вышел оправиться, а потом покурить решил, тут мы его и «спеленали». Сейчас Лосев его притащит, а Бурят за домом присматривает. Насчитали там еще 17 танков, которых отсюда не видно, и там же за деревней под деревьями стоят три машины, у них вместо кузова цистерны и шланги, уложенные вдоль емкости – бензовозы. А вот узнавать полные они или нет, мы не рискнули».
Тут зашелестели кусты и появился Лосев, таща на плече оглушенного немца. Отошли подальше от деревни вглубь леса с Лосевым, Боголюбовым и пленным фрицем, а то вдруг он заорет и его услышат. Водичкой и легкими пощечинами привели солдата в чувство. Пленным оказался командир танка «Pz.III», молодой лейтенант 23 лет Гюнтер Флоэ. Я объяснил ему ситуацию, как солдат солдату, что оставлять его живым я не буду, но либо он умрет легко, либо придется помучиться. Он рассказал, что в деревне находится первый танковый батальон в количестве 31 танка «Pz.III» и «Pz.IV». Это остатки полка после боев, еще три автомобиля-бензовоза с полными цистернами, отделение связи, штабная рота. Самое важное в его рассказе было то, что в деревне располагается командование 10-й танковой дивизии вермахта, командиром которой являлся генерал-майор Вольфганг Фишер (в реальной истории он еще воевал под Вязьмой, а погиб в январе 1943 года в Тунисе, сражаясь в африканском корпусе генерала Роммеля). Генерал ночевал, естественно, в лучшей избе деревни, где он, Флоэ, не был, но указал, что там еще квартировал начальник оперативного отдела, фактически начштаба дивизии. Сегодня часа в два ночи 40 танков второго танкового батальона, являющегося резервным, и пехотный полк убыли к линии фронта на юг, в сторону села Поповка. Километрах в трех южнее Леонидово в лесу оборудованы позиции 706-й роты тяжелых пехотных орудий, там же находится пехотная рота прикрытия батареи.
Затем он растерянно посмотрел на меня и произнес: «Herr Officer, ich habe 3 kleine Kinder und bitte meine Frau um ein paar zeilen…»
Потом вздрогнул, как будто очнулся от осознания того, что вот сейчас его жизнь закончится, не просто в бою, где «пуля пролетела и ага…», а сейчас. Он понимал это, как понимают осужденные перед казнью в последние минуты жизни. Потом осознав, что сказал что-то не то, встал, одернул серый китель, посмотрел на меня, извинился: «entschuldigen sie bitte».
«Что он сказал там про киндеров?» – спросил Лосев.
«Сказал, что у него трое детей, и он просит передать им несколько строк, которые он напишет. Я сверился с картой, показал ее офицеру, он ткнул пальцем в примерное место расположения батареи.
Не знаю, что на меня нашло, оставляя жизнь врагу, рассмотревшему нас в лицо, и находящемуся в непосредственной близости от немецких частей, но я сказал Лосеву: «Только оглуши фрица, свяжи руки и заткни ему рот, пусть живет. Скоро у фрицев побудка и нам надо спешить».
Семеро одетых в немецкую форму разведчиков двинулись выполнять свою задачу. К нам подобрался ожидающий в деревне Бурят: «В доме тихо, пока вас ждал, пошуршал по дворам, немного осмотрелся. На улице никого нет, возле бензовозов сидит часовой, возле штаба стоит часовой тоже, может еще в самом дворе, где спит генерал, или вокруг по периметру дома есть кто, не увидел – кто его знает, как у них генерала охраняют».
Мы решили в наглую не идти, а пройти к нужному дому дворами. В каждом дворике был сад, а дальше в сторону леса были высажены огороды.
– А чего скотину не слышно–то, ее ж давно пора обихаживать?
– Так откуда ей взяться-то, когда в округе стояла пара тысяч солдат – сожрали все.
– Ну и славно, а то даже не знаю, как подобраться-то к нужной избе.
Грачев, одетый в форму обер-лейтенанта танкиста с гранатами Ф-1, что в простонародье назывались «лимонками», уложенными в вещмешке и заготовленными в полку бечевками для растяжек, засел во дворе дома напротив бензовозов. В его задачу входило заминировать бензовоз так, чтобы при начале движения веревка намоталась на ось, выдернув чеку, и лимонки взорвали бензобак, а от него и бензовоз рванет. А лучше заминировать все три, вдруг другие машины уедут первыми.
Пробравшись через шесть дворов к нужному нам, как повелось, запустили самого «охотничего», а, точнее сказать, наблюдательного разведчика – Бурята. Проскочив последний двор, он долго, как нам казалось, осматривал двор, потом раздвинул жердины и, как будто, ввинтился в забор. Потом появился, подав нам знак, и снова исчез. Прячась за деревьями, колодцем, углами дома мы подобрались ближе и стали решать, как лучше проникнуть в дом.
«Командир, один часовой стоит у входа в дом, второй у забора на улице, расстояние метра три между ними, вдоль забора растут приличные кусты. Когда он ходит вдоль дома, то и не увидит, как мы заменим немецкого часового на нашего Орлова. А проникнуть в дом, думаю, можно через окно сеней. Сейчас стекло у половинки окна вынем, я туда залезу, осмотрюсь, потом вы», – предложил Бурят.
– Ледков, нет – ты мощный, Лосев…Лосев вместе со стеной только пролезет, Чайкин, давай, следующий ты за Бурятом. Орлов, как только Ледков уберет часового, встаешь на его место, а я и Лосев быстро оттаскиваем труп за угол дома – это метр, значит, секунд пять должно хватить поднять его и унести, позже спрячем его в глубине сада. Боголюбов, ты контролируешь выход из хлева, там наверняка спят хозяева. Ледков, сразу начинаешь контролировать поведение второго часового, если что, то вали его и затаскивай во двор. Потом Лосев меня подкинет в окно, чтобы и я попал в дом.
Часовой потоптался на месте и снова начал медленное движение по своему маршруту вдоль фасада дома. Выждав секунд пять, Ледков вышел из-за угла дома. Второй часовой возле двери начал поворачивать голову в сторону движения. Резко приблизившись, Сергей зажал ему рот и свернул шею. Первый часовой подошел к дальнему углу дома и особо никуда не спешил.
Мы же дальше действовали по плану, только вместо окна, Бурят и Чайкин проскользнули в дверь. Следом в дом зашли я и Лосев. В нём было три комнаты. Двигаясь прямо по коридору, увидели спящего человека. На вбитом в стену гвозде висела форма лейтенанта – адъютант похоже. Он был зарезан, так и не проснувшись. Далее я и Чайкин просочились, отодвинув занавеску в одну комнату, а Бурят и Лосев в другую.
Упаковали немцев быстро, пришлось, правда, оглушить проснувшегося генерала ударом по голове, после чего вытащили тела через окно в сад. Я осмотрел комнаты и забрал в каждой по портфелю, заодно, забрали и портфель, стоящий в комнате, где спал адъютант.
Первый часовой стал возвращаться к углу, где был вход в дом и стоял его напарник. Орлов отошел в угол дома, присел, как будто, что-то рассматривая у основания стены, откидывая землю рукой, при этом помахав немцу, подзывая его. Тот осмотрелся по сторонам, открыл калитку и вошел во двор. Успев сделать несколько шагов, как на него сзади напал наш сержант. Оттащив второй труп в глубину двора, бойцы побежали догонять нас.
Времени было полшестого утра, уже достаточно рассвело, хотя небо хмурилось, а не светило яркое солнце. Резкий рывок через огороды метров двадцать и мы под прикрытием лесных деревьев. Бойцы радостно улыбаются, похлопывая «спецназ» по плечам. Подхватив пленных, выслав передовой дозор, мы двинулись к автомашинам.
Воевала эта дивизия хорошо, громя наши войска под Белостоком и Смоленском, поэтому проведение нашей диверсии, лишившей её командования, так сказать, укол в самое сердце дивизии, будет им хорошим подарком. Нас уже ждал Грачев, доложивший об исполнении задачи. Часовой «пропал», а точнее был убит и спрятан в лесочке.
Вдалеке грохотала канонада, очевидно за ночь наши части подошли к Ельне, заняли ее и теперь приблизились к очередной временной линии обороны гитлеровцев Садки – Поповка.
Я размышлял, что лучше сделать – выдвинуться обратным путем в сторону нашего полка, или наоборот, углубиться в лесной массив на запад, кстати, не такой и большой, в сторону основного рубежа обороны немцев, и попытаться отсидеться в лесу. Все же решили выдвигаться разведанным маршрутом. Радист отстучал шифровку с быстро составленным мной донесением о том, что нами захвачен командующий 10-й танковой армией с начальником штаба и документами, а также известная нам дислокация немецких танков и пушек.
И начался наш прорыв домой. Вспомнилось название фильма «Мерседес» уходит от погони». Вообще, какие ставили фильмы о войне в советское время. Были, конечно, и слабые фильмы, примитивные, но многие были настоящими шедеврами, которые мы смотрели десятки раз, и все равно могли смотреть снова. Насколько настоящие мастера: режиссеры, сценаристы, актеры, создавали великолепную реалистичность картин, показывая людям, не знавшим той войны, всю ее тяжесть: условия жизни, горе потерь близких, героизм и самоотверженность обычных людей – бойцов на фронтах, которые в мороз и грязищу воевали с врагом, и работников тыла, которые в лютые морозы, недоедая, недосыпая, поднимали корпуса эвакуированных на Урал заводов и давали продукцию фронту. Это и фильмы Л.Быкова, «Щит и меч» В.Басова, «17 мгновений весны», «В августе 44-го», «Жаворонок», «А зори здесь тихие», «На войне, как на войне» и многие другие. Реальные войны, что прошедшие, что сегодняшние – это не компьютерная игрушка, где дети в силу «детского» понимания мира теряют чувство страха, перенося компьютерные разборки в реальность, не осознавая возможные последствия. Ведь там можно же «уйти на респаун» и возродиться целым и здоровым. Здесь, если погиб, то это навсегда.
В общем, проскочив Лысовку, мы подтянулись ближе к фронту. Сегодня его еще держали, но скорее всего в эту ночь, вновь будет совершен предыдущий маневр, то есть скрытный отход немцев в тыл к основному рубежу обороны и полное спрямление Ельнинского выступа.
И вот тут, продвинувшись в сторону Демшино, где по моим прикидкам должна быть зона действия нашего полка, хотя, полк могли перенаправить и в Ельню, мы съехали в лес, углубившись в него километров на пять. Выставили круговое охранение, которое будет меняться каждые два часа, и расположились на отдых в ожидании ночи. На связь я побоялся выходить, может быть ночью, когда будем уходить отсюда, то выйдем еще раз. Генерала, наверняка, уже ищут большими силами.
Не разжигая костров, подкреплялись консервированной свиной тушенкой и нашими галетами, накормили и «господ» генерала и подполковника. Эти немцы были настоящими фронтовиками, оба прошли Европу, победоносную для них французскую и польскую кампании, поэтому понимали, что в плену бузить было чревато для здоровья и, поэтому сидели спокойно, генеральского апломба не показывали. Я не испытывал к ним классовой ненависти, это не идейные эсэсовцы или националисты, поэтому относился к ним, как к обычным солдатам противника, попавшим в плен. Однако расслабляться нам с ними не надо – это боевые офицеры и при возможности просто так сидеть не будут, а попытаются сбежать. Генерал был где-то пятидесяти лет и достаточно плюгавеньким мужичком, танкисты все такие – гиганту трудно будет в танке разместиться. На его лице было написано философское равнодушие, братской любви ко мне он явно не испытывал. Ну, так я порушил его блестящую до сегодняшнего момента карьеру. Что мне от него надо было узнать, да, по сути, ничего. Я итак знал, что немцы будут рваться к Москве, где и получат на «первые орехи», потом будут «вторые орехи» – сталинградские и так далее. Просто захотелось немного поговорить с истинным арийцем, да будет ли у меня вообще в будущем возможность пообщаться с генералами. Я подошел к ним, сел на свой вещмешок, вокруг немцев располагалось человек 10 моих бойцов.
Похвалил его награды: «Мол, вы настоящий боевой офицер, а не паркетный генерал, а по возрасту вы, герр Вольфганг, вполне могли и в 1-й мировой войне воевать. А сейчас в Европе в каких компаниях участвовали: Польша, Франция, Бельгия?»
Ему, похоже, было приятно чувствовать, что к наградам я отнесся с уважением, награды они и есть награды, давались за реальные победы, хоть и врагу. Вспомнил о большом количестве ссылок в интернете на то, что серьезные ордена, положенные за личное мужество в бою или великие дела по укреплению обороноспособности государства, раздают непонятно каким женщинам – маршалам или секретарям генштаба, чиновникам с артистами, которые, если и прилетали в горячие точки, то дальше бункеров военных баз не показывались. Может быть, сам приезд в зону боевых действий – это уже есть проявление личного мужества этих людей, достойное ордена. Объективно говоря, стать генералом – это уже подвиг, каким путем – это другое дело. Или вспомнил свою работу, где у сотрудников ряда служб, приближенных к раздаче медалей и знаков поощрения, на кителе за 5-7 лет службы медалей прикреплено больше, чем в иных службах у всех сотрудников вместе взятых.
«Да, – подтвердил Фишер, – начал я воевать в пехоте в первую мировую войну, потом служил в рейхсвере, а в тридцатые годы, когда стали развиваться танковые войска, возглавил полк, а затем и дивизию. Славный путь прошла дивизия, много побед было и в Европе, и в России.
– А как ваше впечатление от русских солдат?
– Плохое, взяли меня в плен русские солдаты. Но, если говорить объективно, то мы с первого дня много сталкивались с упертым сопротивлением ваших солдат еще на границе, но это были локальные противостояния, которые мы сминали. А дальше пошло легче, и вот прошло три месяца, а мы захватили территорию в четверть Европы. Воюя с вашими большими соединениями, я вижу много непонятных или даже бестолковых действий вашего командования. В результате мы громим вас на всех фронтах. Вы знаете, что нам сдались под Минском 22 советские дивизии, а под Смоленском мы взяли в плен 320 тысяч ваших солдат, целых 33 дивизии. И пусть я в плену, но скоро наши войска будут маршировать в Москве по Красной площади, а затем дальше захватывая вашу страну.
– Что вам сказать, герр генерал, в ответ? Да, пока вы побеждаете нас, и состояние дел на фронтах позволяет вам сделать выводы о том, что скоро вы будете в Москве. Вы воюете с 1938 года, «обстреливая» своих солдат и обкатывая технику, у вас развитая промышленность и профессиональные кадры на заводах. Мы же, как вы знаете, очень много потеряли в Первую мировую и в Гражданскую войны, но за двадцать лет снова подняли свою страну. У нас огромная страна и ее значительно сложнее в финансовом плане «развить» до приемлемого уровня во всех регионах. Однако, как вы уже убедились, большая территория имеет огромные плюсы, были бы мы, как Польша или Чехия, то не стало бы уже нас, как государства. Пусть у нас много брака на заводах из-за низкой квалификации рабочих и устаревшего парка оборудования, но мы развиваемся, у нас огромный потенциал, который именно сейчас, в тяжелые годы, раскрывается. Согласитесь, война способствует быстрому развитию промышленности. Если в мирное время люди раскачиваются, совещаются, решают месяцами, то сейчас все собрались в кулак, решения принимаются быстро, а внедряются еще быстрее.
– Да, согласен, герр обер-лейтенант. Как вас зовут? Хотел бы знать, кто командовал операцией по моему пленению.
– Я старший лейтенант, как вы заметили обер-лейтенант по-вашему, Кольцов Александр Павлович. А что касается войны, герр генерал, то вы выиграли сражение, а ведь вся война-то еще впереди. Есть русская пословица «не говори гоп, пока не перепрыгнешь», вспоминайте ее, когда будете наблюдать за ходом войны. И, возможно, именно это пленение спасет вам жизнь, и вы сможете увидеть нашу победу, а позже и то, как будет развиваться послевоенный мир.
– Герр Александр, я видел, как кричали русские офицеры, попавшие к нам в плен, что победа будет за ними, но там были лишь крик отчаяния. Вы же говорите так, как будто знаете, чем закончится война?
«Штирлиц в буденовке и в шароварах с лампасами шел по коридорам управления РСХА, – никогда он еще не был так близок к провалу! – вспомнив этот анекдот, я ответил. – Понимаете, герр Вольфганг, я прагматик и стараюсь смотреть объективно на ситуацию. Существует множество факторов, позволяющих со 100 процентной гарантией прогнозировать сложности, с которыми вы столкнетесь в этой войне и, которые вас сломают.
– Очень интересно?!
– Ваш блицкриг, так называемый план «Барбаросса» уже столкнулся с огромными территориями нашей страны, которые надо преодолеть, коммуникации снабжения ваших армий уже очень растянуты, а ведь вы только вначале страны, ваши самые мобильные части – танки, без ремонта просто не доедут от Бреста до Москвы. То есть вам даже без войны необходимо останавливать вашу машинерию и производить замены траков, двигателей и всего того, что полагается при техобслуживании. Это означает, что необходимо везти запчасти для ТО и ремонта целой техники, а еще и восстанавливать подбитую. И такая ситуация у вас сложилась во всем. Ведь длинные коммуникации снабжения – это упущенное вами время, позволяющее нам успеть сделать больше вооружения, подготовить бойцов вместо погибших и попавших в плен. Далее, уже в этом месяце вы столкнетесь с распутицей, а дальше с морозами, где вся ваша техника встанет, а солдаты будут замерзать в осенних шинельках «от Хуго Босса». Все это приведет к стабилизации фронта, как минимум. Вы еще будете иметь возможность сравнить, что Россия – это вам не мягкая Франция. Наши заводы, эвакуированные в тыл, запустятся и заработают на полную мощность. Мы имеем все необходимые ресурсы: железо, нефть и так далее, то есть все то, что нужно для производства оружия. И самое главное, мы учимся воевать, воевать на фронтах и в вашем тылу, у нас уже «растут» наши маршалы Победы, умеющие анализировать ситуацию, просчитывать действия противника и предлагать победные решения. И, конечно, нельзя сбрасывать со счетов героизм русских, точнее сказать, людей всех национальностей СССР. А все ваши союзники: итальянцы, румыны, пока вы их прикрываете и они имеют преимущество, кое-как воюют, а дальше, когда вы выдохнитесь, они пешком драпанут быстрее автомобилей или будут пачками сдаваться, лишь стоит их прижать. Вот, основываясь на этом, я и спрогнозировал, что ждет великую Германию в СССР.
В общем, мне было намного легче давать оценки ситуации, обладая моим послезнанием истории.
– Посмотрим, посмотрим, кто окажется прав, но что будет дальше со мной и моим офицером?
– Как что, дождемся нашей части, отсиживаясь здесь, и передадим вас в штаб фронта.
– Сколько мы будем отсиживаться, ведь я ценный источник информации, пока сведения не устарели меня надо доставить вашим командирам.
«Аха! А вот хрен тебе «ценный источник» возить тебя сейчас. Надеешься, что нас тормознут поисковые части вермахта и тебя освободят», – про себя подумал я.
– Герр Вольфганг, если мы будем прорываться через ваши заслоны или даже наши позиции, есть большая вероятность, что нас расстреляют и мы все вместе погибнем от пуль, поэтому я не могу рисковать вами! А ваша информация, но это Жукову и Ставке итак понятно – вы отступите, выровняв фронт, а основной удар по вашему плану «Барбаросса» идет на Вязьму и Москву. Важна лишь информация о точном количестве ваших войск и, где они дислоцируются, но день, два наше командование потерпит без этих данных.
«Откуда вы знаете название нашего ударного плана, герр Александр»? – взволнованно спросил генерал.
«Хм, действительно, откуда простой лейтенант знает название секретного плана немецкого генштаба? Да у нас это каждый школьник знает, фильмы смотреть про войну надо – вот откуда! – посмеялся я про себя. – Нам это довело командование, наверное, кого-то из ваших штабных или важных командиров взяли в плен, вот и узнали об этом плане».
Вдали слышались раскаты взрывов артиллерийских снарядов, а лежа на траве, иногда ощущалось, как вздрагивает Земля, в общем, до линии соприкосновения было всего-то километров пять-семь. Вечерело, боевые действия стали затихать, ночь вступала в свои права.
Пока не совсем стемнело, я записал в блокноте наш боевой путь и представление на награды всему взводу и на особо отличившихся. Здесь я действовал по принципу «пиши больше – все равно будут корректировать и урежут». В свое время, читая о войне, попадались описания фронтовиков, где описывались разные командиры: одни были завистливы, зажимая представления на солдат, другие по складу характера считали, что защищать Родину нужно и без медалей, а по долгу гражданина, а третьи, наоборот, поощряли людей и писали представления, чуть ли не после каждого боя. Я тоже считаю, что за проявленные грамотные действия, приведшие к нужному результату, а если еще они и героические, солдат надо поощрять. Ведь не зря же правительства стран ввели такие знаки поощрения.
Поспав часа четыре, я проснулся и стал поднимать бойцов. Разбудив народ, собрал их вокруг себя: «Товарищи, думаю, что немец снова оставит позиции и будет отходить километров на пятнадцать назад, чтобы выровнять фронт в прямую линию. Что это для нас может значить?»
«Известно что, пехота будет отступать, возможно, что через этот лес и может наткнуться на нас», – продолжил мою мысль Филиппов.
– Правильно, значит, сейчас выходим на связь с нашим полком. Передаем информацию о нашем расположении, запрашиваем об их месте дислокации и, вероятнее всего, придется этой ночью выдвигаться к своим.
Со стороны дороги к нам бегом направлялся наш часовой из секрета.
– Товарищ старший лейтенант, по дороге прошла колонна грузовиков порядка 30 машин с солдатами, 10 автомашин с короткоствольными пушками на прицепе, но еще перед своим отходом сюда я видел, что вдалеке видны горящие фары какой-то техники, похожей на мотоциклы.
– Значит, немцы уже начали отход, вот тут мы и можем проскочить. Как соберем бойцов из окружных «секретов», заводим наши «Боливары» и в путь. Немцев уложите на дно кузова, дайте им скатки под голову, что ли. Филиппов с отделением – отвечаешь за фрицев, если что, хоть на руках выносить их будете. Проведя радиосеанс и собрав всех разведчиков, где-то через полчаса мы выехали. Не доезжая выезда из леса, я отправил двоих разведчиков поглядеть, что творится на дороге. Вскоре они вернулись вместе с остальными бойцами «секрета».
«На дороге спокойно, недавно прошла группа грузовиков с пушками и солдатами. Через минут десять проехали мотоциклисты, за ними шесть БТРов, в настоящее время на дороге стоит тишина», – доложил наш разведчик.
– Бойцы, если встретятся немцы, и они нас остановят, то будьте готовы к бою. Постараемся прорваться, но, возможно, что придется принять бой, одним словом, если мы притормозим и погасим задние фонари, то снайпера на ходу выскакиваете из кузова, сержант Птицын и твоя «стая» выпрыгиваете следом, как группа прикрытия, и действуете по ситуации. Когда выйдете на позицию, сообщите об этом мне уханьем филина. Затем сразу начинайте выбивать пулеметчиков и автоматчиков. Я из пистолета постараюсь кого-нибудь «уложить», но только тех, кто будет рядом. Дальше, мы либо дожидаемся вас, либо уходим с грузом, а вы растворяетесь в темноте и добираетесь сами. В общем, слушать команды, когда я буду кричать.
Проехав минут двадцать мы наскочили на передвижной пост. Впереди метрах в двухстах нас ослепили фары чего-то большого. На машине погасили фары и габариты, затем включили их, затем сбросили скорость километров до десяти, чтобы парни спрыгнули из кузова без травм и не сильно отстали от нас, подбираясь в придорожных кустах и за деревцами. Со второй машины тоже была сброшена группа из шести человек. Вскоре наши фары выхватили «Ганомаг», стоящий на обочине, и пару мотоциклов, стоящих с обеих сторон дороги. Очевидно, что в кустах рассредоточились еще группа из 10-12 фрицев.
Нас тормозили. Я достал свой штатный «ТТ» из кобуры, взвел курок, чем одновременно снял его с предохранителя, открыл окно, а пистолет вставил в кобуру снова. Водитель Ломов также достал трофейный «Парабеллум» и открыл окно. Вся надежда была на выброшенные группы. Мы медленно подкатывали к посту. Я достал документы обер-лейтенанта Шульца, в чьей шинели и фуражке я до сих пор пребывал. В голове вертелись мысли: «Что делать, сидеть в машине или, открыв дверь, попытаться выйти и изобразить, что поскользнулся на ступеньке, упасть на землю, чтобы уйти с линии огня пулемета?»
– Ломов, когда я выйду, поскользнусь и свалюсь на землю, то ты, если начнут стрелять из пулемета, падай на пол и, если повезет – останешься цел. А, если парни положат пулеметчиков, то рви вперед, чтобы не стоять неподвижной мишенью. Надо тебе уйти от обстрела автоматчиков, которые сидят в кустах по бокам. Главная твоя задача вывезти генерала. Отъедешь вперед, остановишься и дождешься нас. Ясна диспозиция?
– Так точно!
Мы остановились перед солдатом, к кабине подошел лейтенант: «Ihre dokumente, die in der кarosserie».
Я подал документы и, махнув рукой в сторону кузова, сказал, что «в кузовах взвод заслона», то же самое, что мне когда-то отвечал о своём подразделении лейтенант Шульц. Беседуя с офицером, я стал выходить из машины. При этом моя нога соскользнула со ступеньки и я, спотыкаясь, пробежал несколько шагов вперед и свалился за обочиной, ругаясь словами «Donnerwetter! So eine scheiße», что в переводе на русский примерно означало «чёрт побери, вот дерьмо». Я услышал уханье филина, затем второе и тут защелкали наши «плетки» – винтовки «СВТ-38» с оптическими прицелами. Пули откидывали тела пулеметчиков, сидящих на мотоциклах и БТРе. Было ясно, что они уже не бойцы. Я выхватил пистолет и засадил четыре выстрела в лейтенанта и тормозившего нас солдата. Ломов рванул вперед, а из кузова второго автомобиля посыпались наши солдатики. По автомобилям и выскакивающим из них бойцам, застрекотали автоматные очереди, подсвечивая огоньками места залегания фашистов. К ним добавились еще очереди автоматов наших разведчиков, зашедших немцам с тыла.
За несколько минут бой был окончен. В кузова загружали наших убитых и раненых, и собранное оружие. По два бойца уселись на мотоциклы на места водителя и пулеметчика, нацепив верхнюю одежду убитых немцев. Несколько бойцов забралось в БТР. Убили у нас четверых солдат, одним из которых был наш штатный взводный водитель, управляющий сегодня второй машиной, ранеными оказались трое: один тяжелый – разворочена спина в месте выхода пули из грудной клетки – не довезем, и двое отделались касательными ранениями руки и головы. Впереди ехали мотоциклы, за ними мы на второй машине и «Ганомаг» замыкал нашу колонну.
Метров через 800 впереди на дороге нас дожидался Ломов. Генерал и подполковник оказались живы, а вот один боец наш погиб, закрывая их своим телом. Я снова пересел к Ломову в кабину.
«Да-а-а, нужен ли нам такой размен – наши парни, молодые, надежные и какой-то генерал, который будет топтать землю в лагере для военнопленных или куда там его определят», – вслух проговорил я.
«Жаль парней, но это война», – ответил мне Ломов.
Мы уезжали все дальше и дальше от места боя. Немцев не было. Неужто, это был последний КПП и фрицы давно оставили свои позиции? Затем колонна пересекла три пустые линии окопов, проехали через пустой пост, который проезжали два дня назад и рванули в нашу сторону, моргая фарами, чтобы нас сразу не подстрелили. Где-то в пределах километра по нашим прикидкам должны стоять наши части. Нас встречали, красноармеец заставил тормознуть, подошедший капитан Донников, радостно облапил меня, похлопывая по спине: «Ну, бродяги, прибыли, молодцы! Вас срочно ждут в штабе!»
– Полка?
– Не-е-ет, бери выше, еще выше, вот теперь угадал – совсем высоко, ха!
На грузовике я, немцы и охрана с Донниковым двинулись в штаб нашего полка, чтобы оттуда с комполка Шубиным предстать перед командующим нашей дивизии и, возможно, что и фронта Жуковым. Сержант Сергей Ледков и несколько бойцов взвода повезли наших раненых и убитых в полковую санчасть. Старшина Филиппов стал оформлять сдачу трофеев. Я дописал в листок сведения о бое с немецким постом, захваченную технику и отметил уверенные действия стрелков.
Я доложился подполковнику Шубину, и мы срочно выдвинулись в сторону Ельни, куда передислоцировался штабы дивизии и Резервного фронта.
«Возможно, что сейчас я увижу одного из главных героев ВОВ», – размышлял я, трясясь в грузовике с двумя отделениями охраны из батальона Донникова, едущем вслед за штабной машиной «ГАЗ-М1», в которой ехали Шубин и наш начштаба с пленными офицерами и их портфелями.
Разное пишут о Жукове: одни хвалят, другие ругают, обвиняя в непрофессионализме, допущенных огромных потерях при проводимых им операциях. Вспомнились даже отрывки из воспоминаний маршала Василевского о личных качествах Жукова «на совещаниях разговаривал жестко, мог быть очень грубым, а при случае ударить по лицу. Если сегодня ударит по зубам – врежу ему в ответ». Хотя это воспоминание касалось именно рабочих моментов, когда разрабатывались и принимались военные решения. Сам знал в «прошлой» жизни людей, бывших начальниками строительных управлений, которые рассказывали о том, как бывало, проходили совещания в строительном главке или тресте. До того закипали страсти мирного, еще советского времени, что начальники управлений или главные инженера плевались друг в друга, рвали рубашки и пиджаки своих оппонентов, кидались графинами с водой, вырезанными из декоративного камня подставками под письменные принадлежности, выясняя, кто виноват за срывы сроков и так далее. А ведь попади такая подставка по голове и травмы не избежать. В обычной или семейной жизни Жуков был вполне адекватным, нормальным, хоть и властным человеком. Поэтому лично мое мнение таково: «Война воспитала плеяду действительно победоносных полководцев и Жуков стоит, все-таки, на первом месте, как главный маршал СССР, маршал Победы. Да, ему помогали или, можно сказать, на него работали штабы армий и фронтов. Штабные офицеры – профессионалы своего дела, разрабатывали стратегические и тактические планы кампаний или отдельных сражений, но конечное решение принимает именно командующий, отстаивая его, если того требовал статус решения, перед членами Ставки и товарищем Сталиным. Да итак можно сказать, что там, где находился Жуков, особенно в 1941-1942 годах, наши войска не только сдерживали, но и громили врага. О его стратегическом военном чутье и опыте свидетельствует даже тот факт, что полученные разведданные и показания перебежчиков о возможном начале войны, Г. К. Жуков, как начальник Генштаба, и Н. Ф. Ватутин, как его первый заместитель, и присоединившийся к ним нарком обороны СССР С. К. Тимошенко не проигнорировали. На совещании, закончившемся в 23.00 часа 21.06.1941 они смогли убедить И. В. Сталина принять Директиву № 1 о приведении в боевую готовность приграничных военных округов в связи с возможным нападением 22-23 июня Германии на СССР. Директива была немедленно передана в войска, но оказалась во многом запоздалой из-за малого времени для ее реализации на местах.
