Александр Леонидович Аввакумов
В тени
2-ая ударная затаилась. Отвечать было нечем; вся техника уничтожена; машины и танки сожжены, люди валились от голода и усталости. Немцы методически и безнаказанно громили дивизии и бригады, ведь, формально, армии уже не было, ей было приказано исчезнуть, то есть, просто испариться!
***
305-ая дивизия весь день готовилась к прорыву.
– Идем на прорыв, помогите огнем! – попросил Зуев, которому удалось связаться со штабом 52-ой армии. – Дайте залп по переднему краю немцев, подавите их пулеметные точки!
– Что ты там самовольничаешь? – грозно спросил Зуева Яковлев. – Какой еще прорыв?! Выполняйте приказ Ставки! И никакого артиллерийского огня, для вас не положено! По какой такой статье я потом спишу боеприпасы?
– Вы не можете нам отказать в этом. За моей спиной тысячи бойцов и множество раненых, которых нужно спасать. Вы слышите меня?!
Но генерал Яковлев уже положил трубку и, тем самым, обрек людей на смерть. Ни один снаряд не был выпущен, чтобы помочь тем, кого повел в штыковую атаку комиссар Зуев. Они атаковали, молча, стараясь подойти, как можно ближе, чтобы сойтись с гитлеровцами в рукопашном бою.
Фашисты встретили редкие цепи атакующих красноармейцев шквалом огня. Однако самоубийственный порыв обреченных красноармейцев был таким яростным, что им удалось выбить немцев из двух траншей. Зуеву показалось, что еще немного и они прорвут оборону гитлеровцев. Он уже видел окопы русских, которые молчали. Но, немцы бросили на безумцев свежие резервы.
– Товарищ подполковник, они расстреляли почти всех! – докладывал командиру дивизии чудом уцелевший комбат.
– Что с комиссаром Зуевым? Он жив?! – спросил комдив Соболь.
– Среди убитых не видел, но там, разве, разглядишь?! Покосили нас, словно траву. Все может быть…
Утром немцы перешли в наступление, после недолгой артиллерийской подготовки, но русские продолжали сопротивляться, на собственный страх и риск. Положение было аховое. Все отлично понимали, что большими группами им уже не прорваться.
Командир 305-ой дивизии Соболь слыл человеком опытным. Бросаться на немцев с открытым забралом было равносильно смерти, поэтому он вызвал в блиндаж капитана инженерных войск.
– Знаешь дорогу через болота?
– Знаю, товарищ комдив. Зимой ставил в тех местах противопехотные мины. Если осторожно ступать, то можно пройти.
Соболь собрал всех, кто мог самостоятельно передвигаться. На берегу болота группа залегла, затем бойцы осторожно поползли друг за другом. Среди зарослей осоки расстилалось минное поле. Они обогнули его и встали в полный рост. Предстояло пройти еще с километр…
– Тихо! – скомандовал Соболь. – Впереди немцы!
– За мной, братцы! – крикнул кто-то из бойцов и бросился бежать в сторону минного поля.
Все бросились за смельчаком. Они бежали прямо по минам, не обращая внимания на растяжки. Раздался взрыв, за ним другой, третий. Мины рвались прямо под ногами бойцов, задевая соседей; но они не останавливались, а продолжали бежать. Немцы, стояли на месте, заворожено наблюдая, как гибнут красноармейцы; им было не понятно, почему эти люди выбрали смерть вместо плена?
Более половины красноармейцев выбрались на берег. Они сумели выйти из окружения! Немцы, боясь напороться на мины, не стали их преследовать.
***
Ту ночь Мерецков провел в кабинете. Ему не спалось. Где-то в глубине души шевелился червячок, называемый совестью. Генерал, отлично понимал, что лично виноват в сложившейся ситуации.
«Почему я надеялся на то, что Сталин выделит дополнительные силы? – размышлял он. – Нужно было выводить 2-ую ударную армию еще в марте, после первого окружения! Но кто бы меня тогда понял: Сталин? Василевский?»
22 июня 1942 года у Мерецкова возникла маленькая надежда, что 2-ая ударная сможет выйти из котла; но вскоре он понял, что у него просто нет для этого сил и средств.
«Эх, Хозин, Хозин! – с горечью подумал он. – Вот к чему могут привести амбиции одного человека».
– Общая атака в 22.30, – напомнил ему Власов. – Помогите!
Всю ночь Мерецков провел на ногах, ожидая выхода армии из Долины Смерти. Там полыхало сплошное зарево, доносился рев, в котором глохли звуки оружейно-пулеметной стрельбы. Утром, когда рассвело, появились первые уцелевшие в пекле бойцы и командиры. Многие едва передвигались, других несли на носилках. Заметив комбата, Кирилл Афанасьевич направился к нему:
– Где Власов? Что с командармом?!
Лицо майора было черным; грязь и гарь сделали его неузнаваемым.
– Не знаю, товарищ командующий. Я его не видел!
Мерецкову доложили, что минувшим вечером штаб армии двинулся к узкоколейке тремя группами, но был накрыт плотным минометным огнем. Одна из групп двинулась дальше, другие – попятились к командному пункту полковника Черного, надеясь переждать обстрел и повторить бросок. Вскоре стало ясно, что Долину Смерти заняли немцы.
– Товарищ командующий! – обратился к Кириллу Афанасьевичу офицер из Особого отдела фронта. – По нашим сведениям, генерал Власов жив. Его видели в районе узкоколейки.
– Миша! – обернулся Мерецков к ординарцу. – Даю тебе танковую роту! Жми вдоль узкоколейки. Доставишь Власова – будет тебе и командиру танка по ордену!
– Есть, товарищ командующий! – лихо, щелкнув каблуками сапог, ответил капитан и бросился в лесок, где стояла танковая рота.
Вскоре пять танков, на полной скорости, устремились в Долину Смерти.
***
Казалось, что лето существовало отдельно от войны. В промежутках между боями пели птицы. На пропитанной кровью земле ярко горели головки полевых цветов. Последнюю атаку, организованную штабом 2-ой ударной армии, генерал Антюфеев запомнил навсегда. Она носила такой отчаянный характер, что удивила даже немцев. Сотни шатающихся от голода бойцов и командиров пошли в штыковую атаку. До рукопашного боя не дошло, цепи атакующих красноармейцев были сметены шквальным пулеметным огнем.
Иван Михайлович находился в подавленном состоянии. Он только что получил указание штаба. Руководство армии рекомендовало подразделениям выходить из окружения самостоятельно, мелкими группами.
– Они что там, совсем охренели?! – проворчал он и выругался матом. – Какими мелкими группами? А что делать с ранеными, они об этом подумали?!
Комдив понимал, что Ставка не желала им помогать и предлагала самим решить эту непростую задачу. Весь день остатки дивизии метались из стороны в сторону, пытаясь отыскать слабые места в обороне гитлеровцев. Остатки рот и батальонов гибли под автоматным огнем. Командиры, политруки стрелялись, чтобы не попасть в плен к немцам. Наряду с этим, многие подразделения, чуть ли не в полном составе, добровольно сдавались гитлеровцам. Брошенные отцами-командирами, голодные и беспомощные, они не находили другого выхода к спасению.
– Что посоветуешь, лейтенант? – спросил Антюфеев Смирнова, который, вот уже третий день, вместе с красноармейцем Крыловым, охранял комдива.
– На Мясной Бор идти бессмысленно – там немцы, наверняка, ждут нас! Надежнее всего, зайти к ним в тыл и осмотреться.
– Верно, лейтенант. Так и поступим, ударим там, где они нас не ждут!
Собрав остатки дивизии, генерал хотел дождаться темноты, но тут из леса вышли немецкие автоматчики.
– Рус, сдавайся! – закричал немецкий офицер, заметив красноармейцев.
Бой был скоротечным. Потеряв две трети состава, группе Антюфеева удалось прорваться в тыл к немцам. Собрав возле себя оставшихся в живых, генерал поинтересовался мнением бойцов о том, как поступить дальше. Это выглядело немного странным, но генерал не решался навязывать измученным людям свою волю. Мнения разделились: одни предлагали остаться в тылу и искать партизан, другие идти на восток и пытаться вырваться из котла. Генерал предложил разделить группу на две: одна оставалась на месте, другая, вместе с комдивом, направлялась дальше.
– Лейтенант, – обратился к Смирнову комдив. – Если хочешь, можешь идти самостоятельно, я настаивать не буду!
– Извините, товарищ генерал-майор, но у меня приказ – быть с вами!
– Я отменяю этот приказ! Вы свободны в своих решениях.
– Вы не можете его отменить – это приказ командующего армией!
Антюфеев усмехнулся. Армии уже не было, как и командующего ею…
– Хорошо, лейтенант. Мы возьмем с собой еще комиссара Гладышко. Не возражаешь?
– Никак нет. С комиссаром даже надежней! Предлагаю двигаться в район Спасской Полисти…
– Веди, лейтенант. Вручаю тебе судьбу отряда…
Группа поднялась и медленно двинулась дальше. Взрыв мины подбросил генерала Антюфеева в воздух и с силой ударил о землю. На какой-то миг он потерял сознание. Комдив очнулся оттого, что кто-то тащил его волоком по земле; это был комиссар Гладышко. До ближайших кустов оставалось всего ничего, когда из них выскочили двое гитлеровцев.
– Хальт! Хенде хох! – закричал один, целясь в них.
Короткая очередь свалила фашистов на землю – это стрелял Смирнов. Где-то, совсем рядом, ухнули два взрыва. Затем из кустов выломился отряд немцев.
Николай видел, как гитлеровцы окружили комдива и комиссара. Он поднял автомат и тщательно прицелился. Согласно полученного приказа, он должен был застрелить комдива, если возникнет угроза его пленения! Однако, фрицев было слишком много, а в вещмешке у него хранилось знамя дивизии, которое передал ему Антюфеев. Смирнов вздохнул и опустил автомат.
***
Генерал Власов стоял возле дерева в окружении офицеров штаба.
– Назначаю генерала Афанасьева комиссаром группы прорыва, – произнес Андрей Андреевич.
«Это что же получается? – подумал Афанасьев. – Я его чуть из партии не вычистил, а он за все время, что командовал армией, ни разу не напомнил об этом! И теперь, когда мы все в таком незавидном положении, доверяет мне партийное руководство. Тут что-то не так!»
– Что скажете бойцам, товарищ комиссар? – обратился к нему Власов.
Речь Афанасьева была короткой и пламенной. Атаку запланировали на 25 июня. Ночь выдалась неспокойной; несмотря на тишину, немцы то и дело пускали в небо осветительные ракеты. Группа Власова, попавшая под минометный обстрел, свернула вправо в надежде уйти от засады. Но, там было то же самое. Горело все, что могло гореть. Иногда казалось, что горит само болото.
Началась немецкая атака. Гитлеровцы двигались вдоль просеки, вопя на весь лес: «Рус, сдавайся!»
– Комиссар, соберите бойцов и отбросьте противника! – приказал Власов, который, несмотря на обстрел, открыто стоял у дерева. Он словно искал смерти, но она, почему-то, обходила его стороной.
– Ложитесь, товарищ командарм! – выкрикнул Афанасьев. – Стреляют! Опасно!
Но Власов только усмехнулся и пожал плечами.
– Командуйте группой прорыва! – приказал он полковнику Виноградову.
– Не могу, товарищ командующий армией.
– Можете! Согласно директиве Ставки, армии больше нет!
– А где Зуев? – спросил Афанасьев. – Почему его нет среди нас?!
– Отправился в 305-ую дивизию. Хочет попытаться выйти в ее составе!
Афанасьев отошел в сторону и со злостью посмотрел на Виноградова.
***
Неожиданно от группы Власова отделился командир 259-ой стрелковой дивизии, полковник Черный, который решил выходить малой группой.
– Не могу удерживать вас, полковник. Сейчас каждый выбирает свой путь спасения. Будет ли он счастливым, знает один лишь Бог, – напутствовал его Власов.
Они обнялись и разошлись в разные стороны. Группе Власова повезло, она наткнулась на переправу и, без всяких приключений, перешла на другую сторону реки. Отряд двинулся дальше, но люди устали, хоть и прошли небольшой путь.
Виноградов объявил привал, отправив вперед небольшую группу майора Свиридова. Неожиданно она напоролась на немецкий пост. Завязался бой. Свиридов получил ранение в грудь, а идущий за ним боец был убит наповал.
– Что будем делать? – спросил Виноградов Власова. – Еще одни сутки, и люди не смогут идти дальше.
Власов молчал; он был явно подавлен происходящими событиями.
– Здесь неподалеку находится деревня Шелковка, может быть, рискнем? – предложил Виноградов.
– Что же нам еще остается, – согласился генерал.
В деревне оказался большой отряд полицейских. Снова завязался бой. Продуктов добыть не удалось. Так продолжалось около трех недель. Бойцы питались корой, травой, грибами. Они варили кожаные ремни. Вечером, все собрались на небольшой поляне.
– Мы считаем, что таким отрядом не пробиться, – объявил Виноградов. – Нужно разбиться на более мелкие группы, каждая из которых выберет свой маршрут. Предлагаю составить списки, кто с кем пойдет.
– Не согласен! – твердо произнес генерал Афанасьев, оказавшийся, в последний момент, в группе генерала Власова. – Предлагаю всем идти на реку Оредеж. Там есть озеро Черное. Будем ловить рыбу, а наши разведчики начнут искать партизан, через них можно будет связаться с нашим командованием.
– Дело ваше, идите, – разрешил Виноградов.
Генералу выделили четырех бойцов; но тут к нему подошел политрук из группы Власова.
– Разрешите и мне с вами, товарищ генерал-майор!
– Не возражаю, – не скрывая радости, произнес Афанасьев.
– Ты что чужих людей к себе переманиваешь? – возмутился начальник штаба. – Предписано малыми группами, а ты снова отряд собираешь.
Афанасьев промолчал и посмотрел на Власова; тот молча, кивнул.
– Куда собираетесь идти? – спросил Афанасьев Виноградова.
– Мы еще не приняли решение, – ответил тот. – Пойдем, когда разойдутся все группы.
«Мудрое решение, – подумал Афанасьев. – Если кто-то попадет в плен, то не сможет указать маршрут движения группы Власова».
Темнело. Лес затих, ни шороха, ни огонька.
***
Перед уходом генерал Афанасьев тепло простился с Власовым.
– До свидания, товарищ командующий, – кашлянув, закончил он. – Если найду связь, то сообщу о вас! Не поминайте лихом!
– Прощай, брат Афанасьев! – протянул ему руку Власов. – Удачи тебе!
– И вам удачи, Андрей Андреевич!
Власов вяло улыбнулся. Ему было явно тяжело провожать уходящих в ночь бойцов и командиров. Группа Афанасьева пробиралась ночами, стараясь обходить немецкие посты. Голод становился невыносимым. Стоило закрыть глаза, как виделась еда. Рано утром группа наткнулась на большой муравейник. Разворошив его палкой, бойцы, не стесняясь друг друга, стали поедать яйца с личинками, слизывая с пальцев встревоженных насекомых. Заморив червячка, группа двинулась дальше и вскоре наткнулась на дремавшего на пне мужичка с винтовкой в руке.
– Кто такой?! – грозно спросил его генерал.
Заметив на незнакомцах красноармейскую форму, мужчина улыбнулся:
– Из партизан я…
– Почему спишь на посту?
– Я не спал: просто, задремал немного, – оправдывался тот. – А вы кто будете?
– Веди нас к командиру! – потребовал Афанасьев.
Через день в штабе фронта уже знали о группе Власова. Партизанами были сформированы две поисковые группы.
О том, что Власов угодил в плен, не знал никто: ни партизаны, ни генерал Афанасьев. За генералом отправили самолет. Встретив его в Малой Вишере, Мерецков позвонил Маленкову в четыре часа утра и сообщил, что генерал Афанасьев благополучно прибыл.
– Товарищ Сталин просил сообщать ему о вашем здоровье! – сказал Мерецков Афанасьеву.
Генерал Афанасьев просто засиял. Он никак не мог поверить в то, что Сталин лично беспокоится о его судьбе. Когда восторги утихли, Мерецков отвез спасенного в госпиталь.
– Отоспись, Алексей Васильевич, – дружески посоветовал он. – Приди в себя, успокойся.
Когда Афанасьев проснулся, он увидел товарища из Особого отдела фронта.
– Мне нужно с вами срочно переговорить, товарищ генерал-майор!
«Беседа» продолжалась несколько часов.
***
Сталин сидел за столом. Он только что закончил работать с документом, который, как он считал, должен был остановить отступление Красной Армии в излучине Дона. В дверях без вызова возник Поскребышев, и Сталин вопросительно посмотрел на него.
– Товарищ Сталин, только что позвонил Маленков. Командующий Волховским фронтом доложил ему, что генерал Афанасьев успешно вывезен из партизанского отряда.
– Это хорошо, – кивнул Сталин. – А генерал Власов? Что с ним?!
– Извините, но о судьбе Власова пока ничего неизвестно!
О пленении бывшего командующего 2-ой ударной армией немцы сообщили не сразу. Первыми об этом узнали партизаны, но до тех пор, пока не появилась листовка с фотографией Власова, он считался пропавшим без вести. Его и спутницу Марию задержали полицаи в деревне Пятница, в двадцати километрах от станции Чудово.
К железной дороге, возле деревни Коломовка, вышел комиссар Зуев. Заметив его, местные полицейские открыли огонь. В ходе скоротечного боя, комиссар и два сопровождавших его красноармейца были убиты.
***
Николай Смирнов остался один. Сегодня утром они натолкнулись на немецкий патруль. Это произошло так неожиданно, что все растерялись. Они стояли друг против друга, сжимая автоматы и не решаясь открыть огонь, но это продолжалось какую-то долю секунды. Крылов первым нажал на спуск, и струя свинца опрокинула немцев на землю.
– Уходим! – крикнул он и нырнул в кусты.
На тропинку выскочил отряд гитлеровцев. Николай бросил гранату, взрыв прогремел между ним и немцами. Он не сразу почувствовал боль; но, сделав несколько шагов, упал на землю.
Уцелевшие немцы бросились к лежавшему на земле Смирнову. Неожиданно по ним ударила автоматная очередь.
– Уходим, товарищ лейтенант, – услыхал Николай голос Крылова, – пока они не забросали нас гранатами!
Смирнов попытался встать, но резкая боль повалила его на землю.
– Уходи, Крылов, я прикрою тебя! – крикнул Николай.
– Я вас не брошу! – ответил тот и, взвалив его на плечи, двинулся сквозь кустарник.
Немцы не стали их преследовать и, постреляв по кустам, ушли обратно в лес. Крылов положил Николая на землю и, вспоров штанину, осмотрел рану.
– Все нормально, товарищ лейтенант; заживет быстро, – успокоил он. – Но почему фашисты не пошли за нами?
– Чего ж здесь странного? В этих лесах бродят тысячи наших бойцов, на всех хватит! У тебя есть вода?
– Пусто, товарищ лейтенант. Сейчас наберу из родника.
Крылов поднялся с земли и, прихватив автомат, направился к орешнику. Пройдя метров тридцать, он обернулся и помахал Смирнову, словно прощался с ним. В тот же момент, его фигура скрылась в дыму и земле, поднятой взрывом противопехотной мины.
***
Смирнов сделал несколько шагов и остановился, физически ощущая, как уходят последние силы. Постояв с минуту, он медленно двинулся по лесу, опираясь на палку: от дерева к дереву – туда, где вставало солнце. Волна безысходности накатывала на него всякий раз, когда он останавливался, чтобы перевести дух. Он боялся впасть в забытье и попасть в плен к немцам.
Смирнов присел под деревом и аккуратно стащил с себя гимнастерку. Оторвав полосу от нательной рубахи, он заменил старый, пропитанный гноем бинт и, прислонившись спиной к дереву, закрыл глаза.
Очнулся он от голосов со стороны тропинки. Говорили на русском языке.
«Кто это, – подумал Смирнов, – окруженцы или полицаи?»
Николай передернул затвор автомата и положил рядом гранату. Это была последняя граната, которую он приберег для себя. Вскоре на тропинку вышли несколько вооруженных бойцов. Обросшие бородами, одетые во что попало, они мало напоминали бойцов Красной Армии, но их выдавали звездочки на выгоревших от солнца пилотках.
Из их доклада следовало, что немецкое командование, озабоченное частыми исчезновениями своих солдат, решило окончательно зачистить леса и болота. Гитлеровцы двигались от опушки леса широкой цепью, расстреливая кусты и забрасывая гранатами пустые блиндажи и окопы.
– Уходите, товарищ лейтенант, мы задержим их! – предложил старший группы. – Спасайте знамя!
– Хорошо, – согласился Николай.
Они бросились в кусты и буквально растворились в них; вскоре позади него вспыхнул бой.
Смирнов торопился оставить место своего вынужденного отдыха. Бой то затихал, то разгорался с новой силой, когда он добрался до опушки, раздалось несколько взрывов и стало тихо.
Николай выбился из сил; он лег, подставив тело летнему солнцу. Запах разнотравья кружил голову. Над цветами летали пчелы, гудя, словно тяжелые бомбардировщики. Он вспомнил о последней недолгой встрече с Ниной:
– Нина, это правда, что у нас будет ребенок? Интересно, сын или дочь?
– Не знаю; главное, чтобы он родился!
– Прости, что не смогу, в такой важный момент, быть с вами.
– Ты всегда будешь с нами, где бы ты ни был!
Смирнов улыбнулся и погрузился в беспокойный сон.
***
Хлесткий, как удар кнута, выстрел заставил его открыть глаза. По полю, растянувшись в цепь, шли немецкие гренадеры. Высокие, белокурые, они были похожи на братьев-близнецов, только таких близнецов было слишком много.
«Хватит отступать! – подумал Смирнов. – Хватит бегать от немцев!»
Николай развязал мешок и убедился, что знамя дивизии, по-прежнему, находится в нем. Затем он завязал его и сунул в дупло большого дерева.
«Вот и все! – думал он. – Жалко, что не увижу своего ребенка. Интересно, как она его назовет? Впрочем, какая разница? Ведь это мой ребенок, моя кровинушка, мое семя!»
Привалившись боком к дереву, Николай нажал на курок. Немецкий офицер дернулся и, выронив пистолет, повалился в траву. Смирнов втянул голову в плечи; перед его лицом заплясали земляные фонтанчики, поднятые пулями.
– Давай, смелее! – закричал он. – Смотрите, как умирает командир Красной Армии!
Он снова нажал на спуск и улыбнулся, заметив, как повалились еще несколько гитлеровцев. Недалеко, грохнул взрыв гранаты. Осколки роем пронеслись над его головой. Между деревьями показались фигуры немецких солдат. Николай прицелился и, почувствовав, как в плечо привычно уткнулся приклад автомата, снова улыбнулся. Раненый, в живот немец взвыл, как затравленный зверь. Снова грохнула граната; комья земли застучали по спине Смирнова.
Вскоре немцы перестали стрелять и укрылись в траве, неподалеку от Николая. Он огляделся вокруг и вдруг заметил малиновый огонек иван-чая.
«Совсем как в том бою…, – подумал Николай. – Но дважды не повезет!»
– Рус, сдавайся! – раздалось совсем рядом.
Смирнов выпустил последние патроны и выдернул чеку из гранаты. Он ждал, прислушиваясь к осторожным шагам немецких автоматчиков. Их было четверо. Рослые, сытые, они глядели на него, нагло улыбались. Один из них изобразил нечто непристойное, и остальные громко загоготали. Николай медленно разжал пальцы. Взрыва он не услышал: перед его глазами сверкнуло голубое небо, и он полетел куда-то в черную бездну…
