Александр Леонидович Аввакумов
Пятна на солнце
Борис Анатольевич сразу узнал связного. Ему уже не раз приходилось встречаться с этим человеком, и сейчас они даже не стали обмениваться паролями, а просто поздоровались.
– Вот возьмите, – произнес связной и протянул Мухину небольшую коробку из-под обуви. – Передадите Соне. Это для ее квартиранта. Будьте осторожны, в коробке детонаторы.
– Это очень опасно?
– Убить не убьет, но руку покалечить может.
При слове рука Мухина передернуло. Он моментально представил взрыв, ампутацию пальцев или кисти руки. Для музыканта потеря пальцев была равносильна смерти.
– На словах никакого послания не будет?
– Директор ничего не передавал. Прощайте, будьте осторожны.
– Спасибо.
Борис Анатольевич развернулся и пошел в обратную сторону. Перейдя улицу, он направился к большому трехэтажному дому. Не доходя до него, он остановился около тумбы с объявлениями. Несмотря на сильный мороз, он начал ходить вокруг нее, читая объявления. Он явно искал какое-то сообщение, адресованное именно ему. Наконец, он прочитал его и, улыбнувшись удаче, направился к метро.
– Сходите и посмотрите, что это за объявление, – приказал Сорокин одному из оперативников.
Прошло минуты три. Оперативник сорвал объявление и подошел к машине.
– Вот, товарищ капитан, мне кажется, что он прочитал именно это, – произнес сотрудник и протянул листочек бумаги.
«Куплю швейную машинку «Зингер». Телефон для связи К-17–26. Спросить Соню».
Александр сложил листок пополам и сунул его в карман пальто. Выйдя из машины, он направился к метро. Сорокин сразу увидел своего сотрудника, прислонившегося спиной к одной из колонн. Недалеко от него стоял Мухин, держа в руках обувную коробку. Подошла очередная электричка, однако Борис Анатольевич по-прежнему не двигался, а лишь забавно крутил своей большой головой из стороны в сторону.
«Похоже, кого-то ждет, – решил капитан. – Наверное, эту коробку у него должны забрать в метро».
Неожиданно Мухин словно сорвался с цепи. Расталкивая идущих навстречу людей, он устремился к вагону.
– За ним, – скомандовал Сорокин, и они бросились вслед за Мухиным.
Из-за возникшей пробки при входе в вагон в него успел сесть лишь Сорокин. Двое его оперативников остались на перроне. Александр стоял недалеко от Мухина, сжатый со всех сторон пассажирами.
«А ты, брат, не так прост, как кажешься с первого взгляда. Здорово ты ушел от оперативников, нужно отдать тебе должное, – размышлял Александр, внимательно разглядывая его. – Выходит, ты заметил их при выходе из дома, так как в движении ты их вычислить не мог».
Мухин, будто почувствовав своим затылком, взгляд Сорокина, начал крутить головой, вызывая невольные улыбки у пассажиров своим большим синяком.
«Интересно, кто и за что его так?» – подумал Александр.
На станции «Комсомольская» Мухин вышел из вагона и, пытаясь затеряться в толпе, двинулся в сторону выхода.
«Неплохое решение», – подумал Сорокин, стараясь не потерять его из виду.
Выйдя у Казанского вокзала, Мухин отошел в сторону и стал кого-то ждать. Завидев спешившую в его сторону девушку, он улыбнулся ей и направился навстречу.
«Вот и наша Соня, – решил капитан. – Неплохо выглядит для военной Москвы».
Она подошла к нему и что-то произнесла. Он тоже в ответ что-то сказал ей.
«По всей вероятности, они обменялись паролями», – решил Александр. Мухин передал ей коробку и стал прощаться. Оставив его без наблюдения, Сорокин направился вслед за Соней.
* * *
Вечером Сорокин уже знал адреса проживания Сони и связного. Оставалось лишь установить, кто является резидентом германской разведки, а также – местонахождение майора Бекметова. Прошло еще два томительных дня ожидания. Все эти дни Соня не выходила на улицу. Это была загадкой для Сорокина, и он начал волноваться. По его приказу оперативники тщательно проверили дом, в котором жила Соня на наличие черного выхода, но его не оказалось. Покинуть незаметно дом она просто не могла.
Наконец утром Соня вышла из дома. Она остановилась около подъезда и, осмотревшись по сторонам, пошла по улице. Погода была не для прогулок: было холодно. Пройдя метров сто, она направилась к тумбе с объявлениями. Читая сообщения, она иногда бросала взгляд на дорогу, по которой проезжали военные машины. Одна из автомашин остановилась около тумбы. Из кабины грузовика вышел мужчина и подошел к Соне. Разговор между ними был не более пяти минут. Она достала из хозяйственной сумки коробку из-под обуви и передала мужчине.
Сорокин, наблюдавший эту встречу из машины, сразу же понял, кем является этот статный, с военной выправкой мужчина. Несмотря на то, что он был одет в гражданское пальто, в нем чувствовалась военная выправка: это волевое лицо, широкие плечи, чеканный шаг, короткое рукопожатие… Сорокин дал сигнал, чтобы все сотрудники переключили свое внимание на мужчину. Сев обратно в машину, мужчина поехал дальше. Оставив с Соней одного из оперативников, две машины с сотрудниками НКВД направились вслед за грузовиком, который долго петлял по городу, прежде чем направился в пригород Москвы. В этот раз люди Сорокина действовали достаточно осторожно, стараясь не попадать в поле зрения Бекметова. Им в этом помогала и погода: мороз разрисовал боковые стекла грузовика ледяными разводами, не давая тем самым диверсанту следить за движущимся транспортом.
Грузовик остановился около одноэтажного частного дома. Бекметов выбрался из кабины и, достав из кармана пальто деньги, рассчитался с водителем. Дождавшись, когда машина скроется за углом, он поднял воротник пальто и направился вдоль дороги в обратную сторону. Пройдя метров триста, он свернул в переулок, был очень узким.
«Проверяется», – решил Александр, хорошо понимая, что если бы за Бекметовым работал всего один сотрудник, то риск его расшифровки равнялся бы ста процентам.
Оглянувшись дважды, Бекметов уверенно открыл калитку и скрылся за высоким забором.
– Всем сниматься, – приказал Сорокин. – На посту остается Храпов и два человека.
Утром на столе капитана лежал рапорт о том, что майор Бекметов ночью встретился с неустановленным мужчиной, который посетил его на дому. Мужчина передал ему тяжелый вещевой мешок. Что было в нем, установить не удалось. До шести часов утра, объект оставался в доме.
Сорокин взглянул на часы: они показывали начало девятого утра. Он поднял трубку и связался с дежурным.
– Что нового по Бекметову? – поинтересовался он у него. – Движение у дома объекта есть?
– Пока никакой информации не поступало, товарищ капитан. Если начнется движение, я вам сообщу.
Сорокин не успел повесить трубку, как зазвонил прямой телефон наркомата внутренних дел СССР.
– Капитан Сорокин, слушаю, – представился он.
– Сидоров, – коротко представился начальник отдела. – Ознакомился с твоим рапортом, могу похвалить, толково работаешь. Когда ждать реализацию?
– Торопиться не стоит, Иван Тимофеевич, – ответил на вопрос Сорокин. – Нам пока неизвестны цель и задачи Бекметова. Сейчас он дома и никуда не выходил. Думаю, что при реализации оперативного дела будем брать всех одновременно, чтобы никто из этих гадов не смог уйти.
– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, Сорокин, – по-отечески назидательно произнес Сидоров. – Здесь у меня на столе лежит рапорт моего заместителя в отношении тебя. Пишет, что пытаешься оспаривать приказы, что хромает исполнительская дисциплина, просит меня освободить тебя от руководства спецгруппой.
– Для чего вы это мне говорите, Иван Тимофеевич? Решение уже принято?
– Решения нет, так что работай, Сорокин, работай. Я просто тебя проинформировал, что нажил ты себе врага, которого остановить довольно сложно. Говорят, что он в неплохих отношениях с «самим».
– Я все понял, Иван Тимофеевич. Спасибо за информацию.
Александр положил трубку и снова посмотрел на часы, а затем снял с вешалки пальто и стал одеваться.
* * *
Майор Бекметов подошел к окну и отодвинул в сторону занавеску: стекла были разрисованы морозом. Он бросил взгляд на обувную коробку, которая стояла на столе. Достав из нее два детонатора, он обложил их ватой и сунул в карман старого пальто. Вчера вечером его навестил связной, который передал ему привет от Директора и сообщил, что сроки акции передвинуты руководством Абвера: до даты «Х» осталось всего три дня.
«Они хотят, чтобы дата акции совпала с днем смерти Ленина, – подумал он. – Это будет удар не только психологический, военный, но и политический».
Два дня назад ему удалось пронести в один из туннелей метро около десяти килограммов тротила. Этого количества было вполне достаточно, чтобы взрыв на длительное время разрушил туннель метро. Чтобы дополнительно лишить возможности использовать запасной командный пункт Сталина, нужно было еще килограммов двадцать, которые ему ночью принес связной. Бекметов надел пальто и, прихватив с собой вещевой мешок, вышел из дома.
«Градусов сорок, если не больше, – подумал он. – При таком морозе птицы замерзают на лету».
Заметив грузовик, стоявший неподалеку, он направился в его сторону. Водитель, открыв капот машины, пытался отогреть двигатель с помощью паяльной лампы, однако у него ничего не получалось.
– Бог в помощь, – произнес майор. – Давай помогу, а то я вижу, что у тебя ничего не получается.
Он взял из рук водителя лампу и направил пламя на картер двигателя. Через минуту он попросил шофера попробовать завести движок машины. Тот залез в кабину и повернул ключ зажигания. Двигатель несколько раз «чихнул», но заводиться не хотел.
– Бесполезно, – с отчаяньем произнес водитель. – Нужно было ночью не спать, а постоянно заводить машину.
– Ты правильно говоришь, это тебе на будущее, а сейчас давай еще немного погреем.
Очередная попытка водителя оказалась успешной: двигатель с неохотой, но завелся.
– Куда тебе, товарищ? – поинтересовался он у Бекметова.
– Подбрось до станции метро, а там я сам доберусь, – попросил его майор.
– Садись, – произнес водитель, – я тебя и до центра довезти могу. Выручил ты меня очень. Меня зовут Роман.
– Виктор, – на ходу придумав себе имя, произнес Бекметов.
Забросив тяжелый мешок в кузов автомашины, он сел в кабину, и они направились в сторону центра.
– За ними, – тронув водителя за плечо, произнес Сорокин. – Держись на расстоянии, близко не жмись.
Словно в подтверждение слов капитана из открытой кабины показалась фигура майора Бекметова. Он посмотрел назад, стараясь проверить, не «висит» ли кто на «хвосте» у грузовика. Не доезжая метров сто до станции метро, он вышел из машины и, взяв из кузова свой мешок, направился туда. Он явно что-то почувствовал и решил, прежде чем войти в метро еще раз «провериться». Пройдя метров десять, он остановился и, поставив мешок на землю, достал папиросу и закурил.
«Наверняка был не последним учеником в Варшавской разведшколе Абвера», – подумал Сорокин, наблюдая, как тот проверяется.
Сделав две затяжки, Бекметов бросил недокуренную папиросу на землю и, закинув за плечи вещевой мешок, направился к входу в метро. Он вошел в одну дверь и тут же вышел через другую. Он остановился и, дождавшись, когда схлынула практически вся толпа из прибывшего поезда, осторожно вошел в здание станции и, оплатив проезд, направился к эскалатору.
* * *
Григорий Покровский, он же – Директор, был завербован еще в 1913 году, накануне первой мировой войны. В те годы он служил в Генеральном штабе Российской армии, и все, кто его знал, отмечали в этом молодом и подающем большие надежды офицере большой ум, смекалку и находчивость. Одной из причин его падения было пагубное пристрастие к азартным играм. Как он сам отмечал: при виде карт и денег, он буквально слетал с «катушек». Играл до тех пор, пока были деньги. Жизнь есть жизнь, иногда он выигрывал довольно крупные деньги, а иногда и проигрывал все, что было у него в карманах. Единственным положительным его качеством было то, что он всегда возвращал картежные долги в установленный срок.
Все произошло осенним вечером. Он сидел за столом и отрешенно смотрел на карты, которые были побиты картами незнакомого старика с моноклем. Кто этот старик и откуда он появился в этом игровом зале, никто не знал.
– Ну что, господин штабс-капитан? Побил я ваши карты, – произнес старик и засмеялся. Смех его был таким злорадным, что Покровский невольно поморщился от охватившего его отчаяния. Он посмотрел на пальцы старика, которые сгребали деньги с зеленого сукна стола. Он готов был встать и покинуть зал, но что-то его остановило. Может, блеск бриллиантовой булавки в галстуке старика, может, вспыхнувшая искра надежды отыграться.
«Не может же мне сегодня так фатально не везти, – подумал он. – Если уйду, обижу фортуну».
– Я готов еще раз сделать ставку, – произнес Покровский. – Вы готовы играть?
Он легко выиграл у старика десять тысяч рублей и уже собрался покидать заведение, когда его остановил глуховатый голос пожилого человека.
– Господин штабс-капитан, дайте мне шанс хоть что-то отыграть в этот вечер. Я проиграл вам все, и сейчас у меня не осталось даже нескольких копеек, чтобы доехать на извозчике до дома. Хотите, я поставлю на кон бриллиантовую булавку?
Булавка действительно была достойна внимания: большой розоватый бриллиант – в окружении сапфиров. Она чем-то напоминала Покровскому человеческий глаз.
– Хорошо, милейший, – произнес штабс-капитан язвительно, вспомнив голос старика, когда тот выиграл у него почти все деньги. – Ставлю двести рублей против вашей булавки.
– Господин штабс-капитан, но ее цена больше пяти тысяч, – возмущенно произнес старик.
– Не спорю, может, это действительно так, но я ставлю лишь две сотни. Выбирайте, слово за вами.
– Хорошо, я согласен, – тихо произнес старик. – Дайте мне карты, я сам раздам их.
Григорий усмехнулся. Заметив эту усмешку, старик моментально стал серьезным и сосредоточенным. Через десять минут штабс-капитан уже начал сожалеть, что не покинул игральный зал: старик не только отыграл проигранную им сумму, но и выиграл у него пятьсот рублей.
– Что вы, больше не улыбаетесь? – спросил его старик. – Может, еще метнем? Посмотрим, кому из нас повезет больше?
Покровский задумался. Он неплохо играл в карты и был на сто процентов уверен в том, что старику просто повезло. А фарт – дело преходящее: сейчас повезло, а через минуту – другую нет.
– Хорошо. Давайте еще одну партию. Играю на все, – произнес Григорий, выкладывая из кармана все свои деньги, которых оказалось около десяти тысяч.
– Посмотрим, посмотрим, – многозначительно произнес старик. – Вы не боитесь, молодой человек, что я могу вас просто раздеть?
Старик громко и противно засмеялся, чем сразу же привлек к себе внимание окружающих. К их столу потянулись люди, чтобы понаблюдать за партией. Покровский чуть-чуть приоткрыл карты и заставил погасить внутри себя чувство радости.
«Двадцать очков. Такое приходит не каждому, – размышлял он. – Сколько может быть у этого старика?»
Лицо старика было абсолютно спокойным, было трудно угадать, какая карта легла ему.
– Поднимаю ставку в два раза, – произнес старик, не притрагиваясь к картам.
«Блефует, – решил Покровский, – пытается меня напугать. Ждет, сброшу ли я карты или нет».
– Принимаю ставку, – произнес Покровский, чувствуя, как между лопаток по спине побежал тонкий ручеек пота.
Штабс-капитан, не отрываясь, смотрел на старика, пытаясь понять, что он придумал в этот раз.
– Поднимаю ставку еще в два раза, – произнес старик, снова не касаясь своих карт.
– Погодите, милейший, – произнес офицер. – Покажите свои деньги? Я на слово не играю.
Старик махнул кому-то рукой, и в тот же момент около него оказался мужчина с портфелем в руках. Он взял портфель и открыл его: тот был полон денег.
– Здесь ровно сорок тысяч – сказал он. – Чем ответите вы, господин Покровский?
Григорий вздрогнул от неожиданности.
«Откуда он знает мою фамилию? Похоже, попал!» – панически подумал он.
Он растерянно посмотрел по сторонам, надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо. Он снял с себя шашку, ножны которой были инкрустированы драгоценными камнями и золотом.
– Вы думаете, что я буду играть против этого? – произнес старик. – Не смешите людей. У вас нет денег? Я, молодой человек, приму ваше честное слово за сорок тысяч рублей, что стоят на кону. Ваше слово?
– Я, открываюсь, – произнес Покровский, не узнавая свой голос. – У меня – двадцать, сколько у вас?
– Очко, – произнес старик, не касаясь карт. – Вы проиграли, штабс-капитан. Завтра в десять утра я жду вас по указанному в записке адресу с деньгами.
Он повернулся и, закрыв портфель, передал его помощнику. Лоб Покровского покрылся потом. Он дрожащей рукой открыл карты старика: двадцать одно, то есть – очко, старик.
* * *
На следующий день штабс-капитан приехал по указанному адресу и оказался перед большим домом с белыми колоннами и лепниной.
«Надо же, столько лет в Петербурге и ни разу не был в этом прекрасном районе», – подумал он, рассматривая искусно выкованные изгородь и ворота.
– Вы к кому, ваше благородие? – спросил его подошедший лакей, одетый в ливрею.
– Доложите вашему господину, что прибыл Григорий Покровский, – сказал офицер.
– Проходите, барин ждет вас, – произнес ланей.
Они прошли в дом, где слуга принял у него плащ, фуражку и рукой указал ему на дверь.
– Хозяин ждет вас, – повторил он и исчез в соседней комнате.
Офицер привычным движением руки провел по волосам и направился к двери. Он толкнул ее и оказался в огромной комнате. Яркое солнце ударило в глаза, и он не сразу увидел хозяина дома, который стоял у открытого окна.
– Вот наслаждаюсь последними солнечными денечками. Скоро осень, дожди, слякоть … – не здороваясь, произнес он. – Вы принесли деньги, штабс-капитан?
– Извините, я не знаю, как вас называть, – растеряно произнес Покровский.
Ранее приготовленная речь о чести, о долге моментально улетучилась из головы.
– Зовите меня господин полковник. Я не люблю, когда ко мне обращаются по имени и отчеству.
Он повернулся к Покровскому. Сегодня он выглядел намного моложе, чем вчера вечером, когда играл в карты.
– Вы чем-то удивлены, штабс-капитан? Что-то не так?
– Вы угадали, господин полковник. Просто мне вчера показалось, что вы намного старше.
Полковник улыбнулся.
– Это был маленький спектакль с переодеванием и гримом. Не мог же я в таком виде показаться перед офицером Генерального штаба. Я думаю, вы узнали меня?
Вопрос был излишним: перед штабс-капитаном стоял военный атташе Германии.
– Как я понимаю, у вас нет денег, чтобы рассчитаться со мной? – спросил он. – Вы знаете, я это предвидел. На столе лежит бумага, прошу вас внимательно прочитать текст и, в случае согласия, подписать ее. Хочу предупредить вас, господин Покровский, что ваш проигрыш зафиксирован многими приглашенными мной журналистами. В случае отказа, все газеты Петербурга завтра запестрят информацией о том, как вы проигрываете огромные деньги, немецкому атташе. Вам как сотруднику Генерального штаба, насколько я знаю, запрещено играть в карты на деньги…
Он не договорил: Покровскому вдруг стало плохо. Чтобы не упасть, он облокотился на спинку стула.
– Читайте, читайте, господин штабс-капитан. Надо правильно принимать проигрыш. Нам от вас многого не нужно, лишь кое-какие уточнения и детали.
Покровский взял в руки листок и начал читать. Буквы прыгали у него перед глазами, и он не сразу смог понять текст. Когда до него дошел смысл написанного, он хотел что-то сказать, но полковник его опередил.
– Не нужно истерик, господин Покровский. Я подсел за ваш столик не просто так. Мы вас «разрабатывали» в течение года. Я могу вам зачитать фамилии офицеров, которые умышленно проигрывали вам деньги. Это были наши люди, и сейчас мне ничего не стоит, как «слить» вас вашей же контрразведке. Поверьте, вы никогда не сможете доказать, что выигранные деньги были честными, а не нашей платой за оказанные услуги.
Покровский молча взял ручку и, обмакнув перо в чернильницу, подписал текст, тем самым добровольно согласившись помогать кайзеровской Германии. С этого дня за ним был закреплен псевдоним – Директор.
* * *
Соня быстро шла по улице. Ее старенькая кроличья шубка практически не грела, и только взятый ею темп движения позволял не замерзнуть. Редкие прохожие, которые попадались на пути, с интересом смотрели на нее, гадая, куда в такой ранний час торопится эта девушка. Прежде чем свернуть в узкий переулок, она огляделась и, убедившись в отсутствии слежки, быстрыми шагами направилась дальше. Пройдя два небольших дома, она остановилась около двухэтажного здания. Привычно бросив взгляд на небольшое угловое окно, на подоконнике которого стоял цветок, она открыла дверь подъезда и направилась на второй этаж. Остановившись у двери с табличкой, на которой была указана фамилия владельца квартиры, она нажала на звонок. Прошло несколько секунд, и дверь открылась. На пороге стоял мужчина, одетый в атласный халат темно-вишневого цвета. Его редкие светлые волосы были зачесаны назад.
– Проходите, – не здороваясь, произнес мужчина, пропуская девушку в квартиру.
Прежде чем закрыть за ней дверь, он вышел на лестничную площадку и посмотрел вниз. Убедившись, что никого нет, он закрыл дверь.
– Раздевайтесь, – предложил он гостье. – Проходите в зал, будем пить чай.
Соня быстро сняла с себя шубку, платок, валенки и, сунув озябшие ноги в мягкие и теплые домашние тапочки, прошла вслед за хозяином в зал. Ей приходилось бывать в квартире Директора, и поэтому она уже не удивлялась его антикварным вещам. Пока хозяин разливал черный ароматный чай, она подошла к комоду, на котором стояла маленькая, искусно вырезанная из слоновой кости фигурка Будды.
– Нравится? – поинтересовался у нее хозяин. – Это подарок. Его подарил мне в 1916 году генерал Брусилов. Слышали о нем? А вещь уникальная и очень ценная. Я люблю предметы, связанные с моей молодостью. Может, это ностальгия, а может, уже и какая-то фобия. А сейчас присаживайтесь к столу, а то остынет этот божественный напиток.
Женщина послушно села за стол, и он поставил перед ней чайную пару из тонкого китайского фарфора.
– Берите сахар, Соня, – стал угощать он ее. – Не стесняйтесь.
Она положила два кусочка сахара в чашку и стала медленно его размешивать.
– Вот возьмите, – произнесла она и достала из кармана маленький клочок бумаги, на котором аккуратно были написаны четыре колонки с цифрами.
Директор взял листок и, поднявшись из-за стола, направился к книжной полке. Он взял в руки томик стихов Александра Блока и, найдя нужную страницу, начал расшифровку полученного сообщения.
«Срок акции 21.01.42. Желаю удачи. Цитадель».
Прочитав сообщение, он вынул из кармана халата зажигалку и поджег записку. Он положил ее в хрустальную пепельницу и, дождавшись, когда она сгорела полностью, размял пепел в порошок. Взглянув на гостью, он улыбнулся ей и направился обратно к столу.
– Как майор? – спросил он ее. – Освоился на новом месте?
– Не жалуется, но мне кажется, что у него начинают сдавать нервы. Как бы не было срыва. Боюсь, что он может сдаться НКВД.
– Не бойтесь, он не сдастся. У него вся семья у немцев, и их жизнь напрямую зависит от выполнения задания. Обратного пути у него просто нет. Взяв Серова, в НКВД должны успокоиться и посчитать, что разгромили немецкую разведывательно-диверсионную сеть. Вы, голубушка, пейте чаек, такого чая вы еще долго не попьете. Я перед самой войной закупил его два десятка килограммов, вот сейчас и наслаждаюсь.
Она сделала глоток: чай действительно был чудесным. Она посмотрела на часы, которые пробили девять утра. Перехватив ее взгляд, Директор поднялся из-за стола.
– Вот возьмите, Сонечка и передайте эту шифровку нашему радисту. Спрячьте ее. Ответ сразу же мне.
– Хорошо.
Она быстро допила чай и направилась в прихожую, где стала одеваться. Закутавшись, она вышла из квартиры и направилась вниз по лестнице. На площадке между первым и вторым этажами стоял парень и курил. Он был в одной гимнастерке, что говорило о том, что он вышел на площадку только покурить. Он с нескрываемым интересом посмотрел на Соню и, выпустив дым в потолок, направился к двери, которая была приоткрыта.
«А он ничего, – оценила парня Соня, – видимо с фронта».
Она вышла из дома и быстрым шагом направилась вдоль улицы. Из подъезда появился парень и, на ходу натягивая армейский полушубок, пошел к стоявшей автомашине.
– Ну как? – спросил его сидевший на заднем сиденье Сорокин.
– Она была в квартире Покровского, – ответил парень. – Я чуть не умер от холода, когда стоял в подъезде и ждал ее выхода.
– Ничего, сейчас отогреешься, – произнес Сорокин и протянул ему флягу со спиртом.
– Поехали, – приказал он водителю. – Посмотрим, куда еще приведет нас эта женщина.
Машина медленно тронулась, и вскоре они увидели Соню, которая спешила к станции метро.
* * *
Покровский медленно прогуливался по скверу, который находился рядом с его домом. После вчерашнего жуткого мороза сегодняшняя погода в шестнадцать градусов казалась необычайно теплой. Остановившись около неработающего фонтана, он на минуту задумался. Он хорошо помнил этот фонтан, музыку, которая доносилась из глубины парка. Этот божественный вальс до сих пор звучал в его ушах. Тогда, в 1916 году, он по воле случая оказался в Москве и именно около этого фонтана увидел ее, которую полюбил с первого взгляда на всю жизнь. Девушка сидела на скамейке и читала томик стихов Пушкина. Она иногда бросала рассеянный взгляд на прохожих и снова углублялась в чтение. Григорий остановил проходившую мимо продавщицу цветов и купил самый большой букет крупных ромашек.
– Извините, мадмуазель, вы чем-то напоминаете мне этот букет ромашек. Вы такая, как эти цветы – прекрасная и недоступная. Не знаю, понравятся ли они вам, но мне они по душе.
Щеки девушки вспыхнули. Она молча приняла из его рук букет и преподнесла к лицу.
– Спасибо, – скромно ответила она ему. – Мне еще никто и никогда не дарил такой большой букет моих любимых цветов.
Всю неделю они проводили свободное время вдвоем, гуляя по старым улицам Москвы. Вера, так звали девушку, окончила Петербургский институт благородных девиц и поступила на работу в одну из школ города. Из родителей у нее была лишь мать, которая жила за счет небольшого поместья, которое находилось недалеко от Шереметьевского дворца. Покровский и сам не заметил, как влюбился в Веру. Но однажды утром принесли письменный приказ о его незамедлительном прибытии в Генеральный штаб. Шла война, и не выполнить приказ начальника Генштаба он не мог. Собрав вещи, он направился на вокзал, решив по дороге заехать и попрощаться с Верой. Ему не удалось застать ее на работе. Из школы он поехал к ней домой, но и там ее не оказалось. Оставив для нее записку, он двинулся на вокзал. Всю дорогу от Москвы до Петербурга, он думал о ней. На вокзале его встретил немецкий связной.
– Директор! Что случилось? Почему не выходите на связь с резидентом?
– Я был в отъезде по делам службы.
– Глядя на вас, я могу с полной уверенностью сказать, что вы потеряли голову от этой Веры. Не буду скрывать, она действительно красива и обаятельна.
Кровь прилила к голове Покровского. Он схватил мужчину за грудки и подтянул его к себе.
– Слушайте, господин неизвестный, если с ней что-то случится, я клянусь, что порву вас на куски. Можете это передать своим хозяевам.
Ловким движением рук тот освободился от штабс-капитана.
– Покровский, держите себя в руках и не раскисайте. Ничего с вашей барышней не произойдет, если вы будете четко выполнять наши приказы. Нас интересуют планы генерала Брусилова. Постарайтесь узнать, когда и где он планирует нанести удар по нашим войскам. Вы хорошо меня поняли, штабс-капитан?
– Да, но я не имею никакой возможности узнать о его планах.
– А вы постарайтесь, Покровский. Жизнь вашей барышни в ваших руках.
– Не трогайте ее. Я сделаю то, что вы хотите.
Мужчина улыбнулся и, повернувшись, направился в сторону выхода. К штабс-капитану подошел поручик и, козырнув ему, поинтересовался, с кем он так долго и эмоционально разговаривал.
– Это мой старый знакомый. Приглашал навестить его на неделе, – ответил Покровский. – Между прочим, у него очень красивая жена. Она настоящая нимфоманка.
Поручик помог ему донести вещи до пролетки, и они направились в Генеральный штаб.
* * *
На следующий день Покровский получил приказ отбыть в распоряжение армии Брусилова. Путь до штаба действующей армии занял около недели. Проезжая мимо сгоревших деревень, разбитых станций, он невольно обращал внимание на толпы беспризорных детей. На одной из станций, когда Григорий вышел из вагона, чтобы перекурить, мальчишка-беспризорник, мастерски работая «пиской», ловко вырезал у него из кармана шинели портсигар. Это было сделано так искусно, что он даже не почувствовал. Только после того как он забрался обратно в вагон, ему об этом сказал проводник. Портсигара было не жалко, расстройство Григория вызвала порезанная шинель, представиться в ней генералу Брусилову было недостойно для офицера Генерального штаба.
Прибыв к месту дислокации штаба армии, он обратился к своему знакомому, и тот, словно волшебник, выполнил его просьбу. Он привел его к старому закройщику-еврею, который вынес из-за занавески абсолютно новую шинель, которая как влитая легла на его плечи.
– Откуда она у вас? – поинтересовался он у закройщика.
– Был заказчик, но два дня назад погиб. Вот и осталась после него эта невостребованная шинель. Я рад, что она вам подошла.
Покровский расплатился с ним и направился в штаб Брусилова. Он внимательно слушал доклад начальника штаба о разработанной операции прорыва линии фронта и наступлении. Он не мог не отметить четкие и своевременные поправки, которые вносил непосредственно в план наступательной операции генерал Брусилов.
– Что скажет представитель Генерального штаба? – обратился к нему генерал. – Замечания есть?
– Никак нет, господин генерал. Я, в принципе, прибыл по другому не менее важному вопросу, – начал Покровский. – Генеральный штаб озабочен активностью немецкой разведки в полосе наступления русских войск. Изучив доклад представителей вашего штаба, хочу доложить вам, что необходимо провести целый ряд мероприятий, прежде чем армия начнет свое наступление.
Генерал перевел взгляд с Покровского на начальника штаба.
– Представитель Генерального штаба прав. В настоящее время мы разрабатываем комплекс мероприятий по очистке нашего тыла от немецко-австрийской агентуры. Я согласен с замечаниями господина Покровского, что наступать сейчас – преждевременно, – произнес начальник штаба.
Генерал Брусилов встал из-за стола и подошел к карте.
– Господин штабс-капитан, подойдите сюда, – предложил он ему. – Какие районы наиболее нашпигованы немецкой агентурой?
