banner
banner
banner
полная версияКровь на колёсах

Александр Леонидович Аввакумов
Кровь на колёсах

Я долго стоял напротив здания КГБ, не решаясь перейти дорогу и открыть потемневшую от времени дверь. Наконец собрал волю в кулак и приблизился.

Стоявший на посту прапорщик с синими петлицами на кителе взял у меня повестку.

– Подождите минутку, – произнёс он и кому-то позвонил. – Ждите, вас вызовут.

Я присел на железный стул. Мимо меня деловито сновали молодые мужчины.

«Абрамов» – донеслось из глубины коридора. Я посмотрел по сторонам и увидел человека, махавшего мне рукой.

– Паспорт у вас с собой? – поинтересовался он, когда я преодолел дистанцию.

Я молча кивнул. Мы вместе вошли в неприметную для глаза дверь и оказались в небольшом кабинете, в середине которого стояли стол и всего лишь один стул.

– Присаживайтесь, – предложил мужчина. – Меня зовут Смолин Виталий Павлович. Вы, надеюсь, комсомолец?

Я опять кивнул и посмотрел на него.

– Вот, что Абрамов, – серьёзно сказал Смолин. – Отдел кадров КГБ решил рассмотреть вашу кандидатуру для работы в нашем аппарате. Несмотря на ваши неоднозначные взаимоотношения с органами милиции, ну вы сами знаете, какие: это длинные волосы, джинсы и так далее, – мы считаем, что ваша кандидатура вполне может удовлетворить наших коллег из Таджикистана. У вас ведь там ни родных, ни знакомых? Это очень хорошо. Пройдёте медкомиссию, и, если у вас не выявят нарушений в здоровье, начнём оформлять документы о приёме на работу.

– Постойте, постойте, Виталий Павлович! А вы не хотите спросить, желаю ли я работать в вашей структуре? Почему вы за меня уже всё решили? У меня мать, старая больная женщина, и я бы не хотел её бросать на произвол судьбы!

– Ты, Абрамов, комсомолец! А девиз комсомола помнишь? Если Родина скажет «надо», комсомол ответит «да».

– Поймите меня правильно, у меня мама одна. Она очень больна. Я не могу её оставить одну!

– А долг перед Родиной у тебя есть? – навис надо мной Смолин. – У тебя есть две сестры, которые присмотрят за матерью! Не нужно ею прикрываться.

– А как же долг перед родителями? Он что, менее важен, чем долг перед Родиной? – отчаянно выкручивался я. – И почему я должен служить в Душанбе, а не в Казани? Оставьте меня здесь, и у меня не будет никаких сомнений. Разве это невозможно?

– Короче, Абрамов, – начал сворачивать разговор Смолин, – вот тебе направление на обследование. Пройдёшь его и сразу ко мне. Не вздумай хитрить, а то привлечём за дезертирство. Что так смотришь на меня? Да, представь себе, за дезертирство!

Я вышел из кабинета и, миновав постового, направился на улицу. Теперь мне стало понятно, почему мои друзья поменяли джинсы на костюмы. Их так же, как и меня, вызывали в КГБ.

В этот день я не поехал на учёбу, а сразу же вернулся домой, чтобы хоть как-то успокоить мать. Моя мама была человеком старой закалки, хорошо помнила предвоенные годы, когда людей не только арестовывали по ночам, но вот так же, как и меня, приглашали в органы НКВД, откуда те уже не возвращались никогда. Я рассказал ей о предложении КГБ, о своём нежелании ехать далеко от дома и немного успокоил.

К своему удивлению, я в течение нескольких дней успешно прошёл медкомиссию и получил на руки медицинское заключение. Обмозговав варианты, я поехал в КГБ.

– Молодец, Абрамов, – довольно усмехнулся Смолин. – Ты единственный из сокурсников прошёл медкомиссию. Надо же, один из всего вашего потока.

– Виталий Павлович! Я опять хотел бы заострить вопрос о месте службы. Я не хочу никуда ехать. У меня здесь мать, в конце концов, квартира!

– Что значит, мать, квартира? А интересы Родины тебе, выходит, по боку? Если каждый из нас будет выбирать место, где служить, что тогда будет? Будет анархия, бардак, а не государство! Извини, но эти вопросы решаю не я, а большое начальство.

Я ушёл от него полностью опустошённый. На улице выбрал направление: через Ленинский садик к остановке трамвая. Впервые в жизни я почувствовал себя абсолютно беззащитным перед государственной машиной.

Прошло несколько дней. Как-то на выходе из института меня остановил незнакомый мужчина.

– Абрамов, срочно нужно поговорить, – сказал он.

Я взглянул на него с нескрываемым удивлением. Это был сравнительно молодой человек лет двадцати пяти-тридцати. На его узком лице сверкали очки в золотой оправе.

– Извините, не имею чести вас знать, – ответил я и, отстранив его руку, направился дальше.

– Я из КГБ, – тихо произнёс он. – Моя фамилия Герасимов, я буду вашим куратором.

Для убедительности он достал удостоверение и показал его мне. Я остановился, чтобы ознакомиться с документом. После ничего не оставалось делать, как медленно прогуляться с ним до Площади Свободы.

– Абрамов, у тебя много знакомых, в том числе и среди лиц еврейской национальности. Так вот, первое твоё задание. Необходимо войти с ними в доверительные отношения. Нам интересно, чем они дышат, что планируют. Кто из них ведёт подрывную работу против нас, я имею в виду – против государства.

Мне казалось, мой собеседник бредит.

– Простите, товарищ Герасимов, скажите конкретно, кто из моих друзей вас интересует? У меня очень большой круг знакомых евреев, не могу же я со всеми разговаривать на подобные темы.

– Меня интересуют все евреи, независимо от того, где они работают или учатся. Я должен знать о них всё. Запомни, по окончании твоей стажировки я буду писать характеристику, и от её содержания будет зависеть, возьмут тебя в КГБ или нет.

Он юркнул в поджидавший его автомобиль и, сверкнув на прощание очками, покатил по Карла Маркса.

* * *

Прошло несколько дней. Я вновь увидел Герасимова. Он стоял недалеко от института и ждал, по всей вероятности, меня. При виде куратора у меня ёкнуло сердце, и смутное беспокойство охватило душу. Он тоже заметил меня и приветственно помахал рукой. Ничего не оставалось, кроме как подойти к нему.

– Что скажешь Абрамов? С кем встречался, что узнал? – спросил он и фамильярно улыбнулся, как ближайшему другу.

– Скажите, вы кто по званию? – спросил я.

– Майор, – скромно ответил он. – Пока только майор.

– А я вот не имею званий, и пока не оформлял ни одного документа для поступления к вам на работу. Я не присягал никому в верности: ни вам, ни КГБ, ни Родине. А вы спрашиваете с меня как с вашего подчинённого. Вам не кажется, товарищ майор, что это не совсем правильно? Вот когда я буду штатным сотрудником, тогда буду выполнять задания, а пока увольте, я этой работой заниматься не буду. Одно могу сказать точно, среди моих друзей и знакомых врагов государства нет.

От такого нахальства с моей стороны, Герасимов на секунду потерял дар речи.

– Ты понимаешь, что говоришь? – воскликнул он. – Я в интересах государства, а не из личного любопытства просил тебя!

– А я не знаю, что вы имели в виду! Может, интересы государства, а может, и свои. Вы знаете, я не бываю на ваших совещаниях и не знаю задач ваших сотрудников.

– Ну ты меня достал своей демагогией! Я сегодня же отражу это всё в своём рапорте.

– Дело ваше. Отражайте, если считаете, что вы правы. Я на вашем месте не торопился бы. Во-первых, вы обязаны были меня тщательно проинструктировать, что я должен делать. Как мне строить беседу с этими людьми, чтобы не вызвать у них подозрений. Я думаю, это дело – целая наука. Во-вторых, вы меня должны были проинформировать, что вам уже известно об этих людях, об их политических взглядах. А то, иди и разговаривай! А если набьют морду? Значит, плохо отработал? А если нет информации, тоже плохо, не добыл сведений. Вообще, беспроигрышная лотерея у вас, товарищ майор.

Герасимов, только что проявлявший большую решимость доложить о моём поведении, вдруг как-то стих.

– Ну, ты и демагог, Абрамов, – произнёс он. – Ладно, будь свободен. Мы с тобой ещё увидимся!

Я долго смотрел вслед куратору, и только когда тот скрылся за углом, пошёл своей дорогой. «Будет писать или нет? – думал я, шагая по весенней улице. – Я бы на его месте на время воздержался, мало ли что».

Я оказался прав. Герасимов не стал докладывать обо мне руководству, тем самым оставив мне шанс поступить к ним на службу. Я успешно защитился в тот год, и мне оставалось только ждать вызова из КГБ Таджикистана. Время шло, а вызова всё не было. Я не мог сидеть на шее у матери и устроился грузчиком в ближайший продуктовый магазин. Директор магазина, женщина средних лет, принимавшая меня на работу, не скрывала своего удивления, узнав о том, что я недавно окончил институт.

Периодически, два раза в неделю, я приезжал в КГБ, чтобы узнать, есть ли новости по моему распределению.

– Слушайте, Абрамов, – разозлился как-то Смолин, – если мы получим сведения в отношении вашего трудоустройства, то непременно сообщим вам. Не будь таким навязчивым, вы просто надоели нам своими наездами.

– Виталий Павлович! ещё полгода назад вы лично меня чуть ли не каждый день обрабатывали насчёт службы в госбезопасности. А что теперь? Пропала необходимость в защите Родины? Или исчез мой личный долг перед ней? Вы знаете, что из-за этого распределения мне сейчас приходится работать грузчиком в Офицерском магазине? Вы думаете, это приятно, когда все спрашивают, почему я после института ящики таскаю? Дайте мне документ, что трудоустроить меня не можете, справку о свободном дипломе, и я сам устроюсь на любой завод. Все мои товарищи по институту уже давно работают, только я один болтаюсь без дела.

После этого разговора я перестал ездить в отдел кадров КГБ. Но где-то в середине сентября меня снова пригласили туда.

Я в сопровождении Смолина зашёл в кабинет заместителя председателя КГБ. За большим массивным столом восседал солидный мужчина средних лет.

– Извините, Абрамов, – произнёс он глухим голосом, – вчера мы получили из Таджикистана официальный отказ в вашем трудоустройстве. Дело в том, что они делали заявку на приём сотрудника в январе, а сейчас уже сентябрь. Прошло более полугода, и они самостоятельно нашли себе кандидатуру.

 

– А как же я? Что мне теперь делать? Все выпускники нашего института получили какие-то подъёмные после окончания учебы, мне их никто не дал из-за этого распределения. У меня сейчас нет даже справки о свободном трудоустройстве!

– Да, Абрамов, есть определенные сложности. Но я знаю, со слов Смолина, что вы всё это время работали грузчиком. То есть обходились без этих самых подъёмных. Мы постараемся в течение ближайшего времени выдать вам справку о свободном трудоустройстве. Однако предупреждаю вас сразу, что эта справка будет не от КГБ, а от какого-либо другого предприятия. Может, даже от вашего института. Думаю, это не будет иметь особого значения. Желаю вам удачи.

Мы покинули кабинет, и какое-то время шли рядом.

– Ты, главное, не обижайся, Абрамов. У Родины нашлись другие комсомольцы, которые не в пример тебе очень захотели ее защищать, – со всей серьёзностью сказал на прощание Смолин.

Вот я и имел сегодня честь побеседовать с подобным комсомольцем, который прибыл в Аркалык защищать интересы Родины.

* * *

Я вошёл в универмаг и на минуту остановился в дверях, стараясь определиться в какую сторону идти дальше. У меня закончилась пенка для бритья, и я уже третий день мучился, пользуясь туалетным мылом вместо неё. Повернув налево, я сразу же увидел нужный мне отдел. Я без промедлений купил пенку и поторопился обратно.

Около одного из отделов моё внимание привлекла молодая женщина, которая стояла в сторонке и внимательно наблюдала за мной. «Что это, – подумал я, – наружное наблюдение, или мне просто показалось?» Я внимательно посмотрел на даму, стараясь хорошо запомнить её. Сейчас я был на сто процентов уверен в том, что именно эту молодку я сегодня видел, когда утром выходил из милиции и направляясь в аэропорт. «Если это хвост, – рассуждал я, – то кто его мне прицепил? Каримов или Кондратьев?»

Я вышел из универмага и, пройдя метров тридцать, остановился около большой зеркальной витрины. В её отражении я видел, как женщина, идущая за мной, тоже остановилась, спокойно раскрыла сумочку и стала что-то искать в ней. «По всей вероятности, это Кондратьев. Он плохо изучал мой послужной список. Иначе он бы знал, что службу в МВД я начинал в подразделении наружного наблюдения, и для меня на улице определить сотрудников такой службы раз плюнуть, – думал я, скатываясь на яростный внутренний диалог: – Ну, ты даешь, комсомолец! Решил выйти на мои связи через наружное наблюдение. Ты, наверное, подумал, что я сразу брошусь к ним. Нет, Кондратьев, недооцениваешь ты меня».

Я, будто ничего не замечая, ускорил шаг. Женщина-«прицеп» с трудом выдерживала набранный мной темп. Через метров триста вдруг появился парень в чёрной вязаной шапочке и подменил уставшую даму. «Что, милые, потаскать вас ещё или пока воздержаться? – весело беседовал я с моими преследователями. – Ладно, отдохните немного».

Не сбрасывая темпа и нигде не останавливаясь, я направился в отдел милиции. Там сразу же прошёл в актовый зал к оперативникам. Разбил их на тройки и каждой дал задания с выездом из Аркалыка.

Нужно было активизировать работу по розыску машин, так как приближавшаяся весна могла спутать все наши планы.

* * *

Мне было видно, что с подобным решением я немного запаздывал, его нужно было принимать ещё две недели назад. Однако отсутствие Лазарева и заместителя по линии следствия стопорили все мои действия. Мне было очень трудно контролировать две эти составляющие. Приходилось заниматься не только чисто оперативными делами, но и сопровождением уголовного дела, то есть доставлять людей на допросы, осуществлять охрану при выходе на места, где преступники хранили машины. Короче, дел было так много, что мне приходилось без отрыва заниматься всеми этими вопросами практически одновременно.

Из актового зала я отправился к себе в кабинет. Из-за двери мне было слышно, как сотрудники шумно готовятся к выезду. Я заперся и поставил стул под люстру. Взобравшись на него, я сунул руку в плафон, но микрофона там не было. Я проверил остальные плафоны, и они были пусты. «Что это? – недоумевал я. – А где микрофон? Неужели догадались, что я его обнаружил и убрали? Тогда другой вопрос: кто его установил и изъял?»

Я поставил стул на место и сел в кресло. «Что происходит? Кто враг, кто друг?» – я стал анализировать сложившуюся ситуацию. И всё больше убеждался в том, что меня намеренно ввели в состояние конфликта с Кунаевым. Какие-то неизвестные лица через Каримова всё это время пытались вывести меня на начальника милиции, подчеркивая его социальную опасность. Они явно не хотели, чтобы я каким-то образом сблизился с этим человеком. Теперь я знал то, чего не знал в первые дни своего пребывания здесь.

Эти мысли окончательно выбили меня из равновесия. Я перебирал каждый прожитый день в этом городе и анализировал все свои действия. «Они хотели моими руками вывести его из игры!» – сделал вывод я.

Полковник после исчезновения зятя стал для них очень опасен. Убрать его с должности или просто ликвидировать они не рискнули, видимо, не исключали того, что тот оставил где-то на хранение компрометирующие их документы. А так, всё просто, взять и подставить его под оперативно-следственную группу, и тогда смещение его с поста покажется вполне естественным и не вызовет ни у кого лишних разговоров. А обыкновенного гражданина Кунаева, каких миллионы в стране, можно было ликвидировать очень тихо, устроив какое-нибудь ДТП. Ликвидация его не привлекла бы столь большого внимания, как если бы он был начальником милиции. От этого вывода мне вдруг стало не по себе: «Хорошая комбинация! Кто же мог её закрутить?»

Я встал, налил себе полный стакан холодного чая и снова попытался пройти по всей многоходовой цепочке, припоминая мельчайшие подробности. Наконец мне удалось ухватиться за кончик ускользающей от меня догадки. Она меня уже в который раз вывела на Каримова. Первая встреча с ним в местном КГБ была свежа в памяти, будто это было вчера. Именно там и именно тогда Каримов как бы вскользь сообщил мне о родственных связях Кунаева с Ланге, об оперативной разработке его сотрудниками КГБ в связи с его причастностью к поставкам наркотиков в регионы Союза.

«Да, это точно! Я узнал об этих лицах именно от Каримова. Именно он неофициально сообщил мне о звонке с телефона начальника милиции, о моём возможном выезде в совхоз «Целинный». Почему он не ответил мне официально? Ведь они вели совершенно официальную разработку Кунаева и все звонки ими наверняка писались!» Сейчас мне стало ясно, что его ответ на мой запрос не мог быть другим, ведь на тот момент Каримов уже точно знал, что звонил Измайлову не начальник милиции, а Хилый. Теперь я был абсолютно уверен, что микрофон у меня установлен Каримовым, а не Кунаевым.

Это Каримов, услышав мою беседу с Измайловым и Аскаровым и их желание во всём сознаться, принимает решение об их устранении. Это он, майор КГБ, а не Кунаев, так напугал Аскарова, что тот предпочёл застрелиться.

Я складывал факты, словно мозаику, и каждый из них легко ложился на отведённое ему место. И непричастность Кунаева к убийству Измайлова и Аскарова стала для меня очевидной. «Как же так, – думал я, – он, который сначала рискует своим служебным положением, спасает от тюрьмы Аскарова, доверяет ему все свои секреты, вдруг заставляет его свести счеты с жизнью? Этот момент явно не поддается логике».

Закрыв глаза, я стал вспоминать содержание уничтоженного мной рапорта Аскарова. Если следовать ему, то Кунаев доверял Аскарову очень многое, даже такое, о чём другой бы предпочитал вообще молчать. А доверие это было вызвано в первую очередь страхом полковника за свою жизнь. Аскаров являлся как бы хранителем и гарантом его тайны.

Все мои мысли и умозаключения позволили взглянуть на него совершенно с другой стороны, которая раньше была для меня искусственно закрыта.

Теперь объектом моего интереса становился сам полковник Кунаев.

* * *

Я медленно шёл с работы в гостиницу, постоянно чувствуя на себе пристальный взгляд сопровождающего меня человека. Вёл меня мужчина средних лет, одетый в чёрное демисезонное пальто. Судя по манере сопровождения, он был более опытен, чем предыдущие сотрудники, поэтому держался на сравнительно большом от меня расстоянии и не стремился сблизиться. Я ускорил шаг, стараясь оторваться от него, но он держал меня очень уверенно и цепко. «Интересно, он один или целой бригадой ведут?» – подумал я.

Я подошёл к стоящему неподалёку гражданину. Моя спина не позволяла сопровождающему видеть, общаюсь я с этим человеком или нет.

– Простите, не подскажете который час? – банально обратился я.

Мужчина взглянул на часы и степенно ответил:

– Десять минут девятого.

Я стал смахивать с его плеча невидимые соринки. Тот опешил.

– Извините, у вас было испачкано плечо, – продолжил я. – Вот теперь всё в порядке.

Оглянувшись назад, я направился дальше. Вслед за мной пошёл и степенный гражданин. Пройдя метров двадцать, он свернул в переулок. В тот же переулок шмыгнул парень в меховой куртке. «Так и есть, таскают меня бригадой! – подумал я. – Один уже рванул за этим мужиком. Теперь за мной идут как минимум двое».

Мы уже были около гостиницы, когда я остановился на пороге и стал сбивать с ботинок налипший снег. Мужчина, всю дорогу шедший за мной, тоже остановился, заинтересовавшись витриной магазина. «До свидания, мой ласковый мишка», – мысленно произнёс я, вспомнив песню об олимпиаде.

Теперь было абсолютно ясно, что хвост мне прицепил Каримов. Наверняка зная о наличии у меня источников в городе, он решил установить их. И хвост именно для этих целей. По всей вероятности, он до конца не верил, что я работаю в милиции, а не в КГБ. Чем глубже я копал по делу об угонах, тем больше они меня боялись. «Жалко, что погиб Измайлов, – искренне пожалел я. – Он наверняка мог многое мне рассказать о делах Каримова». Но сожалеть было поздно и бесполезно.

«Да, плохо работают. Сразу видно, наружное наблюдение было конторским. Привыкли работать с иностранцами, которые уже до приезда сюда знают, что за ними будут следить, вот и прощают им все проколы. Что может сделать им иностранец? Да ничего. Вот так и привыкают халтурить. В МВД подобная служба работает намного профессиональнее. Там за подобные проколы можно заработать удар ножом в подворотне».

В здании гостиницы я первым делом заглянул в ресторан. За дальним столиком сидел Кунаев. Не поднимаясь к себе, я быстро снял пальто и прошёл в зал.

– Позвольте составить компанию? – как можно любезнее спросил я и получил столь же любезный положительный ответ.

Пока официант относил мой заказ на кухню, Кунаев разлил по рюмкам водку и предложил выпить.

– Ну, как ваши успехи? – поинтересовался он. – Есть надежда, что соберёте все машины?

– Надежда есть всегда, она, как говорят, умирает последней.

– Вот вы уже почти два месяца у нас, и я всё ждал, когда мы с вами переговорим по душам. Вы упорно не желали этого делать, а я, соответственно, тоже особо не стремился к этому. Но, видно, время пришло, и вы сами сделали первый шаг. Если бы мы встретились раньше, то, возможно, нам удалось бы избежать множества трагедий и неприятных событий, в том числе и гибели Измайлова, которого я хорошо знал, и моего друга Аскарова. – В этот момент Кунаев был совершенно искренен. – Вы знаете, что я как работник милиции и бывший оперативник высоко оцениваю вашу работу в незнакомом вам городе. Не покривлю душой, если скажу, что вас недооценивает ваше руководство.

– Вы мне льстите, – улыбнулся я. – Вы человек Востока, а они редко говорят плохое своим гостям.

– Нет, вы ошибаетесь. Мне нет необходимости льстить вам. Вы достойный противник, а я привык ценить не только друзей, но и врагов. Знаю, вы проделали большую работу и хорошо владеете ситуацией. Я сейчас здесь временщик и дни моей работы, а может, и жизни сочтены. Не буду скрывать, что вы тоже приложили к этому руку. Только хочу сказать, что вашей рукой водили совершенно другие люди. В отношении меня они отлично разыграли эту комбинацию. Сейчас у меня положение весьма шаткое. Моя отставка не остановит череду убийств в этом городе и даже вызовет их рост. – Кунаев налил ещё, выпил молча, не дожидаясь меня, и так же молча поставил рюмку. – Пейте же, не обижайте меня, – грустно сказал он. – Здесь сейчас нет явных врагов, и если бы вы считали меня врагом, то не сели бы рядом со мной.

Я выпил и посмотрел ему в глаза, давая понять, что готов к продолжению разговора.

– Вы знаете, меня жизнь и служба научили быть осторожным, – продолжил Кунаев. – Я всегда контролирую свои эмоции и слова. Но вот допустил роковую ошибку…

– Я догадываюсь, о чём вы, – помог ему я. – Мне известны подробности этой ошибки.

– Давно догадывался, что вы всё знаете. Теперь я больше боюсь за жизнь родной дочери и внуков. Это я втянул в это дело зятя, так как считал что это правильное решение. Теперь произошло то, что и должно было произойти, ни больше и ни меньше. Эти люди не остановятся ни перед чем, они просто вырежут нас всех. Сейчас их пока сдерживают мои погоны, но скоро их не будет. В этом только ваша заслуга, но я по-честному не в обиде на вас. Вы сделали то, что должны были сделать.

 

Он замолчал. Официант принёс мой заказ.

– Может, продолжим в другом месте? – предложил я ему.

– Нет, Абрамов. Явки с повинной от меня не дождёшься. Я не буду ничего писать. У меня есть семья и обязанности перед ней. А моя судьба мне уже давно ясна. Ты сам подумай, ну чем ты мне можешь помочь? Ничем! Но врагов ты себе нажил мощных, и если ты не остановишься, то можешь вернуться отсюда домой в цинке. Пока я при погонах, хочу дочь с внуками отправить в Германию. А там куда кривая выведет. Завтра еду в Алма-Ату, в МВД республики. Наверное, там и сниму погоны.

– Может быть, проясните ситуацию? Расскажите, кто эти люди, какую роль в этом играет Каримов?

– Догадался! Молодец! Могу сказать только одно, Каримов это их человек, поставленный надо мной здесь в городе. Это он контролирует здесь все перевозки. Сначала они хотели поставить ответственным моего зятя, Каримов сам на этом настаивал. Вот я и прогнулся под ним и втянул зятя в этот бизнес. Сейчас жалею об этом.

Он замолчал и снова потянулся к бутылке. Мы молча сидели за столом и думали каждый о чем-то своём. Я впервые оказался в ситуации, когда преступник по собственной инициативе раскаивается в своём поступке, а я не имею возможности что-либо сделать или каким-то образом помочь. «А я всё-таки просчитал эту комбинацию, – мысленно похвалил я себя. – Вычислил Каримова! Жалко только, что не смогу доказать это ему самому».

Я внимательно посмотрел на Кунаева, и мне вдруг стало жалко этого человека. Человека, который, избегая одной опасности, автоматически попадает в другую, да ещё тащит за собой родных и близких.

– Ты знаешь, Абрамов, – вновь заговорил он, – я готов пустить себе пулю в лоб, если бы это спасло моих родных.

– Скажите, я чем-то могу помочь вам?

– Уже нет! Мне, старому дураку, раньше надо было думать о последствиях. Сейчас всё, поезд ушел. – Он вновь ухватился за бутылку.

Я окинул взглядом ресторан и увидел за дальним столиком женщину, которую запомнил сегодня утром около универмага. «Срисовали, – мысленно чертыхнулся я – Если с ним что-то случится, то следующим, наверное, буду я».

Мы выпили ещё по рюмке и я, попрощавшись, направился в номер.

* * *

Утром, выходя из гостиницы, я столкнулся с Кондратьевым. Мне показалось, это была не случайная встреча. Похоже, он ждал меня.

– Как дела? – поинтересовался я. – Как местные товарищи, ввели вас в курс дел?

– Да, я вчера встречался здесь кое с кем, – загадочно начал он. – Посидели, поговорили. У меня несколько вопросов к вам, если можно, Виктор Николаевич?

– Задавайте! Чем могу – помогу.

Мы не спеша пошли по улице в сторону городского отдела милиции.

– Расскажите мне всё, что вы узнали о Кунаеве. Кто он? Его роль в этом деле?

Я невольно усмехнулся. Мне показалось, что он всё это мог узнать непосредственно из первых рук, то есть от Каримова. Ведь Каримов сам мне говорил, что они вели оперативную разработку начальника милиции. Я глянул на собеседника. Похоже, ему нужна была моя точка зрения по этому вопросу.

– Вы, наверное, знаете, Виктор Степанович, не хуже меня, кто такой Кунаев. Это начальник городского отдела милиции, который был переведен в Аркалык приказом министра внутренних дел Казахстана чуть более десяти лет назад. Если вы видели его личное дело, то он имеет хороший послужной список, неоднократно награждался и поощрялся. Явных проколов по службе не допускал и до настоящего времени считался образцовым начальником милиции. Имеет дочь и двух внуков. Жена скончалась от онкологии два года назад. Зять, Михаил Ланге, по национальности немец, занимался частным бизнесом. Около двух лет назад он познакомился в Челнах с братьями Дубограевыми, которые поставляли ему краденые КамАЗы, а он с большим успехом сбывал их здесь. В настоящее время, как я уже вчера докладывал вам, он скрывается. Возможное местонахождение его пока неизвестно. Больше добавить нечего.

– Насколько я знаю, вы до вчерашнего дня всячески избегали общения с начальником милиции? И вдруг вчера вы с ним в ресторане, за одним столом. Как это понимать? Вы сами пошли на контакт или наоборот?

– Вы правы. Я действительно избегал встреч с ним, так как не определился, как себя с ним вести. О том, что его зять – преступник, я узнал от Каримова и сразу же доложил в Москву. Москва ответила молчанием, которое длится и по сей день. Вести оперативную работу в отношении действующего начальника городского отдела милиции, вы знаете, я не мог, а подходов к нему у меня не было, и нет до сих пор. Да и о чём я мог с ним говорить? Обращаться к нему за помощью в розыске его зятя было бесполезно. Рассчитывать на то, что он как милиционер сам выдаст его нам, было глупо. Вот поэтому я и не встречался. Вчера из-за отсутствия свободных столиков в ресторане подсел к нему. Поужинал, выпил с ним рюмку-две и ушёл. В этом ничего зазорного не вижу.

Я замолчал. Кондратьев с интересом посмотрел на меня. Похоже, он мне не верил.

– Скажите, Виктор Николаевич, почему вы не очень откровенны со мной? Чувствую, вы что-то недоговариваете или что-то скрываете от меня? Например, упорно молчите о наркотиках.

– Виктор Степанович! мы не настолько с вами близки, чтобы я был с вами абсолютно откровенным. Я такой же, как и вы, оперативник и умею дозировать информацию. Что могу сказать о наркотиках? Вы знаете, это не мое направление. Я прибыл сюда по другому заданию и выполняю поставленную МВД СССР задачу. А если еще откровеннее, то я в курсе существования наркотрафика. Мне об этом говорил сам Каримов. Это отдельная тема, куда я не лез, так как он меня лично просил об этом.

– Виктор Николаевич! вы только не обижайтесь, я не хотел вас обидеть! Руководство МВД СССР по-прежнему доверяет вам в полном объёме, иначе бы вы давно уехали к себе в Казань. Я, как представитель центрального аппарата КГБ СССР, предлагаю вам передать мне всё, что вам известно об этом трафике от Измайлова и Аскарова. Если быть более конкретней, то всё, что касается Кунаева и его окружения. Зачем вам информация, которую вы не можете использовать? Такого же мнения и представитель местного отдела КГБ Каримов.

– Всё, что мне было известно о трафике, я изложил в своих рапортах. Эти рапорты я исправно направлял в МВД СССР. Ничего другого, кроме изложенного в них, мне неизвестно. Кстати, вы не мучьте своих людей. Снимете с меня наружное наблюдение, неужели вы думаете, что я не расшифровал их? – напоследок попросил я и свернул к зданию городского отдела милиции.

Я быстро поднялся к себе на этаж и открыл кабинет. Прежде чем войти, я остановился на пороге и внимательно осмотрел помещение. Предчувствие заставило меня сделать это.

Несмотря на то, что все вещи были в целости и сохранности, меня не оставляло ощущение, что кто-то побывал здесь в моё отсутствие. Я сел за стол и сантиметр за сантиметром осмотрел его, а затем сейф, стоящий в углу. Уходя вчера вечером, я обратил внимание на то, что на углу стола лежал лёгкий слой пыли. Сейчас этот угол был абсолютно чистым, словно кто-то хорошенько протёр его. Я поднял телефонную трубку и поинтересовался у дежурного по отделу, кто сегодня производил уборку в моем кабинете.

– Извините, Виктор Николаевич, у вас никто ещё не убирался. Все ключи висят на месте, у нас в дежурке. Вы ведь запретили уборщицам входить в кабинет в ваше отсутствие, вот без вас и они и не убираются.

«Ясно. Посмотрим теперь сейф», – решил я.

Я стал внимательно осматривать сейф. Первое, что я заметил, – отсутствие чёрной нити наверху дверцы. Это свидетельствовало о том, что сейф вскрывался посторонними людьми. «Да, грубовато вы здесь работаете, – разозлился я. – Хорошо ещё, что я уничтожил все свои секретные бумаги, а то бы могли возникнуть большие сложности не только у меня, но и у людей, указанных в рапортах Аскарова и Измайлова».

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru