Александр Иванович Вовк
Творец бессмертия, или Исповедь гения
– Уважаемый наш профессор! Я уверен, что своими деньгами не рискую! И еще одно! Как вы думаете, какая теперь на улице погода?
– Не знаю, какая там погода, – засмеялся я облегченно, – но теперь я точно знаю, что испытывали узники этой тюрьмы! Мне здесь действительно очень тесно! Всё тут давит на психику!
– Тогда наше драматическое представление окончено! Можно поднять занавес! Или же опустить? Что вам кажется точнее? – спросил меня гость, улыбкой давая понять, что шутит, а потом, извинившись передо мной жестом, позвонил по своему сотовому телефону.
– Смотря, для какой цели появился этот тюремный занавес! – ответил я. – Если жизнь продолжается, то его перед ней лучше не опускать! И, кстати, у меня к вам есть вопрос! Я теперь сделался не выездным? И мне нельзя будет съездить на родину? Никогда?
– Ну, что вы, профессор! Вы абсолютно свободный человек и всегда сможете ездить, куда вам угодно!
– Я так и понял! Особенно, когда с меня сняли наручники и кандалы! – съязвил я.
– Так то же было вчера! Вы, как я помню, собирались не съездить, а уехать! Не так ли? Это же совсем другое намерение! Но наперёд, если обнаружите в себе глубокие сомнения, – он широко улыбнулся, произнося эти слова, – или понадобится мой дружеский совет, если захотите кого-то убить или скрыться в неизвестном направлении, вот вам мой телефон!
В его вертолете я из узника превратился в гостя, и на правах хозяина он протянул мне обычную визитку стандартного размера.
В моих руках оказалась плотная карточка с золотым узорчатым ободком по краям, на которой был один-единственный номер телефона – без имени, без фамилии и должности. И всё же этот одинокий номер прямо-таки кричал своей оригинальностью – ведь пять последних его цифр были нулями. Как говорится, простенько, но со вкусом!
– Благодарю вас, сэр! – кивнул я ему головой в виде поклона.
Мы взяли курс на Санта-Клару.
Внизу, плотно прижавшись один к другому, цеплялись за множество холмов большого Сан-Франциско частные домишки, разукрашенные в радостные цвета. Небо во все стороны, куда ни глянь, оставалось чистым и голубым, как и моё настроение.
Через двадцать минут пилот, зайдя с севера, низко облетел Санта-Клару и, нагнав радиальную волну, лихо посадил машину на берегу пруда, ставшего за эти годы мне дорогим и даже необходимым. Я выпрыгнул наружу с облегченным сердцем и направился к дому.
Вертолёт подождал за моей спиной минутку, потом загудел тоном выше и ушёл в небо. Я помахал рукой улетавшему гостю, имя которого так и не узнал (было неприлично спрашивать то, что он мне не доверил), машинально вынул из почтового ящика конверт и открыл калитку.
Неожиданно для себя я очень разволновался. Вот наш милый дом! А ведь сутки назад я с ним прощался навсегда! Мир полон чудес!
«Ну, что ж, здравствуй, наш любимый дом! Будем опять жить все вместе! Скоро явится наша хозяйка и любовь, и семейное спокойствие. А потом, надо верить, здесь станут шуметь наши дети. И тебе станет очень весело, родная моя! Я в это верю!»
Глава 20. Теперь можно жить
Прямо у входа я вдруг раскис, да так, что даже рухнул на крыльцо, будто ноги срезало.
С чего бы это? Так сильно устал?
Конечно, устал! Но не столько физически, сколько морально. Всякие гадости и неопределённости давили много дней подряд, терзали душу, портили нервы, а тут сразу – полный покой.
Теперь-то всё у нас будет иначе! Всё будет по-другому! Всё будет отлично! Я пересмотрю свои отношения со Светланой. Может, я сам ее и оттолкнул? Женская душа – это же лабиринты в катакомбах, неуправляемые эмоции и бессмысленные порывы! Мало ли чего она себе вообразила, если на такое решилась? Может, уже и меня в неверности подозревала…
Ведь вся жизнь – это потёмки! Еще, какие потемки, пока они впереди! Но проходит время, какие-то неясности остаются позади, а впереди уже караулят нас новые, чтобы в этой странной жизни опять и опять больно стукаться лбами!
Я жду ее! Я жду свою Светку домой! Жду с нетерпением! И люблю ее всё равно! Хотя чувствую, как что-то отталкивает, настораживает, не даёт ощутить ее такой же родной, какой она была прежде.
Давно ли я ее проклинал? Смогу ли примириться с отравленной памятью? Смогу ли всякий раз, когда она будет близко со мной, не вспоминать того другого?
И всё же – почему так вышло? Почему она ушла именно к нему? Почему ушла к тому, кто в моих глазах совершенно того не стоил? Что за странный выбор? Неужели наши взгляды на жизнь и на ценность людей столь сильно расходятся? Если бы, не дай бог, она ушла к доктору Кеннеди, я бы от горя рвал на себе волосы, но хотя бы понимал оправданность ее выбора – он уважаемый всеми человек, он достоин уважения и твоей любви, а так… Ты же себя этой связью оскорбила! Ты же себя унизила до его уровня!
Не понимаю? Не понимаю свою жену!
Но если я ее не понимаю, так опять смогу наступить на прежние грабли?! Причём повторение этого кошмара я теперь сам же и допускаю? Да, вполне допускаю!
И с такими гадкими настроениями и скрытыми упрёками я ее и встречу?
Так Светка же сразу поймёт мои настроения, ведь и у нее должен накопиться даже больший, нежели у меня комплекс недоверия и предубеждения ко мне. А ещё, может быть, и комплекс большой вины, который любого заставляет постоянно оправдываться, даже если никто не обвиняет. Заставляет даже перед собой оправдываться. И одновременно заставляет ждать обидных упрёков! Ждать, готовиться к ним и от этого всё время напрягаться!
Всё это тяжело чувствовать! Не будет покоя! Не будет любви! Всё когда-нибудь прорвётся наружу новыми ссорами. И снова будут слёзы, будет недоверие, будут обиды!
Всё плохое может снова преградить нам путь. От неурядиц нельзя оградить отношения раз и навсегда. Мне надо становиться умней, надо верить в лучшее, но готовиться к худшему, чтобы не пропустить его в нашу жизнь! Надо стараться предусматривать последствия своих слов и своих действий! Ведь Светке тоже тяжело.
А впрочем, поделом ей! Заслужила ведь! Но если губернатор, да еще вполне официально погрозит ей перед носом, я даже не знаю – а не взбрыкнёт ли Светка на всю мощь своей натуры? Она ведь может!
А коль случится, так потом не переделать! Если Светка включит тормоза – ее и трактором не сдвинуть! Где уж тому губернатору…
Так, может, мне отменить их промывание мозгов, пока не поздно? Самому попробовать? А с другой стороны, то промывание освежит мои достоинства. Те достоинства, которые и впредь будут принадлежать только ей.
Ох, не знаю, что мне делать и как мне быть?! Одни сомнения терзают, словно стая озверевших псов! Переживания рвут душу! А ведь когда вернулся домой, так легко показалось на душе, так было просто, так хорошо! И вот – опять всё вернулось!
Я бесцельно слонялся по дому, не находя себе места, лишь бы не сидеть под тяжестью дум, лишь бы не поддаваться самым неприятным мыслям. Ждал, думал, волновался, даже наводил какой-то порядок, чтобы всё оказалось в самом лучшем виде, когда вернётся Светка.
На глаза попалось письмо. Оно оказалось от наших, из Саратова. Все эти годы мы редко, но всё же поддерживали связь. Иногда по телефону. В последнее время использовали скайп. Но техника… То картинка зависала, то становилась нерезкой настолько, что лиц не разобрать, но больше всего вредили часовые пояса.
Я вскрыл простенький конверт с множеством гашеных марок. В нём таился одинокий листок, заполненный прыгающими буквами. Стал читать, заранее признавая свою вину перед стариками, которых давно считал за родителей, ибо никого другого у меня не было, но ведь мы их так и не навестили. Хотели, даже уже собирались, но всякий раз срывалось. Сессии, авралы, текучка, да и боязнь долгого пути, который нам и по молодости дался не запросто.
*
Здравствуйте, любимые наши, Светочка и Александр Николаевич!
Мы получили ваше письмо, которому были очень рады. Что нам ещё осталось? Радуемся все вместе и вашим очередным достижениям, и успехам, о которых вы нам сообщили. Мы гордимся вами и ставим всем в пример. Для родителей самое большое счастье, если можно похвалиться успехами своих детей!
У нас тоже всё складывается пока нормально. Пашка, а точнее, давно Павел Геннадьевич, как мы вам уже не раз писали, взялся за ум и теперь его не выпускает из рук. В этом году, наконец-то, заканчивает свою заочную учёбу в Государственном университете. Ну, о его учебе и перспективах в работе, если они теперь возможны, мы вам писали.
Пашка фактически вытеснил меня из моего кресла и взял всё производство в свои руки. Я ему, разумеется, помогаю во всём, но, большей частью, лишь советами – здоровье стало подводить. А у Пашки всё получается. Он человек теперь такой, что вы его и не узнаете, – серьёзный, рассудительный и, главное, вошёл во вкус своего дела. Старается достичь совершенства, а это для любого человека и есть самый главный стимул. Вот только в женихах так наш Пашка и ходит. То есть, живёт по нынешним правилам, которые можно только осуждать, да разве нашу молодежь мы в состоянии остановить или хотя бы предостеречь?! Проще было танки в 41-м… А теперь все умные!
В общем, с Пашкиной стороны нам внуков ждать не приходится. Очень нам тягостно, что и вы в этом вопросе подкачали. Мы-то понимаем, как вам трудно на чужбине, но разве можно оставаться без детей, которые только и могли бы понести дальше наше и ваше знамя. В общем, за это мы на вас в обиде. Вы оставили нас без самой главной радости в нашей старости.
Я как-то креплюсь, держусь на этом свете заботами, которые бесконечны, а вот Антонина моя болеет давно и тяжело. Смотреть на это мне больно, а сделать-то ничего не могу. Медицина теперь хуже, чем раньше. Ответственности за нас – ноль! А коль что случилось, так ей и то ладно! Лекарств слишком много стало. Да всё одно в них – лишь названия меняются! А какое поновее, так и цена в разы больше, хотя всё равно ведь – такая же пустышка!
И всё же мы как-то справляемся. Не особенно и тужим, ведь другим людям приходится куда труднее нашего! Однако возраст наш давно не юношеский, и болезни своего требуют, потому сдаём мы постепенно свои позиции. Всё теперь не так! Солнце, воздух и вода – наша главная беда!
Особенно трудно приходится Антонине Сергеевне. Собственно, затем и пишу, что в последнее время она даже психологически надломилась. Что ни день, только вас обоих и вспоминает. Всё гадает, удастся ли вас дождаться? Придётся ли еще когда-нибудь вас обнять? Доживёт ли она до того радостного дня? Поймите меня правильно, не осталось в нашей жизни ничего, чего хотелось бы нам больше – только вас увидеть, поцеловать, а там уж и помирать не страшно.
Потому и надеемся, что у вас получится как-то прилететь в этом году. Ведь и сами, пожалуй, рветесь? Заодно отдохнёте душой и телом, Волгу ощутите, поглядите на родные места. Они ведь честным людям жизненную силу придают.
Если есть на свете бог, а я теперь во всём сомневаюсь, так пусть он вас бережёт особо, ибо вы стоите всех его забот!
Целуем вас и ждём в гости.
С любовью и уважением к вам – А.С. и Г.П.
*
Письмо увело мои мысли в другом направлении. И сразу стало совестно, что за все прошедшие годы мы ни разу не вырвались проведать родителей. Мы ни разу, придумывая себе оправдания, не вырвались на родину. А теперь надо спешить. Ведь душу изгрызёт вина, если неизбежное, понятное дело, до встречи случится.
И мои мозги еще сильнее принялась сверлить мысль о наследниках. Мне скоро сорок, а Светке далеко за тридцать. Конечно, по американским меркам даже первые роды еще допустимы, но ведь и наши риски насколько больше.
А когда детки подрастут до разумного возраста, так, сколько же нам годиков набежит? Мы для них не родителями с виду будем, а старичками – настоящими дедушками и бабушками. И уж внуков своих при таком раскладе нам не увидеть ни за что!
Будут ли наши дети знать, как мы жили, во что мы верили, что мы любили, чем гордились, а что ненавидели и с чем боролись?! Нет, не будут они этого знать! Поскольку огромная дистанция между возрастами сделает это невозможным. В общем-то, у американцев так сегодня и получилось.
Так, может, я напишу, как задумал еще в тюрьме, в виде романа всё напишу, что было с нами, что было со мной и Светкой!
И зачем это, кто-то меня спросит. Зачем такие усилия, старания, страдания и жертвы, если никто читать не станет?!
Да просто так! Чтобы наши дети знали о нашей жизни! Чтобы любили нас, уверившись, что мы тоже были полноценными людьми.
Так или иначе, но уж мне такой роман (сегодня же приступлю!) точно душу облегчит! Занимался ведь я историей для разнообразия своей жизни. Занимался, чтобы не закисать в одном и том же, а теперь буду еще и писать для того самого разнообразия.
Очень даже хорошо придумано! Заодно получится анализ собственной жизни, и систематизация событий, и планирование наперёд… Такое занятие мне по душе! Можно и ночами посидеть!
И что вы думаете? Поначалу самому решение писать казалось странным. Ведь многое в моей жизни случалось, даже удивляться перестал, но чтобы писать…
Такое мне самому, когда неожиданно потянуло, да еще с огромной силой, показалось странным, и всё же я втянулся в это неблагодарное и утомительное занятие.
Да и получилось всё необычно – я почувствовал себя так, будто приказ свыше получил, а этому приказу, если он с того самого неба, противостоять никто не в силах. Ведь как говорят, пишет не тот, кто может писать, а тот, кто не может не писать! А меня ведь с неба заставили! Не мог я не писать! Я и подчинился!
Теперь вспоминаю и сам себе не верю! Ведь в школе сочинения писал с неохотой, только для отмазки. Наворочаю, бывало, для учителя всякого наукомыслия, над чем и сам посмеивался, такое месиво у меня выходило, но чтобы изливать нечто личное на бумагу – это в нашей среде считалось совсем уж диковинным отклонением от нормы. То пусть девчонки в дневники любовные переживания строчат, наивно пряча их от мам под подушки!
Вот ведь как всё удивительно развернулось! Не только в жизни, но и во мне! Заметил вдруг, что даже существо моё меняется… И привычки, и желания, и потребности… А раньше-то казалось, будто я окреп и застыл, как монумент или пирамида. С годами-то разрушаюсь, но не меняюсь ни по существу, ни по форме!
Выходит, ошибался! Но главное в том, что силы во мне еще остались! И совесть моя, как будто, дремать не собирается! Значит, стоит жить!
Но прошли три дня чудовищного ожидания Светки, и всё опять изменилось.
Это прояснилось утром, когда я неспешно приближался к своему кабинету. На доске объявлений висел плакат огромных размеров, да ещё с фотографией Фёдора. Меня передёрнуло.
– Только его мне и не доставало! – со злостью подумал я. – Чем же он за это время прославился?
И тогда я догадался, что черная полоса по контуру плаката, это не какая-то декорация, а настоящая траурная рамка.
Да! Предо мной действительно был самый настоящий некролог. И в нём с подобающим случаю прискорбием извещалось, что сего года, такого-то месяца и только вчерашнего числа в крупной и тяжелой автомобильной катастрофе близ города Сан-Франциско погиб наш коллега мистер Фред Кочнев. И так далее, всё, что полагалось в подобных случаях.
Кровь мне стукнула в голову. Даже закачало. Одновременно заныло сердце. Что-то слишком часто оно стало реагировать, на что вздумается!
«Вот ведь как бывает! Мы живём, ничего не загадывая, а за нами смерть уже по пятам крадётся! – ошарашенно подвёл я итоги, хотя где-то в глубине всё-таки проскользнула радостная мыслишка, будто случившееся только к лучшему. – Так неужели его устранили, как и обещали? Хотя такое варварство – это уж слишком!»
У меня от подобных методов, ведь ясно, что не случайность, по телу пробежала дрожь, и я со странным опозданием догадался о самом главном для себя:
– А если Светка была в машине с ним?! – промычал я, холодея. Голову сдавило ещё больнее. – Да, нет же! – уговаривал я себя. – Быть не может! Если бы с ней что-то случилось, так меня, как мужа, в первую очередь бы оповестили. Ещё ночью! Значит, она не пострадала! – успокоился я на несколько секунд, но потом опять завёлся. – Если она оказалась в машине рядом с Фёдором, то его бы за мужа и приняли. Тогда и мне звонить бы не стали! Зачем им звонить, если муж рядом и ему с некоторых пор совершенно безразлично, что стало с его женой? Так, что же у меня вышло? Что и она там… Как всё туго завязалось! Неужели так?!
Шатаясь от головной боли, я направился в кабинет, сухо поздоровавшись по пути с секретаршей. Эту Бритни для меня когда-то очень удачно организовал всё тот же Фёдор.
«Опять Фёдор! Везде Фёдор, что б его разорвало! Он меня всюду преследует! – подумал я, но одновременно до меня, наконец, дошло случившееся, к которому теперь следовало привыкать. – Не преследует, а преследовал! И это правильно! – уточнил я».
От неприятных воспоминаний и выводов колени задрожали, потому я свалился в своё любимое кресло, не за столом, а за компьютером, и замер, стараясь не беспокоить разболевшуюся голову.
Что мне надлежало делать в связи с гибелью Фёдора? Я не знал, поскольку подобные вопросы всегда оставались в компетенции самого Фёдора. Или, если точнее, в компетенции Фреда, как я только что для себя выяснил. Он, оказывается, был Кочневым, а отчества я уже никогда не узнаю, потому что даже не стану этим интересоваться. Неужели убили?
«Автокатастрофа? Вчера? Сан-Франциско, говорите?» – прошептал я и звонком вызвал к себе Бритни.
– Да, сэр? – с вопросом на лице и готовностью услужить появилась девушка.
– Бритни! Когда вы лично узнали о трагедии?
– Утром, сэр! Когда явилась на рабочее место. Некролог уже висел. Это так ужасно, сэр! Это так ужасно!
– Да! – подтвердил я. – Это ужасно, но, пожалуйста, позвоните в полицию и уточните подробности катастрофы, связанные с нашим коллегой. И еще один вопрос, миссис! Доктор Кеннеди сегодня уже звонил?
– Нет, сэр! Пока не звонил! А подробности я сейчас выясню, сэр. Мне можно идти?
Я кивнул головой, и в тот же момент электронным сигналом запиликал настольный телефон. Я поднял трубку:
– Саша, не волнуйся! Это я! – сообщил шеф. – Как у нас обстановка?
Я тянул время, не зная, как преподнести эту новость шефу, который знал Фёдора и дольше и лучше, нежели я, но больше всего меня интересовала участь Светланы. Я едва себя сдерживал, чтобы не вцепиться в телефонную трубку и не закричать: «Скажи сначала, что с моей женой? Что со Светланой?»
– Если ты молчишь из-за Фёдора, то успокойся. Думаю, он и нас переживёт. Но ты не беспокойся – никто его больше не увидит. Сам понимаешь, нам была нужна хоть какая-то легенда…
– А Светлана? Что с ней? Она… – затараторил я.
– Тихо-тихо! – стал давящим шёпотом успокаивать меня шеф. – Ты не понял, что ли? Ведь всё нормально! Я не знаю, где твоя Светлана в эту минуту, но никакой катастрофы не было! Ты уразумел, наконец, что это простая фальсификация? Значит, придёт домой твоя жена, только не паникуй, Саша! Оставь свой инсульт твоим врагам!
– Выходит, её не было в машине, шеф! – продолжал я трясти трубку, будто она оказалась виновна в моих бедах.
– Стоп! – повысил голос шеф. – Никакой машины вообще не было! Никакой катастрофы вообще не было! Фёдор жив и здоров! Теперь тебе ясно? А со своей женой сам разбирайся!
– Боже мой! – воскликнул я от облегчения. – А меня перетрясло! Голова разрывается…
– Ты в больную голову ничего тяжёлое не бери, а остальное само устроится! Вместо Фёдора я пришлю тебе другого человека. Его зовут Итан. Русского языка он не знает, но тебя же это не ограничивает. Прошу его любить и жаловать. Первым его заданием, как раз, станет организация похорон предшественника. Ты в это дело не вникай, но на захоронение мы с тобой, конечно, поедем, а так, Саша, занимайся своей наукой. Нам с тобой в главном деле бы не забуксовать, а с такими мелочами мы сладим!
– Шеф? Сгораю от любопытства. Неужели некролог вы заранее подготовили?
– А разве я мог поступить иначе?! Ночью сделал и один экземпляр отправил в Сан-Франциско в твою лабораторию, а здесь рано утром другой вывесили…
– Ну и странные события в жизни происходят! – наконец-то с облегчением усмехнулся я. – Неужели далеко услали?
– Я же сказал – забудь! – успокоил шеф. – Всё, Саша! Я поехал дальше, а ты действуй по своему плану!
Слегка приоткрыв дверь, заглянула Бритни.
– Заходите, миссис! – пригласил я. – Что-то уже успели узнать?
– Сэр! Это ужасно! На мосту был сильный туман, а груженый трак мчался навстречу мистеру Фёдору, уже подмяв под себя четыре легковых автомобиля. В итоге три человека погибли, шесть ранены. Дело было вчера в восемнадцать часов двадцать минут на висячем мосту Окленд Бэй Бридж. Мистер Фёдор, как мне сказали в полиции, даже не мучился. Он погиб сразу из-за повреждений головы, несовместимых с жизнью. Это ужасно!
– Да, Бритни, это ужасно! – но плохо, что в реальности этот негодяй не мучился, подумал я. – А с ним в машине кто-то был?
– Мне не сказали, сэр! Наверно не было, иначе бы сказали…
– Благодарю вас, Бритни! А сейчас соберитесь, пожалуйста! С сегодняшнего дня обязанности мистера Фёдора будет исполнять мистер Итан. Он скоро сюда придёт. Прошу его любить и жаловать. Он же займётся и организацией похорон. Помогите ему, миссис Бритни, как вы умеете это делать, пока мистер Итан не вошёл в курс наших дел. И сообщите ему номера моих телефонов. А я до вечера буду в лаборатории нашего госпиталя. Вопросы ко мне?
– Всё ясно, сэр! И всё же это так ужасно!
