Александр Иванович Вовк
Творец бессмертия, или Исповедь гения
– Я же сказала тебе – не хочу?
– Не хочешь только со мной? – уточнил я, сглупив, поскольку вполне прогнозируемо нарвался на утвердительный ответ:
– Да! Не хочу именно с тобой! – безразлично ответила жена.
– И как это можно понять?
– Буквально! – опять отрезала она, с очевидностью не желая продолжать разговор.
– Светлана! Хотя бы объясни, что случилось? Что с тобой? Почему ты так? Чего от меня добиваешься? Или в чём я провинился?
– Ты именно здесь надумал выяснять отношения? – усмехнулась она уже зло и отвернулась в сторону.
Я тогда совсем ничего не понимал. Впервые не понимал поведения своей жены, самого родного и близкого мне человека. Не понимал причин ее перемены ко мне. Не понимал, как остановить или уладить это недоразумение?
Я не понимал, что мне делать? Но я понимал, что сейчас уходить от Светы нельзя. При таком ее отношении ко мне, другой разговор может и не состояться. Вот ведь до чего дошло! И Светлана настолько открыто действует против меня у всех на виду, словно уже решила, что возврата не будет, а шила в мешке не утаишь!
– Не надо ничего выяснять, – попросил я тихонько, чтобы не привлекать к нам внимания. – Ты просто скажи, что у тебя плохое настроение, а завтра у нас всё будет по-старому. Тогда я успокоюсь и, так и быть, оставлю тебя в покое до завтра! – пообещал я жене с заботливой нежностью.
– Вот и оставь меня в покое сейчас! – тихо прошипела Светлана. – Не будет у меня с тобой завтра! Я решила уйти! Хватит с меня!
– Света! Хватит чего?! Ты понимаешь, что сейчас сказала? – оторопел я. – Как такое можно… Мы ведь всегда… Не понимаю… Светка! Что случилось? Чего я не знаю? Ты больна? Неужели без всяких причин!
– Причины были всегда! Они и сегодня есть!
– Какие причины, Светка? Ты меня разыгрываешь?
– Послушай, профессор новоиспеченный! Нельзя же быть столь наивным дураком! Я же тебе сказала – надоел! Всё! Тебя всё равно никогда рядом не было! Я ничего не теряю! Даже если ты и появлялся к ночи, то мысленно всегда витал где-то там, на своей секретной работе, зато я после работы до ночи превращалась в служанку! Приготовь тебе, постирай, погладь, пропылесось… Надоело!
– И ты столько лет молчала?
– Вот именно! Столько лет всё терпела! Я же – девчонка детдомовская! А ты знаешь, каково это быть девчонкой в детдоме!? Знаешь? Не дай-то бог! Ничего ты не знаешь!
– Света! У тебя же были Геннадий Петрович и Антонина Сергеевна. Они же, как родители, дай бог им здоровья!
– Много ты понимаешь! Как родители, это ещё не родители! Да! Приходил ко мне по воскресеньям твой Геннадий Петрович! Милостыню приносил! Всякие там печеньки, да конфетки! Были бы у меня родители – я не провела бы своё детство за решёткой! Я бы с родителями жила! С любящей и заботливой мамой и с надёжным как стена папой! Потому, когда я вырвалась на свободу, то от счастья ничего не понимала в этой желанной бессонными ночами свободе?! Я же думала, будто выйду замуж, и другая жизнь сама собой начнётся! Настоящая! К тому же, мне все шептали, будто я выхожу за гения! А гений оказался всего-то везунчиком! Но долго везти не может! Я же детдомовская! Чему-чему, а выживать меня научили! Вот я и решила, что настало моё время жизнь свою, хотя бы оставшуюся, спасать! Хоть чуточку пожить настоящей женщиной, в которой видят не прислугу дутому гению, а самостоятельную и полноценную личность!
– Выходит, я действительно тебя так и не узнал… Мне же казалось, будто мы оба вполне счастливы! Я же молился на тебя, как на идеал верности и чести! А ты, вместо того, чтобы давно мне рассказать о своих проблемах, как самому близкому человеку, который готов ради тебя совершенно на всё, взяла и предала меня! Просто отбросила в сторону, как ненужную вещь и даже разговаривать не желаешь! И всё для того, чтобы считать себя женщиной? Ну что ж! Сцен не будет! Живи! Только где ты будешь жить?
– Отныне тебя это не касается! – отрезала бывшая жена без сожаления.
– Меня, как раз, всё всегда касается, хотя я ко всему отношусь по-разному! – заключил я и направился к столу, где продолжал сидеть всё это время шеф.
Дальнейшее торжество меня интересовать перестало, потому я мало чего запомнил. В висках стучала кровь. Хотелось выть, но было недопустимо демонстрировать своё несчастье. И не полагалось портить веселье коллегам. Если уж собрал всех своим обещанием, что недовольных не окажется, то выполнять его нужно до последней точки.
И я крепился. Надеюсь, никто не разглядел, что минуту назад раскололась моя прежняя жизнь, словно от нее отвалилась шелуха, а что от той жизни всё же осталось ценного, я пока и сам не знал.
Я ничего не знал о дне своём завтрашнем. А ведь такого со мной не бывало. Тогда я действительно не знал, куда и зачем мне ехать после банкета, не знал, кого встречу я, и кто встретит меня у моего дома? Я не знал, чем стану заниматься оставшуюся жизнь, и зачем мне такая жизнь нужна? Я уже не представлял, зачем мне этот банкет и эти гости? Зачем мне дальнейшее пребывание среди веселящихся и в чём-то благодарных мне людей?
Всё в моей жизни потеряло прежний смысл. Всё стало пустым и ненужным. Всё, кроме нее! О, боже! Её даже не встревожило, что она разрушает мою жизнь и, значит, убивает меня самого. Я стал для нее тем, к кому можно относиться никак!
После нескольких минут триумфа я вдруг болезненно утратил интерес к жизни. Случилось бы тогда нечто страшное и опасное, я, пожалуй, даже не стал бы спасаться! Зачем мне спасаться, если гибель для меня запланирована самой судьбой?
«Вот сразил бы меня инфаркт или инсульт! – выплывали ко мне из тумана какие-то странные мысли. – Хорошо бы! Чтобы раз – и всё! А если и инфаркт, и инсульт начнут одновременно пытать, да еще и последующая жизнь окажется без Светки, к которой я так привязался, что, даже обрубив все связи с ней, задыхаюсь от одной мысли о ней, то зачем мне такая жизнь? Зачем мне этот садистский комплекс мучений, а не счастливая как раньше жизнь?
– Шеф! А поехали ко мне? – предложил я, чтобы хоть так остановить ход убийственных мыслей, разрывающих голову непривычным давлением. – Места много, время есть, а с остальным по ходу разберёмся! Поехали! Очень прошу…
Шеф взглянул на меня вполне трезвым долгим и оценивающим взглядом и, кажется, понял, что с моей стороны это совсем не дежурное зазывание приятеля домой, которое часто случается у людей после подобных мероприятий, пока не выветрился весь кураж.
– А почему бы и нет?! – легко согласился шеф. – Светлану с собой заберём?
– У нее свои планы! – махнул я рукой.
– Даже так? – удивился шеф, но не стал ничего уточнять и выведывать, а подозвал к себе официанта. – Мистер, прошу вас, сделайте нам с собой на двоих какой-нибудь еды! Это возможно?
– О, да, сэр! Одну минуту, я только схожу за пакетом!
Гости расходились и разъезжались по своему желанию. Никто их не торопил, никто не удерживал. Микроавтобусы и обычные такси дежурили у выхода постоянно. Они без проволочек и бесплатно развозили гостей по домам.
Все и на улице были довольны, все были веселы и, пожалуй, счастливы прожитым днём. Все, кроме меня. Отделаться от самых гадких предположений я самостоятельно не мог. Одна надежда у меня оставалась – надежда на шефа. Для меня стало бы спасением, если он что-то рассказал о себе.
Подъезжая к дому, я по-простецки надеялся, что Светлана меня ждёт, словно ничего и не бывало, но, конечно же, никто не ждал. Несбывшиеся надежды усилили мою обиду и резанули новой болью в сердце.
«Теперь мне придётся валидол носить? – мимоходом пришла мысль, на которую внутренний голос логично уточнил. – А зачем? Ты же хотел прочувствовать, что такое инфаркт миокарда! Пользуйся случаем!»
Дома шеф сразу потребовал чай, якобы по старинной русской традиции, которая всему голова.
Чай так чай! Я долго возился, только бы не появляться на глаза шефу. Наверно, по мне можно было прочитать всё, что случилось.
Потом мы пили чай при свете одного лишь бра, которое мы со Светланой чаще всего включали – она не любила, когда пространство далее стола было ярко освещено. Я же, если включалось бра, всегда простовато обыгрывал имя жены: «Ты моя Света, которая не любит лишнего света!»
И добавлял в таких случаях, что ее имя совершенно не типично на фоне остальных имён – ведь оно на редкость русское! Его смысл так же ясен, как и исходящий от него свет.
И жена, в который раз, слушая меня в кухне с какой-нибудь сковородой в пол-уха, переспрашивала: «Это, почему еще?»
И я опять объяснял, что по чьему-то злому умыслу у русских людей почти все имена оказались не русскими. Они либо греческие, либо еврейские, даже французские, но не русские, ведь их смысл для нас остаётся тайной! Неужели русские люди не могли придумать понятных для себя имён?! Представь только! Человека называют чем-то непонятным! И он всю жизнь может не догадываться, какой смысл вложен в его имя! А если этот смысл унижающий или оскорбляющий?! Вот, например, Александр – как мне понимать это слово? Говорят, защитник людей. А может, что-то равнозначное Недоумку! А если Мария – то же самое, что Капризная или Неверная? Неужели русским людям безразлично, как их называют? И ведь они продолжают называть своих детей, как попало, не понимая смысла имени!
И надо же! Русские с навязанными им поповскими святками безропотно смирились! Настолько смирились, что стараются для своих детей выискать имя совсем уж диковинное! Да еще и выпендриваются такой оригинальностью, которая по мне – просто глупость напоказ! И всё это они творят для своего долгожданного и любимого дитяти!? Очень странно, но ведь как-то появляются среди нас Акрихины, Мартинианы, Павнутии и Феониллы! Зачем это им, я спрашиваю?
– А какие же имена русские? – наконец, интересовалась жена, выкрикивая вопрос из кухни.
– Например, Светлана! Всем ясно, что она в доме сразу все лампы зажигает, как ты, всегда забывая об экономии! Ещё Надежда, Вера, Любовь и даже Роза – это, как говорится, без комментариев! Сразу понятен смысл и Людмилы, а вот Лиза, надо полагать, вовсе не облизывает всё и вся вокруг себя. Это имя также пришлое. Странно, но другие русские имена мне не припоминаются! – удивился я тому, как быстро выдохся. – И всё же, что означают такие имена, столь любимые в России, как: Катерина, Елена, Виктория, Клавдия, Татьяна, Ольга, Маргарита и остальные?
– А мужские русские имена знаешь? – ждала от меня жена.
– Ну, Слава, Мирослав, Лев! Есть ещё имя Вил! Но это плод неудачного революционного поиска, то есть, от сокращения – Владимир Ильич Ленин. Такое имя к русским тоже нельзя причислять – это выкидыш революционного энтузиазма! Так же, пожалуй, если ты помнишь, в фильме «Ещё раз про любовь» встречались имена Электрон и Гипотенуза!
– Ой, помню-помню! – смеялась из кухни Светлана. – Но без гипотенузы! А ещё? Ты-то сам забыл про Владимира! Сам произнёс только что, а не догадался! – смеялась надо мной Светлана.
– Если это русское имя, то, какой смысл в первой его части – Влад? Как говорится, ни в склад, ни в лад! Так, что ли? – подтрунивал я над женой. – И опять повторяю свой вопрос уже применительно к мужским именам. Что означают имена: Семён, Фёдор, Борис, Павел, Леонид, Василий, Дмитрий, Юрий? Да мало ли их – не русских?!
– Ой, оставь меня, Сашка! – кричала с кухни жена. – У меня тут пригорело! Ой-ой! Беги скорее сюда! Спасай мою душу! Масло брызнуло! Ой-ой! Огнём горю!
Потом, за ужином, Светлана вдруг вспоминала:
– И что ты мне об именах наговорил с три короба?
– Меня очень удивило, что любое американское имя имеет вполне понятный смысл. Ты теперь, зная английский язык, и сама это замечаешь. Например, Клер – ясная, Амана – красивая, Фил – любящая, Сара – знатная, Гвинет – счастье, Брук – ручей, Каролин – надёжная, Рей – овца. И этот перечень можно продолжать долго! Почему-то американцы с рождения получают понятные имена, а в России имена превращены в выдуманные и непонятные символы. Проще было бы всех называть Первым, Вторым, Третьим!
– Ну и что с того? Зачем пустяки усложнять? – никак не понимала меня Света.
– Разве я усложняю? Просто люди напрасно себя запутывали! Ведь как было на самом деле, мне кажется? Родился у супружеской пары малыш, поглядели на него родители, послушали и, любя, назвали тем именем, которое ему более других, как им казалось, подходило, которое его характеризовало. Светленького назвали Светлячком, горластого – Крикуном, рыженького – Рыжиком, другого Молчуном, Тихоней, Горластиком, Вертуном, Глазастиком, Синеоким… Да мало ли?! А еще мне сдаётся, будто раньше в день совершеннолетия имя можно было поменять. Ведь к такому возрасту главные качества человека проявляются точнее. Потому имя могло стать другим, например, Чистая, как у американцев, Смышлёная, Прекрасная, Силач, Быстрый, Свирепый, Нежная… Понимаешь, Светка?
– И что же из этого я должна понять?
– Только то, что русским людям когда-то запретили называть своих детей так, как они хотели. С какого-то времени всех принудили называть новорожденных по каким-то иноземным святкам. Представляешь такой абсурд? Местный поп водил своим корявым пальцем по замусоленным святкам и навешивал на ребёнка бессмысленный ярлык – ваша дочь отныне будет зваться Даздрапермой! Да здравствует Первомай!
– Как? – расхохоталась Светлана. – Сам придумал? – продолжала хохотать она.
– Нет, конечно! Слышал когда-то! Но то, что так делали злостные враги русского народа, это я сам догадался. Они принудили ранее свободных людей, и только для их унижения, делать всё наоборот. И креститься не справа налево, а наоборот! И не двумя перстами, а тремя пальцами! И начало года воткнули на первое января, то есть, после окончания первой трети зимы! Странная логика! И год сменили, отбросив без оснований более пяти тысяч лет истории народа, и даже церкви перестроили! И хоронить по-старому запретили, и шарманку категорически уничтожили… Разве не ясно, зачем всё это? Просто людей ломали через колено! Волю их ломали и устоявшийся жизненный уклад! Потому и имена человеческие запретили, а внедрили чёрт знает какие! Вот я о чём! Ведь Русь, как я понимаю, когда-то над всеми была поставлена! Вот потому об русских, когда они почему-то ослабели, бывшие холуи и стали ноги вытирать!
– Чем у тебя, Сашка, только голова не забита?! Зачем в древнюю историю забурился? Только время теряешь на то, чего давно нет! Стоит ли заниматься тем, чего нет? Не понимаю тебя! И зачем тебе эти русские сдались? Забыть давно пора!
– Ты что говоришь?! Что забыть?! Светлана! Что забыть? Место, где я родился, где почувствовал себя человеком? Где похоронены мои родители? Забыть родину, которой я вполне заслуженно гордился? Ведь нам было чем гордиться! Ещё как было! Война! Спутник! Гагарин! Социалистическое содружество множества стран – это же не банда! Это же содружество! Ради чего я всё должен забыть? Ты что? Кем я останусь без памяти о той жизни? Огрызком каким-то! Ты, наверно, сгоряча… Не подумала, Светка? Совсем ты завертелась у плиты… Покажи, где обожглась? Осталось пятнышко?
– Ну, да! Вот – всё красное! Целуй, а то не заживёт!
Я нежно поцеловал на коже крохотное пятнышко от брызнувшего масла и добавил:
– Не поможет! Ты сама лизни! Змеиный яд всегда лучше помогает!
– Ах, так! – Светка навалилась на меня, свалила со стула и демонстративно наступила на грудь. – Повинен в смерти, холоп Александр!
– Я больше не буду!
– Все так говорили! – смеялась Светлана. – И хорошо, что я им не поверила!
От тех воспоминаний, мгновенно нахлынувших, незатейливых, простых, но милых моему сердцу, опять стало тошно. Но – гость в доме – значит, раскисать нельзя! А жаловаться на жену – занятие совсем уж не мужское. Потому – рот на замок!
– Могу показать наши старые фотографии, если вам интересно? – предложил я. – Мы на них совсем молодые, наивные и даже прозрачные! А вот вы, шеф, в отличие от нас, самый засекреченный человек на свете! Столько лет мы в одной связке, но ничего о вашей жизни, даже сегодняшней, если она не проходит перед моими глазами, я ведь не знаю! Поневоле начинаю вам придумывать самую невероятную биографию! Надеялся, что вы хоть сегодня… Только в мои уши…
– Саша! Вряд ли это так уж интересно, как ты сам для себя придумал! – снова изящно уклонился шеф. – Вот и дальше придумывай что-нибудь на свой вкус!
Я промолчал. В таком деле рассказчику руки не выкрутишь! Но шеф неожиданно заговорил:
– Родился я уже в Штатах. И случилось это событие в 57-м году. Мои родители прекрасно разговаривали по-русски. Это и определило мою судьбу. Любой язык, сколько иностранец его не будет изучать, родным для него не станет. Да ты и сам это знаешь по своему английскому!
– Конечно! – охотно подтвердил я.
– В общем-то, точно также я с молоком матери впитал и французский, и немецкий. Заслуга только родителей. Отец в войну был офицером Красной Армии. В СМЕРШе капитаном служил. Но в конце 44-го года, выполняя задание на английской территории – помнишь, второй фронт? – он засыпался. Английская контрразведка его схватила, но не стала возвращать к своим, а… В общем, героя из моего отца не получилось. Стал он работать на так называемых союзников, а по существу, на новых врагов Советского Союза. И, видимо, успешно работал, поскольку служебное положение моего отца только укреплялось. А потом как-то, уже после войны, англичане с дальним умыслом свели его с моей матерью. Она тогда работала диктором на радиостанции «Свобода». Им рекомендовали жениться и стали готовить к переезду в США. А мать моя, между прочим, княжеских кровей! От роду она Репнина-Волконская! Но ее семья от революции сбежала в Париж, где потихоньку, то есть, бесславно растворилась. А мать удачно устроилась на работу в антисоветскую радиостанцию. Опять же русский язык ей помог! Видишь, Саша! Обладание русским языком, казалось бы, какой толк с него на чужбине, а как это определяло судьбы многих людей! Сила запрятана в этом языке огромная! Не зря его могучим величают! А в современной России молодёжь, всякой дурью замороченная, только на английский и молится! Русских книг не читает! Всякие слоганы в башках, да сленг! Счастья своего они не понимают! И ведь уверены, простачки, будто английский и есть всему основа, а русский у них за хлам сходит!
– Да, что с них взять, если даже советские люди не понимали в большинстве своём, в какой стране они жили! Не понимали, какое счастье им с рождения выпало! Только хаяли всё подряд, да иностранцам завидовали! Всё же надо, на мой взгляд, Голливуд наградить! Дезинформацию мирового масштаба он внедрил в мир весьма умело! Даже в СССР поверили, будто в Штатах у каждого свой прекрасный дом, три машины, гора долларов и вообще, не жизнь, а сущий рай!
– Вот, в общем-то, и всё! – шеф будто споткнулся, потеряв желание продолжать рассказ.
Но за такой поворот нашего разговора я почувствовал свою вину, перебил его, потому решил шефа опять слегка расшевелить:
– Сложно всё получилось! Жизнь, судьба, родина. Часто так всё перемешивается, что и не понять, что в итоге выходит! Вот, например, шеф, ваш титул Кеннеди Джон третий, откуда он возник? Это ведь далеко не Репнин-Волконский!
– По ходу присвоили… Так полагалось. Но об этом мы не будем… – поставил точку шеф.
– Нет, так нет! – стараясь казаться весёлым, закончил я. – Сейчас постелю вам, и спать! Завтра воскресенье – можно никуда не спешить!
– Всё так! Только ты ложись, Саша, день у тебя сегодня сложный выдался, а мне надо ехать. Не удивляйся – надо!
– Так ведь второй час ночи, шеф! Какие дела? Может, всё же останетесь?
Доктор Кеннеди развёл руками, показав этим, будто не он хозяин положения. И я опять понял, что, в общем-то, опять почти ничего не узнал о его биографии. Как и где он устроился работать тем, кем он является сейчас? И кто же он, если отбросить все придуманные легенды? Где его семья? Кто жена? Есть ли дети? Не знаю, даже где его родной дом? То он в Сан-Франциско ночевал, то на ночь как-то ко мне в лабораторию прикатил, то в гостинице Санта-Клары оставался. Более того, по всему миру ведь разъезжает и разлетает! Неужели у него вместо дома всегда и везде лишь новые гостиницы!? Вон, как про ресторан категорично высказался – только «Хилтон»! Привычка сработала, что ли? Дорогой ресторан, дорогая гостиница!
Мы по телефону вызвали машину. Она появилась минут через двадцать, и я проводил шефа до такси.
Часы показывали около двух. Возвращаться в дом, сразу опротивевший без Светланы, мне не хотелось, потому я направился к нашим соснам.
Когда я подошёл к ним, издававшим родной запах, прямо как на родине, они с чего-то дружно зашумели и заскрипели длинными шелушащимися стволами с капельками смолы кое-где. Я провел ладонями по стволу одного дерева – на пальцах осталась смоляная липкость. Я медленно шёл, не отрывая руку от лица, и вдыхал успокаивающий запах. Сосны доказали свои лечебные свойства даже в моём случае.
Уже в постели я долго ворочался, то думал, то заставлял себя уснуть, но ни то и ни другое не получалось. Горе, настоящее моё горе, вызванное предательством самого родного и любимого человека, и тревожная неопределённость моего будущего, выжигавшая душу, делали со мной самое страшное – они лишали меня воли и желания продолжать такую жить.
Слишком уж быстро я сломался и, видимо, в момент лишился воли, оглушенный страшной и очень больной внезапностью.
