Александр Иванович Вовк
Слава КВКИУ!
Моя температура оказалась выше тридцати девяти. Ангина. Меня положили в лазарет и стали лечить.
В общем-то – пустяк в том возрасте. Обычное дело – живые люди, случается, болеют! Но на следующий день в палату зашёл Пётр Пантелеевич. Просто зашёл, как бы по пути. Просто поинтересовался: «Ну, как ты тут? – спросил он меня. – Ничего? Ну, давай, выздоравливай поскорее!»
Я-то знал, что зашёл он не по пути! Это он специально ко мне приходил! Извинялся таким образом! Не на колени же ему, в самом деле, передо мной падать! Я итак всё понял и был благодарен за понимание!
В общем-то, то его обязанность – знать всё о подчиненных. И заботиться об их здоровье. Но в моём случае можно было бы и не заходить. Можно было позвонить в санчасть. Или, в конце концов, послать дежурного по курсу, чтобы узнал подробности.
Я бы, признаюсь, и сам бы так поступил в отношении своих солдат. Но с моей стороны это стало бы только признанием моей причастности к болезни, но не признанием вины и, тем более, не извинением, а Пётр Пантелеевич сделал иначе! И это мне дорого! Такой человек и на аэродроме никого морозить бы не стал. Он людей не только понимал – он заботился о них по зову души. И не только потому, что это являлось его служебной обязанностью.
Человек он такой был! Человечный!
30
Ох уж эти наши бравые генералы! Вся грудь в орденах! Кто же о них в таком случае плохо подумает?
Но неужели и впрямь на фронте также всё было дико, не по-людски?
Если так, то к неисчислимым мукам советских солдат и офицеров добавлялись даже не смертоносные действия сильнейшего и звереющего врага, а рукотворные ужасы, творимые своими же командирами, которые думали лишь о том, как сохранить себя и свои должности. Не как врага уничтожить, а как своему начальнику угодить!
Но, пожалуй, придётся признать, что было именно так! Потому что и теперь, если приглядеться, слишком часто всё происходит аналогично! Слишком часто! Почему же тогда могло быть иначе?
Выходит, весьма живучим и сегодня оказался тот бесчеловечный жуковский подход: «Нечего о солдатах думать? Не генералы ведь они, и не маршалы, чтобы с ними носиться! Их, вон, сколько… Если понадобятся, бабы ещё нарожают!»
Да, уж! С почётными караулами да фуршетами простой народ, который всегда к подвигам был готов, у нас нигде не встречали! Не маршалы!
А я думаю, что и генералов, и маршалов, и президентов всякого калибра нечего встречать с почетными караулами! Они что же, без этого свою работу делать не могут? Зачем им особые почести? И на каком, собственно говоря, основании? Что – мы им, чем-то особенным в своей жизни обязаны? Я таких оснований не знаю. Пусть себе работают, если они действительно работают! А коль так, то нечего себя прислугой и прихлебателями окружать! Неужели роскошь в работе помогает? Или надо кому-то пыль в глаза пустить? Или от надуманной собственной важности щеки раздувать?
31
Я и впрямь содрогнулся, когда много позже (уже сам офицером стал) до меня дошёл истинный смысл того, что не однажды слышал от подвыпивших фронтовиков в разговорах меж собой.
Надо сказать, в прежние времена фронтовики еще вспоминали что-то вслух, чем-то делились, но не с нами, мальчишками, и ни с кем-то посторонним. Только сами с собой. И только те, кто не просто видел это со стороны, кто сам всё испытал…
Они по опыту своему знали, что никто их не поймёт!
И кто же поймёт, что даже там, на святом как будто фронте, награды часто получали совсем не те, кто их заслужил. Не всякий раз, но очень часто!
Но даже я тогда, хотя искренне интересовался той войной, не мог понять смысл сказанного солдатами фронтовиками, ведь Жукова я представлял не иначе как самым заслуженным народным полководцем. Потому не мог понять и того солдатского выстраданного и хлесткого словца – жуковщина.
А ведь было оно равнозначно солдатскому приговору столь расфуфыренному множеством орденов мундиру, сердце под которым никогда не пронизывала чужая боль!
Позже, спустя годы, мне уже не приходилось слышать хлёстких солдатских фраз в адрес Жукова, в которых было столько обиды и невысказанного в лицо презрения за его отношение к людям. Наши фронтовики умолкли. Зато потом его всё чаще превозносили! Воспевали! И эти воспевания, пожалуй, и заглушили всю фронтовую правду.
И я сейчас (хорошо бы всем меня понять) не имею цели опорочить ни Жукова, ни вообще, никого. Только бы справедливость восстановить. По отношению к истинным героям, которые так и остались незамеченными. То есть, поблагодарить всем миром тех людей, которые не только подвиг совершили, но и в последующей жизни оказались достойны подражания.
А если получалось всё не так? Если потом герои жили некрасиво, а молодёжь всё это видела, да и понимала, будто подлость уже и не подлость вовсе… Мол, почему бы и мне не так же, если даже герой…
Нельзя нам, то есть, всему честному народу, допускать размывания моральных ценностей! Нельзя героев забывать и прославлять вместе с ними на равных тех, кто такими не являются! Вот какую я цель перед собой всегда вижу! Разве я не прав?
А Жуков – это герой, сути которого народ не понял, не узнал! Герой, более всего прославляемый, но скомпрометировавший себя так, что хуже и не бывает. И не только тем, что людей людьми не считал, а лишь материалом для решения своих задач. Он и на большие подлости сгодился.
Не буду пока об этом. Заведусь ведь сразу. Потом только о том и стану думать, не остановлюсь. Знаю себя! А сердечко уже, нет-нет, да прокалывает характерной болью. Нельзя мне хоть в дороге заводиться.
Война, конечно, время тяжелейшее, время горестное, совершенно особое. Она и в людях нуждается особых, очень своеобразных. Война их сама и выбирает из толщи народа. И особенно тяжело ей приходится при подборе полководцев, по сути, повелителей миллионов судеб.
Те самые полководцы, возвышенные своим служебным положением над кровавой бойней, обязаны обладать особыми качествами, чтобы выполнять свои обязанности. В первую очередь, они должны понимать, что в их руках судьба родины и народа. Они должны быть находчивы, хитры, решительны, изобретательны, храбры. Они должны иметь стальные нервы. Не должны трястись от ответственности за свои ошибки и за свои поражения. Их не должно волновать мнение о них других людей, они должны идти напролом к поставленной цели, не глядя ни на что, и ни на кого!
Чрезвычайное самолюбие, тщеславие и высокомерие – это, к сожалению, тоже о них! Такой гадости в них – с избытком! Это их внутренний двигатель! Но должны иметь и стальную волю, непреклонный характер, несгибаемость и настойчивость. Они всегда злобны, грубы и хамоваты!
Вам за этим еще образ Жукова не видится? Он ведь таким и являлся, не так ли? Если так и думаете, то я с вами согласен.
Слышал я, слышал и такие слова. Мол, большие полководцы – люди особенные. Нам не чета! Они, как правило, очень грубы, резки, с завышенным самомнением и прочими чертами, которые позволяют их считать невоспитанными эгоистичными чудовищами. Это действительно так! Они такие! Но не обязательно же они – негодяи!
К тому же, если они вдруг сделаются ласковыми, добрыми и нежными, то ни за что не смогут быть настоящими полководцами! Другими они станут людьми. Уже неспособными к своему кровавому делу! Если они о каждом будут заботиться, да одеяльца на ночь поправлять, то не смогут с твёрдостью свои армии на смерть посылать. А без этого ни одна война не обходится!
Я и с этим, в общем-то, согласен. Но совесть-то терять нельзя! Совесть – это же основа человечности человека! Понимание того, что он не пуп Земли! Выветрится совесть, и останется лишь лютый ненасытный зверь, бессмысленно губящий себе подобных! Как и произошло с Жуковым! Это ещё, если совесть у него была. В чём я сомневаюсь!
Нельзя же предавать свой народ ради себя самого! Именно совесть и должна быть тормозом, если вдруг потянуло на подлость!
Верно говорят, что перечисленные качества, весьма специфические, способны превратить героя в злого гения, для которого живых людей вроде и не остаётся, а лишь одна, так называемая, живая сила! И такой человек будет легко жертвовать людьми! Всё зальёт кровью без раскаяния. Будет бросать народ на смерть, как шахматные фигурки, не переживая! Для него, великого, то будет всего-то игра! Разве не так было под Москвой? Никакого мастерства, никакого замысла – одно лишь просил Жуков для обороны Москвы. Дайте мне ещё хотя бы три армии! Их ему и дали – сибиряков!
А три армии – это триста тысяч жизней!
Скажут мне, они – герои, закрывшие своими телами страну! Если бы не они!
И это так! Они герои! Но Жуков не герой! И никакой он ни полководец! Он до конца войны, почитайте сами его мемуары, так и не понял, что врага надо уничтожать, а не «вытеснять!» Это его термин! Он везде и сам признавал, что везде врага вытеснял! А враг, не будучи дурным, отходил, набирался сил и опять возвращался за нашей кровью! Тоже мне – полководец! Напыщенный дилетант! Все сражения превращал в кровавый пинг-понг!
Он даже на завершающем этапе войны продолжал вытеснять! Иначе не погнал бы в лоб миллион солдат на сильно укреплённые Зееловские высоты! Раз в лоб – значит, потери, любому заранее понятно, окажутся самыми тяжелыми и большими. Этого и добивался, наш герой? Чем больше потери, тем больше слава! «Разумеется, – скажет всякий, – ведь такое превозмог! Столько погибших!»
Говорят, будто война сама дозволяет полководцам абсолютно всё, ведь заранее-то считалось, будто они для своего народа совсем не злые гении, а добрые. Считалось, будто любые их действия идут народу на пользу уже потому, что они занимают столь высокие посты, имеют столь большие звёзды на разукрашенных золотом погонах! Им всё прощалось! Им запросто всё сходило с рук. Любые ошибки, любые злодеяния прощались под предлогом, будто иначе и быть не могло! А уж об их вине и разговора быть не могло! Считалось, будто это кому-то и что-то нельзя, но им, им, великим, – можно всё!
Постепенно в глазах населения полководцы были наделены прямо-таки божественными полномочиями и неприкосновенностью! Их чтили, несмотря ни на какие их грехи! Их не снимали с пьедесталов, несмотря ни на какие подлости и даже измену своему народу! Есть примеры тому! Есть!
Сдаётся мне, что люди, способные на умышленные злодеяния, являются чудовищами. Они не имеют жалости, не имеют совести, они не знакомы с честью! Только властолюбие, тщеславие и эгоизм. Особенно, в случае одержанной чужой кровью победы. Они легко подменяют в себе цели защиты родины своими корыстными целями!
Чудовищу, сколь его ни прославляй, всегда будет мало почитания, мало восхищения! Ему грезится сверхвласть! Власть над всем и всеми. Такая власть, чтобы никого рядом и близко не стояло! Ради неё они готовы на любое преступление. Ради неё они готовы и свой народ уничтожить без колебаний. Или сдать его в рабство, как сделали Ельцин, Горбачёв и последующие, которых мы проморгали, ровно, как когда-то проморгали и подлую сущность Жукова. И теперь всё продолжается с прежней глупостью. Герой он у нас, видите ли!
И я ничего не преувеличиваю!
Вняли бы этому те, кто до сих пор превозносит не погибших и раненных солдат, кровью которых полита наша земля, кровью которых она и освобождена, а маршалов, вроде Жукова или Конева. Эти два – вообще должны быть объявлены вне закона. Ко всем своим аморальностям, они еще и особо опасные государственные преступники. Оба играли чуть ли не главные роли в военном перевороте в июне 1953 года, развернувшего Советский Союз в сторону, противоположную подлинному социализму.
Усилиями Жукова, рвавшегося к власти, для этого вполне допускалось военное столкновение войск НКВД и Красной Армии. И две придворные танковые дивизии заранее были введены в Москву и заняли боевые позиции, чтобы при необходимости спасать заговорщиков-преступников, заливая столицу кровью мирных советских людей. А другая придворная дивизия готовилась бомбить столицу с воздуха! Бомбить свой народ, чтобы обрести над ним полную, как они говорят, «законную власть»!
Сегодня это может показаться бредом, потому что война тогда всё же не началась! Но разве это важно? Важно лишь то, что Жуков был готов развязать побоище! И не он остановил развитие трагических событий, подталкивавших СССР к гражданской войне. Он-то ни в чём не сомневался! Он бы не дрогнул, обрушив на советский народ смертельный огонь его же армии! Он жаждал только власти.
Остановило войну руководство НКВД, понявшее, что противостояние с Красной Армией страну уже не спасёт, поскольку человека, способного её вести сталинским курсом, жуковы расстреляли средь бела дня в его же доме из крупнокалиберных пулемётов! В центре Москвы убили Лаврентия Берию, второго человека в государственной иерархии СССР!
Разве этих преступников хоть что-то остановило бы? Повторю главное. Военную часть переворота возглавлял наш Герой, четырежды липовый, не имевший элементарной человеческой совести! Сталин, между прочим, обладал, куда большими талантами, но он же не превратился в зверя! Выходит, что можно быть великим полководцем, каким стал в конце войны Сталин, но оставаться человеком!
Всякий раз, когда я в таком ключе вспоминал о Жукове, жена с сожалением пыталась меня урезонить:
– Ты опять? Пойми же ты, наконец, дурья твоя башка, пойми, дорогой мой, кто он, а кто ты! Неважно кем он был на самом деле, важно кем его люди себе представляют! Ты же в их глазах перед ним обычная Моська, которая пытается куснуть величайшего полководца всех времён и народов! А ты надеешься их в этом переубедить! Наивно! Пытаешься им объяснить, будто они сами ничего не понимают и ничего не знают! А хоть бы и так?! Они же тебе в ответ смеются, будто только ты всё и знаешь! Только ты один в ногу и идёшь! Ну, зачем ты упираешься в эту гору? Тебе ее не свернуть, хотя я прекрасно знаю, что ты честен и пытаешься донести истинную правду, только кому она нужна? Да еще теперь!
– Ну, как ты не понимаешь! – сразу заводился я. – Как можно молчать, когда при тебе святое топчут! Я и без тебя понимаю, что Жуков до сих пор под аккомпанементы той своей дорогой власти, не сталинской, слывёт у несведущего народа маршалом победы, освободителем народов! И наш народ слышать не желает о том, что Жукову было всё равно, кого «защищать» или убивать, если он свой народ в 53-м едва опять не погрузил в пучину войны ради собственной власти, собственной прихоти!
– Да, знаю я всё! – не успокаивалась жена. – Всё знаю! Только речь-то не о Жукове, по большому счету, а о том, что ты напрасно себя бульдозером мнишь! Не свернуть тебе эту гору! Только склочником или завистником обзовут! Карьеристом, фашистом – кем угодно! Ты же сам это знаешь! Если ложь у людей в голове засела, то для правды в ней места не найдётся! Как раз твой случай! Им же вдолбили, а обратно не выдолбишь!
– Ты понимаешь? – не соглашался я с очевидностью. – Если Конев хоть после войны стал подлецом и трусом, поддержав государственный переворот, так он же во время войны проявил себя действительно толковым командующим, приближая победу. А военная слава Жукова – насквозь липовая. Она связана лишь с теми операциями, которые разрабатывали и проводили другие генералы. Проводили под руководством Сталина, который уже не доверял военным, с треском провалившим начало войны при значительном превосходстве своих сил. А Жукову, как церберу, кем его Сталин и держал, доверялось лишь контролировать подготовку войск к операциям и собирать информацию для доклада Ставке. Но он и с этим плохо справлялся. Есть стенограммы, где Сталин выражал недовольство…
– Да пусть ты трижды прав! – не сдавалась и жена. – Только нашему населению вникать в такие подробности никогда не захочется! Никогда! Они же все, как думают? Раз уж он объявлен героем, так пусть героем и остаётся! Пусть даже государственный преступник, для которого народ ничего не значил, но пусть всё так и остаётся! Он же большой человек, значит, ему всё можно! Даже родину предавать! У них там, у великих, своя жизнь, свои законы! А народ у нас отходчивый! Если вождя, который всех поднимет на спасение страны, нет, то можно и не напрягаться! Лишь бы ничем не рисковать! Ему и в рабстве неплохо живётся! Не было бы хуже, говорят! Не было бы войны, говорят! И чёрт с ним, с будущим наших детей, с нашей страной, с нашей историей! Будто ты сам этого не знаешь, родной мой? И всё равно взрываешься! Зачем? Плохой ты у меня, всё же, сапёр! Не предвидишь мин, на которых подорвёшься!
Но Сталин после войны всё же «отдал должное» Жукову. Потому в должности его понизил и убрал с глаз долой.
А при Хрущёве маятник для Жукова качнулся в обратном направлении. Жуков ему понадобился во время госпереворота, а потом за это был отблагодарён – назначен-таки Министром обороны. Потому дальше и сам Хрущёв, и остальные, так сказать, преемники, тщательно скрывают от народа роль Жукова в госперевороте. А то ведь дёрнет когда-то народ за верёвочку, да и вытянет весь клубок подлостей ими всеми сотворённых.
Я хорошо помню, как пожилые фронтовики, дымя в усы едким и дешёвым табаком, вспоминали с горечью, почему же немецкие командиры, в отличие от нашего комсостава, своих людей берегли всегда? Почему немцев берегли, а наших – не очень!
Почему так? У немцев, чуть что, сразу – ложись! Земля им всегда, как и их командиры, была в помощь, даже если она не их земля, а наша кровная. А уж, коль они залегли, то понапрасну не высовывались. Немецкие командиры никого под пули напрасно не гнали, впустую людьми не рисковали. Зато сразу вызывали себе огневую подмогу. И тогда по нашим позициям работала их авиация и артиллерия. Ведь и та, и другая подчинялись непосредственно немецким пехотным командирам, кровно заинтересованным в уничтожении красноармейцев перед собой, а не в имитации!
Это больно говорить, но нашу авиацию, даже когда пехоте светила верная гибель, трудно было дождаться! Пехотным командирам следовало раскланиваться, да заявочки подавать! Желательно, дня за три! Радиосвязи-то наша авиация до конца войны практически не имела. Какая там оперативность? Потому и три дня!
Притом наша авиация ещё умудрялась на пехоту свысока поглядывать, хотя ее экипажи погибали не реже пехотинцев. Однако в единую систему огня всё это так и не складывалось, не помогало успешнее громить врага. И я думаю, из-за генералов! От них зависело единство управления огнём и его эффективность! От них должна была исходить забота и о людях на войне, и об их жизнях, а не о бессмысленных налётах и бомбардировках! Не о перетягивании канатов между собой!
А артиллерия… Бог войны! Тоже ведь без слёз не вспомнить! Какой с неё толк, если всегда бабахала по площадям, а не по разведанным целям! А их, когда требовались, всякий раз не оказывалось! Потому немцам в блиндажах да в укрытиях от наших обстрелов даже страшно не становилось!
Но грохот артиллерия производить умела! Он, наверно, ей и засчитывался! Как артподготовка, так битый час земля грохочет, если не дольше. Из всех стволов! И потому свои задачи артиллерия, якобы, выполняла!
Вот только немцы после тех задач лишь посмеивались. Они хорошо изучили возможное время обстрелов, потому предусмотрительно прятались в укрытиях. Знали и продолжительность огня, и даже то, что русские скоро опять начнут тупо штурмовать в лоб, ложась на пули. А немцы – опять их из миномётов. Значит, опять огромные и неоправданные потери! И опять русские станут всё упрямо повторять, как у них принято – «любой ценой!»
От своей пехоты русские артиллеристы обычно отбивались, оправдываясь, будто берегут снаряды. Действительно, их в бою всегда не хватало, потому что палили густо и пусто! Палили в белый свет, а не по разведанным целям!
«Мы их шрапнелью и миномётами, – удивлялся в своём блокноте убитый немецкий офицер, – давно вся высотка кровью залита! А они всё лезут, ползут, бегут! У них это героизмом называется. Только после наших миномётов редко кто воскресал! А русские командиры не понимают, опять своих людей на верную смерть толкают! Будто война – это всего-то мясорубка для человеческих тел, а не борьба умов и техники! Ни умов у них не видно, ни техники!»
Помню я, спросил как-то об этом на лекции по истории КПСС, когда о героизме комиссаров речь зашла. Но полковник ответил совсем легко. Кому-то показалось, даже убедительно. «Видите ли, товарищи курсанты, фашисты берегли своих солдат только потому, что их людские ресурсы были весьма ограничены!»
Стало быть, красноармейцев на фронте было вполне достаточно даже для их бессмысленного уничтожения! Вот почему людей, оказалось, жалеть не требовалось!
Оказалось, что людей даже не предполагали беречь! Как не вспомнить жуковское откровение: «Бабы ещё нарожают!»
Отсюда и соответствующее поведение на фронте командиров. Особенно, генералов. Причём их самих за годы войны треть погибла. То есть, многие из них и себя не жалели! Это и есть героизм? Не в том, оказывалось, чтобы задачи играючи решать (за счёт военного искусства, за счёт превосходящей техники и вооружения), а в том, чтобы не жалеть ни людей, ни себя? Так, что ли?
Но ведь, принимая свои решения, генералы нутром понимали, что людей жалеть, в общем-то, им смысла нет. Конечно, нельзя об этом вслух говорить! Нельзя их просто так посылать на смерть, но как генералам быть иначе, если по-другому они не умели? Куда проще делать, как всегда! Приказал «вперёд!» и «ни шагу назад!» – и всё! Считай, свой долг генерала перед родиной исполнил! Не отступать же приказал!
А то, что задача в данных условиях невыполнима, что нужно как-то иначе, это для генерала не столь уж важно. Приказ отдан, а остальное пусть делают подчиненные! Это – их работа! Пусть своей кровью заливают пустые поля, да безымянные высотки! Это их судьба!
Почти все командиры так и рассуждали, безропотно выполняя любые приказы. А попробуй не выполнить! Потому сия наука и переходила от одного командира к другому!
Понятное дело, если людей в ходе боя сильно побьют – это, конечно, плохо. Плохо, поскольку батальоны, полки и дивизии окажутся неукомплектованными и слабыми.
Но что же делать, если иного не дано? Только и оставалось жертвовать своими, а потом ждать, когда живых пришлют. С матюгами сверху, разумеется, но ведь пришлют когда-то!
А если и не пришлют, то скоро ослабленные части во второй эшелон отведут. Там спокойнее! Там и выживать проще!
Ну, а если уж совсем много народу поляжет, так ещё лучше, между нами говоря! Тогда не то, что во второй эшелон, тогда вообще с передовой уберут. На переукомплектование. Это же в тыл! Почти, как в отпуск! И зачем людей беречь против собственной выгоды? Мне же самому любой ценой выжить надо! У меня же мать! Меня жена и дети дома ждут!
Ох уж эта психология людей на войне! К самому себе тяжёлый вопрос всегда камнем висит: «При такой психологии получается, будто среди генералов настоящих героев и быть не могло! Так, что ли?»
Нет! Уж это – враньё! В жизни всё получается сложнее, чем на бумаге! Немало героев было и среди генералов! И даже теперь такие встречаются, наверное! Но не о них ведь речь! Им-то наша слава! Но после войны скрывать былые просчёты и поражения – это только будущему врагу помощь оказывать! Кому не ясно? Нельзя горькую правду скрывать! Нельзя о войне героические мифы сочинять, будто мы всех всегда побеждали!
Вот только война та до сих пор от народа-то сокрыта! Лишь вершки где-то выглядывают! А уроки-то не извлечены! И выводы не сделаны! «Зачем нам? Мы же – победители!»
Народ же сегодня уверен, послушав генералов, будто после войны они всю эту работу выполнили, как и положено! Но ошибается народ! После войны генералы в своей славе купались! Им не до той работы было, которая их собственные просчёты да подлость всему народу высветила бы!
У командиров, должностями пониже, тоже своя логика поведения выработалась. Им людей беречь, конечно, приходилось! Сами-то от них зависели! Плечом к плечу держались! Но если приказ поступал, тут уж не о людях приходилось думать, а о выполнении приказа, иначе с самого погоны сорвали бы, да в штрафбат!
Конечно, можно было и в бутылку полезть, доказывая своему начальнику, что он дурак. Но дальше-то что? Известно, что! «Проявил малодушие, отказался выполнять приказ!» Выходило так, будто и не за людей переживал, не о них заботился, а пошёл против командира, вражина! Или даже струсил! Потому одна дорожка останется! Та самая, которая прямиком в трибунал ведёт! А тот неправильный приказ уже кто-то другой будет выполнять. И именно так, как ты его выполнять не стал. А людей-то всё равно побьют.
По всему выходило, что следовало сразу промолчать! Лучше с начальством не спорить, свои предложения при себе держать! Лучше думать, как бы начальству угодить, а люди – это богатство наживное! Если сказали – вперёд, значит, надо вперёд! Без размышлений! И уж не время думать, зачем, да почему вперёд и можно ли иначе, чтобы все подчиненные уцелели! Не надо думать! Не надо!
Выполняя приказ, надо умирать молча! Тогда и награды достанутся, хотя бы посмертно! И уважение от начальства придёт! А на рожон лезть, всё одно, что в пекло загреметь. Оттуда живыми не возвращаются.
Если говорить начистоту, так командир взвода – это кто вообще? Это же дешёвый расходный материал! Ну, день он протянет, если оборона или наступление! Ну, два, если передышка! Так какой смысл его беречь, если всё решено – не сегодня, так завтра!
Так и воевали, большей частью! Героически погибая, не думая! Не рассуждая! Жизнями, расплачиваясь за привычку бить врага не умом, а кровью его заливать нашей! Авось немцы от ужаса захлебнутся этой кровью! Тогда наша и возьмёт!
Потому враги множили наши потери немерено! Вон, до сих пор погибших не подсчитают. Уже тридцать миллионов набралось, а кто их считал, если, где ни копни, везде кости людские неподсчитанные? По архивам сгоревшим, объясняют, подсчитать нельзя, а по костям, как видно, и не пытались.
А как же с потерями могло получиться иначе, если с одной стороны враг лютовал, а с тыла наших били свои же командиры, защищая себя от гнева своих начальников?!
Потери? Ну, так что же, если потери? Чем они больше, тем большими героями казались наши генералы! Как же иначе? Такое побоище они выдержали, что живых людей не осталось! Конечно, генералы – герои! Ордена им немедленно!
Как же трудно воевалось нашим генералам! Так и хочется их пожалеть! Особенно, политработников. Всяких начальников политотделов и членов военных советов армий и фронтов. Погоны у них красивые, звезд больших много, грудь для орденов широкая, а ответственность за принятие любых решений, от которых и зависит результат боя и сражения, не на них – на командире или командующем!
Слишком я по генералам прошёлся, можно подумать? Так ведь по заслугам! Кто-то и правду должен в глаза сказать! Не всё же им восхваления, да награды!
А вообще-то, страшно это и ужасно!
Но ведь можно всё плохое и не вспоминать! Можно стыдливо не говорить о нём вслух, как и было принято все послевоенные годы. Можно бесконечно и безопасно для себя восхвалять героизм и вечный подвиг советского солдата, не вынося из избы накопившийся сор. Тогда уж точно не промахнёшься! Хвалить – это безопасно. Но для начала следует выяснить, кого можно и нужно хвалить? Ведь кто-то из генералов это вполне заслужил, а кого-то следует на чистую воду вывести.
Но до сих пор всех только и хвалят! Это уже в странный ритуал превратилось. Если кто-то был на фронте или рядом, то уже – герой. Значит, фронтовик! Уважаемый человек!
А мне всегда хочется понять, как именно тот человек воевал и где? Потому что очень много оказалось фронтовиков, которые не на передовой находились, а где-то рядом с ней!
Кому-то, конечно, и рядом, и далеко от передовой приходилось своё дело делать совсем не потому, что они прятались от опасностей. Это так! Но ведь им и почести полагаются иные! Совсем иные, нежели тем, кто своей грудью пули и осколки останавливал! Сколько их там, на забытых всеми полях лежать осталось, едва присыпанных землёй!
Трудно теперь в этом разобраться? Ещё бы! И очень трудно, и очень запутанно!
Вот, к примеру, моя мама после освобождения Одессы 10 апреля 1944 года сразу устроилась работать швеёй в мастерской, хотя ей тогда годочков набежало всего-то тринадцать лет и пять месяцев! Разве это не подвиг? Но тогда никто так не считал! Это было нормой. Тяжёлой нормой.
Моя мама шила обмундирование для фронта и после войны была признана ветераном войны. Я горжусь ее вкладом в нашу победу. Но заметьте, она ветеран не тыла, а войны!
Правильно ли это? Конечно! На войну ведь работала!
А разве справедливо? Нет, конечно! По отношению к тем, кто ползал на брюхе в грязи по передовой, несправедливо. Над кем пули, осколки и мины свистели чаще, нежели мы теперь моргаем! И почти каждый тот кусочек металла кому-то приносил самую настоящую смерть!
Понимаете, о чём я? Тогда ведь многие советские люди совершали подвиги, очень многие! Миллионы людей совершали подвиги, никем не замеченные и не отмеченные! Такой героический у нас тогда имелся народ! Но цена тем подвигам всё же была разной, согласитесь! Потому разные всем нужны и почести!
Для меня особенно странно, что не мы, русские, а наши враги, немцы, подумали об этом заранее. Чтобы потом не разбираться с каждым персонально. Это у немцев, а не у нас, были введены особые знаки отличия и привилегии тем, кто ходил в настоящую атаку. Именно в атаку! В первую атаку! Во вторую! В третью, если уж повезло выжить в первых двух, что маловероятно!
Это-то и было самым большим, самым настоящим героизмом! Им приходилось не просто числиться на фронте или даже на передовой, никогда не высовываясь из блиндажа, а именно ходить в атаку! Им приходилось собою делать ту самую войну! После атаки выживали немногие. Им приходилось в упор стрелять во врага, уже стреляющего в тебя, драться штыком и прикладом, как и предписано уставом! Вступать в противоборство с врагом, тоже стремящимся победить и выжить, не зная заранее, кому же повезёт остаться пусть даже раненным, но живым! Приходилось бороться с врагом лицом к лицу! Именно бороться, а не значки на картах в штабах рисовать.
Если со столь справедливыми критериями, какие были у немцев, подходить и к нашим фронтовикам, то немало прославленных героев, усыпанных орденами и медалями, неожиданно предстанут в ином свете! Пусть им станет обидно, но так поступать требует справедливость к истинным героям!
Всё равно ведь надо когда-то отделять зёрна от плевел! Хотя бы ради тех, кто по-настоящему воевал, кто погибал и всю эту самую настоящую и ужасную войну тянул на себе. Тянул за тех, кто выжил и потому получал награды.
