Александр Иванович Вовк
Кого выбирает жизнь?
Я вполне сознаю, насколько сильно мои слова резанут по самооценке многих соотечественников. Им ведь не к лицу признавать такой позор, относящийся и к ним. Но сами-то они хоть что-то сделали для величия своего народа? И тогда почему они, «великие», и сегодня на все подлости своих руководителей трусливо закрывают глаза?
Понимаю… Чтобы не отвечать мне на столь задевающий их вопрос, им проще обвинять во всех грехах и меня, и тех, кто вынуждает их против собственной воли посмотреть правде в глаза.
Я знаю, что после столь тяжелых выводов меня будут проклинать, будут обвинять в сумасшествии, в русофобии, в антисемитизме, в презрении к своему народу и еще бог знает в чем!
Но я заранее всё это отметаю, поскольку я люблю свою землю и хочу, чтобы и мой народ опять стал великим. Но для этого он обязан осознать, каким он является в действительности, а не твердить всюду о своём мнимом величии; должен признать обусловленный своим бездействием и трусостью позор и, превозмогая себя, начать очистительный путь наверх!
И не надо нам, ради бога, ни перед кем публичных покаяний! Пусть о нас думают до поры, что хотят! Нам же самим необходима лишь тяжелая созидательная работа, нужна честь, нужна совесть, нужна ответственность за свою землю, за своих детей и внуков.
И виноваты во всём, что стало с народом, конечно же, не сталинские репрессии, как некоторые деятели по сей день нам «поют»! Ибо, как раз, при Сталине народ без каких-либо натяжек, по делам своим, считался великим. Это уже потом преступный хрущевский режим сделал с моим народом своё подлое дело, превратив его в послушное туповатое стадо. А оно преспокойненько пережило и подлые хрущевские дела, и свой позор. Да и позже это стадо особой доблестью ни в чём не отметилось. Куда всё от народа делось?
Больно мне это сознавать. Трудно это констатировать как свою точку зрения. Но, видимо, народ наш не может быть великим сам по себе, а становится таким лишь под началом подлинно великого вождя-патриота. И нестерпимо жаль, что таких вождей после Сталина наша земля уже не поднимала! Последующие пигмеи, оказавшиеся во главе страны, думают не о величии народа, а о собственной заднице, которая для них и есть нечто, самое дорогое на свете! А народ наш, да и землю нашу, они распродают, как я думаю, в обмен на лояльность к ним тех хозяев, которым они усердно служат и сегодня. Хотя об этом – как-нибудь потом.
Кому-то покажется вызывающе дерзким, насколько легко я обвиняю собственный народ в его несостоятельности, но меня, знаете ли, оправдывает важное обстоятельство – я больной! Я – псих! Это ведь мои собственные тайные мысли, нигде не произнесенные вслух, от которых, тем не менее, я и не думаю отказываться, считая эти выстраданные выводы правильными.
Кроме того, мои обвинения никак не обращены в сторону конкретных людей, потому и обижаться на меня, в общем-то, некому! Да и не считаю я, и не могу считать всех несостоятельными, хотя бы потому, что в повседневной жизни меня окружает множество весьма достойных людей, в адрес которых подобные обвинения кажутся мне несправедливыми.
Да, другие люди, даже незнакомые мне, при всём мною сказанном могут в быту оказаться достаточно приятными, доброжелательными, работящими, заботливыми и так далее. Но я говорю не о том, как они поведут себя в трудные моменты для себя или своих родственников, а о том, на что они сгодятся в трудное для Родины время! Станут они ее спасать, не щадя жизни, или попрячутся и разбегутся, кто куда?
Я, знаете ли, никогда не прикидываюсь добрячком, но я совсем и не тот человек, который зациклен на обвинениях всех и вся, поскольку якобы зол на всех и вся! Не пытайтесь увести меня в сторону или вызвать чувство несуществующей вины. Старые приемы! Просто я и под пытками уверен в том, что Платон мне друг, но истина дороже! И вопрос этот настолько важен, что разобраться в нём мне следует непременно. Зуд у меня на него.
Если бы этот мой разбор происходил не с самим собой, а с неким реальным слушателем, то я постарался бы ему объяснить свою позицию, стремясь к полному взаимопониманию. И начал хотя бы так:
– Само слово народ подразумевает очень большое количество самых разных и непохожих людей. И между собой они отличаются бесконечным множеством признаков, – надеюсь, сами понимаете, каких, потому их не перечисляю. Стало быть, нельзя о целом народе сказать определенно, будто он плохой или хороший, талантливый или напротив. Нельзя утверждать, будто он добрый или злой, работящий или ленивый, скупой или щедрый, злопамятный или склонен забывать обиду, открытый или всё держит в себе и так далее.
Чтобы верно судить обо всём народе, нужна количественная оценка, нужна достоверность, нужна какая-то статистика. Но она-то, эта статистика, что может? Посчитать мужское или женское население? Или расслоение по возрасту или вероисповеданию? С этим она как-то справится, хотя всё равно всё подтасует и переврёт, как начальство велит.
Но как оценить, сколько людей хороших, а сколько плохих? Где взять нужные критерии для деления людей таким привычным для нас, но ненаучным образом? Пока никто не предложил, поскольку это, скорее всего, и невозможно! Потому и остаются в нашем распоряжении не количественные, не статистические, а лишь качественные оценки. Используя их, вполне допустимо говорить о преобладании в среде народа неких преимущественных качеств, тенденций, пристрастий, наклонностей, манер, схем поведения, правил, не высказываясь так, будто все без исключения представители исследуемого народа непременно ими обладают! Потому в оценках более уместны вводные слова: часто, как правило, в большинстве случаев, почти все… При этом в народной среде обязательно остается место и совсем другим людям – хорошим, плохим – это не важно! Главное, что другим, нетипичным, обладающих некими даже очень редкими особенностями.
Подходя с такими мерками к современному народу РФ, я признаю его, в основной своей массе, неспособным мыслить самостоятельно. Неспособным критически оценивать действия власти и противодействовать ей; лишенным чувства собственного достоинства и неспособным защитить свою честь; считаю его патологически трусливым, пристраивающимся на теплые местечки, беспринципным, плохо образованным, легко внушаемым, с деформированным сознанием и полупарализованной волей…
Раньше мой народ был другим!
Отдельно могу выразить своё мнение о русских женщинах. Их в среде нашего народа – большинство. На них многое держится – и уж точно, более половины всей страны! В повседневной действительности они, как правило, большие умницы: прекрасные хозяйки, терпеливы, заботливы, инициативны, умны, добры, образованы, красивы, до самопожертвования любят своих детей… И при этом, – полные дуры! Уж не знаю, что по ним проехалось, – естественный отбор или неестественный, – не знаю, но они все уткнулись в свои мирки, в свои заботы, ничего в жизни не понимают и понимать боятся, и всем им поголовно почему-то нравится эскимос Шойгу, молча разваливающий всё, попавшее под руку! Взглянешь на этих женщин, на вечную нашу историческую опору, и руки опускаются. Но и такой реакции от мужиков им мало! Они еще палки в колеса вставляют, едва кто-то отважится нашу жизнь в правильном направлении повернуть!
Выходит, как ни крути, а именно всегда прогрессивные женщины теперь оказались самой реакционной силой, мешающей подняться своему народу! Они даже откровенным врагам народа всюду услуживают! На всякий случай! Поглядите, кто возглавляет большинство избирательных комиссий, трусливо и рьяно подтасовывая все результаты против нормального будущего своих же детей? Конечно, это наши милые женщины! Это они: школьные учителя, преподаватели вузов, директора школ, главврачи поликлиник и больниц. Они рушат нашу жизнь в обмен на лояльность к себе представителей преступной власти, демонстрируя уже известный нашему народу синдром старательного предателя-полицая времен прошедшей войны! И этим безнравственным женщинам, лишенным чести и совести, доверяют нашу молодежь, наше будущее, чтобы они кроили молодых под себя, бесконечно уродливых морально!
Между прочим, во время Великой отечественной войны почти восемьсот тысяч женщин помогали мужчинам, чем только могли, на фронте, спасая с ними нашу страну. А теперь женщины губят нашу страну…
Что перевернулось в их сознании? Почему еще недавно наши женщины становились героинями, а теперь предательницами?
А кроме них полно еще дур-пенсионерок, руководствующихся в жизни лишь программой «Время». И других дур, пока не пенсионерок, а потому – более активных и опасных для общества! Они сами по себе, по собственной инициативе, не понимая этого, рушат свою и нашу жизнь! Ну и как их остановить? Во что обходится одно лишь курение! Или, так называемые, гражданские браки, похоронившие женскую честь и мужскую ответственность за семью, в которой весь этот идиотизм впитывают дети.
Ладно, коль уж отдельно высказался о женщинах, да еще не самым приятным образом, то скажу и о нас, о современных мужиках.
Мужики – они по своему типажу, конечно же, более разнообразны, нежели женщины. В них упрятано великое множество типов! Например, они почти до взаимного неприятия отличаются в связи с возрастом, в связи с отношением к воинской службе, то есть, готовности защищать свою родину (среди них уже лет тридцать накапливаются полчища дезертиров, которых, – ну и страна! – никто даже морально не осуждает!) Очень много тех, кто всегда и везде готов пристроиться – кто ворует, кто подворовывает, кто мошенничает, кто служит (не уточняя у своей совести, кому?), кто слегка прислуживает, кто пресмыкается…
Среди парней появилось откуда-то невероятно много патологических бездельников, сидящих на шее выбивающихся из сил и нищеты матерей, жен или тех бабёнок, которые их подобрали, надеясь хоть на какую-то от них мужскую помощь. Куда ни глянь, всюду такие «герои нашего времени» попадаются. Да еще пьют, да еще наркоманят, стремительно доводя спасающих их родичей до могилы.
Но есть и те, кто даже в нынешних условиях молча скрипит зубами, как-то выкарабкивается – ради детей, ради женщин! Но всегда молчит! И в нужную сторону таких не сдвинуть! Терпеть они готовы бесконечно! А чего ждут? Что придет кто-то, и жизнь их вместо них самих улучшит? Странные они «герои»!
Но есть большая прослойка явных паразитов, которые прекрасно устроились в силу своих родственных связей или исключительно подлых личных качеств. Эти паразиты весьма многообразны! Бизнесмены и предприниматели, совесть потерявшие, свой народ уничтожающие! Это раз! Чиновники, от мала до велика – мерзавцы все, как на подбор, иначе там им не удержаться! Это два! Полиция, налоговая, прокуратура, всякие приставы… Даже комментировать противно! Это три! Теперь и некогда славные вооруженные силы стали пристанищем проходимцев, воров, прочих затаившихся негодяев и затюканных ожидателей, – чего еще им из казны подкинут! А подкидывают, обычно, за подлые дела, такие суммы, что народу и не приснится! Миллионы! Это четыре! И так далее.
А вот теперь, если из всех этих женщин и мужчин, собрать единый народ, то получится, как раз, та самая, серая гнилая масса, которую и народом-то называть стыдно! Здесь каждый за себя, каждый под себя, и шут, якобы, с ней, со страной, лишь бы не было войны, которая обязательно сделает явным, кто о чём мечтает и чего, по сути своей, заслуживает! Именно, в ответ на это я и обобщаю столь обидно – стадо! И ругаю я не свой народ, который был когда-то, а этот, который превратился в стадо, никак не противодействуя подобному своему превращению!
Хочется мне верить, хотя бы надеяться, что не всё потеряно, и когда-нибудь нынешнее стадо сможет снова стать народом! Но пока таких тенденций я не замечаю!
Впрочем, вдогонку следует пояснить один важный для меня вывод, почему-то трудный для понимания многими людьми, желающими видеть мир черно-белым. То есть, либо так, либо строго наоборот, но ни в коем случае, чтобы нечто смешанное, неотчетливо белое, не густо черное! Но я свято верю в непреложность своего вывода, мною выстраданного и неоднократно проверенного на практике.
Потаённая его суть в том, что каким бы никчемным ни являлся некий народ, но даже в его неприглядной среде всегда найдутся очень честные, очень смелые и очень порядочные люди, достойные самого высокого уважения. Хотя портрет своего народа они, как правило, изменить тоже не в силах. Для того чтобы целому народу заявить о своём величии, таких людей требуется значительно больше и трети, и, наверное, половины. Тем не менее, и отдельные порядочные люди могут не только послужить центрами своеобразной кристаллизации, собирая вокруг себя достойных людей, формирующих подлинную элиту общества, но обязаны стать примером и для остальных, прежде всего, для молодёжи! Если, конечно, они действительно порядочные!
24
В какой-то момент в памяти всплыли давние и нерадостные события. Да столь четко привиделись, будто случились они только вчера!
И хуже всего, что теперь, пока я все те подробности сам с собой не обмусолю, будут они меня неустанно преследовать. Ведь было в них и плохое, было и нечто-то хорошее, что забывать нельзя.
А случилось всё так! В ту далекую пору, словно по воле злого рока оказался я участником некой автомобильной аварии. Не столь уж серьезной, без жертв, но всё-таки аварии. А любому, кто сидел за рулем автомобиля, не надо объяснять, насколько это событие унизительно. Не говоря уж, об угробленном напрасно времени и потерянных деньгах!
Ко всем моим неприятностям, мне же на беду, именно я оказался виновником того ДТП. А ведь всего-то неудачно объехал преступно кем-то оставленный открытым люк на проезжей части. Потому соскользнул с сильно выступающего над дорогой трамвайного рельса (тоже ведь чьё-то преступление – оставить торчащий рельс), ушёл в занос. Ну а дальше, хоть и на маленькой скорости, но я задел крохотный японский грузовичок, прижавшийся к тротуару. Тот грузовичок, как выяснилось позже, оказался единственным средством, помогавшим грузину Вахтангу выживать вдали от его родины.
При столь невыгодных для меня обстоятельствах мы и познакомились. Сразу договорились ГАИ не вызывать. Эти деятели в форме лишь испортят нашу кашу, да ещё себе львиную долю оторвут! А я и без них тогда пребывал на грани нервного срыва, ибо нужной денежной суммы в запасе не имел, а занять у кого-то, да ещё срочно, тогда казалось невозможно.
Оно и понятно. У порядочных людей порядочных денег никогда не бывает! И даже если захотят помочь, так ведь нечем! Непритязательные текущие расходы до копейки поглощали мизерные зарплаты честных граждан. А все советские накопления в те тяжёлые для народа месяцы внезапно обесценились.
Ещё бы не так! Могучий Сбербанк вдруг объявил себя акционерным обществом! Считай, стал частной лавочкой, и «простил» населению огромной страны пятьсот миллиардов долларов, принадлежавших тому самому населению! И, главное, этот бандитизм сошёл с его нечистых рук, поскольку мы все, мучительно переживая ужасные девяностые, просто не знали, что с этим делать. Недаром в истории нашей страны те годы значатся периодом безжалостного предательства советского народа, демонтажа страны, стремительного обнищания основной части населения и ускоренного обогащения второй части, очень малой, но очень гадкой. И, конечно же, за счёт первой.
Немного попрепиравшись, мы с Вахтангом сошлись на том, что поврежденную обшивку его термокузова я отремонтирую за свой счёт. И уж моё дело, как я стану расплачиваться с мастерами.
Вообще-то, ремонт предполагался небольшой, можно сказать, косметический, но пластиковых панелей с особым тиснением, какое имели «родные» панели, с первой попытки мы не нашли. Их пришлось искать долго и мучительно.
Надо учесть, что после аварии моя машина нуждалась в ещё большем ремонте, нежели грузовичок Вахтанга. Из-за сильной деформации крыла, упирающегося в колесо, она ездить не могла. Хорошо хоть друзья помогли, откатив мою машину куда-то в свои гаражи для неспешного ремонта своими силами. То есть, из чего придётся и как придётся!
Для поисков панели мне следовало найти подходящий транспорт, ибо на такси не разъездишься. В этой ситуации Вахтанг проявил подлинное великодушие. Он, уже понеся по моей вине значительные убытки от простоя машины, согласился раскатывать со мной в поисках мастера, который возьмется добротно отремонтировать термокузов грузовичка. Вахтанга это, конечно же, сильно волновало, поскольку следы аварии значительно снижали рыночную цену его автомобиля. А продавать его когда-нибудь всё равно придётся.
Поначалу, разъезжая по рекомендованным адресам, я не был склонен к общению. Признаться, мне было не до того. Приходилось напряженно прорабатывать варианты поиска денег, а Вахтанг, видимо, понимая это, ко мне тактично не приставал. Так продолжалось долго, поскольку нам всюду не везло. И моя уверенность в успехе затеи, в которой я капитально увяз, таяла по мере уменьшения количества непроверенных нами адресов. Заодно и настроение всё сильнее портилось.
В конце концов, в списке остался единственный адрес маленького заводика автомобильных кузовов, расположенного за городом, куда мы и поехали, ещё питая некую надежду на удачу.
От того заводика за версту веяло привычным советским пофигизмом, но его прежнее дело, если судить по готовой продукции, дожидавшейся заказчиков на территории, окончательно не погибло. Оно вяло куда-то двигалось усилиями десятка сонных и не очень пьяных работяг, профессионализм которых подтверждался лишь сильно засаленными комбинезонами.
Мы с Вахтангом, миновали цех с распахнутыми настежь воротами. Видимо, в нём не работало освещение и пользовались естественным. Потом прошли в двухэтажную конторку. Там в должности главного инженера обозначился некто в обличии не иначе как самого Алена Делона. Он с ног до головы был обтянут новеньким джинсовым костюмом. Разумеется, импортным и, разумеется, фирменным.
Уже не помню, как действительно звали того моднячего деятеля, но сходство с французским киноактером нам и впрямь показалось разительным. И поскольку тогда сего смазливого француза обожали все советские женщины, то и наш главный инженер вёл себя подобающим образом. Он наверняка полагал, будто за указанное сходство и мы обязаны его обожать. Мы так не считали.
«Павлин или нарцисс», – решил я о нём и, как выяснилось позже, хоть и не ошибся, но не в полной мере оценил нравственную ущербность его натуры.
В процессе объяснения главному инженеру цели своего появления я и Вахтанг узнали от него о чём угодно, нежели об интересующем нас вопросе. Ален Делон артистически демонстрировал своё обаяние, каждым словом и движением внушал нам мысль, будто на этом «прекрасном» предприятии он король и бог! И вообще…
Нас, конечно, интересовало совсем не это, но приходилось терпеть, мало-помалу продвигаясь к тому затемненному цеху, которым мы пренебрегли поначалу.
«Следовало в него сразу заглянуть! Может, хоть там что-то для нас найдется», – думали мы, почти уверившись в нелепости своих надежд, поскольку ничего подобного нашей панели нигде во дворе не обнаружили. По всему видать, материалы, которые мы ищем, здесь не используются. Всюду валялись доски, деревянные бруски, прелые от дождя и времени опилки, какая-то дешевенькая обивка из коричневого кожзаменителя…
В этот миг Ален Делон развязано обратился к одному из своих работяг, наверное, старшему среди них:
– Тимофеич! Приводи-ка свою гвардию в рабочее состояние! Добыча сама вам в руки катит! Отремонтируй дорогим гостям термокузов, и на вашей улице опять будет праздник! Сходи сам, погляди! Их машина перед воротами…
Через несколько минут Тимофеич с товарищами, которых предложение тоже заинтересовало, заверили нас, будто ремонт «обтяпают мухой», но панели точь-в-точь нам всё равно нигде не найти. Правда, можно поставить другую, очень похожую.
Вахтанг на похожую не согласился, и когда мы задумали покинуть заводишко, кто-то вспомнил:
– Петро! Так у Ивана в гараже вроде такой же кусок валялся… Помнишь, он для курятника стащил… Иван-то после вчерашнего дома сильно болеет. Так ты не к нему… Ты сразу в гараж сбегай… Вот и примерим.
Через полчаса добытая в гараже панель, отмытая сильным напором воды, заискрилась на солнце, демонстрируя полное сходство с тем, что мы искали.
Отведя нас в сторону, Ален Делон с хищной улыбочкой объявил:
– Ну, что, господа! Радуетесь? Значит, по рукам? Тогда с вас триста, и мы начнем работу?
– ?
– А вы что думали? – усмехнулся доморощенный француз. – Пролетариат бесплатно, как было раньше, горбиться не станет! Не те времена!
– Не много ли пролетариату стало нужно? Вожделенное пойло ему значительно дешевле обходится, насколько нам известно! – пытался я призвать Алена Делона к справедливости, но он пренебрежительно сплюнул и цинично порекомендовал:
– Господа, стыдно считать чужие деньги! Но если вы столь порочны, имею честь сообщить: пролетариям достаточно и ста, а остальные, как известно, пойдут в фонд моего мира!
– Уважаемый! – вступился за мои деньги Вахтанг. – Зачем так не хорошо поступаешь? Бог над нами всё видит! Соотечественник в беду попал! Так? Ему каждый помочь обязан! Так? А наживаться на чужой беде совсем плохо! Так?
Ален Делон посмотрел сквозь нас и крикнул послушному Тимофеичу:
– Выпусти машину с территории! Они по ошибке заехали! Да проверь с пристрастием! Не прихватили бы лишнего!
Оказалось, пока мы пытались найти общий язык с алчным актером, Тимофеич незаметно подложил в кузов нашего грузовичка свою «болгарку», о находке которой теперь громко и с нескрываемой радостью объявил.
Это было чересчур. Видимо, давно отработано! И не однажды отрепетировано!
– Зачем ты так, уважаемый? – удивился подобному повороту Вахтанг. – Ты ведь знаешь, мы от тебя ни на шаг не отходили!
– Оказалось, что и я не всё знаю! – нагло засмеялся Делон. – Но мы всё узнаем! Вот только вызовем охрану и милицию. И тогда вы поймете, кого бережет моя милиция! А вас, разумеется, задержат до выяснения обстоятельств хищения технологического оборудования с территории государственного предприятия! Потом и поглядим, во что вам обойдется ремонт сильно неисправного автомобиля!
Я всё понял. «Мы попали в зависимость от совершеннейшего из ничтожеств, подлеца, представителя не самой лучшей ветви человеческой эволюции! Выживая в трудных условиях сам, он без колебаний губит себе подобных! А мы, наивные люди, давно привыкшие к подлинно человеческим отношениям, вляпались, словно кур во щи! Вон как вцепился, гнусный хищник!»
– Хорошо, я найду триста долларов! Но позже! – заверил я. – Пусть только ремонт начинают, как обещали! Мы спешим…
– Ремонт мы сделаем! Слов на ветер не бросаем! Но уже за пятьсот! – нагло ухмыльнулся Делон.
Для меня это стало новым ударом, но ответить равнозначно я в тот момент не мог.
– Это невозможно! – попытался я его остановить, понимая, что не смогу ни на что рассчитывать, пока не получу средство давления на этого негодяя, ведь он признаёт над собой лишь превосходящую его силу. Такой силы у меня нет. – Чтобы искать деньги, нам нужна машина… – известил я его.
– Сначала деньги, потом машина! – изгалялся от безнаказанности Делон. – Если вы уже согласны, то я распоряжусь, вас выпустят! Но без машины! А когда привезете деньги, будет и работа!
Вот ведь как странно получилось! На исконных землях славян по мере подталкивания великой страны к крутому обрыву опять стали властвовать такие, изжитые давно, казалось бы, дикость, варварство, насилие и унижение добропорядочных людей. Зло, ранее боявшееся поднимать голову в обществе, где устойчиво господствовала человеческая мораль, теперь активно выдвигалось на первый план повседневной жизни.
Торжество всего низменного, ни на минуту не покидая сцену современной жизни, уже перестало потрясать жителей! К нему, как и к льющейся потоками человеческой крови беззащитных граждан, постепенно стали относиться как закономерной стороне современного хищного существования. Тем более, что многим перестало представляться постыдным то, что ранее было совершенно недопустимым по моральным и этическим соображениям. Оковы каких-то ограничений, удерживавших людей от превращения их в животных, повсеместно рухнули.
На руководящих должностях лихо утверждались бандиты и воры, навязывающие обществу свой преступный образ жизни. И, что особенно опасно, немалая часть прежнего населения, уже не таясь, завидовала вульгарной бандитской роскоши. А потому и сама без колебаний кидалась в омут безграничной преступности, решительно предпринимала любые действия, лишь бы тоже ездить на «шестисотых», таскаться по ресторанам и обирать тех беззащитных соотечественников, у которых имелось ещё хоть что-то привлекательное.
Страна стремительно погружалась в пучину дикого насилия, грабежа, разврата и преступного обогащения.
Вернулись мы с Вахтангом на злополучный заводишко лишь к вечеру следующего дня. В моём кармане лежала нужная денежная сумма. Не стану рассказывать, чего мне стоило её раздобыть, но обязательство вернуть все деньги точно в назначенный и недалёкий срок уже перенапрягало меня и днем, и ночью.
Кроме сего тяжкого долга на мне «висел» ремонт и собственной машины, который тоже чего-то стоил. Давили и накопившиеся первоочередные семейные потребности. Так или иначе, я пока не представлял, как всё проверну, но верил в то, что друзья, которым тоже несладко, всё-таки не позволят мне погибнуть просто так. Так ведь раньше было всегда!
Наша машина уже стояла отремонтированной во дворе, вроде бы никому ненужная. Тем не менее, к нам сзади тут же подкрался вездесущий Тимофеич:
– Сработано в лучшем виде! Лучше стала, чем была! – бахвалился он.
– Тогда мы без задержки и поедем? – надумал я провернуть рискованную аферу.
– Да сколько угодно! Как только Главный (инженер) даст добро!
Вахтанг успел осмотреть кузов снаружи и изнутри, и работой остался не доволен:
– Очень уж неаккуратно сделали!
– Не взыщи, господин хороший! – дурачился Тимофеич. – Что удалось! Да и то, исключительно в личное время! Можно сказать, за счет своего сна ремонтировали! Очень старались все! Но лучше этого никто и не сделает! Даже не ищи! Мы ведь здесь – все спецы!
– Это я сразу заметил! – прокомментировал Вахтанг.
Не здороваясь с нами, сзади появился Делон:
– Если готовы расплатиться, забирайте свою ласточку в лучшем виде! – выдавил он, кривляясь.
– Грубо сделали! – сказал я в ответ. – За такие деньги, совсем уж плохо. Думаю, договоренную сумму будет честно процентов на двадцать скосить.
– Думаешь что-то отжать? – раскованно заключил Делон. – Ничего у тебя не выйдет! Деньги мне (он протянул руку раскрытой ладонью вверх)! А нет, так мы быстро найдем применение этому грузовичку. Предлагаю вам, господа-неудачники, мне голову напрасно не морочить и покинуть территорию предприятия! А то ведь случайно закопаем вас где-то под забором…
Поняв бесполезность торга, и уже несколько изучив бандитские повадки Делона, я положил все деньги в его ладонь. Он поочередно рассмотрел каждую купюру на просвет и остался доволен.
Вахтанг что-то зло запричитал по-грузински, обхватив руками голову, и забрался в кабину своей машины.
Через некоторое время мы молча катили в сторону центра города. Из-за подавленности разговаривать не хотелось. Было такое ощущение, словно меня с головой окунули в зловонную канализацию и потом голым вытолкали на улицу. Наверное, о том же думал и Вахтанг.
Но дело сделано. Теперь хоть перед Вахтангом я оказался чист, но впереди предстояло долго и мучительно разбираться с долгами.
Прервал молчание Вахтанг:
– Понимаешь, друг! Я много лет живу на свете; долго живу в России; всё вижу. Везде встречаются люди хорошие, везде много плохих. Что об этом говорить? Мы давно с тобой не наивные мальчики, верящие в безусловное торжество светлого будущего! Но, знаешь, дорогой, я не перестаю удивляться какой-то особой, паталогической жадности современных русских. Будто они денег никогда не видели! Деньги, деньги! Ты прости, дорогой, я не о тебе! Все мечты у них о деньгах! Все поступки, все желания… Только к ним стремятся, не щадя никого… Будто эти проклятые деньги сделают их счастливыми! Из-за них теряют совесть, теряют честь, теряют жизнь… И всё равно, не поймут, не подумают, не остановятся! В их мозгах умело подменили жизненные цели, подменили идеи, мысли, мораль… Потому всё они понимают искажённо!
Вахтанг замолчал, сосредоточившись на дороге, но неожиданно для меня опять заговорил о том же:
– Знаешь, дорогой! Моя семья в советское время имела большой дом, мандариновые деревья, много денег. Но всё пропало! Я давно нищий. Только и осталась у меня безработная жена с тремя школьниками в Грузии, да отец там же. В заложниках он! Уже почти год! Денег на выкуп у меня нет! Понимаешь, как мне нужны эти проклятые деньги? Но я пытаюсь их заработать, где только могу, а не приставляю нож к горлу честных людей! Потому что я не считаю, будто деньги в жизни важнее чести. Ну, скажи мне, друг! Разве они важнее стремления в любой ситуации оставаться уважаемым человеком?
Вахтанг опять замолчал, а я не стал ни отвечать ему, ни подтверждать его откровения личным опытом и наблюдениями и, уж конечно, не имел оснований возражать по сути.
В глубине души и мне было понятно, что его речь совсем не о хороших русских людях, которых пока вокруг немало. А таких типов, вроде доморощенных делонов, какую бы национальность они собой ни представляли, простыми увещеваниями не остановить! Для них любой народ – весь или по отдельности – уже ничего не значит в сравнении с личным обогащением. Придет время, и они себя ещё покажут.
