Александр Куприн
Игрушка

Ямщик круто завернул по той улице, где жили Ленарские. Оставалось еще проехать саженей сто.

«Вот сейчас, сейчас, – волновался Жданов, слыша биение своего сердца. – Есть ли у них теперь кто-нибудь?»

И, чтобы не мешкаться долго у подъезда, он заранее начал собираться: достал из-под ног небольшой саквояж, заключавший только самые необходимые вещи и белье, перевесил через руку плед, вынул из кошелька деньги для ямщика. На коленях у него лежал еще небольшой ящик, обернутый в бумагу, с которым Жданов обращался особенно бережно. В ящике заключался дорогой и очень сложный аппарат камеры-люциды, с помощью которого можно было воспроизводить на экране световое изображение любой фотографической карточки, как в волшебном фонаре. Эта игрушка стоила очень дорого, и Жданов заранее предугадывал, с каким немым восторгом станет мальчик рассматривать невиданную игрушку и как мать будет польщена вниманием своего бывшего любовника. Жданов очень живо припомнил фигуру и лицо мальчика, как он его видел в последний раз. Худенький, тонкий, стройный, он с нежным цветом лица, с длинными льняными локонами, падающими по плечам, походил в своих изысканных бархатных и кружевных костюмчиках на миниатюрных пажей и инфантов исторических средневековых картин. Он всегда был привязан к дяде Ждану, заставлял его по вечерам импровизировать сказки и постоянно требовал новую.

Ямщик круто остановил тройку. «Слава богу, есть огонь», – подумал Жданов, радуясь тому, что застанет Антонину Васильевну дома, и считая это счастливой приметой. Он наскоро расплатился с ямщиком, легко взбежал на подъезд и позвонил. «Сейчас выбежит Дуняша, – думал, волнуясь, Жданов, – сначала-то она не узнает, а потом обрадуется. Славная девушка. Она всегда, бывало, радовалась, когда я приходил. Цела ли игрушка-то?» И он бережно ощупал ящичек. «Обрадуется мальчик. Он всегда был такой любопытный. Ах, как хорошо. И толстяк Ленарский такой милый. Как он кричит всегда за винтом смешно… Наверно, я застану самовар, они всегда в это время чай пили. Тепло в комнатах-то, радушно так, все знакомо. А Тоня! Вся эта прелесть вторичного сближения, прелесть первых намеков и ласк, сначала робких, стыдливых, а потом все более и более жадных…» За дверью послышались шаги и щелкнула задвижка. Отворила двери все та же Дуняша.

– Здравствуй, Дуняша. Не узнаешь меня? – воскликнул Жданов приветливо молодцеватым голосом.

Но Дуняша как будто даже не особенно обрадовалась и отвечала точно нехотя: