Александр Куприн
Большой Фонтан

Однажды утром неопытный северянин идет по дорожке Ковалевского парка и вдруг останавливается, изумленный диковинным, незнакомым, никогда доселе не слыханным ароматом. Какая-то щекочущая радость заключена в этом пряном благоухании, заставляющем ноздри широко раздуваться и губы невольно улыбаться. Так пахнет белая акация.

Однако назавтра совсем другое впечатление. Вы чувствуете, что весь Большой Фонтан, повинуясь дурацкой моде, продушен теми сладкими, крепкими, терпкими теперешними духами, от которых хочется чихать и от которых в самом деле вертят носом и чихают чуткие собаки. На следующий день пахнет уже не духами, а противными дешевыми, пахучими конфетами или тем ужасным душистым мылом, запах которого на руках не выветривается в течение недели.

Еще через день северянин начинает злобно ненавидеть белую акацию. Ее белые висячие гроздья повсюду: в садах, на улицах, в парках, в домах и в ресторанах; они вплетены в гривы извозчичьих лошадей, воткнуты в петлицы мужчин, пришпилены к женским волосам и бедрам, украшают вагоны трамваев, привязаны к собачьим ошейникам.

Нигде нет спасения от одуряющего цветка и от его возбуждающего, наркотического действия. Все Фонтаны – Малый, Средний и Большой – охвачены на несколько недель повальным безумием, одержимы какой-то чудовищной эпидемией любовной горячки.

Таково свойство этого дьявольского растения!

Влюблены положительно все: люди, животные, насекомые, деревья, травы. И, кажется, даже неодушевленные предметы; влюблены юноши и девушки, отцы города и матроны, старики и старухи, отроки и отроковицы, хлебные маклеры, «бурженники» и лапетутники (две загадочные профессии, известные лишь в Одессе); реалисты и гимназистки, телефонистки и телеграфисты; городовые, горничные, солдаты, приказчики, биржевые зайцы, проститутки, чистильщики сапог, булочники, кельнерши, капитаны кораблей, рестораторы, газетчики, торговки и даже педагоги. Какая-то неисследованная зараза, какой-то таинственный микроб заключается в аромате белой акации.