Александр Чирко
Призрак-40-2242. Литературный сборник
Пестрые, рябенькие, серые – они налетали на зерна, а петух гордо возвышаясь над своим заполошным гаремом, изредка тюкал в траву клювом.
– Как с голодного краю, – проворчал дед Афанасий, – и когда тольки нажрутся – не понять…
Ш – ш–ш-ш – зашелестело в небе, и вдруг на дворик обрушился грохот, куры прыснули кто куда, а дед присел с испугу. Истребитель низко прошел над деревней и скрылся за лесочком, а дед озадачено посмотрел вокруг, не зная, матюкнуться по этому поводу или оставить это дело без последствий.
– Однако могу и психануть, – сказал он неуверенно. – Это чо ж творится, а? Так ить и не накормишь эту прорву… Видать, психану.
* * *
Истребитель зарулил на стоянку, взвыв, начал замирать двигатель и пошел вверх прозрачный фонарь кабины. К стоянке подходили офицеры, подъехал командир полка, наблюдали.
Синдеев приставил стремянку, поднялся к кабине, помог летчику освободиться от систем и парашюта.
– Как? – спросил Славка.
В ответ лейтенант только подмигнул и легонько коснулся плеча техника. Славка спустился на землю, следом спустился летчик и подошел к Саакяну.
– Товарищ подполковник, учебное задание выполнено, разрешите получить замечания.
Несколько секунд Саакян молчал, разглядывая офицера. Глаза веселые, настроение, видать, отменное. Он усмехнулся.
– Молодцом, ничего не скажу, есть, правда, незначительное «но». А в целом – молодцом, – и ко всем. – Разбор полётов через два часа. Повернулся и пошел к машине.
* * *
Вечером дед Афанасий встретил жильца хмуро. Он кряхтел, мялся, а потом спросил:
– Хто у вас там такой умник?
– Я думаю все. А что случилось?
– Да ничо… Просто все от речки садятся, а этот через деревню попер. А командир селянам обещал, что ни один аэроплан через село садится не будет, потому, как он гутарит, шуму много, хотя через деревню и сподручнее.
– А – а–а, так это я, дед.
– Ты?!
– Я. Дед от расстройства зачерпнул ложку соли, высыпал в стакан с чаем и стал задумчиво помешивать. Лейтенант с повышенным интересом стал наблюдать.
– И чего лыбышися? Кур усех распугал, у меня нерву скрутило…
– Так, – лейтенант пожал плечами. – Я слышал об оригинальности аборигенов Дальнего Востока, а вот теперь убеждаюсь, что мне говорили сущую правду.
– Чо – чо? – насторожился дед, сбитый с толку мудреными словами. – Распугал курей и ещё обзывается… Петух отказывается кур топтать, напужавшись, тоже мне…
– Пейте чай, – предложил лейтенант, – он благотворно влияет на кровеносные сосуды и вообще, – он сделал округлый жест, – на организм. А я пока газеты просмотрю.
Дед намазал масло на шмат хлеба и осторожно посмотрел на стакан. Чай как чай… И до чего же занудливый человек, не знает к чему прицепиться. Каждый пьет, что может. Кто чай, а кто…
Дед Афанасий хихикнул и сделал большой глоток. Проклятия, что огласили комнату, вероятно, были услышаны и на аэродроме. Дед посулил сто чертей лейтенанту, его будущей жене, вспомнил чью – то мать, с которой, вроде бы дед Афанасий состоял в интимной связи, а потом перебрал всех соседей по улице и их родственников.
– Загубили, гады, ох, загубили!! – вопил дед на весь дом.
Лейтенант трясся от смеха.
* * *
– Вот, – сказал командир второй эскадрильи обвел глазами офицеров, – то, что батя доверяет аэроплан без вывозных[4], это его личная трагедия. Даже самое лучшее училище не даёт летчику нашего профиля необходимой подготовки. Училище выпускает заготовку – удачную или не очень, это вопрос другой – шлифовка происходит в полку. Я хочу, чтобы отдельные граждане до конца уяснили этот момент.
Комэск не называл ни звания, ни фамилии, но лейтенант понял – обращение в пространство относится именно к нему и ни к кому больше. Однако на «разгон» или недовольное высказывание это не походило потому, как большинство офицеров сидело свободно и, вроде как, с юморком относилось к речи комэска.
– Что касается конкретно вас, товарищ Суздалев, то ошибка в следующем – не пугайте кур на деревне. Заход на полосу только с курса 270.
– Но его так навели, – возразил курчавый капитан, обернулся и подмигнул лейтенанту. – Откуда ему знать, что между деревней и полком заключено мирное соглашение. Да и на СКП сам батя был…
– Петровский, я в курсе ваших блестящих адвокатских способностей, но перебивать старших по званию в ВВС не принято.
– Сам батя навел, – прогудел чей – то голос сбоку, – что тут молодого драконить…
– Уже и страху не нагнать, – улыбнулся, наконец, комэск. Ладно, не получилось и не надо. Итак, лейтенант Суздалев, авиация – это постоянная учеба, согласны?
– Фигурально выражаясь, на все сто.
– Отлично. А потому, на этой неделе зачет по материальной части, на следующей – будете сдавать штурману полка зачет по району действий. Ну, а мне НПП. Вопросы есть? Вопросов нет. Все свободны.
И снова учёба. Лейтенант плотно сел за учебники, зашелестел картами. Что – то чертил, строил графики, исписывал листы формулами, приводя в изумление деда.
– Это ж по – каковски? – спросил Афанасий, заглядывая через офицерское плечо в тетрадь. – И на буковки не похоже. Одни крючки.
– Это, дед, астрономия.
– А при чем тут магазин? – удивился Афанасий.
– Какой магазин? – лейтенант уставился на деда. – Я с тебя удивляюсь, Петрович.
В глазах лейтенанта ещё отсвечивала «дуга большого круга», ортодромия с локсодромией, путевой угол со скоростью ветра и целый ряд созвездий. Мыслями он был там, за облаками, где небо постепенно утрачивает голубизну, ненавязчиво переходя в черно-фиолетовые тона. Потому и ответил деду на жаргоне одесских биндюжников.
– Сам говорит, и сам спрашивает, – огорчился дед. – Ты, паря, хоть и шибко ученый, а себе на уме я вижу…
До лейтенанта медленно дошло.
– Петрович, астрономия – это наука о звездах, её практическое использование заключается в отыскании своего места в пространстве: море или воздухе. Понятно?
– Дык… – начал дед.
– Подожди. Я букву «г» говорил?
– Нет, кажись…
– Так вот, гастрономия – это магазин, а астрономия – это наука.
– Дык… – опять заикнулся дед.
– Не морочь мне голову, Петрович, – лейтенант углубился в свои дела и забормотал. – От исходного пункта маршрута…
Дед почесал затылок.
– Дюже ученый, куды нам…
* * *
Любовь! Эх, мама родная!.. Как говорил Великий Конферансье: “Не в стиле я страдала – страданула, но исключительно в стиле ля мур, тужур, бонжур”.
Тут надо заметить, что лейтенант Суздалев, несмотря на свои почти тридцать лет, как – то не обзавелся ни женой, ни, соответственно, чадами. Сначала Московский авиационный, учеба в аэроклубе попутно, затем полёты уже не любительские, а профессионально, затем знаменитая ШЛИ [5]и служба… ну об этом позже, как – то не оставили места для личной жизни.
Не сказать, чтобы он сильно переживал по этому поводу, но нет-нет, да и тормозился взгляд то на ножках, то на фигуре, то… словом, глаза отмечали у женщин отдельные детали, будоражащее воображение мужчины, если, конечно, это нормальный мужчина. А лейтенант Суздалев относил себя именно к таким.
– Юра, – говорили сослуживцы, – пора, брат, пора. Мой киндерёнок[6] уже в садик бегает, а ты всё резину тянешь.
– Да куда мне, – говорил Суздалев, – старому больному человеку…
Сослуживцы посмеивались, а он так и оставался в гордом одиночестве. И кто бы мог подумать, что здесь, в этой глуши, судьба прихлопнет его козырным тузом.
Лейтенанту потребовался «Справочник по общей физике», чтобы найти пару формул из области электричества. У здания колхозной библиотеки лениво греблись куры, два поросенка тыкались розовыми пятачками в брюхо матери, что лежала в придорожной пыли, блаженно щурясь на яркое солнце. А на крыльце сидели три парня. Осоловело – жарко – глядя на прохожих, лузгали семечки. Мыли косточки библиотекарше.
– А что с неё толку? Красивая ну и что? Корову подоить не может, такую навоз в коровнике чистить и заставить как – то совестно. Опять же – ни сено грести, ни в огороде работать… Того и гляди перетрудится и в обморок. Возись с ней. Не – е–е-е, такая баба в доме ни к чему. Да и грамотная дюже. С ней и поговорить не о чем…
– Привет орлы! Библиотека открыта?
– Не видишь, что ли?
– А что обсуждаем – спорные вопросы Римского права или существование жизни на Марсе?
– Ещё один умник нашелся… Ты, лейтенант, полегче на поворотах..
– Всё – всё, молчу…
– Так я не понял, – сказал один из парней, – он нарывается, что ли?..
– Сиди и не дергайся, – остановил его сосед. – Три дня назад Никола свою Лушку буцкал, а потом схватил лом и погнался за ней по улице.
– И чо?
– Да ни чо! Никола живет на той же улице, что и Афоня. Ну вот, а это лейтенант видит – убьет бабу – то, вышел на улицу и одной рукой взялся за лом и вместе с Николой забросил в огород. Мне потом Никола рассказывал, что он так ничего и не понял. То за Лушкой бежал, а то лежит и морда в грядке. Я, хлопцы, как – то огородами – часа в три ночи – зашел к Афоне на усадьбу… Смотрю, а за домом лежат железки. Одна, вроде, как штанга, из колес вагонетки сделана, по два колеса на одном конце. И гиря, здоровая такая… Попробовал поднять, еле от земли оторвал. А ты знаешь, я мешок с зерном запросто на плечи закидываю. Так что скажу честно, этот лейтенант – здоровый конь, лучше с ним не связываться.
– Да я чо… Пусть живет…
Он не надеялся найти столь мудреный учебник в этом захолустье, но попытка не пытка, как говорят. Взяв эту мысль на вооружение, он и заглянул в сельскую библиотеку. Вот тут – то шаловливый хлопец с крылышками спешно приладил к луку стрелу и, не целясь, пальнул. Видать хлопец этот был из ангельского спецназа, потому как стрела попала лейтенанту прямо в сердце, и он застыл столбом на пороге библиотеки
Рассказывают – уж не уверен, правда или анекдот, – что когда известный полярный исследователь Фритьоф Нансен отправлялся в очередную экспедицию, то брал на борт своего судна самую страшную эскимоску. И вот, когда она начинала ему нравиться, он возвращался.
Но за библиотечной выгородкой сидело не чучело, не отставная учительница или агроном на пенсии, а симпатичная молодая девушка в крепдешиновой блузке лимонного цвета, с ярко-голубыми глазами, и, с уже вошедшей в моду прическе «офицеры за мной». Ломая стереотипы интеллигентных барышень местного бомонда, очков она не носила, хотя, как это выяснилось позже, слыла на деревне девушкой, безусловно, грамотной и культурной, так как окончила библиотечный техникум. Словом, библиотекарша оставалась одна. Нет, конечно, были у неё знакомые офицеры. Но так, легкий флирт – не более.
Итак, с лейтенантом приключился легкий столбняк. Он огляделся. С правой стороны его пристально разглядывал из – под косматых бровей деревенский граф Толстой, слева – уголовник Достоевский, прямо на лейтенанта уставился корнет Лермонтов в гусарском мундире Павлоградского полка. Секундное замешательство лейтенанта прошло и он заметил:
– А ничего, теплая компания.
Библиотекарша подняла голову, взмахнула длинными ресницами, и обдала офицера синим пламенем своих глаз.
– Вы по делу или потрепаться?
Лейтенант выдохнул воздух.
– По делу.
– Только не говорите, что все дела решаются в ресторане или на пикнике под шашлык и сухое вино. Тут, кто из ваших не прийдет, так обязательно… – она досадливо махнула рукой.
– Как – нибудь, если у вас будет настроение, тему ресторана мы обязательно затронем. А пока мне нужен справочник по общей физике или учебник. Вузовский, разумеется.
Вы серьезно? Если серьезно, то оглянитесь: это деревня, у нас школа – четырехлетка. Какой вузовский учебник?.. Не морочьте мне голову, лейтенант.
– Верю. Но был случай, когда в Сочи завезли тулупы и валенки, а в Анадырь – это уже полярный круг – маски и ласты для подводной охоты. Что вы удивляетесь… Не сочтите за труд посмотреть, а вдруг?
– Нет, правда, вам нужен учебник?
– Позарез!
– Ой, не знаю. Посмотрю.
– Да уж, пожалуйста.
Библиотекарь встала, и сердце лейтенанта вторично ухнуло. Модная юбочка «колокол» позволяла оценить стройность ног и подчеркивала изящность фигуры. Ох, дьявольщина!.. Недаром весь гарнизон бросился перечитывать Майн Рида, Купера, и Джека Лондона. Красивые издания этих авторов притягивали взгляд каждого входящего. Он едва не забыл, зачем пришёл
– Удивительно, – сказала библиотекарь, – как же я не запомнила… Есть. Но не общей физике, а для ВТУЗов. Подойдет?
– Да. Запишите.
– Ну, тогда я должна заполнить на вас карточку.
Офицер протянул ей удостоверение личности, и библиотекарь переписала его данные.
– Вот, товарищ Суздалев, распишитесь в получении.
– Это не честно, – сказал лейтенант. – Вы теперь обо мне знаете всё, а я не знаю даже вашего имени.
– Рита, – сказала библиотекарь и поправилась. – Маргарита Александровна.
– Я надеюсь, Маргарита Александровна, что мы с вами ещё встретимся?
– Если книгу собираетесь возвращать, то, наверное, – усмехнулась Рита.
– В самом деле, – облегченно рассмеялся лейтенант. – Верну, конечно.
Странное смущение овладело Ритой, когда дверь за офицером закрылась. Она взяла карточку и ещё раз прочитала: «Юрий Владимирович».
– Юра, – прошептала она, закрыла лицо руками и почти сквозь слёзы. – Ой, мамочки!..
Видать, подлый пацан выпустил не одну стрелу, а две и обе точно в цель. Вот что делается, когда карапузу доверяют лук и стрелы да ещё оставляют без присмотра.
– Ты чё такой? – спросил дед Афанасий, когда офицер вернулся с толстой книжкой в руках.
– Какой?
– Не в себе как бы. Будто тебя пыльным мешком из – за угла шарахнули.
– Похоже?
– А то… И – и–и-и, – обрадовался дед, заметив книгу. – У библиотеке был!
– Точно.
– Девка знатная. Как раз под тебя. Да тут не один ты дорогу топчешь, но врать и возводить поклеп не буду – всем отворот. А уж как вертелись, как вер – телись… Ни одному не пролезло. Нет, я сурьезно, строгая девка, если и даст, то только мужу.
– Да ладно тебе, дед, – лейтенант ощутил, что краснеет. – А чё ты заалел, аки девица красная? – усмехнулся дед Афанасий. – Делото житейское, брат, и никуды от него не денешься, какой ты не был вчёный. Жизня, – туды её в кочерыжку, – вздохнул дед.
– Знаешь, Афанасий Петрович, – сказал вдруг лейтенант, – а заводи‑ка ты свой космический корабль, да так чтобы слитого топлива хватило на весь полк. Финансирование проекта, так сказать, обеспечу. К зиме женюсь.
– Есть, командир, – вытянулся дед. – А если…
– Если крепости не сдаются, их берут штурмом, Афанасий Петрович.
– Ить, едрить твою тудыть! – встрепенулся дед Афанасий. – Это по – нашему. Пойду делать штурманский расчет.
– Давай, Петрович, – усмехнулся офицер.
* * *
– Пять – пять – пять, – сказал командир полка. – Так?
– Либерализм, – вздохнул штурман, – в нашем деле всегда вылазит боком. Отсюда уточнение: четыре – пять – пять. На такой вариант я согласен.
– Пусть так, – кивнул головой командир, – но зато «четыре» твердое.
– Я бы не стал так категорично утверждать. Пожи – вем – увидим.
Три командирские пятерки означали, что лейтенант знает на «отлично»: материальную часть – самолёт, стало быть, и все, что на него нацеплено или можно нацепить, район действий полка, соответственно карты и прокладку маршрута, технику пилотирования, понятно, что в теории и что недавно было показано на практике. Штурман сомневался в верности командирской оценки. Наверное, в этом была своя логика. Чтобы знать район, над которым летаешь, как карманы своих штанов, нужно прослужить и не год и не два. Потому как сопка на карте – это одно. А сопка натуральная с её высотками, воздушными потоками, с отдельно стоящими могучими кедрами ну совершенно другое. А вдруг над этой сопкой да на малой высоте, да налети туман – в этих местах не редкость – тут все тонкости знать надо. Нет и ещё раз нет. Четыре и то много. Конечно, у бати своя методика, но береженного Бог бережет. Не почту парни возят, не почту…
– Свободны, лейтенант Суздалев, – вспомнил командир полка об офицере.
Суздалев поставил указку в подставку, щелкнул каблуками и вышел.
– Тебя послушать, – пыхнул командир, – так в полку одни тумаки! Парня на крыло надо ставить?
– Кого? – Изумился штурман. – Его?! Да он сам тебя летать научит! Я видел, как он машину посадил. Блеск! Это почерк не желторотого лейтенанта – асса. Что ты мне тюльку гонишь о бедном несмылёныше, которого за ручку надо водить. Этот лейтенант, ещё тот лейтенант. А к слову, сколько ему лет?
– Двадцать восемь, а что?
– И до сих пор лейтенант? Что – то тут не то… – Да всё то, – поморщился Саакян. – И при чем тут звание?.. Сегодня лейтенант, завтра – подполковник. Если у тебя снять звезду майора, ты что, утратишь профессионализм штурмана?
– Да за что у меня звезду снимать! – изумился штурман.
– Слава богу, не за что. Это я так, к примеру.
– От твоих примеров можно инфаркт заработать…
– Ну – не знаю, – гнул своё командир, – у парня феноменальная память…
– А у меня что? Топографический кретинизм?
– Я так не говорил.
– Но ты намекаешь.
– Ничего я не намекаю. Не сбивай меня с мысли.
– Да знаю я твои мысли… Кому – то в округе или бери выше – в генеральном штабе, хочется быстро протащить хлопца на самый верх. Тебе приказали – ты выполняешь. Да хрен с ним! Ставь пять и забыли.
– Нет, ты баран, – озлился Саакян.
– Я бы попросил, товарищ подполковник…
– А я бы попросил не молоть чепухи. Если не обладаешь всей информацией. Сам же говоришь – асс. Какого же чёрта!..
– Поговорили, – хмуро сказал штурман.
– Не нарывайся, – мрачно ответил Саакян. – Дело не в оценке. В конце концов, я могу с тобой согласиться, но есть…
– Опять это «но»?
– Да. – Загадки, загадки, – поморщился штурман.
– Всё станет известно своевременно, – сказал командир, – или чуть позже.
– Ладно, поговорили. Выяснили, что я баран, а что с оценкой?
– Ох, зануда, – махнул рукой командир, – ставь четыре. А за «барана» извини, сорвалось.
– Все мы люди, все мы человеки, – вздохнул штурман, – у всех нервы…
* * *
– Дед Афанасий! Афанасий Петрович!
– Чегось! Кого там принесла нелегкая?!
– Да соседка ваша.
– А – а–а, Галина… – дед прошаркал подошвами к калитке. – Чего тебе?
– Офицер ваш дома?
– И – и–и куды загнула… Полёты у нас, милая, не до тебя ноне. – Опять же, – дед поковырялся в носу, сморкнулся, – зачётов прорва. Одну гастрономию сдать, поди, умаешься. Так что вали отседова, Галка, некогда нам с тобой разговоры весть.
– А что это вы за него распинаетесь? Я может по общественной линии…
– Знаю я вашу линию. Сначала – дома али нет, а потом пошли, Юрий Владимирович, в сельсовет.
– Да нужен он мне, Афанасий Петрович, по делу.
– Знаю я ваши дела. От этих делов у Нюрки в магазине распашонки нарасхват. Гуляй, девонька, мы люди сурьезные. Не до баловства нам.
– Старый пень! – взвелась Галка.
– Чеши – чеши отседова! Я от твоей мамке расскажу, как ты к старым людям уважение имеешь.
– Шибко напугал! – крикнула Галка.
– Ну что за люди… Вот жизня пошла?! – возмущался дед Афанасий. – У нас полёты, учёба, а тут пристают черте с чем…
Афанасий прошел в глубину двора и занялся исследованием сарайчика. Доски кое – где подгнили, надо бы заменить, да и вообще…
– Петрович! – окликнул молодой голос. – Добрый вечер.
– Здравия желаем, – буркнул Афанасий. – Одолел науки – то? – Одолел, – вздохнул лейтенант, – завтра в зоне будем работать.
– А за что тебя так?
– Что?
Дед уставился на лейтенанта, почесал затылок.
– Не успел приехать, а тебя уже в зону, видать, где – то крепко нашкодил. А может ты шпиён японческий?
– Это другая зона, – усмехнулся лейтенант, пропустив замечание насчет шпиона. – Смотри, Петрович, – он присел рядом со стариком, взял прутик, начертил квадратики на земле. – Смотри. Небо над нами поделено на условные зоны. В этой, например, стрельбы по воздушным целям, в этой ещё что – нибудь, а здесь, скажем, отработка пилотажа. Понятно?
Дед с сомнением поглядел в небо. Оно было совершенно чистым, лишь на самом горизонте лохматилось белое облачко.
– И кто ж его чертить?
– Я же говорю – условно поделено.
– А как же…
– Находим зону, да? – Ага.
– Петрович, ты карту видел?
Скольки раз и чо?
Лейтенант удержался от улыбок, замечаний, и начал объяснять Петровичу про широту и долготу. Дед слушал внимательно, не перебивал, не вставлял едких замечаний и было похож, что он понимает.
– Ага, – сказал, наконец, дед, – теперича понятно. Значится, ты на карте намечаешь координаты этой самой зоны и там наяриваешь, так?
– Ну, Афанасий Петрович, ну – голова! Совершенно верно!
Дед гордо расправил плечи, а лейтенанту почему – то теплый комочек подкатил к горлу.
– Тут соседка приходила, – сказал дед. – Интерес к тебе проявляла по общественной линии.
– Хорошая соседка?
– Шалава! – яростно сказал дед. – Обозвала меня старым пнем…
– Здесь она в корне не права, – заметил лейтенант. – Мы ещё мужики ого – го, да, Петрович? И не старые, а повидавшие жизнь. Что эта соседка понимает?
– Пошли в дом, – засуетился Афанасий, – яечко поджарим с салом. Любишь с салом?
– И чтобы шкварчало на сковородке…
– Туды его в кочерыжку! – радостно засмеялся дед..
Он обнял лейтенанта за талию, и так они вошли в дом: высокий стройный офицер и мелко семенивший дед Афанасий, счастливый до невозможности.
* * *
Они шли по темному переулку, свернув от клуба, из которого валил народ после вечернего сеанса. Показывали фильм «Два бойца». На удивление трезвый киномеханик Нагайский ни разу не оборвал ленту, не гонялся с матами за вездесущей пацанвой, пролазившей в окна или прятавшейся за ящиками, а потому настроение у него было благодушное, и Суздалев тихонько насвистывал мелодию из кинофильма «Темная ночь». Вообще – то он не планировал похода в клуб, но пришла Рита – какая – то напряженная, от её бойкости не осталось и следа – и предложила пойти «проветриться». Лейтенант охотно согласился.
– Тольки не шарахайтесь до утра, – сварливо заметил дед Афанасий. – Полеты, поди, утром.
– Есть, – сказал Суздалев серьезно.
Рита, вздохнув, промолчала.
Итак, они шли по какому‑то темному переулку. Слева тянулись изгороди огородов, справа темнел корпус чего – то недостроенного, впереди широкой лентой в ярком свете луны блестела река. На той стороне реки высилась мрачная скала. В этом месте русло круто поворачивала, и волна глухо рокотала, разбиваясь о скалы.
Из – за недостроенного здания доносилось:
«Мы лежим с тобой
В маленьком гробике…»
– Студенты развлекаются, – сказала Рита. – Строй – отряд.
– Песня душевная, – усмехнулся Суздальцев. – Слова бы списать.
– Ага, – рассеяно ответила Рита. Темная ночь, призрачный свет луны и необычно молчаливая Рита породили в душе у Суздалева некое предчувствие, что – то должно произойти в этот вечер. Всякие там нападения из – за угла он отметал начисто, в привидения и всякую лесную нечисть не верил, о пришельцах с других планет, что уносят зазевавшихся граждан на предмет препарирования и изучения, в те годы вообще разговоров не велось, а до выхода на экраны будоражащего воображение фильма «Воспоминание о будущем» было ещё добрых полтора десятка лет. И всё‑таки душа лейтенанта трепетала. Было! Было в этой прогулке нечто тревожное, томительное.
Сказать, что лейтенант дожив до двадцати восьми лет, так и не познал женщины… Ну, право, не серьезно. Но в тех немногих случаях, как говорил поэт: «Была без радости любовь – разлука будет без печали». Кажется так. Не оставляли эти встречи ни тоски в душе, ни желания встретиться ещё раз. А тут… Незнакомое трепетание души, невесть откуда нахлынувшая робость, электричество во всем теле – отдавало новизной чувств и диким напряжением мышц.
Рита всё также молча шла рядом и лейтенант уже начал испытывать неловкость от этого долгого молчания, которое неизвестно чем может закончиться. Так они вышли к реке, урчавшей на перекатах.
– Юра, – сказала Рита, внезапно обернувшись к Суздалеву, – открой меня.
– А?! – лейтенант споткнулся на ровном месте.
Он повернул её к себе и обомлел. От прежней острой на язык и находчивой Риты не осталось и следа. В ней что – то переменилось, лицо светилось любовью, покорно опущенные руки, просящий голос… У него похолодело в животе – такое случается не каждый день, пожалуй, раз в жизни.
– Я бы поел чего – нибудь, – едва не задыхаясь, произнес Суздалев. – В баках – ноль.
Рита шумно выдохнула.
– Петрович не кормит?
– Почему же? Дед наукой занят, а я только с полетов.
– Ладно, голодающий, – рассмеялась Рита, – пошли
ко мне – накормлю. Как у вас говорят. Под самую горловину?
– Да, – облегченно выдохнул лейтенант.
* * *
Уже занималась заря, когда он вернулся.
– И тудыть твою в кочерыжку! – горестно сказал дед Афанасий. – И где ж тебя черти носят? Полёты ж у тебя… Что ты со мной делаешь, а не приведи Господь что, а?.. Как малое дитя, ей – богу!
– Дедуля, – изумился Суздалев, – да что с тобой?!
– Да ничо! Выдрать бы тебя ремнем, неслуха
– Ремни у нас в большом количестве, – рассмеялся лейтенант. – Дать?
– Хоть бы меня пожалел, – махнул рукой дед Афанасий. – Всю ночь не спавши…
Суздалев прикрыл глаза, постоял мгновение, потом обнял деда и поцеловал в щетинистую щеку.
– Хоть бы побрился, – сказал он сердито. – Бродишь, как домовой.
– А ты не лезь с целованием! – почти выкрикнул дед Афанасий, и на глазах его показались слезы. – Лезут тут, слюнявят. Есть будешь?
– Поел бы, – сказал лейтенант, – аж воет в животе…
– Дык не броди ночами, – буркнул дед Афанасий и засуетился. – Счас, я мигом.
Когда дед вернулся со сковородой, на которой ещё шипела яичница с салом, лейтенант уже крепко спал, разметавшись на кровати.
– Эх, елки – зеленые… – вздохнул дед, – видать, огулял Ритку – то… – и радостно засмеялся.
* * *
– Итак, – сказал комэск, по обыкновению хмуро оглядев офицеров, – сегодня посмотрим, как летает пешим по – летному наш новый товарищ лейтенант Суздалев. Берите макет, лейтенант, взлетаем.
«Взлетели». Комэск балериной крутился на бетонке, закладывая немыслимые пируэты. Суздалев исправно держался за комэском, повторяя все его фигуры, и, вспотевший под жарким солнцем комэск, наконец, нервно сказал:
– Садимся.
И отошёл, наблюдая, как новый лётчик строит глиссаду посадки. Безупречно. Всё по науке. Комэск развел руками:
– Чему его учить? Классика. Неплохо. Ещё бы в воздухе так, то цены вам, лейтенант, не было.
Суздалев промолчал, только в глазах мелькнули веселые бесенята и пропали. А командир эскадрильи пробурчал, не обращаясь ни к кому конкретно:
– На земле все академики, только не понять от чего все – таки самолёты бьются?..
– Пресловутая ложка меда в бочке дегтя? – товарищ майор.
– Я не в ваш адрес, лейтенант. Это в назидание всем. Есть у нас умники.
– Ну, если… – улыбнулся лейтенант, – тогды – ой, как говорит дед Афанасий.
– Отбой, – сказал комэск. – По плановой таблице полёты в пятнадцать. Пока все свободны. Послушайте, Суздалев, в училище воздушные бои проводили или только взлёт – посадка?
– Проводили, – успокоил лейтенант. – За меня не переживайте, сами – то как, не подкачаете?
Да – а–а-а?! – жутко удивился комэск. – Даже так?! Ну – ну… Во молодёжь пошла! Во кадры! Надо ли это понимать, как брошенную перчатку? Ну, держись, Суздалев, сам напросился.
Летчики сочувственно улыбались. Старший лейтенант Скворцов положил руку Суздалеву на плечо.
– Зря, Юра, командира взвел, измотает.
– А что, супер – асс?
– Лучший пилотажник в полку, да что в полку —
в дивизии.
– Значит, будет у кого поучиться.
– Это точно. Если на фотопленке хотя дым от его движка поймаешь и то удача.
– А если весь аппарат?
Скворцов искренне рассмеялся:
– Желаю успеха!
– К черту.
Лейтенант поспешил на стоянку, где возле самолёта, опутанного проводами и шлангами, колдовали механики.
– Слава, – позвал лейтенант Синдеева, – как аппарат?
– На все сто, командир.
– Сегодня мне нужно, чтобы он был на всю тысячу. Проверь фотопулемет, не дай бог что…
– Всё будет в лучшем виде, – заверил Славка. – Что – нибудь намечается?
– Комэск решил мне устроить трепку.
– Ого! Серьезный мужик. Может, не стоило нарываться так откровенно?
– Не будем обсуждать эту тему, перчатка, как сказал командир, брошена.
– Аппарат, как часики. Между нами, есть шанс?
– Потом.
– Ну, дай Бог.
Лейтенант держался, как положено: сбоку, справа и чуть выше. Комэск поглядел назад. В поле зрения был только конус воздухозаборника ведомого и неожиданно крутанул «бочку». После такого фортеля новичок, как правило, отставал и комэск милостиво давал салаге пристроиться, чтобы потом, на разборе полётов, высказать всё, что он думает об училищных инструкторах новичка.
Это было не совсем честно. Нельзя ставить знак равенства между вчерашним курсантом и признанным в дивизии пилотажником, но, хоть дешевенько, а грело самолюбие.
Он огляделся и уже собирался прибрать газ, но машина ведомого висела на прежнем месте, то, слегка уходя вверх, то малость проседая.
– Догнал? – спросил комэск, почему – то внутренне напрягаясь.
– Повторил маневр, – коротко ответили наушники.
Комэск сжал губы. Ох, что – то тут не то ох, не то… Лейтенант то вспухал на мгновение в кресле, то словно ударом его вжимало обратно. Да, комэск был классный летчик, но лейтенант всё – таки поймал тот единственный момент и нажал гашетку фотопулемета. Он не слышал стрекота кинокамеры, но знал, что в эти мгновения самолёт комэска фиксируется на пленке. Всё!
– Я ноль пятый! Задание выполнил. В условном бою, условный противник сбит.
– Что – о–о? – изумленно спросила земля, помолчала и голосом «бати» четко приказала. – Двадцать второй, ноль пятый, на точку. Курс – 270.
– Понял вас, – ответил лейтенант.
«Двадцать второй» промолчал.
* * *
Доложив, что полоса свободна, лейтенант зарулил на стоянку. Выключил двигатель, открыл фонарь кабины и, потянув черный эбонитовый шарик, снял щиток гермошлема.
– Ну, как? – Спросил Слава. – Аппарат не подвел?
– Спасибо, Слава, ему сегодня досталось.
– Ну, а как… вообще?
– Вообще? Будь это война, сейчас бы рисовал звездочку на аппарате.
– Завалил?! – ахнул Славка.
– Как немца над Кубанью, но лётчик сильный, ничего не скажу. Ладно. Отцепляй меня от этих дел.
– Таким образом, используя возможности самолета, в условном бою, условный противник был сбит. У меня всё, – сказал Суздалев и положил указку.
– Добро, садитесь. Комэск?
– Да мне и говорить‑то нечего, разве что подать рапорт о переводе в пехоту… Лейтенант Суздалев всё очень толково и грамотно изложил, а из схемы видна моя ошибка. Вот тебе и желторотик, – добавил комэск сокрушенно.
– Я бы уточнил относительно желторотика, – заметил командир полка. – Товарищи офицеры, попрошу внимания! Интересные новости, только что с телетайпа. Приказ министра обороны. За особые заслуги в деле подготовки личного состава ВВС, инструктору Центра боевой подготовки, летчику первого класса, майору Ю. В. Суздалеву, – командир сделал многозначительную паузу, – досрочно присваивается звание «подполковник».