Андрей Брыксенков
Северный сфинкс. На пределе. 11-я серия

© Александр Брыксенков, 2020

© Андрей Брыксенков, 2020

ISBN 978-5-0053-0217-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чудо из Пергама

Пергамский алтарь. Берлин

В девяностых годах прошлого века в России победили демократы. Россия стала другой, демократической. Раз государство другое, то и герб, отражающий суть государства, должен быть другим, демократическим. Однако российский герб «рванул в графья». Он отказался от «подлых» серпа и молота и обзавёлся странными для демократической государственной эмблемы императорскими коронами и царскими скипетром и державой.

Российское общество, очевидно с оглядкой на царственный герб, тоже «рвануло в графья». Особенно грустно, что это поветрие поразило наши умные головушки. А именно профессоров, докторов наук, которые свои достойные институты стали величать очень помпезно. Если в Ленинграде был один всемирно уважаемый университет, то теперь в Петербурге их аж 34, а некоторые институты вообще стали академиями. Вот так. Знай наших! Хотя, скорее всего, рывок наших высших учебных заведений в «графья» обусловлен, помимо чванства, жажой денег. Статус поднимпется, чтобв привлечь дополнительно студентов на платной основе и на этом срубить бабло.

Вот и знаменитое Художественно-промышленное училище им. В. И. Мухиной заделалось в Художественно-промышленную академию им. А. Л. Штиглица. Ну ладно, раз захотелось в «графья», то пусть будет академия, но имя-то зачем менять? Кто такая Мухина знает каждый (или почти каждый), а для тех, кто не знает сообщим, В. И. Мухина – это Народный художник СССР, Лауреат пяти Сталинских премий, автор шедевра «Рабочий и колхозница» и гранёного стакана (по профилю музея). Кстати, считается, что статуи монумента суть автопортреты Мухиной и её мужа. Первоначально скульптуры были обнажёнными. По требованию приёмной комиссии Мухина их «одела» и дополнительно включила в композицию развеваэщийся шарф.

А кто такой А. Л. Штиглиц не знает никто (или почти никто). Как говорится: Штирлица знаю, Швондера знаю, Штиглица – нет. Вот и Барсуков всю жизнь не знал кто такой Штиглиц, а просветился лишь тогда, когда ему приспичило посетить Музей прикладного искусства Художественно-промышленной академии им. А. Л. Штигллца..

Оказалось, что Штиглиц – это действительный тайный советник, придворный банкир и щедрый меценат, пожертвовавший в 1876 году 1 000 000 рублей на основание Центрального училища технического рисования (ныне ХПА им. Штиглица) и на возведение здания для художественно-промышленного музея (ныне Музей прикладного искусства ХПА им. Штиглица).

В Петербурге 144 музея. Чтобы в каждое воскресенье посещать один их них, потребуется несколько лет. И это вместо дачи, рыбалки, велопрогулок и т. п. Кто ж на это пойдёт? Вот и Барсуков полностью игнорировал и Музей хлеба, и Музей водки, и Музей шоколада и тем более Музей эротики и Музей любви. Не посещал он и музеи-квартиры знаменитых петербургских поэтов, художников, писателей. Не тянуло его и в Музей прикладного искусства (ткани, изразцы, мебель, посуда. костюм). Не тянуло, не тянуло, а тут вдруг засобирался. А захотелось ему заглянуть в означенный музей лишь после того как он в двухтысячных посетил в Берлине Пергамский музей.

Музей прикладного искусства. Петербург

Барсуков стоял в громадном зале берлинского музея и с недоумением пялился на огромное античное сооружение расположенное перед ним, которое официально называлось Пергамским алтарём. Недоумевал он от того, что никак не мог представить, как смогли немцы перевезти из Турции в Берлин целый греческий храм с колоннами, лестницей, цоколем и стилобатом, обнаруженный ими на месте древнего греческого города Пергама при строительстве дороги. Это ж сколько нужно было задействовать повозок, чтобы доставить такую каменную массу от Бергамы (населённый пункт на месте античного Пергама) до морского побережья.

Барсуков был профаном в археологии и в музейном деле тоже, поэтому не знал, что никакого храма немцы не перевозили. Пергамский алтарь, предназначавшийся для религиозных церемоний под открытым небом, был полностью руинирован. Уцелели лишь отдельные мраморные плиты с рельефами, изображавшими сцены битвы богов с титанами. Плиты составляли фриз, шедший вдоль цоколя. Вот эти-то плиты в количестве 115 штук и вывезли немцы в Германию, причём с разрешения султана, выплатив при этом некоторую сумму.

Для размещения плит и было в музее построено подобие реального алтаря, очень приблизительная его реконструкция (причём не всего алтаря, а только его передней части). Сооружение представляло собой П-образный в плане цоколь высотой в рост человека, расположенный на высоком ступенчатом стилобате. На этом цоколе и разместили мраморные рельефные плиты. Поскольку при раскопках обнаружили не все плиты, то соданный скульптурный фриз имел пробелы. Те плиты, которые относились к основной (не построенной) части алтаря были расставлены вдоль стен выставочного зала. На боковых частях цоколя возвышалось два ряда колонн. На поперечной части цоколя размещались колонны портика, который вел в предполагаемый алтарный зал. Все колоннады имели перекрытия. К портику вела широкая мраморная лестница, расположенная между боковыми частями сооружения.

Фрагмент фриза

В 1945 году все 115 плит алтаря были в качестве трофея вывезены в Ленинград и размещены в хранилище Эрмитажа. После разгрома Германии очень многое ценности из германских музеев переместились в СССР. Из них особо значимые – это картины Дрезденской картинной галереи, которые нацисты спрятали в заброшенной штольне и Золото Трои (клад Приама), укрытое ими в боевой зенитной башне, располагавшейся возле Зоопарка.

При Хрущёве 4/5 из этих ценностей было возвращено немцам. Правда, кое-что зажали. Например, Золото Трои. Зажали и пятьдесят лет никому не показывали. Мол не знаем, где клад находится. Хотя отдельным людям было известно, что хранится он в секретной кладовой Пушкинского музея в Москве. Наконец, в 1996 году клад Приама был выставлен для обозрения. Немцы сразу же потребовали возвращения клкда, на что им резонно отвтили: «Сначала возвратите России ценности из разграбленных музеев Пскова, Новгорода, Смоленска, Петергофа.» Чтобы закрыть вопрос, Дума приняла закон о реституции, в соответствии с которым Золото Трои – собственность РФ.

А вот рельефы Пергамского алтаря возвратили. Перед их отправкой в ГДР специалисты из Музея прикладного искусства сняли с них копии, которые Эрмитах передал Музею прикладного искусства. Их разместили на галерее главного выставочного зала музея.

Вот посмотреть на эти копии и отправился Барсуков в этот знатный музей. Его интересовали два вопроса: не задавили ли своей массой эти каменные плиты трепетные экспонаты музея и как вписались пергамские древности в совершенно чуждую для них музейную экспозицию?

Музей Барсукова очаровал. Причём не столько своими экспонатами, сколько архитектурой и убранством его залов. Архитектор Месмахер, который построил зданье музея (1896 год), использовал практически все академические архитектурные стили при создании его интерьеров (там есть зал и в русском стиле, называется «Теремок»). Разукрасил их лепниной, колоннами, расписными сводами. Барсуков ходил, как в сказке.

Центральный выставочный зал Музея прикладного искусства с копиями Пергамских мраморов на галерее

А размещение пергамских копий оказалось очень тактичным. Они, расставленные вдоль стен галереи, воспринимались не как экспонаты, а как монументальные настенные украшения.

Теперь Барсуков во всю расхваливает перед родственниками и друзьями Музей прикладного искусства и настоятельно рекомендует посетить его. И вам, уважаемый читатель, рекомендует тоже.

Людка на вахте

Проспект Художников, 10. Петербург

Людка, ярко раскрашенная в пёстрой шали на плечах, ошивалась возле подъезда капитального кирпичного дома,  в  котором она и жила.  На шестнадцати этажах этого дома размещалось сто квартир.  Характерно, что во многих квартирах жили не их хозяева, а  разношерстная молодёжь: студенты, торговцы с юга, молодожёны и т.п.   Хозяева же (в основном пенсионеры), сдав свои апартаменты в аренду, обретались на дачах, и в деревнях или у родственников.

Барсуков был старожилом. Он обитал в доме со дня его заселения, то есть с 1980 года. Раньше-то он знал всех жильцов дома и по лицам, и по именам, теперь – только соседей по этажу, да и то не всех Часть первоначальных квартировладельцев повымерли в девяностые, часть переехали на новое место жительства. Вместо них поселились какие-то нелюдимые субъекты, отгородившиеся от внешнего мира крепостными дверями с хитроумными запорами. Остальная публика часто менялась и он её не знал. Барсуков не знал этих озабоченных молодых мужчин, а Людка всех их знала. Именно их она подкарауливала, прохаживаясь по бетонному крыльцу дома. К каждому из них, входящему в дом или выходящему из него, она цеплялась с банальной просьбой типа: «Юра, дай сигаретку.»

Многие брезгливо бросали: «Не курю.», некоторые оделяли женщину сигаретой, а иногда какой-нибудь загорелый субъект заводил с ней разговор, который кончался тем, что собеседник бежал в магазин за водкой, после чего оба скрывались в недрах дома.

Сегодня день был неудачный: никто с Людкой беседовать не хотел.  Промаявшись у дома до  обеда,  она в полдень переместилась к винно-водочному магазину. Постоянные посетители магазина знали Людку как «честную давалку». Денег за свои услуги она не брала, довольствуясь выпивкой.

Секс для Людки был всё. Кроме секса её больше ничто не интересовало. Да ещё и водка была в интересе, но это как довесок к сексу. Людкин женский механизм, очевидно, имел какой-то изъян, какую-то разрегулировку и поэтому фурычил на бешенных оборотах.

Это началось с подросткового возраста. Ещё будучи школьницей она имела целый штат поклонников. Пацаны за ней следовали стайкой. Поломавшись он выбирала понравившегося ей паренька и они удалялись в квартиру к Людке, откуда предварительно по мобильнику выбивалась её мать. Теперь-то она жила одна. Мама умерла год тому назад, брат Сашка перебрался в Москву, дочь, семилетняя Катька, жила то у бабушки, то у тётки Веры

У винного магазина положительных шансов тоже не просматривалось. Постоянные клиенты торговой точки хорошо знали Людку и уже не интересовались её подержанными прелестями. А азиатская публика, у которой Людка пользовалась спросом, ещё не освободилась от работ на обеденный перерыв. Азиатов Людка ценила. Оторванные от дома, от жён, они были активны и на сексуальной ниве очень трудоспособны, что вполне устраивало азартную женщину.

Вместо какого-нибудь таджика подошёл к ней Колька Сечин, развязный, нахальный тип. Они, в своё время, учились в одной школе, только Колька был на класс старше её. Он отозвал, удивлённую его вниманием Людку, в сторонку и сделал предложение:

-– Людка, есть блатная работёнка.  За считанные минуты косарь срубишь.

-– Ну, Колян, ты как Хотабыч! Что делать-то надо?

-– В течение недели каждое утро помаячить у одного дома и записать во сколько некий господин  выйдет из дома и сядет в машину.

-– И всё?

-–  И всё, но есть специфика: полный молчок. иначе язык отрежут, а может что и покруче  случится.

-– Согласна.

Колька сказал, чтобы она запомнила адрес и показал фотографию молодого , красивого мужчины. После чего вручил задаток в 500 рублей и проинструктировал:

-– Чтобы не засветиться, ты особенно-то близко у подъезда не вейся и каждый раз меняй верхние шмотки. Начинай наблюдение с завтрашнего дня. «Меняй шмотки, – хмыкнула про себя Людка, – как будто,  у меня королевский гардероб».

Женщина обрадовалась деньгам. Она постоянно нигде не работала, а денег от случайных халтур едва хватало на пропитание. За свою двухкомнатную квартиру она узе давно не платила, а на угрозы выселения бесшабашно обещала взорвать к чёртовой матери жилищную контору вместе с гадюками там обретающими.

На следующее утро Людка ухе в шесть часов была на посту у элитного дома на проспекте Художников. К её удовлетворению, место оказалось людным: автобусная остановка, продуктовый магазин, какой-то колледж.

В 7.15 к подъезду дома покатил мерседес, а через пять минут после этого на крыльце появился фигурант с двумя милыми девочками, которые с обожанием так и вились возле папы, радуясь общению с ним. Отец с детьми сел в машину и мерседес исчез. Людка закрыла  вахту.

Мужчина был пунктуален. Уже третье утро он раз за разом выходил с детьми из дома роно в 7.20.  И так же до Людки раз за разом всё отчётливее доходило, что этого  мужчину скоро завалят. А этого ей остро не хотелось.

Барсуков и Людка были приятелями.  Он в отличии от многих не третировал Людку, а она доверяла ему  и иногда обращалась  за советам. Барсуков очень жалел несчастную  женщину  и после каждого разговора с ней расстраивался, понимая, что ничем помочь ей  не может.

Людка встретила Барсукова возле дома и, предварительно обрисовав обстановку на проспекте Художников, поинтересовалась, как можно предупредить мужчину об опасности. Поразмышляв тот выдал: «Нынешние урки жестоки и безжалостны. Если решили убить, то никакая осторожность, никакая охрана не спасут. Ему нужно смыться поскорее и затихариться. Если хочешь помочь мужику, то подойди к нему и чётко посоветуй сменить место жительства и на время затихнуть.»

-– Ага, так он меня и послушает. Кто я ему?

-–  Ну это его проблемы.

-– Я ему ничего советовать не буду. Просто предупрежу, а уж он пусть сам решает,  что ему делать.

-– Можно и так. Вообще-то зря ты в это дело полезла. С бандитами связываться как с чёртом: всегда в проигрыше будешь.

– Так деньги нужны позарез.

На следующее утро она к 7-15  Людка выдвинулась поближе к крыльцу дома.  Когда мужчина с детьми  вышел, на улицу, она, имитируя нищенку, двинулась к нему с протянутой рукой. Мужчина неприязненно взглянул на неё и остановился. Она опустила руку и чётко произнесла: «Вас собираются убить. Немедленно принимайте меры. Немедланно!»

Наверное, мужчина не проигнорировал предупреждение. Ни в пятое, ни в шестое утро мерседес не подъезжал ка дому и из дома никто не выходил.

Тело Людки обнаружили дворники. Труп был засунут в узкую щель между двумя гаражами. Убита была женщина одним профессиональным ударом ножа под сердце. В опустевшую квартиру вселилась бабушка с Катькой. Барсуков, наблюдая за тихой и грустной девочкой, думал» «Что ждет эту заиньку? Не пойдёт ли она по стопам мамочки? Господи до чего же трудна и корява судьба женщины в нынешней России.»

А ещё Барсуков корил себя: «Зачем я не отговорил Людку от желания предупредить потенциалную жертву об опасностм, а наоборот подсказал что нужно говорить. Промолчи Людка – была бы жива. Да, но тогда уложили бы мужчину. Даже не знаещь, что хуже, что лучше»

Сталина забыли

Памятник лётчикам в парке "Сосновка"

«Сосновка» – самый большой парк в Петербурге (302 га), самый молодой (основан в 1960 году), самый зелёный (сосновый бор, переходящий в его северно-восточной части в березняк) и самый посещаемый, поскольку кроме зелени, чистого воздуха, водоёмов с плавающими утками, болотцами, где произрастает клюква, морошка, а по берегам – черника, имеются в парке теннисные корты, волейбольные площадки, футбольное поле, площадки для игры в бадминтон и для занятий фитнессом. Да и выпить, закусить есть где.  Не парк, а настоящая зелёная городская драгоценность. Ну и ну! получился целый рекламный блок.

Раньше-то, при царях, не месте парка существовал огромный лесной массив, где их благородия совершали конные прогулки и стрелялись на дуэлях. Вот и Лермонтов, примерно на пересечение теперешнего Светлановского проспекта с проспектом Тореза имел сатисфакцию с сыном французского посла, за что и был сослан на Кавказ (а нам в школе внушали, что это его за антимонархические стихи).

Как известно, и бриллианты имеют сколы. Вот и эта лесная изумрудина имела изъяны. В 1925 году возвели на западной кромке нынешнего парка большой мототрек с трибунами, в 1948 году, вырубив три гектара леса, обустроили в парке стрельбище для тренировок и соревнований охотников-спортсменов. Теперь рев моторов и резкие щелчки выстрелов слышны (правда, приглушенные гущей деревьев)  в любом уголке парка.

Это, понятно,  не очень хорошо, хотя вообще-то к интенсивному шуму парку и окрестностям было не привыкать.  В войну на территории теперешнего парка располагался  аэродром 11-го гвардейского истребительного полка ПВО, а там,  где теперь проходит аллея Героев, существовала взлётно-посадочная полоса.

В парке, рядом с аллеей Героев, имеется мемориальное кладбище, на котором погребено 66 пилотов этого полка. Заканчивается аллея оригинальным монументом в память об 11-ом гвардейском авиационном полке в виде распахнутых крыльев. В центре монумента возвышается стела со скульптурным изображением лица лётчика. В день Победы возле памятника под соснами ставятся столы и ветераны полка вспоминают свою боевую молодость.

Солнечным утром для фотографирования этого монумента и отправился Барсуков в Сосновский парк. Он пошел в парк пораньше, чтобы в кадры не попали посетители парка.

Отщёлкав с десяток кадров, удовлетворённый Барсуков отправился к расположенным под навесом недалеко от памятника длинным столам, за которыми, несмотря на ранний час, уже резались в шахматы три пары. За кустами стучали костяшками козлятники. Барсуков присел на скамью и стал дожидаться прихода с доской и фигурами какого-либо любителя шахматной игры, чтобы потешить себя умственной забавой. Вскоре появился грузин Виссарион с доской. Барсуков и Виссарион как игроки хорошо знали друг друга, поэтому Виссарион сразу же ринулся на штурм позиций чёрных, которые противопоставили натиску белых надёжную сицилианскую защиту. Встреча закончилась со счётом 2:1 в пользу Виссариона и соперники отправились в кафе, чтобы промочить горло за счёт проигравшего. В конце распития бутылки коньяка, грузин, ну совсем как хохол в известной юмореске Маменко, обратился к Барсукову:

-– Вот скажи, Алексей, ты умеешь хранить тайны?

Пруд в Сосновке

На, что Барсуков по-маменковски ответил:

-– Могила!

Виссарион немного помолчал, а затем тихо промолвил:

– Так вот, Алексей, я что-то нашёл.

-– Что же ты нашёл, Васо?

-– Я и сам не знаю. То ли бункер, то ли схрон. Но что-то военное, наверное, оставшееся от авиаторов. Может быть склад или ещё что-нибудь в этом роде.

– Ох, уж эти авиаторы. Какие-то растерёхи. Я лета провожу в Затихвинье, в деревне, так там возле бывшего фронтового аэродрома чего только не находят: и консервы, и снаряды, и радиотехнику. Как же ты нашел-то эту землянку?

-– Это не землянка. Внешне выглядит как холмик. Там много разных неровностей. На этот холмик и внимания-то  не обратишь. Это Гектор его обнаружил.

-– Как же он умудрился?

-– Я Гектора всегда выгуливаю в дальнем углу пака, за мастерскими  на Северном. Там место дикое, пустынное, людей нет и Гектора можно спустить с поводка.   Он там носится, прыгает, радуется жизни.  А вчера слышу притих и лапами мох разгребает. Подошел, посмотрел, а там выглядывают из под мха прогнившие доски солидной двери.

-– Ну и что там за дверью?

-– Ха! Её ещё отрыть надо. Она до половины засыпана грунтом. У меня предложение: давай вместе  займёмся раскопкой тайника. Нужна обязательно лопатка и, наверное, фомка.  Фомка-то у меня есть, а вот лопатка отсутствует.

-– У меня есть лопатка, правда детская, от сына осталась, но очень добротная.

Приятели договорились встретится завтра в 12 часв  у памятника лётчикам.

Неокультуренная Сосновка

До северо-восточной части парка у паркоустроителей ещё руки не дошли. Там даже дорожки не были проложены. Берёзы и сплошной ивняк и кочки. Глухое место. Барсуков с Виссарионом быстро достигли цели и принялись за работу. Гектор вился рядом. Вскоре полуистлевшая дверь была откопана. Она была на замке, но ржавый пробой ухе выпал из дверного косяка. Приятели с помощью фомки и лопатки легко отвалили дверь. Из глубины помещения на них смотрел Сталин. Большой гипсовый бюст вождя стоял на столе, заваленном бумагами, папками, пошивками газет, стопками «Боевых листков». На боковых стеллажах сгрудились томики ленинских сочинений и ещё какие-то книги и журналы В одном углу высились флаги на древках и плакаты, в другом углу были свалены балалайки, домры и ещё что то музыкальное. Всё это добро було покрыто плесенью, тенётами и подвергнуто тлению.

– Вот тебе и клад, – разочарованно констатировал Барсуков. – Наверное. эта камера была кладовой замполита полка.

– Да, теперь – это никому не нужный мусор. Давай привалим дверь, засыпем её землёй и пусть всё это тихо догнивает. Барсуков кивнул головой. Его внимание привлекла небольшая бронзовая статуэтка Ильича. Но взять её с собой он почему-то не решился.

Кладоискатели молча продирались сквозь кусты, перепрыгивая с кочки на кочку. Молчание нарушил Барсуков:

-– Васо, у меня такой ощущение, что мы только что вскрыли могилу.

-– Ага, – подтвердил Виссарион, – могилу социализма.  Что он умер  –это историческая закономерность. Ничего хорошего в нём не было.

Виссарион был мужчина сорока лет, слегка побитый либеральной молью

-– Виссарион, ты при социализме не жил и поёшь с чужого голоса, а я жил. То хорошее, что было при социализме нынешним россиянам и во сне не приснится.

-– И что же было хорошего при социализме?

-– Всё!!! – коротко бросил Барсуков, не желая вступать в бесполезный спор с зашоренным человеком. А в голове промелькнули и дешёвые билеты на транспорте, и копеечные жировки, и настоящая без эрзацев колбаса и сыр, и высокие зарплата и пенсии, и бесплатная медицина, и, главное,  отзывчивый, незлобливый народ. Например, когда власти в брежневские времена подняли цену на водку на два рубля, народ добродушно отреагировал:

«Было шесть, а стало восемь.

Всё равно мы пить не бросим.

Передайте Ильичу:

Нам и десять по плечу…»

Кстати, Горбачёв назвал брежневский период эпохой застоя, это когда вклад СССР в мировую экономику составлял 22%. На этом фоне, как можно назвать теперешнее время, когда РФ вносит в мировую экономику 2%, и при этом положительной динамики не наблюдается.

После приключения в парке Барсуков целую неделю чувствовал себя не в своей тарелке. Что-то его колбасило. Наконец до него дошла: Сталина жалко. Как-то встретившись с Виссарионом, он ошарашил его нестандартным предложением:

– Васо, у меня есть идея. Давай откопаем бюст Сталина

– Ну откопаем и что?

– У нас на углу стоит телефонная будка. Осталась от социализма. Там всё выдрано. Давай поместим в эту будку Сталина, а дверь заварим.

– Зачем?

– Ну, как память. Я читал, что где-то за рубежом, забыл где, такой памятник есть. Только там установлена скульптура Ленина. Там Ленин, а у нас будет Сталин.

– Ты знаешь, Алексей, что к Сталину я отношусь прохладно. Но твоё предложение интересное и эпатажное. Оно меня увлекло. Только боюсь: разнесут будку вандалы.

– Я так не думаю. А, чем тебе Сталин не нравится?

– Мне стыдно за то, что мой соотечественник подписывал расстрельные списки.

– И ты туда же, за либералами.

– А, что либералы? Чем они плохи?

– Либералы, в основно, это евреи. А данная публика очень импульсивна. Она любит передёргивать, утрировать, преувеличивать. Так называемые расстрельные списки (выдумка либералов) подписывал не Сталин, а высшие чины Наркомата внутренних дел. Под списками нет ни одного сталинского автографа. И это были не расстрельные списки, а списки лиц, дела которых подлежали рассмотрению Верховным судом СССР.

Дальше пошёл длительный и тягомотный обмен аргументами.

Примерно через неделю приятели, договорившись со сварщиком с соседней стройки, отправились вызволять Сталина из заточения. Ещё при подходе к цели своего мероприятия им не понравился шум техники, нёсшийся из северо-восточного угла. А приблизившись к своей цели, они увидели как два бульдозера планируют участок, который уже был освобождён от деревьев и кустарника. Это паркоустроители приступили к окультуриванию северо-западного угла.

– Опоздали, – выдохнул Барсуков.

А бульдозеры бесстрастно ровняли местность, срезая выступющие неровности. Всё нужно делать вовремя!