Когда Петрович только летел в воду, он уже проклинал Серёгу за то, что тот нарушил неписанное правило – не хвататься за сухостой. Толстый ствол грохнулся со всего маху от одного прикосновения. Упал на плот. Сработал принцип батута. Те, кто не придержались вылетели. Сначала вылетела расслабленная и разомлевшая Люда. Петрович упал вторым, поэтому оказался сверху. Он лежал на спине, а его ноги, стреноженные фалом, сначала торчали над бортом, а когда плот стал наплывать, Леха перевернулся, запутанные веревкой ноги соскользнули в воду. Он грудью навалился сверху на тело Людмилы. Она была прижата к камням. Петрович вместе с плотом наползал на девушку, пытался оттолкнуться от дна, отжаться на руках, но плот был неподъемным. На нём же дерево в целый обхват и весь туристический скарб! Одному сдвинуть такое нет никакой возможности! Быстрее бы сориентировался Серега! Что он там чешется! Долго так не продержишься, но всё равно, плот снесёт. Впереди открытая вода, там поглубже. Будет пространство чтобы проползти между днищем плота и дном. Это только вопрос времени. Не надо паниковать. Надо держаться! Сереге с Андреем надо толкать плот на глубину или скидывать бревно. Медленное скольжение днища плота по спине прекратилось. Лёха понял – плот остановился. Дерево как якорь приперло его ко дну. А их зажало между резиной и камнями.
Тело девушки напряглось, стало каким-то маленьким, детским, беспомощным. Она выпустила воздух. Грудная клетка судорожно задергалась. Петрович понял, что сейчас она отключится и непроизвольно вдохнет. Вдохнет воды и захлебнется. Он изо всех сил уперся в каменистое дно, дотянулся до её лица, своими губами нащупал губы Людмилы, зажал нос себе и ей, прижался ко рту и выдохнул. Тело Люды расслабилось. Судороги прекратились. Она замерла. А потом сама судорожно сделала вдох, забирая молекулы кислорода из Лешиных легких. Потом вдохнул Лёха. Он уже переставал соображать, что делать дальше, а только плотнее прижимался к губам девушки и дышал. Дышала и она. Пускай пустым, дурманящим, но воздухом!
Когда Серега обрушил дерево, ему стало не по себе. Деревом сшибло двоих – Лёху и Люду. Что с ними? Упали в воду. Прижало плотом. Блин, что делать? Андрей сидит, как замороженный. Чего ждёт? Надо сбросить бревно. Серега попытался сдвинуть дерево, но оно было неподъемным.
– Андрей, помогай!
– Что делать?
– Давай столкнём с плота.
Толкание ни к чему не привело. Гнилое снизу дерево сверху имело вполне себе приличную крону, которая, упираясь ветками, как распорками, в дно переката, прочно удерживала ствол на месте. Подводники так и не всплыли. Серега понял, что их, видимо, сильно прижало. Главное, чтобы не потеряли сознание. Он спрыгнул в воду, чтобы облегчить плот. Столкнул и Андрея. Тот стоял по колено в воде, с ничего не понимающим выражением лица. Стали толкать плот по течению. Он сдвинулся только немного и встал. Как быть? Надо перепилить ствол, тогда можно будет скинуть бревно или столкнуть плот на глубину. Сергей вытащил пилу из ремнабора и стал быстро пилить. Устав, передал пилу Андрею. Трухлявое дерево поддавалось легко. Но чтобы его распилить надо ещё пару минут. Уже одна прошла. Выдержат ли товарищи?
Андрей растерялся ещё больше, чем когда сам оказался под водой. Он ощущал состояние какого-то ступора. Лезли ненужные мысли. Как такое возможно? Что делать? Хорошо, что Серёга дал ему пилу. Он пилил дерево и боялся представить себе, что они найдут под днищем плота.
Петрович чувствовал, что осталось только несколько мгновений, после которых он потеряет сознание. Люда уже перестала дышать. Но это даже лучше. Не наглотается воды. Сверху медлили. Надо действовать самому. Он опустил правую руку, нащупал рукоять прикрепленного на поясе ножа, выдернул его и вонзил в плот. Пузыри воздуха ударили в лицо. Петрович рванул по прорезиненной ткани насколько хватило руки. Плот стал резко оседать, превращаться в тряпку. Давление сверху ослабло. Наверх! На воздух!
Когда Андрей уже допилил до середины ствола, Сергей, удерживающий ствол от провисания и зажима пилы, увидел, что вода под плотом закипела. Из-под днища пошли пузыри. Сам плот внезапно стал морщиться, оседать, превращаться в тряпку. Толстый конец бревна опустился в воду, потащив за собой ткань плота. Показалась спина Петровича и длинные русые волосы Людмилы, полощущиеся течением. Петрович резко выпрыгнул из воды, закашлялся. Андрей оцепенело стоял в воде с пилой в руках и наблюдал за происходящим. Серега кинулся к Люде. Её уже поднимал Лёха, спотыкаясь в веревочных путах. Лицо девушки было бледным. Она не дышала. На берегу Сергей перекинул её через колено. Изо рта потекла вода, а потом пошла красноватая пена. Девушка шумно вдохнула. Сергей тряс её и кричал: «Ну, давай, дыши! Дыши!». Людмила вдохнула глубоко и открыла глаза. Взор сначала мутный, постепенно становился осмысленным. Андрей встрепенулся, подбежал к ней и с тревогой в голосе спросил: «Как ты?». Люда заплакала.
– Как я? А ты как? Почему ты меня не вытащил? Почему?
Началась истерика. Она кричала, била Андрея в грудь. Люду укутали в спальник, положили на траву. Андрей остался рядом с девушкой. Иваныч и Петрович занялись сбором «такелажа». Автобус пришел вовремя. Вечером все были в поселке.
Через полгода Андрей и Людмила поженились и переехали во Владивосток. Там у них родился сын. А потом почти двадцать лет о них ничего не было слышно.
В тот вечер Петрович выпил обычную дозу снотворного – полтарашку «Жигулёвского». Старому, толстому и облысевшему терапевту сельской поликлиники давно опостылела серая и однообразная жизнь. После работы принимал на грудь, падал в койку, включал телевизор и засыпал. Утром шел в кабинет и принимал больных. Изучил не только болезни, но и цвета бюстгалтеров у постоянных пациенток. Дети выросли и разлетелись. Жена просто уехала. Старые знакомые и друзья из тех, кто не помер, ушли в городские клиники. Молодые доктора со своими виртуальными интересами навевали скуку. Иногда Алексей Петрович брал гитару и пытался спеть что-нибудь. Иногда уходил в читательский запой. Но всё казалось скучной, жалкой, примитивной копией былой жизни. Всё уже было. Как в «Экклезиасте». Настоящее – повторение прошлого. Зачем жил? К чему пришел? Петрович осмотрел свою двухкомнатную панельную берлогу. Обшарпанные обои, местами отошедшие от стен. Облупившаяся краска на покрытом оргалитом полу. Замасленные кухонные шкафы и пыльный диван с провалом посередине. «Если не приглашать гостей – апартаменты ещё ничего», – подумал Алексей. И тут, как назло, в дверь постучали. Кого несет. Уже девять вечера. А зимой это почти глубокая ночь. Петрович поднялся с постели и пошаркал к двери.
– Кто там?
– Алексей, откройте!
Женский голос показался знакомым.
– Что надо?
– Поговорить.
Открыл дверь, больше из любопытства. Вошла худая незнакомая женщина.
– Лёша, ты меня не узнаёшь?
Опять резанули знакомые интонации.
– Это я, Людмила…
«Вот это да! Люда! Боже, какая старая и страшная! Даже не худая, а измождённая. Никогда бы не узнал. Видимо, плакала. Размазала тушь», -подумал Петрович.
– Люда? Заходи.
На кухню приглашать было стыдно, а в гостиной расправленная и не очень чистая постель. Выбрал кухню.
– Прости, не прибрано. Будешь чай?
– Буду.
– Ну, рассказывай, какими судьбами?
– Андрей меня бросил! – Людмила зарыдала.
Петрович знал, что человеку в таком состоянии не надо мешать. Он налил чая и стал терпеливо слушать о том, как Людмила титаническими усилиями устроила мужа сначала в краевую больницу, потом на кафедру в меде. Помогла с кандидатской диссертацией. Три года назад родила ему дочку. А он у-ш-е-л-л-л-л!!! И к кому? Студентке! С лошадиной рожей! Байкерше! Проститутке мотоциклетной!