Александр Петрович Бадак
Воздухом одним дышать
Плот выносило то на освещенные солнцем участки, то в темно-зеленые туннели из крон растущих на берегах огромных черёмух, осин, ив и редких клёнов. Когда вышли на очередной плёс, все легли на мягкие горячие борта, разомлев от солнца и замолчали. Стояла звенящая тишина, нарушаемая капелью с поднятых весел. Река уходила к подмытой сопке. Плот медленно входил в поворот. Иваныч поднял руку и приложил к губам: «Тсс!». И указал взглядом на берег. На узком пространстве между рекой и скалистым обрывом сопки паслись три грациозные ярко-рыжие косули. Поодаль на взгорке стоял крупный козел с рогами и чутко вслушивался в шум леса. Он уже насторожился, но не мог ещё понять, откуда приближается опасность. На плоту все замерли. Река делала встречу неизбежной. Часовой напрягся, его маленький хвостик поднялся и открыл белое пятно, называемое охотниками зеркалом. Всё! Запах чужаков он уловил. Незаметное движение, легкий шорох вожака – и все три косули взлетели в воздух, словно выпущенные из катапульты. Секунда – и они исчезли за уступом скалы. Бык, как настоящий стратег, самоотверженно рванул в противоположную сторону, влетел на пригорок и огромными перепуганными глазами внимательно следил за незваными гостями.
С восторгом вспомнили про эту встречу. Андрей рассказал, что у косуль осенью период гона и самец собирает несколько самок. Петрович заметил, что у нас всё наоборот – одна Люда собрала троих самцов! Стало неловко, но все засмеялись.
– Неужели у кого-то поднимется рука, чтобы убить это глазастое чудо? –удивилась Люда.
– Рука не поднимется, а ружье – да! – снова пошутил Петрович. – Заметили, пятен на козах не было. Окрас сменили на осенний. Скоро похолодает.
– А сколько они живут?
– Кому как повезёт, но охотники говорят, что лет 12 протянут.
– Петрович, давай споём!
Тапёр начал свой незамысловатый репертуар. Река подхватывала звук, резонировала. Купол из крон не давал ему уйти вверх. Пелось легко и выходило красиво. Вино допили. Чай вскипел. Картошка сварилась. Слили воду, забросили в котелок тушенку. Посыпали перчиком, добавили чесночка. Петрович отложил гитару и на десять минут все замолчали, работая на утоление нагулянного за день голода. Посуду домывали уже в сумерках. Пламя костра только усиливало контраст света и тьмы. Весь мир сузился до сидящих у огня людей и улетающего в небо пламени. Наступило время лирики. Петрович затянул:
«В комнате этой рассыпаны белые кудри.
В комнате этой глаза голубые, как даль.
А в темноте под окошком стучится и кружит
Пыльной позёмкой промозглый приморский февраль…»
Ребята подпевали. Все знали, что эту песню Алексей подарил Людмиле на день рождения. Ей было странно, что можно дарить песню! Послушал и забыл. Ничего не стоит. То есть бесценный подарок! Ни надеть, ни попользоваться. Ни даже полюбоваться, как цветами. Что-то эфемерное. Но у мужиков свои причуды. Следом подарок даме сделал Андрей – прочел стихотворение Асадова.
«Я могу тебя очень ждать,
Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать
Год, и два, и всю жизнь, наверно! …»
Сразил не столько Людмилу, сколько мужиков. Выучить стих наизусть, рассказать без запинки! «Да, не знаем мы друг друга», – подумал Сергей.
– Андрей, как красиво! – Людмила даже зааплодировала.
Дмитрич в ответ на похвалу ответил:
– Спасибо, Люда, спасибо, ребята. Спасибо за то, что пригласили в поход. Я, правда, сегодня вас немного подвёл. Но это чисто по неопытности. Первый раз на плоту, первый раз с веслом. Немного замешкался…
– Ты про свой полёт в воду? Так это просто боевое крещение, – засмеялся Сергей.
– Ага, Андрей Дмитриевич чуть было не утонул, а вам смешно! – Людмила подлила чаю выжившему герою. «Ты посмотри, как она о нём забоится!» – подумал Петрович.
Вообще-то ему было неловко за этот случай. Он вроде-бы рядовой, но с двойным дном. Все увидели только то, что Андрея, сидевшего на плоту слева и сзади, на повороте сбило стволом нависшего над водой дерева.
Но всё было не совсем так. Петрович с Иванычем сидели впереди или на «баке», были «загребными». Петрович сидел справа, «рулил» ходом. Рядом с ним слева грёб Сергей, тоже бывалый сплавщик, но не претендовавший на роль «капитана». Андрея с Людой расположили сзади на юте. Чайники должны были или «сушить весла», или действовать по команде Петровича: «грести» – «табанить». Все зависело от того, какой маневр надо было осуществлять. Если река уходила влево, надо разворачивать нос плота влево. Грёб Алексей, притабанивал Сергей. Если это надо делать быстро, присоединялись матросы с юта: табанил Дмитриевич и гребла Людмила. Если поворот был правым, всё делалось наоборот. Первый день почти полностью ушёл на освоение этого с виду простого, но на деле мудреного умения. В пятницу все поняли, что в сложной ситуации действия даже одного человека могут иметь решающее значение.
Так вот, когда в обед проходили левый поворот, Петрович увидел впереди дерево, свисающее над рекой. Ветки и сучки перегораживали половину реки. Плот несло на них. Лёха скомандовал: «Расческа!» и стал сильно грести, поворачивая плот влево, по фарватеру реки, стараясь максимально отойти от опасного места. Но полностью обойти дерево они уже не успевали. Иванович перед самыми ветками лег на дно плота и пропустил их над собой. Тоже сделала и Людмила. Андрей оставался на заднем борту и отважно табанил. Он вот-вот должен был вытащить свой борт из-под бревна. Ему оставалась только слегка прогнуться назад, и он бы уместился между бревном и бортом. И в этот самый момент бес попутал Петровича. Он резко табанул. Задний левый край плота налетел на дерево. Андрея острым сучком ударило в грудь, швырнуло назад и выбросило за борт.
Когда прошли расчёску, Людмила и Сергей поднялись с днища плота, Они с удивлением озирались по сторонам, ища Андрея. Его не было ни в плоту, ни в воде. Весло плыло рядом. Петрович почувствовал себя мерзко. Шутки не получилось. Секунд через десять впереди плота мелькнула голова Дмитрича и снова ушла под воду. Потом мокрый поплавок снова появился, замахал руками и стал выгребать к берегу. Плот причалили чуть ниже по течению. К Андрею побежала Людмила. Потом подошли Алексей с Сергеем. Дмитрич сидел на примятой траве и снимал с себя мокрую одежду. На полгруди в левой её части расползся темно-синий кровоподтек.
– Андрей, как это ты нас обогнал? – старался шутить Сергей.
– Да бревно подтолкнуло. Вот и ускорился.
– Что так долго не всплывал? Мы уже перепугались.
– От удара показалось, что сердце остановилось. Но в воде пришел в себя. Сейчас всё окей!
Стресс побороли легким перекусом и пошли дальше.
И вот теперь, вечером, Петрович испытывал запоздалые угрызения совести. Но рассказать правду о случившемся так и не решился. Не пристало «капитану» каяться. Он попел ещё немного. Потом его перебил Сергей Иванович:
– А помните историю про «Где я?»
– Это про Саньку Радича и Вовку Вышика?
– Про них!
– Ну, рассказывай. Люда с Андреем не слышали.
И Серёга с упоением стал рассказывать, как два поселковых рыбака ранней весной, когда солнце только-только сплавило на водоёмах льды, поехали на старицу за карасями. Оседлали старый Ижак с люлькой. Выдвинулись рано утром. Оделись тепло. На Сане – ватник, на Вове – тулуп. По разбитым колдобинам добрались до старицы. Разместились на высоком южном берегу поодаль друг от друга, дабы не мешать таинству ужения. Поклёвка была вялой. В поисках рыбацкой удачи Саня менял места, а Вова в тулупе и китайских «дутышах» пригрелся на утреннем солнышке и задремал с удочкой в руках.
Ходил Саня, ходил, так ничего и не выудил. Тут слышит, как у Вовы плещется крупная рыба! Поймал-таки, гад! Саня побежал глянуть. Судя по всплескам или сом, или большой сазан. Больно шумно бьётся о воду. Как-бы Вова не упустил! Ой, будет вечером жарёха! Ой, запечем в духовке! Ой, одного пузыря не хватит! Саня сглотнул слюну и, оставив удочки, рванул что было мочи. Ба! Вовы на его обычном месте не было! В старице что-то громко плескалось. Сачком тащит? Саня подбежал к обрыву. В воде бултыхался Вова. Он то погружался с головой в воду, то всплывал на мгновение, хватал воздух и снова погружался в коричневую перебаламученную жижу. Намокший овчинный тулуп никак не давал ему всплыть и подобраться к берегу. Глинистое дно не отпускало водомера. Чтобы хоть как-то дотянуться до воздушных масс, он даже губы свернул в трубочку, но всё равно пускал пузыри.
