Александр Алексеев
Падение с яблони. Том 2
* * *
Это было у каждого. И об этом каждый рано или поздно хотел рассказать всему миру. Потому что рассказать о своей молодости – словно пережить ее вновь. Мы так устроены, что всегда вспоминаем самое яркое время жизни. А что может быть светлее той полноводной эмоциональной реки, в которой плывешь без усилий и которая называется Юность?
Все в желтых тонах. Всегда лето. Жизнь кажется бесконечной. А где-то над головой, за затылком звенит постоянным фоном едва слышная струна: впереди нас ждет только хорошее! Это потом кто-то сопьется, кто-то поломает себе жизнь неудачными женитьбами и разводами, кто-то покончит с собой, кто-то достигнет социальных высот, бессонницы и язвы желудка. Но пока ты не выгреб из реки юности на шершавый берег взрослости, тебе почти так же хорошо плавается, как в материнской утробе, когда весь мир вокруг тебя родной и любящий. В юности он уже не такой, разумеется, но иллюзия та же.
Теперь иллюзий нет. Мы повзрослели. Когда-то наши первые любови и первые девочки воспринимались нами как двери в прекрасное. Теперь подобное очарование нам уже недоступно. Зато и огорчения юности воспринимаются совершенно иначе – с печальной улыбкой бога, смотрящего вниз.
Вы поняли, о чем эта книга?
Это книга о вас.
Александр Никонов, писатель, журналист, общественный деятель
Часть третья
Красивая и свободная
Мы смотрим на звезду по двум причинам: потому что она излучает свет и потому что она непостижима. Но возле нас есть еще более нежное сияние и еще более великая тайна – женщина!
В. Гюго
Низкорослый, узкоплечий и широкобедрый пол назвать прекрасным мог только отуманенный половым побуждением рассудок мужчины: вся его красота и кроется в этом побуждении.
А. Шопенгауэр
99. Погода
11 января. Четверг.
Все это время стояла отвратительная погода. Снег с дождем, ветер, грязь. И в душе такая же слякоть. Половина дня уходила на борьбу с ленью. Потом немного читал. Вечером ходил в автошколу. Там встречался с Харьковским и немного отводил душу.
Никакой картины так и не написал. Правда, разок попытался изобразить аллегорию Любви. Но стала выходить какая-то дребедень в виде обнаженных частей тела. Нет, видимо, надо пройти это, а потом браться за аллегории. Кончилось тем, что я содрал все краски и снова загрунтовал холст.
Вчера выпал снег.
Погода сама по себе – пустяк. Вся соль в том, во что она превращает землю, на которой ты живешь.
Если бы в Дарагановке был асфальт с гранитными бордюрами и подземными водостоками, если бы тротуары были вымощены природным камнем, проявляющим свой рисунок во время дождя, а вокруг – зеленый ежик газонов, стриженый кустарник, громаднейшие дерева, спасающие от летнего зноя, каменные особняки с цветущими палисадниками и приветливые лица за ажурными заборчиками. Если бы Дарагановка была такой, то пусть хоть черти с неба сыплются! У меня бы и от них нашелся зонтик.
Но у меня вообще нет никакого зонтика. Вода течет мне за шиворот, ботинки промокают, я всегда по колено в грязи! Грязь с улицы тянется во двор, со двора в коридор, из коридора в комнаты. Она везде. Она, как зараза, въедается в тебя. Ты весь пропитан грязью. И тебе остается или смириться с ней, или страдать от нее. Я всегда страдаю.
Вот поэтому сейчас так приятно смотреть на белый покров.
Все облеплено мягким, теплым, чистым снегом. Как в сказке.
Страшно хочется бегать, играть в снежки, лепить бабу. Но, к сожалению, я здесь один. А кувыркаться одному – все равно что сойти с ума.
100. Галя Петухова
21 января. Воскресенье.
Девять вечера. На улице тьма кромешная и холод собачий. В доме тепло, уютно. Но в душе мрак.
Из родительской спальни доносятся приглушенный шепот, хихиканье, звуки поцелуев. Это в гостях у меня Харьковский со своей Галей.
А родители мои укатили к дядюшке в Сочи. На трое суток!
* * *
Не знаю, что мне надо. Я и Харьковскому не завидую. Вот проведет он сегодня ночку, а завтра весь день будет делиться со мной впечатлениями. Мне не хочется таких впечатлений.
Галя Петухова. Наивная деревенская девочка. Раскрылась, как треснувший от спелости абрикос. И запустила в себя первого, самого шустрого живчика, коим оказался мой Харьковский. Похоже, она здорово втюрилась. И теперь страдает.
Со мной она по-детски откровенна. И мне ее жаль. Просит меня, бедная, повлиять на Харьковского, чтобы тот не изменял ей. Я, конечно, обещаю ей все, что можно обещать. Она быстро успокаивается, потому что верит мне. Но спокойствие ее непродолжительно. Харьковский все мои старания сводит на нет.
Есть в чувствах Гали какая-то прелесть. Но я бы не хотел такой любви.
Недавно встречаемся в бурсе, она кладет руки на мою грудь и с мольбой заглядывает в глаза.
– Лешенька, это правда, что у Славки что-то с Маринкой?
– Бог с тобой, Галя! Какая сволочь тебе это напела?
Бедняжку прямо трясло.
– Она же сучка! Она стерва! Я ее знаю! Как он мог?
– Глупости все это. Он бы еще не успел об этом подумать, как я бы все знал!
– Правда?.. Правда у них ничего нет?
– Конечно! Я Харьковского знаю лучше, чем он сам себя! Он только языком любит трепаться. А на самом деле он тихий и преданный, к тому же однолюб!
И Галя обмякла.
– Я тоже так думаю… Ведь я же для него все делаю! Я ему ни в чем не отказываю!..
При этом в глазах ее было столько радости и благодарности, будто я вдохнул в нее новую жизнь.
А где-то за час до этого сам Харьковский выдавал:
– Ну, Леха, я тебя переплюнул метров на сорок! Вчера Галю порол в подъезде! Раком! Как врага народа! До самого утра! Я думал, всю матку ей порвал, но живучая же, сука! У меня конец болит, в штаны не влазит! А ей хочь бы шо! Не, ну она, конечно, плакала там, просилась… А у меня еще больше злости! И я ей – на! на! на!..
И так до тех пор, пока Сопила, стоявший рядом, не закричал:
– Ты меня уже раздрочил, Хорек! Я точно сейчас тебе вдую!
А Северский, всегда являющийся там, где речь идет о блядстве, заметил:
– Вот уж не ожидал от такой девочки! Слушай, Хоречек, а ты мне ее не уступишь по дешевке?
– Какой базар! Червончик – и все дела.
Не знаю, что вообще у Гали в голове. Но сейчас там, в родительской спальне, она, наверное, счастлива.
Женщина в этом море лжи, видимо, всегда первая жертва.
101. Восставшая из пепла
25 января. Четверг.
До этого дня я практически не вспоминал о ней. Все во мне прогорело давно, и пепел я развеял по ветру. Она, видимо, прихворнула и долго не появлялась в бурсе. Мне следовало быть готовым к этой встрече. Но я расслабился.
Черти свели нас прямо наедине. Я стоял преспокойно у окна на четвертом этаже и поджидал Бацилловну. Дверь медпункта распахнулась, и Лариса Васильевна предстала во всей красе. Под глазами черные круги, будто она неделю заглядывала в дымоход. Лицо осунулось, голова вдавилась в плечи, спина ссутулилась, бедра поднялись под мышки. Страшное зрелище. Какая-то нечеловеческая тяжесть изуродовала в ней женщину. Причем так изощренно, что вместо жалости она вызывала отвращение.
Особенно неприятной была ее попытка улыбнуться.
– Я хочу тебя видеть, Соболевский!
Она силилась обжечь меня своим пламенем. И обожгла. Так, что сама отшатнулась. Потом в отчаянии запричитала:
– Боже мой!.. Боже мой, какой ты ужасный! Почему ты стал таким? Почему? Почему ты меня отталкиваешь? Не отталкивай меня, Соболевский! Нельзя так обращаться с женщинами! Слышишь? Никогда не обращайся так с женщинами! Даже если они и заслуживают этого. Ты всегда должен оставаться мужчиной!
Хотелось уйти, но надо было ждать Бацилловну. Я постарался представить, как бы на моем месте поступил мужчина ее мечты. Поэтому молчал. И молчание оказалось красноречивым.
Англичанка фыркнула и испарилась. А меня начала распирать настоящая злость.
102. Эпистолярщина
1 февраля. Четверг.
Харьковский заболел, и ему дали освобождение. Сопила по этому поводу говорит, что дуракам всегда везет. А я добавляю:
– Поэтому мы, умные, и завидуем дуракам.
Мы с Сопилой слоняемся по бурсе и ловим сеансы. Это возвращает нас к жизни. Об этом как-то после неудачной охоты очень мудро заметил Сопила:
– Дожились! Вся радость в какой-то жопе!
И тут на лестнице прямо на наших глазах спотыкается Настя Дранченко и становится на четвереньки. Сеанс оказался настолько классическим, что мы захлопали в ладоши.
Настя тормознулась и сказала нам:
– Шо вы тут онанизьмом занимаетесь? Давайте я лучше познакомлю вас с хорошими девочками.
– И где ж ты хороших нашла?
– У меня есть.
И она тут же нацарапала два адреса: Краснодарский край, Белореченский район, поселок Мирный. Мне досталась Надя Стеценко, Сопилкину – какая-то Света.
Но только Настя отошла, Сопила скривился:
– Тю, я думал, шо она прям сейчас девок подгонит!
Мне идея пришлась по вкусу. И я сказал:
– Не переживай, дружище, мы настрочим такие письма, шо эти девки мигом забудут свой Мирный и прискачут в наш Военный!
Сопилкин улыбнулся:
– Тока ты сам будешь писать. А я потом передеру твое письмо.
На следующем же уроке я сочинил послание:
Милая Наденька!
Терпение мое лопнуло, сил больше нет!..
Не для того меня мать родила в муках, чтобы я так страдал… Вот нашел бумагу и пишу тебе. Может, поймешь…
Ты помнишь меня? Нет, конечно, не помнишь. Я стоял, а ты прошла мимо, красивая такая! Я еще подумал, наверняка за тобой увивается с десяток хлопчиков. И остался стоять. Не люблю находиться в толпе. Да и костюмчик, надо признаться, у меня был неважнецкий. А в толпе без хорошего костюма шансов мало.
Словом, я остался стоять, а ты пошла и пошла, даже не оглянулась.
Вот так, Наденька, всегда в жизни: каждый день мы проходим мимо кого-то! А потом, когда время прижмет или обстоятельства схватят за горло, мы женимся на ком попало. И начинается – каждая несчастливая семья несчастлива по-своему – скандалы, пьянки, мордобой, нервные дети, супружеская измена, венерические болезни, белая горячка и смерть под забором!
Я, конечно, прожил меньше, чем Лев Толстой, но за плечами и у меня кое-что есть. И, можешь поверить, в таких делах, как у нас с тобой, нельзя ждать с моря погоды. Если мне внутренний голос подсказывает, что у нас одна группа крови, то я буду настоящим идиотом, если не сделаю к тебе шаг.
Наденька, мы должны обязательно увидеться. Это так важно, что я готов забросить все дела, совершить побег с завода и примчаться к тебе. Жаль, что никто этого не поймет. И ты тоже. Поэтому будет лучше, если ты приедешь в Таганрог к своей подруге Насте. А тут я все устрою.
Как тебе эта мысль?
Не нравится?
Ну хорошо. Тебе интересно, что я за гусь, откуда такой прыткий выискался? Ничего особенного. Просто учусь в одной группе с Настей. Рядовой отличник. Тяну на красный диплом и шестой разряд. Наша группа – это спецвыпуск станочников для работы на суперсовременных автоматах с числовым программным управлением. Так что зарплата раза в четыре с половиной выше, чем у простого токаря-универсала. Но это все мелочи…
Не хочу загружать тебя. Если что – спрашивай. Я могу все о себе рассказать. Даже могу выслать свою фотографию. Если, конечно, хочешь.
Ты мне только напиши, Наденька. В любом случае ничего не потеряешь. Я парень ненавязчивый. Да и вообще, если честно, первый раз в жизни пишу письмо девочке. Может, что не так, извини уж.
Ну вот и все, родная. Больше не буду тебя утомлять.
Жду ответа, как соловей лета.
С этого дня у меня появляется новый отсчет времени.
Пока.
На следующем уроке Сопила переснял копию. Исправил Надю на Свету и выкинул выражение «Я парень ненавязчивый». Оно ему почему-то не понравилось. А в перерыве мы сбросили свои письма в почтовый ящик.
– Хорошо, если ответ придет в одно время, – помечтал Сопила.
Я помечтать не успел. Нарвались на англичанку. Один ее взгляд – и все настроение, добытое неимоверным творческим напряжением, коту под хвост.
103. Смеяться не над чем
6 февраля. Вторник.
Да, невеселые мои делишки в бурсе. И на заводе тоже. И в автошколе в том числе. Но хуже всего в бурсе. Сижу вот, к примеру, на математике, смотрю на Елену Федоровну и думаю себе: «Попка у нее, конечно, неплохая, но как сдавать экзамены, которые уже не за горами?»
Успокаивает одно: не один я тупица, нас большинство. А история свидетельствует, что большинство всегда побеждает. Хуже дела на другом фронте, с женщинами. Тут история молчит как рыба.
Сегодня объявили, что нашу группу расформировывают по первой и третьей группам. Поскольку в марте занятия уже кончаются, новость эта нас не огорчила. А нам с Харьковским даже и понравилась. Ибо девочек в тех группах пруд пруди!
104. Надежда, или Новая Элоиза
8 февраля. Четверг.
Ну вот и получил ответ из Мирного поселка.
Очень ровный и аккуратный почерк отличницы:
Добрый день, Алексей!
Что ж, очень рада с тобой познакомиться.
Я не удивилась твоему письму. Мне очень многие пишут. Я думаю, что это хорошо, когда много друзей. Непонятно только, где ты мог видеть меня.
Ты написал все так просто, откровенно. Мне приятно было читать. Но, к сожалению, я не знаю, что написать тебе в ответ. Все так неожиданно.
Я, конечно, могу приехать в Таганрог, к Насте, но какой в этом смысл? Я не имею о тебе ни малейшего представления. Вышли хотя бы фотографию. Сколько тебе лет? Ты пишешь как взрослый.
Почему я пишу тебе домой, в то время как ты учишься в Таганроге?
И самое важное: почему ты решил написать мне? Я понимаю, что я могла тебе понравиться, но разве можно, увидев только раз, потерять голову? Или ты просто шутишь? Если так, то лучше сразу прервем переписку.
Вот если бы меня спросили, почему я отвечаю на твое письмо, я бы тоже сказала откровенно: потому что мне понравилось его содержание и, может быть, я поняла его смысл.
Ну вот и все.
До свидания, Надежда.
Письмо мне понравилось. Не знаю, насколько соврала Настя, когда говорила, что дает мне адрес самой умной из своих подруг. Но то, что это не самая глупая, уж точно. И еще, конечно, я бы не возражал, если бы она оказалась самой красивой. Впрочем, для письменной любви это не главное. Главное сейчас, чтобы она полюбила меня. Вот задача!
Интересно, что получит Сопила. Ему, по словам Насти, досталась самая клевая.
Мой ответ был таков:
Наденька!
Спасибо за минуты удовольствия, что доставило мне чтение твоего письма. Их у меня так мало, этих минут.
Одному, как известно, только помирать хорошо. Все самое приятное достигается в паре. Один человек – существо неполноценное. Это жалкая недоделка, обрубок, половинка, никудышная деталь. И смысл весь – в соединении! Только в паре человек может рассуждать о какой-то завершенности.
Ты, конечно, скажешь мне: тебе что, дружочек, в своем Таганроге соединиться не с кем? И это будет остроумно. Но не больше.
Своим умом, своей холодной, как у Железного Феликса, головой человек может найти для себя только выгоду. Но не вечный смысл. Для этого мозги наши слишком несовершенны. Для этого существует другой путеводитель, который принято называть сердцем. А поскольку главная функция сердца не мыслительная, видимо, поэтому и считают, что любовь глупа. Но я тебе скажу по секрету, что любовь – это нечто такое, что мудрее всех человеческих знаний. Потому что любовь – и только она! – приносит настоящую радость. А от ума, как известно, только горе.
Наденька, прости, но в прошлом письме ты не совсем меня поняла. Я никогда тебя не видел. Это была всего лишь аллегория моего отношения к тебе. Просто Настя о тебе так много мне говорила, что я, как активный элемент, принялся искать с тобой контакт. Выпросил у нее твой адрес, и все. Как тут объяснишь – меня к тебе потянуло. А сейчас тянет еще больше.
Я не знаю, что у нас с тобой получится. Наверно, это зависит от нас двоих. Но мне тебя надо увидеть. А там мы что-нибудь придумаем.
Если тебя смущает предложение о встрече, то на первый раз можешь отделаться фотографией. Свою я тебе высылаю.
Очень понравилось окончание твоего письма: до свидания, Надежда! У тебя оптимистичное имя. И я действительно надеюсь! И даже ты мне этого не можешь запретить.
Теперь постараюсь ответить на твои вопросы.
Мне семнадцать лет. Почему я решил тебе написать, думаю, ты уже поняла. Ну а почему ты пишешь мне в Дарагановку – это очень просто. Потому что она рядом с Таганрогом. И я каждый день бываю дома.
Дарагановка – это чудное курортное местечко на берегу Миусского лимана. Дома отдыха, здравницы, пионерские лагеря. Из Дарагановки открытый выход в Азовское море. Отсюда, не касаясь земли, можно плыть и в Черное море, и в Мраморное, и в Адриатику, и в Средиземное. Отсюда – прямой выход к Одессе, Стамбулу, Александрии и Венеции. Когда ты в Дарагановке, весь мир у твоих ног.
Летом мы утопаем в зелени и нежимся на солнышке. Зимой, правда, скучновато. Но все в мире относительно. Скука – это внутреннее состояние человека. Она есть, но ее может и не быть. Все зависит от нас с тобой.
Но я надеюсь, что ты приедешь в Дарагановку летом. Моя мечта – соединить все прекрасное в прекрасном месте в прекрасное время. Представляешь, что будет?
Вот и я тоже не представляю. Поэтому еще сильнее хочу.
Ну и все на этот раз.
До свидания, родная.
Алексей.
Написав это, я вложил свою фотку в конверт, запечатал его и быстренько отправил. Чтобы не возникло желания исправлять и переписывать. Мне кажется, что первый поток мысли самый верный.
105. Макуда, Потрошок и Щелкопер
13 февраля. Вторник.
С тех пор как мы с Харьковским ограбили библиотеку, прошел год. Это значит, и нашей с ним дружбе уже год. Много или мало?
Вообще-то, не много. Но вполне достаточно, чтобы постоянно грызтись, как выражается сам Харьковский. При этом он ласково называет меня Художником и Щелкопером. А я его Трухамудичем и Потрошком. Трудно объяснить, откуда взялись у него эти клички. Так же как и замысловатое прозвище Сопилы – Макуда. Со мной еще более-менее ясно. Но Трухамудич и Макуда – это уже кабалистика!
Впрочем, Харьковского частенько называли сучьим потрохом. И потом, видимо, ругательство это смягчилось до ласкательного – Потрошок. Макуда кислоглазая – это человек без настроения, каким бывает Сопилкин, если ему долго не удается урвать сеанс.
Итак, Макуда, Потрошок и Щелкопер все еще вместе, все еще что-то замышляют.
106. Новая уловка
15 февраля. Четверг.
Опять англичанка.
В последнее время я как-то и не замечал ее. Даже в разговорах с Харьковским она уже не пестрила.
Когда-то, еще в пору буйного цветения своей махровой глупости, я просил ее принести Данте, который ни в одной библиотеке мне еще не попадался. И никак не мог ни купить его, ни украсть. Настоящее свинство со стороны литиздата!
Целый год она забывала. И вот, когда уже забыл я, она вдруг вспомнила.
– Соболевский, я принесла тебе Данте.
– Спасибо, Лариса Васильевна, – ответил я сдержанно, изо всех сил пряча свою радость.
Она отдала книгу с видом благодетельницы. И тут же оставила меня в покое. Но разыскала Харьковского и принялась донимать его, чтобы тот устроил нам встречу. Редкостный такой идиотизм. Вообще-то, я знал, что она пришибленная. Это меня не удивило. Удивился я себе.
Как только Харьковский сообщил мне, что этого Данте она мне подарит за ночь любви, так я сразу и совершенно искренне ответил:
– Славик, за эту книгу я могу переспать хоть с чертом!
И тут же подумал: «Зачем переспать, если книга уже у меня?»
107. Данте и моя Беатриче
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу…
17 февраля. Суббота.
Самое время почитать про ад. Ближе познакомиться с местечком, которое тебя ожидает…
Но Харьковский почему-то не воспринимает Данте. Я выучил наизусть три песни. Читаю ему, читаю, глядь – уже спит, подлец! Или если не спит, то по глазам видно, что где-то уже далеко, у какой-то бабы.
Что ж, последую и я к ним. В конце концов, без них бы не было и Данте.
Вчера пришло письмо из Мирного.
Здравствуй, Алексей!
Странно получается, я и моя подруга получили одинаковые письма. У вас там в Таганроге что, организован кружок любителей письма? Скажу прямо, я сейчас пишу только потому, что хочу знать, кто сочиняет все это? Ты? Сопилкин? Или вся группа? Если ты переписываешь чужие письма, то, пожалуйста, не пиши мне больше.
А вообще-то, ты вовремя прислал свою фотографию. Я посмотрела на тебя и пришла к выводу, что все-таки ты пишешь сам. И если это действительно так, то продолжим нашу дружескую переписку. Кроме тебя, мне пишут еще 17 мальчиков, и все они хорошо эрудированны.
Теперь о твоей фотографии. Если тебя интересует, какое впечатление она произвела на меня, то могу тебя огорчить. На внешность ты не из красавцев. Но мне нравишься. Свою фотографию я выслать не могу, у меня попросту нет подходящей фотографии. Да и вообще, я сначала должна убедиться, что моя фотография не станет достоянием всей группы.
Что касается нашей с тобой встречи летом, то я, Алексей, не разделяю твоей уверенности. Я сама не знаю, где я буду летом. Если мне из Москвы придет положительный ответ, то до августа я буду дома. Если отрицательный, то меня дома не будет вообще. Это означает, что в мае я поеду работать в Москву.
Ну вот, пожалуй, и все.
Да, Алексей, не называй меня, пожалуйста, Наденькой и тем более родной. Извини, но мы с тобой еще не так близки.
До свидания, Надежда.
Не скажу, что письмецо это привело меня в восторг. Скажу, что совсем не хочется на него отвечать. И не потому, что получил мало удовольствия от прямоты ее и здравомыслия. Просто мне показалось… Нет, просто, как охотник, который на нюх улавливает невидимый дымок далекого костра, я учуял в этом письме присутствие самовлюбленной дуры.
Это печально. И это не вдохновляет.
