Алекс Эсмонт
Три cезона
Некоторых участников и очевидцев опрашивали с серьезным опозданием. Максим, к примеру, почти три недели провел в том самом лечебном заведении, где все они оказались в злосчастную предпраздничную ночь, получив, по словам кузена Миши, «справку», а вместе с ней – эффективнейшее лечение.
Дед Артема взял его под опеку. Имея звания не только воинские, но и академические, он был автором многих монографий и основоположником новых «методик».
– Отличная практика для моей теории! – воскликнул гениальный хирург, осмотрев раздробленную кисть. И вот уже более месяца целительствовал Максима. Не удивительно, что тот до сих пор ходил в гипсе.
Вызывали его на допрос (по той же причине) всего лишь раз. Вели в присутствии сразу двух опытных адвокатов, нанятых родней. Длительное лечение, кажется, всерьез подорвало остававшиеся у молодого человека силы. Во-всяком случае, многое из него вытянуть не удалось. Ночь, когда пали жертвы, а сам он едва не лишился руки, курсант помнил плохо. Как доверительно сообщил потом, больше узнал от самих следователей. В причинах нападения терялся.
Ему напомнили февральский «эпизод». Он округлил зелено-карие глаза. К огромному огорчения дознавателей, то был не страх, а крайнее изумление.
– Прошло всего два месяца! – усомнился в искренности чувств парня следователь.
– А для меня – как два года! – тяжко вздохнул курсант. – Вы ведь знаете, в каком заведении я все это время пребывал…
– Оно, кажется, для физических недугов, а не иных…– скривил рот мучитель в погонах.
– Да, я лечил руку. – подтвердил Максим. – Но изо дня в день видеть перед собой тусклые голубые стены далеко не просто… Мне кажется, у меня появилась аллергия на этот цвет… – он огляделся, кабинет сыщиков наверняка напоминал ему сейчас «заведение», потому как был того же самого оттенка.
– Однако, мы совсем не продвигаемся.. – следователь поспешил забрать инициативу из увечных рук подозреваемого. – Вернемся к февралю. Вы что-то помните? Свои действия в ту ночь…
– Кажется, все отмечали надвигавшуюся дату… Но мне вам нечего сказать. Я был не в форме…– покачал кудрявой головой Максим.
– А ее отсутствие вам помешало? – сверкнул глазами помощник дознавателя, желая хоть на чем-то подловить жертву.
– В некоторой степени.
– Где же вы ее оставили. Дома?
– Дома? Нет. Когда я выходил, она была еще при мне.
– При вас?– удивился дознаватель.
– Да. А затем я ее … потерял. – уныло вздохнул молодой человек.
– Где?– настаивал помощник.
– Все там же! – курсант назвал известный в городе кабак.
Молчание.
– То есть, если мы сейчас пошлем туда людей, то они ее там, вероятно, найдут?– переспросил следователь, наморщив лоб.
– Скорее, собственную потеряют! – усмехнулся парень. – Коктейли на барной стойке, доложу я вам, просто гремучая смесь… Отключат самый яркий «свет» даже в чугунной голове, всего за пару минут…
Снова молчание.
– Видите ли, это такое место…– попытался объяснить Максим.
– Я, кажется, начинаю понимать… – медленно сообщил следователь, раздувая ноздри.
Адвокат встрепенулся.
– Вы издеваетесь над нами?! – выдохнул правоохранитель.
– Еще немного, и это будет издевательством над пострадавшей стороной.– вступил защитник.
– А мы пока не знаем, пострадал он или обвиняется…– взвился следователь.
– Тогда возьмите справку со стола! – ткнул тот в медицинское заключение хирурга Тынякевича. – И ваши сомнения прояснятся! Если вы, конечно, разбираетесь в медицинских терминах…
Допрос был окончен.
– Справки!! Нынче все образованными стали! – фыркнул после следователь, собираясь на первое слушание. – Медицинскими терминами пугают!
– Ничего, мы для них уголовные подберем!! – заверил его помощник.
Но как бы не желали эти двое проницательных людей осудить курсантов, в ближайшее время осуждение могло проявляться лишь в их взглядах и словах. На деле все обстояло совершенно иначе.
***
Значительно усложнило позиции как обвинения так и защиты решение суда вызвать для консультаций экспертов. «История» находилась на стыке уголовного и военного производства, и специалисты призваны были расставить все точки над i, разъяснив, чем именно следовало руководствоваться. Однако, пояснения эти, похоже, окончательно запутали всех.
Во-первых, каждый из них был приглашен по отдельности, как ведущий специалист, и появление еще одного, оказалось неприятной неожиданностью для другого. Неожиданность, впрочем, была не совсем полной, потому что оба были знакомы много лет… Что стало вторым негативным фактором, повлиявшим на процесс.
Их разъяснения и экспертные оценки, в итоге, разошлись так далеко, насколько это было возможно (в узком помещении суда), практически трансформировавшись в научную перепалку, с желанием подловить соперника в незнании предмета. У собравшихся сложилось впечатление, что оба весьма плохо осведомлены о «деле», на которое приглашались, буквально плавают… в той «грязи», которую вылили друг на друга, а под конец, похоже, и вовсе забыли, с чего начали.
– Зачем приглашали двух экспертов? – в перерыве, не выдержав долгой лекции, осведомлялся у помощников председатель суда, – Хватило бы и одного! – он вытирал мокрый лоб платком, стоя у приоткрытой форточки.
– Мы должны были выяснить разные точки зрения! Общественность боится отдавать решение на откуп исключительно военным. – сообщал первый.
– Опять – общественность… – почти выругался председатель. – И к чему этот спор?
– Как – к чему? В споре рождается истина…– патетически заметил второй, спасаясь от удушья сигаретой.
– Да уж. – фыркнул председатель. – Таких «родовых мук» я давно не припомню…
Однако, в этом споре ничего не родилось…
После перерыва все повторилось. Несмотря на то, что в зал вернулась лишь половина, боевой настрой экспертов только усилился. Появление прессы способствовало этому. Журналисты заняли освободившиеся места. Защелкали затворы фотоаппаратов.
Отвечая на конкретный вопрос: – «чья подсудность», «сколько эпизодов» и «можно ли считать самообороной», – первый эксперт, самодовольно улыбнувшись, дал повисеть вопросу в воздухе, как приманке, пошамкал губами, подождал пока жажда ответа проявиться на лицах всех присутствующих, после чего обратился к последним трудам юристов и комментариям Верховного суда. Лучше бы он этого не делал. Никто ничего не понял, а по -прошествии сорока минут повествования и не пытался понять.
Специалист сошел с трибуны в абсолютной тишине. Было слышно, как апрельские мухи, разбуженные монотонным гудением оратора, бьются в припадке об оконные стекла. Пауза затягивалась, все думали – это конец, но…
Неожиданно, ожил второй эксперт, посчитавший, что его незаслуженно отодвинули, и решивший напомнить о себе и «опустить» товарища самым неуместным способом:
– Я бы хотел кое-что добавить к сказанному моим многоуважаемым коллегой… – заявил он.
Первый эксперт вздрогнул и жутко побледнел, как человек, смертельно раненный плевком навылет. Действительно, не у него одного в зале зародилась уверенность, что после часового разъяснения и добавить-то уже нечего. Но второй эксперт нашел что…
К удивлению, и даже возмущению слушателей, это были все те же труды и комментарии, но прочитанные уже другим человеком, и понятые им совсем иначе…
Конференция расходилась в десятом часу. Присутствовавшие на ней следователи не могли не признаться себе, что после такого и сами нуждаются в отдыхе и «справках». От былого энтузиазма профессионалов не осталось следа. Все желали поскорее закончить муку. Но если в первый день слушания они надежд не теряли, то второй их подкосил…
***
Пришел черед появления в суде самих курсантов, а также руководства вуза, в лице начальника курса и заместителя директора. Оба были только свидетелями, поэтому никто не ожидал, что увидит продолжение вчерашний дуэли, но уже с новыми участниками.
Проректор до последнего держал маску осуждения на лице, забыв, кажется, что является начальником по воспитательной работе, и тоже, в какой-то степени, несет ответственность…
– Прежде всего, я хочу обозначить свою позицию и роль вуза в данном вопросе. – заявил Платон Ливнев, взойдя на трибуну. – Нет сомнений, что исключительно их собственные, так сказать врожденные (а не приобретенные у нас) повадки и пристрастия закончились столь плачевно. Ведь из тысячи выпускников, лишь эта группа отличилась, и отличилась в самом дурном смысле слова. Они выделялись и раньше, и не без некоторого попустительства со стороны непосредственного начальника… – он скосил глаза на Куратора. – … А может, и наоборот – сомнительного руководства! – неожиданно добавил зловещий очкарик. – Хотя, профессионализм последнего лично у меня не вызывает вопросов…
Здесь он заговорил о задатках «организатора», которыми педагог, по его мнению, несомненно обладал. Его готовность признать выдающиеся качества за Куратором, на сей раз не обрадовала последнего. Ведь слово – «организатор» – в угловно-процессуальном контексте могло носить только один смысл, одну темную окраску, и кто бы не считал его в современных рыночный условиях – положительным, в условиях суда им предпочитали не бросаться.
«Лидер», «организатор» – формулировки, которые хороши для анкет на собеседованиях в коммерческих структурах, но никак не силовых или судебных…
Куратор сощурил глаза, разглядывая выступавшего, хотя сидел недалеко от «сцены». После проректора шел его ход…
Педагог с азартом вступил в бой. Он сразу же заявил, что организовывал в вузе только учебный процесс, в отличае от «господина» проректора, организовывавшего массовые сообщества, собрания, кружки, факультативы… (тут Куратор блеснул не только осведомленностью, но и отличным словарным запасом), деятельность которых не была однозначной…
– Неоднозначная, еще не значит – незаконная или криминальная… – осторожно переспросил прокурор.
Все как по команде уставились на Куратора. Тот длинно улыбнулся:
– А может ли быть законной деятельность организации, собранной на незаконной основе… – парировал педагог встречным вопросом, заодно положив любым сомнениям конец.
По настоянию судьи, его попросили вспомнить эпизоды «криминальной» деятельности этих кружков, чтобы подтвердить, что мартовская ночь не являлась спонтанным выплеском энергии, а имела предысторию. У Куратора была хорошая память, и он вспомнил…
Вспомнил свое испорченное имущество, холодный ветер, врывавшийся в разбитые окна актового зала, вспомнил и пристройку в саду, и тех, кого в ней дрессировали.
– Разумеется, это была не коммерческая организация… Скорее – благотворительный фонд. Никто денег не брал, а лишь вкладывал душу! – рассуждал Куратор, наблюдая, как трясется в бессильной злобе на первом ряду (куда сел по неосторожности) его оппонент. – Поэтому в ней могло и не быть ничего противоправного или антиобщественного! Я полагаю…
Говорил он об этом вполне искренне, но в таких размытых формулировках, что все уверились в обратном. Однако, возможное нарушение Устава вуза к делу не относилось, и не могло рассматриваться на заседании, хотя отпечаток оставило…
В конце концов, курсанты были признаны пострадавшей стороной, и участвовали в суде дальше исключительно как свидетели…
Глава 10
Трудный выбор
Миша поспешил выйти со всеми из душного зала. Куратор стоял на крыльце, принимая поздравления, и сиял, как именинник, второй раз за эту весну. Молодой человек тоже собирался благодарить своего педагога, но не при всех. Слишком много народу было кругом. Толпы родственников, журналистов и любопытствующих текли мимо.
– Вряд ли это можно назвать торжеством справедливости… – кузен начал спускаться вниз.
– А ты бы хотел, чтоб осудили нас? – сердито прошептал Миша, оглядываясь. На миг ему вдруг почудилось, будто те холодные, бледно-голубые глаза опять мелькнули в толпе, собравшейся у дворца правосудия. Давешний кошмар с новой силой овладел им, намекая, что может не все еще окончено. В подсознании возник темный двор, и металлическая сетка… Он помотал головой. Не могло же ему второй раз показаться одно и то же. Или это уже навязчивое состояние…
– Пойдем отсюда скорее… – забыв о Кураторе, парень потянул кузена за собой, и оба молодых человека исчезли за углом, где их ожидало такси…
***
– Что-то случилось? – спросил у него Валера, немного погодя. Они подъезжали к дому родителей Миши. – У тебя какой-то странный вид!
– Странный?– переспросил тот.
– Болезненный…
– Это хорошо! Может он тронет отцовское сердце… – пробормотал Миша, так и не отойдя от неприятных ощущений.
– Ты все еще боишься его? – улыбнулся Валера.
– «Боишься» – не то слово.
– Неужели настолько?! – удивился Кузен.
– Я имею в виду – не совсем подходящее. – разъяснил курсант. – Представь своих родителей в подобной ситуации…
– Могу, но только наполовину.
– Видишь, даже тебе это сложно!
– Наполовину, потому что у меня всего один родитель. Ты забыл? – кузен перестал улыбаться.
– Не важно. Значит, тебе вдвое меньше достается… – начал Миша, не задумываясь о словах.
– Всего! – резко оборвал его брат. – Всего – меньше! В отличае от некоторых…
Они немного помолчали.
– Прости, что я сорвался на тебе. Никак не могу успокоиться, хотя суд уже окончен! – примирительно заговорил Миша. – Не принимай мои выражения всерьез. Ты излишне требователен к людям.
Валера неопределенно повел плечом, но говорить ничего не стал.
Они въезжали в квадратный колодец современного двора. Многоэтажные дома окружали их, и были так высоки, что казалось, смыкались вверху, над головами. Рядом проходило кольцевое шоссе, за которым начинался лес.
– Мне показалось, будто я видел на суде одного из нападавших. – прошептал Миши, наконец, решив поделиться своим волнением.
– Не удивительно! – вяло отозвался кузен, которого вообще мало что могло поразить. – Они одна из сторон процесса. Конечно, кто-то присутствовал, ходил на заседания… Ну а теперь их будут туда приводить!
Приятели вышли из такси. Миша глянул на окна родительской квартиры. Раньше, когда он приезжал на выходные или праздники, то первым делом искал их и по яркому свету за цветастыми шторами определял, ждут его или нет. Если ждали, – шторы были приподняты – мать часто выглядывала во двор. Как –то будет теперь?
Совсем неожиданно, внизу мелькнуло что-то темное с красными стрелами, молнией подскочившее к нему, и ребра свело железной хваткой. Младший брат дежурил у подъезда. Он не успел сменить форму кадетского училища, и сиял счастьем, бросившись встречать.
– Ну и нагулял ты себе рожу! – Красные щеки мальчика пылали на круглом довольном лице почти в один тон с нашивками на шинельке. – Давно здесь ждешь? Как папа с мамой? – спросил Миша на ходу.
– Только о тебе и говорят! – сообщил брат. Миша с тревогой обернулся к Кузену, спешащему позади них. Тот ободряюще подмигнул.
– Отец, значит, дома? – голос предательски дрогнул.
– В кабинете сидит… Много работы… – деловито отозвался мальчик.
Когда они поднялись к угловой квартире на восьмом этаже, дверь была распахнута. На пороге стояла мать. Миша боязливо посмотрел на нее. Но, кажется, гроза миновала. Наверное, дома уже знали о том, что курсантов оправдали.
– Мы стола не накрывали. Поскольку праздничного повода нет. – сказал она, все же обнимая сына. – Но это не значит, что ужин отменяется.
Впервые за последние месяцы семья собралась в полном составе. По совету Куратора, Миша весь апрель вел аскетичную жизнь показательно для всех, и главным образом – для родителей, не давал пищи для пересудов недоброжелателям, а заодно и себя оставляя без еды. В результате сильно потерял в весе, несмотря на то, что и раньше лишнего не имел.
Сегодня он решил держаться прежней тактики, проявляя сдержанность. Пока Валера ел за двоих, Миша попросил налить себе лишь воды, но даже к ней не прикоснулся (в принципе, за ненадобностью). Его бледный вид, в конце концов, обескуражил отца. Родители настояли на том, чтобы сын остался на ночь. Пока убирали в столовой, пустой желудок разгуделся. Миша счел за лучшее уединиться. Зашел в пустую гостиную, сел в кресло. Напротив, в окнах домов мелькали огни. Кто-то собирался ко сну, кто-то переключал телевизор. Гудение не унималось, и Миша начал думать, не переиграл ли за столом. Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Увы, события минувшего дня не давали покоя, – пришли все вместе и одновременно. Он снова видел судебный зал, слышал монотонную речь прокурора и адвокатов, жужжание мух, красивый профиль Куратора, который тот выставлял перед журналистами и публикой. Вспомнил чувство стыда перед ним за свой поступок. Это же чувство перед всем вузом после речи проректора. И самое худшее из всех – чувство страха, когда пересекся с холодным пустым взглядом, который видел в темном дворе в момент убийства. Теперь, в мирной обстановке он показался куда более пугающим и вездесущим. Желудок снова свело судорогой.
– Уймешься ты сегодня, наконец?
Миша вздрогнул. Рядом, за стеной он услышал голоса родителей. Мать выговаривала отцу: – Посмотри, в каком состоянии наш сын!
– Это полностью его заслуга! – ворчал тот.
– А может и нет… – тихо спрашивала женщина. – Может и его тогда покалечили…
– Я был в ту ночь в лечебнице, и убедился что он целый…
– Травмы бывают разного рода. Психологические, в том числе…– тревожным шепотом твердила мать.
– Ну это уже не наша с тобой сфера. – отвечал отец, не так, впрочем, убежденно.
– Он меня пугает…
– Не только тебя! – за стенкой крякнули. – Они не теряли времени даром. Сколько там «эпизодов» их деятельности насчитали в суде?
– …Не ест, не пьет… – продолжала женский голос. – А сейчас вообще сидит один в гостиной! Когда такое было?
– Пусть лучше сидит один в гостиной, чем в компании в тюрьме!
– Поговори с ним. – требовала мать.
Отец понизил голос, и его ответа Миша не разобрал.
Какое-то время в ушах звенела тишина. Но вот, рядом что-то скрипнуло, он открыл глаза. Щелкнул выключатель и комнату залил яркий свет. В гостиную вошел глава семейства. Парень заерзал на сидении, – похоже, пришел черед объяснению, дольше тянуть было нельзя. Наверное, Миша выглядел испуганным, потому что отец поспешил его успокоить:
– Не волнуйся, критики в твой адрес больше не будет. – он немного помолчал. – Надо смотреть в будущее. Но сразу предупреждаю – место, на которое мы все так рассчитывали (и хлопотали) теперь вряд ли нам доступно. Конечно, есть еще время, можно подыскать другое. К лету страсти поулягутся, но лично я – за «распределение». Куда пошлют – туда и поедешь… Что ты кривишься? Тебя пока не посылали!
– Кроме тебя – никто. Это правда. – усмехнулся сын.
– Но повод был…
– Все в порядке, я заслужил. – парень решительно поднял глаза. – Хочу еще раз попросить прощения… За все! Мне действительно жаль!
– Охотно верю… Но ты же понимаешь, что слухи о вас уже «пошли в народ», как говориться. И никакой суд не в состоянии их остановить. Оттереть такое пятно будет очень трудно…
Миша тяжко вздохнул, обхватив воспаленную голову руками.
– Получу диплом – и сразу уеду. – заявил он.
– Куда? – отец пристально посмотрел на сына и уселся рядом.
– На выходных мы обговаривали мои возможности с Валерой… – Мишин голос снова дрогнул. – У него есть место в части… В их городке… Он его уступит…– последняя фраза была произнесена почти шепотом. Наступила тишина. Отец долго не произносил ни слова, мрачно разглядывая сынка.
– А для этого тебе нужно жениться? – спросил он, наконец.
– Нет! – спешно воскликнул Миша. – Я и сам хочу…
– Ну, если сам хочешь – это меняет дело…
– Не в смысле – хочу, а вроде как – пора… – промямлил молодой человек.
– Конечно… – насмешливо подтвердил родитель. – Тебе – давно пора…
Миша потупил глаза. Ему казалось, что тот читает буквально все его мысли.
– Кстати, – начал вдруг отец. – А как бы ты посмотрел на «Уральский округ»?
– Издали. – ответил Миша, но уловив его строгий взгляд, переспросил, – Восточный или Западный склон…
– Там живет родня. Твои бабка с дедом. Очень удобно, мне кажется…Заодно, приглядишь за стариками!
– Это удобно вам…
– А они – за тобой. – словно не слыша сына, продолжал расписывать отец.
– Тогда зачем жениться? – парень наморщил лоб.
– Вот именно… – слегка приподняв брови, отозвался отец. Похоже, он так и не одобрил выбор «невесты», хотя прямо ничего не говорил. Миша округлил глаза.
– И потом, «Урал» все же лучше, чем «Дальний Восток», к примеру… – продолжал кошмарить папа. – Ведь, именно туда в этом году идет набор из столичных вузов… Я говорил, год – високосный…
Снова долгое молчание.
– А Валеркин гарнизон – у нас под боком… – тихо пробормотал Миша.
– Хочу услышать это от него… – отец резко встал, так, что сын вздрогнул, открыл дверь и позвал кузена.
Послышалась тяжелая поступь, через минуту в гостиную вошел Валера. Он был красный и сильно волновался.
– Объясни мне пожалуйста, каким образом ты собирался уступить свое место нашему сыну? – строго спросил его отец, повысив голос. Полковник любил таким образом топить на экзаменах в училище нерадивых учеников. – Разве ты сам не нуждаешься в нем? – насмешливо выговаривал он. – Разве ты уходишь со службы,… еще не поступив на нее?
– Перед тобой родной племянник… – напомнила ему мать Миши, заглянув на громкий зов.
– Нет надобности меня этим оскорблять. – воскликнул отец, – Да, я буду прямолинеен, потому что долгим путем шел к нашему разговору. – он остановился напротив Валеры. – Так, что это за история? Как вы хотели ее провернуть? Вам одного суда было мало?! Новый – «эпизод»…
– Я имею право по закону… – почти побагровев, начал оправдываться Кузен. -… как сын погибшего при исполнении долга… – продолжал он, задыхаясь.
– Мне это отлично известно! Но мой-то сын пока еще не потерял никого из родни. – отец мельком взглянул на Мишу. – Хотя был близок к этому…
– Ты же обещал без критики… – вступился тот за брата.
– Ты тоже многое нам обещала… – не унимался папа. – И где нынче твои «перспективы»?
– Поэтому я и предлагаю «обмен». – заметил Валера. – Наш город не так уж плох… Он расположен не далеко от столицы. Кроме того, часть в скором времени должны расформировать, и большинство офицеров оставят в «центре»… И это безопаснее, чем Кавказ… – добавил неожиданно племянник.
– Что-что? – переспросил дядя.
– Кажется, Миша хотел туда поехать… или только собирался… – Валера запнулся, увидев выражение на лице брата.
– Это что еще за новость? – отец перевернулся в сторону сына.
– Я беседовал на кафедре с Куратором, и он сказал, что это – выход. – не охотно подтвердил Миша.
– Он так сказал? – с угрозой переспросил полковник.
– Ну да!
– Что это – выход?! Не знаю, может многоумный Анатолий Васильевич готовил его для себя, на случай, если бы ваше дело проиграли! – отец злобно усмехнулся. – Туда насильно ссылали в прошлом веке… Теперь уходят сами… от суда! Неожидал такого…
– Нет, мне кажется, сам он туда не собирался…
– Не ожидал, – оборвал отец. – …что он предложит его тебе! Уж не забыл ли, уважаемый господин Опарин, что и его сын у меня в корпусе учиться. Восьмой класс всего!! – ехидно подметил полковник. – Еще целых четыре года азы постигать… Под моим руководством… Он просил взять мальчишку «под крыло», а если я возьму «под пятку»?!
Мишин отец был крайне недоволен. Слова, произнесенные не как совет, а как предположение (но повторенные сыном как догма), поразили его и вновь вывели из себя.
– Ваш златоуст! Он и раньше был большим оригиналом. Все сочиняет…
Отец вошел в раж, он встал и принялся ходить по комнате, возмущаясь. И если сначала Мише было удобно перевести стрелки его недовольства на третье лицо, то теперь он тоже занервничал. Вдруг отец и правда «отблагодарит» Куратора, а тот станет выяснять – в чем дело. Сориться с начальником курса он совершенно не хотел. Педагог всегда был к нему лоялен.
– Я не в обиде! – поспешил заверить Миша отца. – В конце концов, чем Уральские горы отличаются от Кавказских? – хихикнул он.
– Это был ненужный вопрос. – сурово заметил отец.
– Но ты тоже предлагал…
– Не строй из себя идиота! Человеку с дипломом это не к лицу. Иначе я подумаю, что ты пять лет ходил мимо… вуза… – отец покачал головой. – Кавказ! Я не совсем выжил из ума, чтобы поверить, что ты туда уже и рюкзак собрал! И не смей заикаться об этом матери! – пригрозил он в конце. – Она итак себе место не находит, с тех пор как ты свое потерял! На сегодня разговор окончен…
Ребята ринулись в коридор. Выходя из гостиной, Миша услышал за спиной отцовское бормотание:
– Кавказ! – пыхтел полковник. – Конечно, Вера в этом случае гораздо безопаснее…
Парень обернулся.
– На первый взгляд… – добавил тот, подтолкнув удивленного сына к двери.
***
Оба молодых человека остались ночевать у родителей Миши. Уютная, компактная и милая сердцу квартира. Отец с трудом менял жизнь в ней, на загородную в коттедже.
Он получил апартаменты лет десять назад, как только вернулся с семьей из длительной заграничной командировки. Когда появился младший брат, площадь в 80 кв.м. казалась пределом всех желаний. Отсюда открывался потрясающий вид на лес неподалеку. Теперь же его полоса постоянно удалялась и редела. Однако свежий ветер по утрам приносил еще пение птиц и легкий аромат хвои.
Друзья долго переговаривались полушепотом в Мишиной комнате, где им постелили. В середине ночи закрытую дверь начал царапать пес.
– Похоже, он тут часто ночевал, судя по запаху. – заметил Кузен.
– Почему его не оставили в лесу! – пробурчал Миша, поворачиваясь на другой бок.
– Где?– не понял Валера.
– На даче. В поселке многие живут круглый год. Когда отец достроит свои котлы и нагреватели, мы тоже переедем. И эта квартира достанется мне. Он обещал… – Миша вдруг умолк. – Правда, в ближайшее время, мои планы будут очень далеки от столицы, квартиры, котлов…– он тяжко вздохнул.
– Не так уж и далеки. Всего пару часов по хорошей дороге… И потом, совсем ненадолго. Года –два, и часть распадется… на части… – кузен пошутил. Ему это редко удавалось. – Зато, с любимой женщиной все невзгоды легче переносить. С ней будешь как за каменной стеной. Да что там – каменной. Бетонной!!
«Похоже, так оно и выйдет!» – подумал Миша, вспомнив облик гарнизона, виденного им однажды, когда он года три назад гостил в маленьком уездном городке. Однако, парень не стал высказываться вслух. Минут пять оба молчали.
–Ты слышал, Тынякевич уходит из армии… – первым заговорил Валера.
– Да, но он, кажется, служить никогда не стремился.
Снова тишина.
– Меня только один вопрос смущает. Ты уступаешь место мне, а сам – куда? В отличае от Артема, ты всегда хотел быть военным… – Миша приподнялся над подушкой, чтобы увидеть брата. Тот лежал, накрывшись с головой. Разобрать можно было только бесформенную длинную гряду под ватным одеялом. Немного погодя, гряда зашевелилась.
– Есть несколько идей. Но сейчас я не стану их озвучивать…
Из -под двери донеслось рычание. Молодые люди замолкли. А через какое-то время с соседнего дивана послышался сладостный храп.
Сам Миша долго не засыпал, прикидывая в голове различного рода «идеи», которые могли бы посетить его кузена. Он отлично знал, что у Валеры с фантазией отношения не сложились. Ни в средней школе, ни в высшем учебном заведении. Он был весьма прост, и даже во многом зауряден. Его сочинения ни разу не преодолевали средней планки, а темы в них без стеснения брались из предложенного учителями «официального списка» уже существующих работ.
Что же такое мог сочинить теперь его посредственный братец. И почему скрывает? Так некстати разыгравшаяся фантазия Валеры пугала Мишу больше, чем любые угрозы отца.
Глава 11
Тринадцать разгневанных мужчин
На следующее после суда утро в военном вузе царила праздничная атмосфера. Весь день Куратор не мог отлучиться из своего кабинета – у него был аншлаг. Шли за подтверждением хороших новостей, а получив, требовали конкретных деталей, подробного рассказа, как именно была одержана столь значимая победа. Ведь, большая часть коллег последние два месяца предпочитала делать вид, что лично к ним уголовный процесс не имел никакого отношения. На слушания не ходили, местных газет не выписывали из принципа, по углам не шептались. Поэтому нынче, когда опасность официального расследования и обвинений миновала, они с всплывшими, как г-о по весне, вопросами отправились к Куратору, в надежде немедленно получить и ответы на них.
Вечером у начальника курса едва шевелился язык и мозги (по его же уверениям), а поток не иссякал. Но последние ему, все-таки, пришлось расшевелить. В пять часов поступило приглашение к ректору. Оно носило столь претенциозный характер (педагогу позволялось отпустить последнюю пару домой), что стало ясно – это не будет душевной встречей за чашечкой чая. Им потребуется целый сервиз…
Куратор поправил свой форменный пиджак, успевший сморщиться на пояснице, оглядел себя в оконном стекле и, напустив серьезный вид, в оговоренное время явился к начальству.
Да, там были все члены комиссии. Раньше он никогда не видел их вместе, только группами. (По одному, впрочем, тоже не ходили). Теперь же, быстро сосчитал, окинув острым взглядом…
У педагогов, надо заметить, были разные данные. Кто-то называл цифру – десять, кто-то – двадцать, в истерике первых дней. Витал даже слух о внештатных сотрудниках. Агентах, появлявшихся и исчезавших в неожиданных местах, прихватывая не только отчеты и ведомости успеваемости, но и другое имущество университета. А также о некой собственной пятой колонне. Последняя версия, конечно, была сильным преувеличением. Вместе с гражданскими и военными специалистами, штат вуза не мог раздуться до колонны (разве только среднего каре)…
Теперь, сосчитав их, Анатолий Васильевич немного взбодрился. Членов оказалось тринадцать. Они легко разместились по периметру директорского кабинета. Куратор мигом заметил, что все сидячие места заняты, и ему придется стоять. Он слегка нахмурился, хотя был готов к такому повороту. Однако глава комиссии, хорошо знакомый с особенностями помещения, практически прописавшийся здесь, вытянул из-под себя стул и, поставив его на середину, предложил педагогу. Сам под тяжелым, мрачным взглядом ректора уселся к нему на стол. Конечно не вполне, а лишь приложив то самое место к полированному краю, но дубовый стол немедленно поехал в сторону…
– Вас, кажется, можно поздравить? – чиновник растянул рот в длинной хитрой улыбке.
– С чем? – насторожился Куратор.
– С удачным окончанием истории ваших курсантов. А ведь «история» обещала быть многотомной… С криминальным подтекстом…
– О да, – согласился педагог. – Но, там все главы уже дописаны…
– Все ли? – многозначительно обернулся к своим Глава комиссии.
– И даже – эпилог!
– Вот как? А кто же автор?
– Внушает доверие. – заверил его Куратор.
