Алекс Хилл
Метод книжной героини

Глава 4

Солнце печет макушку сквозь стеклянную крышу автобусной остановки, открываю бутылку минералки и делаю несколько живительных глотков. Пришлось снова прогулять последний урок и пройти пару кварталов, чтобы сесть в автобус раньше Елисея. И чего только не сделаешь ради великих открытий. Стягиваю с плеч джинсовую куртку. Легкий ветерок ласкает щеки. Лето, кажется, никак не хочет уходить даже в начале октября, но я не против. Все лучше, чем дожди и серое небо.

Проверяю время на телефоне, десять минут до конца шестого урока, двадцать пять до начала третьего шага. Я готова на все сто, но от Елисея можно ожидать чего угодно. Он запросто может выйти из автобуса на ближайшей остановке и дождаться другого, только чтобы оказаться подальше от сумасшедших вроде меня.

Принимаюсь прокручивать план, чтобы не сойти с пути, как в прошлый раз, но поток мыслей прерывает телефонный звонок, и в этот момент даже солнце прячется за облаками. Больше нельзя ее игнорировать, придется ответить. Провожу пальцем по экрану и прижимаю телефон к уху:

– Привет, мам.

– Привет, – напряженно говорит она. – Ты не отвечаешь на звонки и не перезваниваешь уже четыре дня. Лана, так нельзя, я же волнуюсь.

Чувство вины сдавливает грудь, а в животе бурлит возмущение. Стискиваю мобильник и опускаю подбородок:

– Прости.

– Ничего, – вздыхает она, – я помню, что такое молодость. Учеба, друзья, о родителях думаешь в последнюю очередь, но я должна знать, что у тебя все хорошо.

– У меня все хорошо, – повторяю я механически.

– Лана…

– Честно! Все в порядке.

– Ты все еще злишься на меня?

Колючая дрожь пронзает правую руку, так и подначивая швырнуть телефон. Все, что мы пережили… до сих пор переживаем вместе с папой… все это…

– Лана, давай поговорим. Пожалуйста. Мы с твоим отцом…

– Я знаю! – выпаливаю резко. – Все знаю! И я пытаюсь понять тебя, правда, пытаюсь, но это трудно. И – да, я злюсь. Очень злюсь. Все разрушилось из-за тебя. Ты решила изменить свою жизнь, забыв, что она связана с нашими.

– Милая, все не так. Это решение было сложным и болезненным…

– Не для тебя.

– Неправда. Мне тоже было больно, но нам всем нужно это отпустить. Обещаю, все…

– …наладится, – с горечью заканчиваю я, и глаза застилает пелена слез. – У тебя ведь уже наладилось, верно?

– Почему ты на его стороне? – печально спрашивает мама. – Неужели я не заслуживаю поддержки?

– А я?! Я ее не заслуживаю?! Вы оба зациклились лишь на своих желаниях и проблемах, а как же я?!

Мама молчит. Поднимаю свободную руку к лицу и стираю со щек слезы.

– Мам, – я с трудом пересиливаю дрожь в голосе, – мне жаль. Жаль, что ты разлюбила папу, что пришлось разрушить нашу семью. Жаль, что… приходится говорить тебе все это. Ты хочешь быть счастливой, я не могу тебя судить, но я тоже хочу, и была, пока все это не случилось. Я злюсь на тебя, но это не значит, что не люблю. Надеюсь, вы с папой оба правы и скоро все наладится, но, пожалуйста, дай мне время все осознать и смириться, потому что сейчас тяжело не только вам.

– Малышка моя, – всхлипывает мама, разрывая сердце на части. – Я тоже тебя очень люблю. Ты самое дорогое, что у меня есть, но жизнь… она у нас одна, и иногда приходится переворачивать все с ног на голову, чтобы почувствовать ее в полной мере. Лана, я прошу тебя еще раз подумать о переезде. Мы могли бы вместе выбрать новую квартиру, документы на продажу старой почти готовы. Здесь есть чудесная частная школа с уклоном на иностранные языки и…

– Я не хочу менять школу, – отрезаю решительно.

– Хорошо. Я не настаиваю, но знай, что ты можешь сделать это в любой момент. Ты приедешь ко мне на осенних каникулах?

– Можно я не буду отвечать сейчас?

– Конечно, – тихо отзывается она. – Я хотела еще кое-что спросить…

Мне не нравится ее заминка, но я смиренно жду продолжения.

– Мне звонила тетя Вера и сказала, что Антон не вышел на работу после отпуска…

Антон? Антон… Она никогда не звала папу по имени. Муж, любимый, родной, как угодно, но не Антон. Вроде бы мелочь, но сейчас она раздувается до размера ядерной боеголовки, которая летит прямо мне в голову.

– Он приболел.

– Что-то серьезное? – Волнение в ее голосе вызывает новый приступ слез.

Глубоко вдыхаю через нос и отвечаю без лишних эмоций:

– Обычная простуда, скоро поправится. Тебе не нужно за него переживать.

– Лана, ты у меня уже такая взрослая, такая умница…

– Мне пора бежать, мам.

– Да, конечно. Если что-то понадобится, сразу звони мне, ладно?

– Хорошо. Пока.

Кладу трубку, часы на дисплее телефона отсчитывают минуты до приезда автобуса, а сердце отсчитывает удары до подрыва плотины. Может, стоит отменить операцию? Нет, ни за что! Я согласилась только потому, что эта авантюра должна помочь отвлечься, да и мое настроение отлично подходит для образа, который придумала Катя.

Напротив остановки тормозит большой синий автобус, поднимаюсь и медленно шагаю к распахнутой двери. Прости, Елисей, но сегодня пепси и «тетрадка» покажутся цветочками, потому что я приготовила для тебя целую корзинку ягодок.

Прохожу в заднюю часть салона, одиночное сиденье рядом с окном свободно. Сажусь лицом к широкому стеклу, кладу джинсовку на колени, а поверх бутылку воды. Елисей обычно заходит в автобус именно с этой стороны, надеюсь, и сегодня он не изменит привычке. Мотор рычит, дорожное полотно шелестит под колесами. Людей немного, это плюс: стайка младшеклашек из второй школы, взрослая женщина с бумажным веером в руках и дремлющий дедуля, но это только начало. Автобус подъезжает к следующей остановке, и я опускаю голову. Телефон оповещает о новом сообщении.

Командир Карпова: «Птичка в клетке»

Агент Гришковец: «Приступаю к шагу номер три»

Командир Карпова: «Удачи! *клевер*»

Медленно убираю телефон в рюкзак и поворачиваюсь к боковому стеклу, за которым проносятся здания и редкие тонкие деревья.

«Не забывай о естественности, удивление – твой главный козырь. Объект должен поверить, что ваши столкновения не иначе, как судьба, а ты должна убедить его, что находишься в не меньшем шоке. Он не сделает первый шаг, придется тебе подойти самостоятельно, и, чтобы не дать возможности тебя раскусить, прижми его к стенке быстрее, чем это сделает он. Лучшая защита, как говорится, – нападение», – слышу в голове последний наказ Кати.

Прижать Елисея к стенке? Заманчиво. Представляю его реакцию, если на полном серьезе подойти и навалиться на него всем телом. Наверняка он пробил бы стекло затылком и выпрыгнул из автобуса на полном ходу. Не будем травмировать парня, сделаем все аккуратно, но с эмоциональным напором.

Поднимаю голову, бросая небрежный взгляд вперед. Елисей стоит у поручня, прислонившись к нему спиной, и смотрит в пол. Поверх рубашки на плечах висит тонкий свитер, рукава которого завязаны на груди, широкие черные брюки едва достают до щиколоток, и вместе с серо-бежевыми кроссовками получается образ настоящего модного хулигана. Прямо сейчас можно фотографировать и загружать в «Пинтерест». В голове рождаются все новые и новые вопросы. Почему он такой колючий и отстраненный? Он действительно грустит или это только ширма? Может ли он быть веселым? Что его радует? Нравится ли ему кто-нибудь? Были ли у него девушки?

Время все тянется, еще одна остановка позади. Пассажиров становится вдвое больше, но Елисей так ни разу и не поднимает голову, даже не шевелится. Это плохо, совсем не по плану. Рядом со мной в проходе стоят две девочки лет девяти, а за ними тройка шумных мальчишек, без устали пинающих друг друга по ногам. Очень надеюсь, что не буду гореть в аду за это, и потихоньку протягиваю руку к косе одной из школьниц. Легкий рывок, и салон заполняет тонкий писк:

– Эй! Вы что?! Костя, это ты сделал? Ну я тебе…

– Я ничего не делал! Отстань!

Детская разборка привлекает внимание пассажиров, но я не могу проверить, заметил ли меня объект, чтобы не спалиться.

– Тише, ребята, не шумите, – в полный голос произношу я. – Девочки, садитесь на мое место.

Подхватываю бутылку, забрасываю джинсовку на плечо и поднимаюсь, пропуская девочек. Они обе с легкостью помещаются на сиденье и одаривают меня широкими улыбками. Будем считать, что я уже извинилась. Обхожу грузного мужчину, готовящегося к выходу, и хватаюсь за поручень рядом с Елисеем. Он поворачивает голову, приподнимая подбородок, гримаса непонимания расползается по его лицу.

– Ты что, следишь за мной? – спрашиваю я, нахмурившись.

Елисей пробегает по мне взглядом и выхватывает из руки бутылку.

– А попросить ты не хотел?

Никакого ответа я, конечно, не получаю. Елисей сжимает пробку в кулаке и с силой давит на нее, закручивая, а после, как ни в чем не бывало, возвращает бутылку мне. Какой предусмотрительный. Сдерживаю усмешку, чтобы не выпасть из образа, и проделываю еще один выпад:

– Ответь на вопрос. И предупреждаю, если ты следишь за мной, чтобы отомстить, подловив где-нибудь в закоулке, я знаю, как вырубить человека за три секунды. Это уже ни в какие рамки, сначала тетрадь, теперь автобус. А может, ты специально взял мои конспекты по биологии? Эй! Ты слышишь? Так и будешь играть в глухонемого?!

Елисей поднимает руку, ныряет пальцами в волосы рядом с ухом и вытаскивает беспроводной наушник. Да чтоб тебя, сходи уже к парикмахеру! Ты портишь мне всю малину!

– Ты что-то сказала? – холодно спрашивает он.

– Да! Я сказала, что ты жуткий тип! Что ты здесь делаешь?!

– Еду в автобусе.

– Не может быть, а я-то думала, мы в инопланетной капсуле! Куда ты едешь? И почему именно в этом автобусе? Признавайся, ты специально?!

– Специально ли я еду в автобусе, который идет в сторону моего дома? Да, думаю, так и есть.

Это он вроде как пошутил? Тогда почему на лице не дрогнул ни один мускул? Тише, Лана. Помни о плане. Шумно выдыхаю и снижаю градус раздраженности.

– Очень странно, что мы с тобой все время сталкиваемся.

– Мы живем на одной планете, к сожалению. Ничего странного, – отвечает Елисей и возвращает наушник в ухо.

Водитель резко ударяет по тормозам, и меня качает в сторону. Ударяюсь плечом о стекло и морщусь от боли. Это карма, да? Расплата за то, что дернула девочку за косичку? Несколько пассажиров выходят из автобуса, а заходит в пять раз больше, забивая салон до отказа. Получаю пару тычков локтями, к пояснице прижимается чье-то бедро. Неприятно. Можно мне пластиковый пузырь для ограничения личного пространства? А еще снимите крышу, нечем дышать!

Зато Елисей в очень выгодной позиции: смещается в самый угол, прислонившись спиной к стене, и расставляет руки в стороны. Засранец равнодушный! Если бы мы были в книге, то он, как главный герой, должен был предложить мне поменяться местами и закрыть собой от незнакомых людей. Мы стояли бы, прижавшись друг к другу, и украдкой смотрели в глаза. Вокруг летали бы блестящие искорки смущения и новых ощущений от случайной близости. Но нет, Елисей не герой, потому что он снова делает вид, что меня не существует. Да простят меня все книжные героини и их герои, но придется немного изменить правила и подкорректировать роли.

Запихиваю бутылку минералки в боковой карман рюкзака, шагаю вперед и ставлю руки на поручень рядом с ладонями Елисея, поймав его в ловушку. Между нами расстояние размером с мой кулак, грудь Елисея поднимается на тяжелом вдохе, едва не задевая мою. Он вытаскивает наушник и опускает голову:

– Могу я узнать, какого черта ты делаешь?

– Здесь слишком много народа.

– Но для обнимашек ты выбрала именно меня?

– Это не обнимашки. И если ты был бы нормальным человеком, то предложил бы поменяться местами, чтобы спасти меня от автобусных домогательств.

– А меня кто от них спасет?

– Я! Я тебя от них спасаю!

– А кто спасет меня от тебя?

– Я такая страшная? Противная?

– Стой где хочешь, – бросает он сухо.

Его пренебрежение ломает тоненькую палочку, удерживающую контроль. На голову падают воспоминания о состоянии отца и разговоре с матерью. Слезы застилают взгляд, и сейчас я даже рада, что на глазах нет стрелок и туши.

– У меня тоже нет большого желания находиться рядом с тобой, но ты здесь единственный человек, которого я знаю. Я ненавижу ездить в автобусах, но пришлось сегодня это сделать, потому что…

Потому что мне легче заниматься всякой ерундой, чем возвращаться в место, которое нельзя назвать домом, и прокручивать в голове мысли о том, как быстро разваливается моя жизнь.

– Вчера я отвезла кошку в ветеринарную клинику, и у нее нашли злокачественную опухоль, а сегодня должны провести операцию, на успех которой врачи не дают никаких гарантий, – всхлипываю я.

– Кошку? – удивленно спрашивает Елисей.

– Да! Я люблю свою кошку, понятно?! Не все в этом мире такие бесчувственные, как ты!

Еще одна остановка, и еще один рывок, во время которого я едва удерживаю равновесие. Давка в салоне становится почти невыносимой, душный воздух забивает нос, слышны извинения вперемешку с тихими ругательствами. Мне прилетает неслабый подзатыльник и пинок под колено. Слезы льются с новой силой, а напряжение все растет вместе с чувством вины и жалостью к себе.

Елисей вдруг хватает меня за предплечье и разворачивает, меняя нас местами. Упираюсь носом в стекло, а он прижимается к моему рюкзаку. Надо же! Неужели сработало? Вот Катька обрадуется. Так и знала, что у камня внутри есть что-то человеческое. Оборачиваюсь, задирая подбородок, и приоткрываю губы.

– Ну что еще? – недовольно спрашивает Елисей.

А, нет, показалось. Все тот же булыжник.

– Хотела сказать спасибо, но уже передумала.

– Смотри в окно, – бросает он и затыкает ухо.

Но меня не интересует окно, меня интересует время. Бросаю взгляд на наручные часы, нам осталось ехать всего пятнадцать минут до конечной, или двадцать, если повезет с пробками. Делаю несколько глубоких и ровных вдохов и выдохов, успокаиваясь. Нужно попробовать поговорить с Елисеем еще раз, пока он у меня на крючке. Поворачиваю голову, Елисей очень старается не реагировать, но у него не получается. Он вытаскивает наушник и опускает подбородок:

– Да, Лана? Что на этот раз? Хочешь, чтобы я протер стекло или подул на тебя?

Язвит, но уже не так злобно. Еще один плюс плану Кати – парни слишком теряются, когда перед ними плачет девушка.

– Что слушаешь? – нарочито дружелюбно спрашиваю я.

– Музыку.

– Ты, случайно, не директор отдела логичных ответов?

– А ты – отдела мелких доставучек?

– Я не…

Елисей втыкает наушник мне в ухо, заставляя замолчать. Обработанный на компьютере женский голос поет что-то о красных губах, ритм четкий и медленный, словно космический, но он быстро набирает силу и взрывается жестким ревом электронных басов и звоном тарелок. Приподнимаю брови и качаю головой:

– Это треп, верно?

– А ты думала, я слушаю BTS?

Удивленно хлопаю ресницами:

– Я об этом не думала. И что ты имеешь против BTS? Очень талантливые ребята, их трек «Fake love» просто отвал всего. Хотя, тебе и правда больше подходит треп, такой же мрачный и непонятный. Что это за композиция?

– Ты когда-нибудь замолкаешь?

– Только когда сплю.

– Это «Red Lips», GTA и Sam Bruno, – с неохотой озвучивает Елисей.

– Мне нравится, – улыбаюсь я.

– Потрясающе, – совсем невесело отвечает он. – Послушаем молча?

– Ты всегда такой?

– Да.

– Мне жаль твоих друзей.

– Аналогично.

Фыркаю и отворачиваюсь к окну. А ведь я думала, будет легко. Ну ничего, это еще не конец. Хотя на сегодня, наверное, достаточно, иначе Елисей и правда начнет обходить меня за километр. Музыка тихо звучит в наушнике, одну дорожку сменяет другая. Треп действительно не так уж плох, минимум слов, максимум атмосферы. Нужно будет добавить в плейлист несколько песен, жаль, что у Елисея закрыты аудиозаписи на странице. Интересно, если я попрошу открыть их для меня, что он ответит?

«Нет!» – гремит в голове его строгий голос.

Чем ближе мы к конечной остановке, тем меньше народу остается в автобусе. Елисей отходит в сторону, но наушник не забирает. Боится, что я снова заплачу, или думает, что это гарант моего молчания?

– Лана!

Вздрагиваю и опасливо поворачиваюсь. Елисей что, сам ко мне обратился?

– Твоя остановка, – говорит он и кивает на дверь.

– Разве?

Автобус тормозит, распахивая двери, а я прищуриваюсь, глядя на Елисея с недоверием. Он ведь просто хочет выставить меня, верно? А может, мне действительно пора выходить? Что-то я запуталась.

– Ты и правда ненормальная, – вздыхает Елисей, хватая меня выше запястья, и вытягивает за собой.

– Сам такой, – бубню я, отступая от дороги, и провожаю взглядом удаляющийся автобус.

Елисей резко бросает мою руку и протягивает раскрытую ладонь:

– Наушник.

Оглядываюсь по сторонам, пытаясь сориентироваться. Катя следила за Елисеем по дороге домой, а не я. Этот район мне плохо знаком.

– Пройдешь через вот тот рынок, – Елисей указывает на крытый ангар через дорогу, – и выйдешь на улицу Ломоносова. Оттуда до клиники всего две минуты пешком.

– Чего это ты такой добренький?

– Я делаю это не для тебя, а для твоей кошки.

Ладно, раунд засчитан, и нота, подходящая для прощания. Снимаю наушник и возвращаю владельцу, скромно улыбаясь:

– Спасибо.

Он молча разворачивается и шагает дальше по улице. Достаю из кармана рюкзака бутылку минералки, чтобы промочить горло. По-моему, я молодец. Сейчас поброжу здесь минут семь и поеду радовать командира. Пытаюсь открутить крышку, но ничего не выходит. Вот же… Гневно выдыхаю и срываюсь с места:

– Эй! Стой!

Елисей запрокидывает голову и разворачивается с таким страданием, что мне его почти жаль, но не настолько, чтобы отстать. Подбегаю к нему и пихаю бутылку в руки. Он смотрит на нее, потом на меня, и почти без усилий откручивает крышку. Уже собираюсь забрать минералку, но Елисей поднимает ее и пьет сам, едва касаясь губами горлышка.

– Я хотела, чтобы ты ее открыл!

– И я открыл. – Он закручивает крышку так же сильно, как было.

– Нет! Я хочу пить! – возмущенно вскрикиваю я.

– Три шага назад.

– Что?

– Отойди на три шага. Открытые напитки и ты – несовместимы.

– Издеваешься?

– Ты сильно хочешь пить?

Сжимаю руки в кулаки и делаю три шага назад, прожигая Елисея взглядом. Он откручивает крышку, оставляя ее болтаться на горлышке, и ставит бутылку на тротуар. Ветер подхватывает темную челку, открывая высокий лоб, широкие брови и глаза. Сердце сбивается с ритма, словно я только что увидела чудо. Елисей выпрямляется и продолжает свой путь. Моргаю пару раз, возвращаясь из Страны чудес в реальность, и подлетаю к бутылке. Срываю крышку и кидаю ее вслед генералу-булыжнику:

– Ты ужасен!

С глухим щелчком пробка падает рядом с Елисеем, но он больше не оборачивается, лишь снова прикладывает два пальца к виску и салютует мне на прощание.

* * *

Он внимательно смотрит через тонированное стекло магазина на улицу, пара у остановки вызывает на лице едкую ухмылку. Они оказались еще интереснее, чем он предполагал, и это не может не радовать. Чем же все закончится? Чем? Неизвестность влечет и будоражит.

– Молодой человек, вы что-нибудь выбрали? – спрашивает продавец.

Парень поправляет козырек желтой кепки, сжимая пальцами ободранный край, и молча выходит на оживленную улицу. Запихивает руки в карманы спортивных штанов и, опустив голову, шагает следом за Елисеем. Впереди виднеется Дворец спорта, у входа в который стоит компания старшеклассников. Парень сбавляет темп и смещается ближе к дороге. Его сердце в панике тарабанит о ребра, виски сжимают железные тиски страха, а ветер приносит обрывки фраз.

– Да! Я слышал об этом фильме, он офигенный!

– Давай завтра соберем пацанов? У меня родаки сваливают на все выходные.

– Может, не только пацанов?

– Может, и не только…

Сердце бьет последним яростным ударом, а после падает на дно живота. Парень вновь прибавляет шаг, оставляя позади счастливых подростков, которые не знают настоящих проблем. Они думают лишь о развлечениях, девчонках и компьютерах, живут полной жизнью, бóльшая часть которой еще впереди. Он бы тоже так хотел, отдал бы все, чтобы обсуждать сейчас счастливые выходные в компании друзей, но его лишили этой возможности. И один из тех, кто этому поспособствовал, как ни в чем не бывало идет сейчас впереди. Идет и даже не догадывается, что его ждет в ближайшее время. Парень замирает у поворота во двор жилого комплекса, провожая тяжелым взглядом Елисея, и продолжает путь по прямой, прокручивая в голове то, что он знает и что еще предстоит узнать.

Глава 5

Поднимаюсь с кровати и подхожу к двери, напрягая слух. Из глубины квартиры доносится тихое бормотание телевизора. Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть папа станет прежним. Сейчас я выйду, а он там пьет чай и смотрит вечерние новости. Собравшись с духом, я на цыпочках пересекаю гостиную, выхожу в прихожую и заглядываю через приоткрытую дверь на кухню. Папа сидит за столом, упершись лбом в сомкнутые в замок руки. Перед ним низкий пузатый бокал, а рядом ненавистная бутылка с золотой пробкой. Отступаю, крепко сжимая зубы. Сколько еще это будет продолжаться?!

Надеваю низкие черные ботинки и хватаю с вешалки кожаную куртку. Тянусь к защелке на входной двери, проглатывая колючий ком, впившийся в горло.

– Лана? – Даже голос отца теперь воспринимается как чужой.

– Я ухожу.

– Тебе нужны деньги?

Мне нужен мой папа! Верни его назад!

– Нет!

– Хорошо. Будь осторожна.

– Разумеется, – вздыхаю я, открывая замок. – Вернусь к десяти.

– Хорошо.

– Или к одиннадцати.

– Ладно.

– А может, останусь у Кати.

– Как скажешь, солнышко.

Круто разворачиваюсь и влетаю на кухню, впиваясь ногтями в ладони:

– Тебе вообще все равно, да?!

Папа поднимает голову, на его глазах пелена печали:

– Конечно, нет. Просто я знаю, что ты уже взрослая, и доверяю тебе.

– Да! Я здесь единственная взрослая!

– Лана… – горестно выдавливает он, качая головой.

– Ты должен был выйти на работу в начале недели. Тебя могут уволить, и что тогда? Я, как взрослая, должна буду бросить школу и пойти куда-нибудь в официантки?!

– Я звонил в офис, меня ждут в понедельник. Тебе не нужно об этом переживать.

Бросаю презрительный взгляд на стакан и нервно усмехаюсь:

– А что изменится в понедельник?

– Солнышко, сегодня только суббота, и я всего лишь пытаюсь расслабиться. Обещаю, что завтра…

– Хочешь расслабиться – сходи на йогу или массаж! Эта дрянь тебя губит!

– Ты не понимаешь…

Бесполезно. Злость раскачивает эмоциональное состояние, превращая его в беспощадный ураган. Выхожу из комнаты и несусь к двери, пока ситуация не стала критической. Я не хочу быть такой, не хочу грубить родным, но то, что они делают, убивает меня. Убивает все, что я так люблю.

– Ты какая-то грустная, – говорит Катя, опуская зеркальце. – Все в порядке?

– Все отлично, – отмахиваюсь я. – Ты готова?

– Почти. Остался последний штрих.

Катя роется в корзине с косметикой, достает черный тюбик и наносит щедрый слой помады цвета марсала. Она посылает воздушный поцелуй своему отражению, поворачивается ко мне и хмурит темные четко очерченные брови:

– В чем дело? Ты не хочешь идти?

Отвожу взгляд и склоняю голову. За окном стремительно вечереет, прохладный ветер проносится колючими мурашками по рукам и плечам.

– Ла-а-адно… – тянет Катя. – Я разрешаю тебе нарисовать стрелки, но только коричневые и не такие длинные, как обычно.

Она протягивает мне подводку, и я качаю головой.

– Так, Лана! Давай-ка рассказывай, что случилось?

– У меня сегодня нет настроения для игры в завоевательницу.

– О’кей, – серьезно произносит Катя. – Никакой операции, только веселье, идет?

– Думаешь, нам будет весело?

– Давай подумаем вместе. Это первая тусовка года, крутая кафешка на берегу реки, халявные закуски и напитки…

– А ты уверена, что мы вообще можем пойти?

– Издеваешься? Вероника пригласила всех старшеклассников, чтобы отметить избрание нового генерала. Вот кому точно повезло с родителями, – хмыкает Катя. – Мы не просто можем, а должны пойти!

Медленно киваю. Душа требует горячего липового чая и музыки в наушниках, но это не выход, а пропасть. Не хочу сидеть в одиночестве и жалеть себя. Не хочу падать в пучину отчаяния, уподобляясь отцу. Хватаю зеркало и подводку и вывожу тонкие ровные стрелки на веках.

– Вот так-то лучше, – довольно произносит Катя. – Классная рубашка, кстати. Елисей точно тебя заметит.

– А потом догонит и еще раз заметит.

– Скорее, догонит и зажмет где-нибудь в укромном местечке. У вас ведь уже был непрямой поцелуй, а значит, и до настоящего недалеко.

– То, что он пил из моей бутылки, еще не поцелуй.

– А я говорю – поцелуй, – настаивает Катя. – А еще наушник! Это такая же личная вещь, как зубная щетка, и он дал его тебе!

– Уверена, когда он вернулся домой, то бросил его в чан с кислотой.

– Да ну тебя! – смеется она, складывая разбросанную по постели косметику в корзинку. – Просто признай, что мой гениальный план работает.

Вспоминаю вчерашнюю поездку в автобусе и свои последние слова, брошенные Елисею. Как он еще меня не послал? Непонятно. Но, возможно, скоро пробка полетит в мою сторону, или еще что повнушительнее.

– Признаю, но сегодня мы просто отдыхаем, верно? – спрашиваю еще раз, потому что слишком хорошо знаю эту непоседу.

– Да! Ни о чем не переживай, – воодушевленно отвечает Катя.

– Карпова… – предупреждающе рычу я.

Она поднимается с постели, хватает сумку и расправляет края плиссированной юбки в клетку:

– Нам пора выдвигаться. Мы уже достаточно опоздали.

Шагаю следом за подругой в прихожую. Тетя Лариса появляется как настоящий надзиратель, бесшумно и стремительно:

– Катя! Что с лицом?

– Это макияж, – язвительно отвечает она.

– Я не покупала тебе эту помаду. Ужасный цвет! Сотри немедленно!

– Но мне она нравится! – протестует Катя, вскидывая подбородок.

– Иначе ты никуда не пойдешь, – сурово говорит тетя Лариса. – Света хотя бы выглядит прилично, а ты… На панель, что ли, собралась?!

Желание возразить и вступить в спор с матерью подруги поднимается из глубины души, и приходится бросить все силы, чтобы сдержаться. Мне не выиграть этот бой, да и Кате тоже. Взрослые слишком упиваются собственной властью, чтобы принять наши мысли, желания, стремления. И почему они считают, что одни в этом мире знают правильный путь? Неужели так трудно быть родителем, которому не все равно на твою жизнь, но вместе с этим он видит в тебе не заготовку под человека, а формирующуюся личность?

Катя открывает верхний ящик комода и вытаскивает бумажную салфетку, наклоняется к зеркалу и с остервенением стирает помаду.

– Довольна?! – жестко произносит она.

– Будешь со мной так разговаривать, останешься дома.

– Извини, – подавленно отвечает Катя. – Теперь мы можем идти?

– Чтобы в девять была дома.

– А можно Лана сегодня останется у нас? Мы хотели…

– Нет! – отрезает тетя Лариса. – Никаких ночевок во время учебы.

– Но завтра выходной!

– Ты не расслышала, что я сказала?

– Расслышала. – Катя опускает голову и открывает входную дверь.

– До свидания, – с вынужденной вежливостью говорю я и выхожу следом за подругой.

Спускаемся по лестнице в напряженном молчании. Катя вдруг останавливается у окна и достает из маленькой сумочки помаду и зеркало. Она заново красит губы, подворачивает юбку на поясе, уменьшая длину, и поднимает на меня озорной взгляд:

– Ты ведь не думала, что я так просто сдамся?

– И в мыслях не было.

У реки воздух ощущается по-настоящему осенним. Порывистый ветер бросает в лицо запах тины и пресной воды, вдали слышится звучание музыки. Катя крепко сжимает мою руку, уверенно шагая по набережной вдоль широких деревянных скамеек и кованых фонарей. Подходим к парадному входу «Золотой рыбки», у дверей стоят несколько ребят из школы и что-то шумно обсуждают.

– Привет, девчонки! – вскрикивает Вика Стужева из десятого «В». – Где вы были? Вся параллель уже здесь. Там такие канапешки отпадные, обязательно попробуйте.

– Привет! – отвечаю я. – Спасибо, попробуем.

Катя тянет меня к двери и тихо бурчит:

– Стужевой для счастья нужна только еда. Видела, как она хот-доги трескает в буфете? И как ее еще не раздуло?

– Зависть тебя не красит, Кать, – хихикаю я.

– Как это не красит? Разве я не позеленела? – весело спрашивает она.

Входим в кафе, стены, отделанные мраморной плиткой блестят в приглушенном свете. Играет танцевальная музыка, у правой стены расставлены длинные столы с закусками, а небольшие столики, выстроенные полукругом, образовывают танцпол в центре.

– Ты только посмотри! – восхищенно говорит Катя. – Все, как в американских комедиях, даже цветные пластиковые стаканчики есть за баром! Крутотень! Ну почему я не родилась в семье Давыдовых? Может, они меня удочерят? Обещаю, что буду любить их и Веронику как родных. Больше, чем родных!

Судорожно обдумываю ободряющую речь, но не успеваю собраться с мыслями, потому что Катя уже тащит меня к столу с одноклассниками.

– Ну наконец-то! – взмахивает руками Женька. – Мы забили столик, но уже начали сомневаться, что вы придете.

– Стульев, правда, всего три, но так уж и быть, Гришковец, можешь посидеть у меня на коленях, – говорит Миша и хлопает ладонями по ногам.

– Спасибо, Миш, я лучше постою.

– Нет, не лучше, – смеется он и хватает меня за талию, заставляя сесть.

– Морозов, блин!

– Что – Морозов? Мы с тобой пять лет за одной партой просидели. Сколько домашек я у тебя списал? А ты у меня?! Считай, мы уже почти родные.

И не поспоришь. Много чего было, но все в пределах дружеской границы.

– Только руки не распускай!

– Лана, я – монах!

Вечеринка набирает обороты. Смех, громкая музыка, безумные танцы. Катя сияет улыбкой и периодически набирает текст в телефоне. Наверное, делает заметки для своей книги. Хорошо, что мы все-таки пришли, и как же круто, что наша школа такая дружная. Все общаются, шутят, кайфуют. Ну, почти все. Есть один человек, мрачный вид которого прекрасно демонстрирует, как ему скучно, даже несмотря на то что он виновник торжества. Елисей отдыхает в своей привычной компании: Рома, Витя, Загорный с Вероникой и Настя, что крутится ленточкой вокруг него. На меня он, конечно, не обращает внимания, Катя следит за этим. Если бы он хоть разок посмотрел, я узнала бы мгновенно.

– Лана! – Катя дергает меня за руку.

Едва не роняю стаканчик с соком и впиваюсь рассерженным взглядом в подругу, но она этого даже не замечает, потому что сосредоточенно смотрит мне за спину.

– Елисей только что вышел на террасу один, – говорит она.

– И что? Думаешь, он собирается прыгнуть в реку и уплыть отсюда подальше?

– Ты должна пойти за ним.

– Кать, мы же договорились…

– Не надо делать ничего сверхъестественного, просто выйди и притворись, что говоришь по телефону.

– И какой в этом смысл?

– Проверим его реакцию.

– Хочешь, я тебе ее предскажу?

– Лана, нельзя упускать такой шанс!

Так и знала, что это случится. Генератор идей по имени Катя Карпова работает без выходных и отпусков. Осторожно оглядываюсь, Вероника и Денис воркуют, сидя за баром, а Настя быстро шагает в сторону уборных. Ее светлые волосы, завитые в локоны, пружинят от тяжелой походки, подбородок опущен. Снова булыжник Елисей постарался?