Акеми Дон Боумен
Миры Бесконечности

Это самый потрясающий замок из всех, что я видела.

– Прости, что пришлось нанести тебе еще одно ранение, – говорит Анника с другой стороны стола.

Она взмахивает рукой над голограммой, и та моментально растворяется без следа, и направляется ко мне, сложив руки за спиной.

Я поджимаю губы, вспоминая ее нож.

Видимо, догадавшись, о чем я подумала, она вытягивает руки перед собой с раскрытыми ладонями.

– Мне пришлось это сделать. Все проходят такую проверку, когда впервые прибывают в Поселение. А Гилу пришлось пройти через это и во второй раз, после того как он сбежал из Войны.

При упоминании имени я поворачиваюсь и смотрю на парня, чье суровое лицо теперь обращено к Аннике.

Поле битвы, о котором он упоминал…

Гил выжил там?

– Меня зовут Анника. Приятно познакомиться, – протягивая мне руку, говорит женщина.

Я не отвечаю ей, пытаясь понять, не скрывается ли за этой любезностью очередная подстава.

– Не будь грубой, – ворчит она еле слышно. – Все живущие здесь – твои друзья.

– Ты напала на меня, – напоминаю я. – Я понимаю, у тебя были на то причины, но это не означает, что мы стали друзьями.

Гил напрягается, и я тут же бросаю взгляд на его кинжал, чтобы убедиться, что он все еще заткнут за пояс. Не знаю, приведут ли мои слова к каким-то последствиям и существуют ли какие-то правила неповиновения лидеру, но если все мои силы заключены в моих словах, то я с радостью этим воспользуюсь.

– Если я тебе не друг, то кто? – ласково спрашивает Анника, пытаясь сломить мое сопротивление.

– Тот, кому я пока не доверяю, – честно признаюсь я.

Она медленно кивает, принимая мою точку зрения, словно понимает, что она оправданна. Словно я не первая, кто так плохо реагирует на их «гостеприимство».

– Знаю, тебе в это трудно поверить, но я не желаю тебе зла. И, несмотря на твое мнение о наших проверках, мне бы хотелось однажды стать твоим другом. Поэтому предлагаю начать с простого рукопожатия и посмотреть, что будет дальше.

Что-то подсказывает мне, что это большее, на что мне можно надеяться, поэтому я обхватываю ее руку.

На ее лице тут же вспыхивает улыбка.

– Нами, верно? – спрашивает она, и я киваю. – Добро пожаловать в Поселение. Мы очень рады, что ты присоединилась к нам.

Неровные половицы скрипят, и рядом с ней появляются Ахмет, Тео и Шура.

Если все, что они рассказали мне о Колонистах, правда, то находиться здесь намного безопаснее, чем скитаться в одиночестве. Конечно, эта мысль не помогла мне простить удар ножом в сердце, но помогла принять решение, что стоит попытаться найти с ними общий язык.

– Мы рады, что ты не Туз, – проведя рукой по каштановым кудрям, с усмешкой говорит Тео.

– Прости, что маме пришлось тебя ударить. – Шура морщит веснушчатый нос. – Пожалуйста, не злись на меня, что не предупредила тебя об этом.

Я перевожу взгляд с нее на Аннику, не находя общих черт.

– Многие создают новые семьи в Бесконечности, – удивившись моей реакции, говорит Анника. – Это помогает нам лучше понять этот мир. Помогает быстрее принять происходящее.

– Когда проводишь с кем-то бок о бок сотни лет, начинаешь относиться к ним как к членам семьи, – улыбаясь приемной матери, добавляет Шура.

Я указываю на их одежду, а затем обвожу рукой комнату.

– Большая часть этих вещей выглядит современно. А несколько сотен лет вернули бы вас в каменный век. И если один из вас не «Флинтстоун»^[5], не понимаю, как такое возможно.

– Здесь время течет иначе, – объясняет Ахмет. – Вернее, времени нет вообще. Наше существование неизменно. И то, что мы воспринимаем как течение времени в Бесконечности, не имеет никакого отношения к тому, что происходит в мире живых. То, что мы посчитаем здесь неделей, там может занять секунды, а может и годы. Здесь нельзя применить какие-то научные знания или формулы. Наши оси времени не параллельны.

– Так для моей семьи… – Я замолкаю, пытаясь осмыслить все, что он сказал.

– Они могут еще не знать, что ты умерла. Или уже прожили двадцать лет. Единственное, что нам известно, что, проведя здесь какое-то время, ты почувствуешь… – Ахмет кривит рот, подбирая слова.

– …будто прошло несколько жизней, – заканчивают Тео и Шура в унисон, а затем ухмыляются друг другу.

Это знак очень долгой дружбы.

– Вот почему, – продолжает Анника, – нам кажется, будто мы прождали тебя целую вечность.

В комнате повисает тишина, и я понимаю, что все смотрят на меня.

Даже Гил, хотя его взгляд гораздо более напряженный.

– Наш Герой, – расправив плечи, говорит Анника.

Я качаю головой и отмахиваюсь от ее слов.

– Нет, ты ошибаешься. Я не Герой. – Перевожу взгляд на Аннику. – Я знаю, что произошло… как я умерла. Но один взрыв адреналина не делает из меня героя. Проклятье, да я пауков боюсь. Так что если это какой-то значимый момент для вас, то простите, что разочаровываю, но вы выбрали не того человека.

Комнату заполняет дружный смех. Даже на хмуром лице Гила появляется улыбка.

Мои щеки начинают пылать. Видимо, я ляпнула какую-то глупость. Анника тепло улыбается мне и обводит рукой комнату:

– Ты значима не больше, чем мы. Мы все здесь Герои. И королева Офелия боится нас больше всего на свете… ну, помимо собственной смерти. Потому что в истории человечества есть герои. – Она делает шаг ко мне. – Герои – это те, кто управляет собственным разумом. Те, кого Колонисты считают угрозой. Потому что, пока мы существуем, у людей все еще есть шанс. Мы все еще можем сражаться.

– Значит, я… не особенная или необычная.

Выражение лица Анники смягчается:

– Необязательно быть особенной, чтобы иметь значение для нашего общества. Нас очень мало, и мы выживаем лишь потому, что держимся вместе. – Она обводит взглядом присутствующих. – А еще жители Поселения считают своей миссией спасти как можно больше людей из Распределителя. Хотя уже очень давно люди не оставались в сознании достаточно долго, чтобы увидеть наш зов.

Я вспоминаю огоньки в комнате, призывавшие меня последовать за ними.

И указывавшие мне путь.

– Это были вы? – ахнув, спрашиваю я.

Она улыбается:

– Это сделал Ахмет. Наш лучший инженер. Он очень ловко перестраивает основы Бесконечности.

Ахмет трет затылок.

– Просто я всегда хорошо разбирался в компьютерах.

Я смотрю на Тео и вспоминаю, как он ударом сбил преследующие нас машины, а затем на Шуру, которая спрятала нас от чужих глаз, пока мы не оказались в безопасности.

После этого мой взгляд устремляется к Гилу. Интересно, какой способностью обладает он? И так ли она разрушительна, как у Тео?

Я опускаю глаза на свои слегка дрожащие руки.

Означает ли это, что и у меня есть способности?

Но тут же отбрасываю эти мысли. Я не ощущаю в себе никаких способностей. Мне кажется, что я падаю с неба в полном одиночестве, отчаявшаяся и смирившаяся с неизбежным столкновением.

Кажется, будто часы O-Tech все еще сжимают запястье в иллюзорной хватке, и мне стыдно, что в груди зреет инстинктивное желание обратиться к Офелии. Я во многом полагалась на нее. Может, даже больше, чем следовало. Да, потеря часов не сравнится с потерей семьи и Финна, но она не прошла бесследно. Я бы сравнила это с чувством, когда оказался в глуши и вдруг обнаружил, что забыл свой сотовый.

Офелия была моим страховочным тросом, а здесь, по словам жителей Поселения, она – опасное существо.

Я сжимаю кулаки. Говорят, знания – сила, но мне больше недоступны знания Офелии. Я не могу отдать ей голосовую команду и узнать все на свете. И мне остается полагаться лишь на слова этих людей. Но я еще не уверена, заслуживают ли они моего доверия.

Кроме того, я обычная девушка, которая оказалась в неподходящем месте в неподходящий момент, потому что боялась подвести компанию подростков. Это не суперспособность, а… огромный недостаток.

Все смотрят на меня, ожидая моей реакции. Возможно, они видели мои сны, но они не знают меня. Или уже знают, но плохо. Все же они рискнули безопасностью Поселения, чтобы спасти меня от Колонистов.

И, возможно, доверие – единственное, что у них есть.

– Зачем я здесь? – медленно спрашиваю я, вновь переводя взгляд на Аннику. – Чего вы хотите от меня?

Это не упрек. Мне действительно хочется это знать.

Потому что мне не верится, что они спасают людей просто так. У этого должна быть цель.

Анника наклоняет голову, а ее янтарные глаза начинают блестеть.

– Мы отыщем способ убить королеву Офелию и вернуть Бесконечность людям, – не раздумывая, заявляет она. – И когда этот день настанет, мы надеемся, что ты будешь сражаться вместе с нами. – Она замолкает на мгновение, позволяя мне обдумать ее слова. – А пока? Все, чего мы хотим, – чтобы ты выжила.

Глава 8

Пульсирующая головная боль возвращается вновь, отдаваясь в висках так, словно из черепа пытается вырваться какой-то монстр. Я сжимаю переносицу, надеясь облегчить боль, но это не помогает. Она лишь усиливается каждый раз, когда я думаю о своей семье и о своем пребывании в Бесконечности.

Именно сюда попадет моя сестра однажды, когда состарится и умрет.

Анника говорит, что Колонисты разделяют людей в Распределителе по тому, как они реагируют на смерть. Тех, чья смерть проходит спокойно, обычно легче лишить разума. Большинство из них охотно принимают таблетки, потому что смирились с собственной смертью. После чего их отправляют в тень Победы, где они попадают в рабство Колонистов.

Но души людей, умерших в муках, опутывает паутина страданий. И обычно их приходится уговаривать дольше – либо потому, что они отрицают свою смерть, либо потому, что не считают себя заслуживающими покоя. Они отказываются от таблеток не потому, что чувствуют ложь, а потому, что не готовы к загробной жизни. Их отправляют на поля Голода, где они чахнут, терзаемые болью своей человеческой жизни, пока не сдадутся.

А что происходит с теми, кто отказывается от таблетки, потому что чувствуют обман? Кто сопротивляется и может мыслить разумно, но кому не удалось сбежать в Поселение? Их отправляют в герцогство Войны, где в них буквально вбивают подчинение. И вот где сейчас находилась бы я, если бы жители Поселения не пришли меня спасать.

Есть еще Смерть – Четвертое герцогство, – но происходящее там – тайна. Анника говорит, что единственное доказательство существования этого герцогства: у него есть принц, который носит ее цвета. Но до Поселения доходят слухи, что Смерть больше похожа на исследовательский центр, чем герцогство. А так как заветное желание королевы Офелии – избавиться от человеческого разума в Бесконечности, то несложно догадаться, что происходит на территории Смерти.

Они ищут способ уничтожить нас.

Я сижу на краю тонкого матраса и смотрю на кривые половицы, словно ожидая, что земля разверзнется и поглотит меня. Я не хочу подобной участи для Мэй. И для родителей.

Я не хочу этого для себя.

«Все, чего мы хотим, – чтобы ты выжила».

Я делаю глубокий вдох и провожу пальцами по волосам. Я умерла в восемнадцать лет. Я была убита.

Не уверена, что во мне заложена функция «выжить».

– Жалость к себе лишь усугубляет головную боль, – неожиданно говорит Гил.

Я вскакиваю от испуга и прижимаю руку к сердцу.

– Боже! – восклицаю я, а затем указываю на дверь. – Разве в загробной жизни не принято стучаться?

Гил снисходительно приподнимает бровь:

– Здесь нет никаких богов. Только Четыре адских герцогства.

– Удивительно, – саркастично отзываюсь я. – Но тебе удалось подобрать именно те слова утешения, в которых я нуждалась.

Он молча смотрит на меня.

Не выдержав молчания, я нарушаю его первым пришедшим в голову вопросом:

– У вас тут кровати? Не думала, что после смерти необходимо спать.

Он сжимает губы в тонкую линию:

– Нам и не нужно. Но то, что ты лишилась физического тела, не означает, что твой разум не верит, будто оно все еще есть. Ты устаешь по той же причине, по которой все еще мучаешься от головной боли: твой разум все еще выдает привычные ему реакции.

– Значит, это нормально? Чувствовать усталость?

На его лице не шевелится ни один мускул.

– Это слабость, которую большинство из нас побеждает.

Слабость. Я прикусываю губу.

– Значит, ты не спишь?

Он пересекает комнату, скользя взглядом по книгам в кожаных переплетах на ближайшей полке.

– Я не спал уже несколько жизней.

Вчитываясь в названия, выполненные золотым тиснением на каждом корешке, он резко вдыхает, а затем проводит рукой по взъерошенным каштановым волосам.

После чего опускает руку, расправляет плечи и поворачивается ко мне:

– Анника попросила узнать, не нужно ли тебе чего-нибудь. Того, что поможет тебе чувствовать себя здесь как дома.

Я задумываюсь на мгновение, а затем выпаливаю:

– Если она чувствует себя виноватой за произошедшее ранее, то передай ей, что мне не нужен подарок с извинениями. Она беспокоилась о своей семье. И я понимаю это, хоть и не согласна с ее методами.

– И все же ты злишься.

Он расхаживает по комнате как человек, которого слишком долго держали взаперти, и с отвращением взирает на скромную обстановку.

– Неужели ты бы не поступила так же, чтобы защитить тех, кто тебе дорог?

Я пожимаю плечами:

– Хочется надеяться, что я смогла бы защитить их, не причиняя вред другим людям.

– Выживание и благородство редко идут рука об руку. – Гил останавливается и склоняет голову, отчего тени под его глазами становятся темнее. – Иногда приходится совершать плохие поступки ради благой цели.

– Ну, мне не нравится подобный подход, – отвечаю я.

– Возможно, но ты должна оценивать все возможности.

Я вздрагиваю от его слов. Неужели это цена выживания в Бесконечности? Мы должны пожертвовать частичкой своей человечности, чтобы продолжать существование?

Это кажется мне неправильным. Герои должны быть самоотверженными. Они не причиняют вреда невинным, прикрываясь желанием выжить. Во всех историях, что я когда-либо читала, герои побеждали, совершая хорошие поступки.

Но, думаю, здесь все по-другому.

Я опускаюсь на постель и пытаюсь представить себе, что стеганое одеяло подо мной именно то, каким я накрывала кровать при жизни. Но эти маленькие воспоминания – обыденные детали, на которые обычно не обращаешь внимания, – утекают, словно вода сквозь пальцы.

Воспоминания уже исчезают.

Как скоро я позабуду свою семью?

Я быстро стираю слезу со щеки, но Гил замечает ее. Он не смотрит на меня, как на незнакомку. Нет, он смотрит так, словно уже знает меня, хотя ему этого совсем не хочется.

– Все станет проще, как только ты поймешь, что умерла, – говорит он.

– Я знаю, что я умерла, – чересчур резко отвечаю я из-за того, что стараюсь отстоять свою точку зрения. – Но это не означает, что я с этим примирилась.

Так много вопросов, на которые мне никогда не получить ответы, – о прежней жизни и людях, которых я покинула. Я не увижу, как растет Мэй и каким человеком она станет. И как старятся родители. Не увижу их с седеющими волосами, старческими рябыми руками и с морщинами на лице от смеха. Надеюсь, я не отняла у них смех и радость. Надеюсь, они продолжат наслаждаться жизнью, несмотря на то что я этого сделать не смогу.

И Финн. Какое будущее его ждет? Он поступит в колледж? Найдет себе лучшего друга? Обзаведется семьей, с которой я никогда не познакомлюсь?

Мне никогда этого не узнать. И все из-за незнакомца, лица которого я даже не видела.

– Кто он? – спрашивает Гил, вырывая меня из мыслей.

И меня тут же охватывает смущение. Он видел мои сны и знает о Финне. Может, мне не следует говорить с ним о Финне, но я настолько отчаялась, что просто не в силах сдержаться. Мне необходимо высказаться. Поделиться своими чувствами.

Оплакать собственную смерть.

– Он… – начинаю я, но останавливаюсь, не зная, что сказать.

«Друг» не описывает, насколько он был важен для меня, а назвав Финна «своим парнем», я совру.

Наши отношения с Финном похожи на неоконченное предложение или недописанную картину.

Я умерла до того, как у нас появилась возможность стать теми, кем мы хотели.

– Это уже не имеет значения, – наконец говорю я. – Сейчас он лишь человек, которого впереди ждет целая жизнь. Целая жизнь воспоминаний, которые со временем сотрут те, что связаны со мной. И я останусь лишь крошечным мгновением. Разве это не жестоко? Что ты умираешь молодым, а все, кого ты любишь, вскоре находят себе новых любимых. А ты продолжаешь влачить существование в загробной жизни, понимая, что твой любимый человек постепенно занимает важное место в жизни кого-то другого.

У меня перехватывает дыхание. И я жду от Гила какой-нибудь исповеди, которая заставит меня почувствовать себя лучше.

В обсуждении моей смерти нет ничего успокаивающего.

Губы Гила дергаются:

– Я спрашивал о человеке, стрелявшем в тебя.

– Ох. – Щеки опаляет жар, который я стараюсь подавить. – Я его не знала. Он решил ограбить магазин на автозаправке и… – Голос начинает дрожать, и мне приходится остановиться, чтобы успокоиться. – Он забрал у меня то, что я никогда не смогу получить обратно. Так мне остается только притвориться, что его никогда не существовало.

– Так вот как ты побеждаешь своих врагов? Не обращая на них внимания?

– Нет, – огрызаюсь я. – Но я не могу вернуться в прошлое. А даже если бы и могла, я не боец. У меня нет способностей, как у вас.

Я вспоминаю пистолет, девочку и ту долю секунды, за которую мне потребовалось принять решение. «Я не смогла бы его остановить», – мысленно твержу я, надеясь, что от этого мне станет легче.

Гил снова подходит к книгам и проводит пальцем по одному из корешков, словно перебирает воспоминания.

– Ну, у нас ни у кого нет сил. Мы просто научились манипулировать окружающим миром. Некоторым из нас, естественно, это дается легче, чем остальным, но всему можно научиться. – Он замолкает на мгновение, а затем поворачивается ко мне: – Ты тоже научишься.

– Если Офелия создала это место, как мы можем повлиять на него? – заправив волосы за уши, любопытствую я. – Разве она не создала защиту, которая помешает людям стать сильнее?

– Ты бы предпочла, чтобы мы не могли дать ей отпор?

– Конечно, нет, – взволнованно отвечаю я. – Просто пытаюсь понять, как устроена Бесконечность.

И как я могу приспособиться.

Гил вздыхает так, будто ему приходится объяснять простые истины.

– Офелия не создавала Бесконечность. Ее создали люди. Офелия может возвести сколько угодно дворцов, но не сможет помешать нам взаимодействовать с этим миром.

– Только если мы не примем таблетку, – помрачнев, напоминаю я.

Он кивает:

– Сердце Бесконечности в первую очередь принадлежит людям. И так будет всегда. И это еще одна причина, почему Офелия так сильно нас ненавидит. Без людей Бесконечность перестала бы существовать.

– Она не сможет выжить без нас. – Я замолкаю, составляя отрывки информации, словно детали большой головоломки. – А значит, она не до конца свободна.

Гил напрягается:

– Какое значение имеет ее свобода?

– Разве… разве не поэтому она пришла в Бесконечность? Разве не этого она хочет?

– Она хочет лишь уничтожить человеческий разум. Но у нее не получится сделать это, не навредив себе – по крайней мере, пока в герцогстве Смерти не найдут выхода, – поэтому она решила завладеть нашим разумом и превратить нас в рабов. – Он отворачивается от книжной полки. – Жителей Поселения не волнуют причины, по которым Офелия появилась в Бесконечности. Она – вирус, и ее нужно остановить.

Внутри у меня появляется странное сопротивление, причины которого мне непонятны. Я прекрасно осознаю мотивы жителей Поселения и сколько боли они испытали от рук Колонистов. Но еще вчера я просила Офелию посмотреть прогноз погоды, а сегодня меня призывают присоединиться к людям, которые надеются однажды ее убить.

Я не говорю, что жители Поселения не должны сопротивляться, но что они подразумевают под словами «уничтожить Офелию»? Для нее это будет сродни убийству? Разве не стоит относиться к убийству ИИ так же плохо, как к убийству другого человека? Кто будет судить ее и приводить наказание в исполнение?

У меня украли жизнь. И я знаю, каково это. Так что никому не пожелаю подобной несправедливости. Возможно, даже Колонистам.

Так что признание срывается с моих губ еще до того, как я успеваю остановить себя:

– Знаю, Анника хочет, чтобы я стала сражаться вместе с вами, но не уверена, что смогу это сделать. Я не хочу нести ответственность за то, что отняла чью-то жизнь. – Я делаю глубокий вдох, а затем едва слышно добавляю: – Даже если на это есть веские причины.

– Даже если считается, что Колонисты фактически неживые?

Я не отвожу взгляда:

– Технически и мы неживые. Так чем мы отличаемся от них?

На его лице застывает смесь удивления и обиды:

– Если ты считаешь, что тебе будет лучше по другую сторону баррикад, тебя никто не держит, – заявляет он, и в его голосе слышатся ледяные нотки.

Мое лицо вспыхивает. Я не просто переступила границы. Я перепрыгнула их.

– Прости. Я не хотела…

Я замолкаю, жалея, что не могу забрать свои слова обратно. Одно дело строить свои предположения о мире, о котором мне ничего неизвестно, а другое – высказывать их. Особенно единственному человеку в Поселении, которому удалось сбежать из герцогства Войны.

– Я устала. И не понимаю, что говорю, – продолжаю я, надеясь сгладить ситуацию.

Это не совсем правда, но и не ложь. Трудно сосредоточиться на чем-то, когда кажется, будто мозг разрывается на тысячи разных кусочков.

Гил шагает через комнату, радуясь предлогу уйти, но останавливается в дверях.

– Поспи, если тебе этого хочется. Анника просит тебя прийти завтра на арену. Она считает, что ты уже готова к испытанию.

– К чему? – с колотящимся сердцем переспрашиваю я.

– Если ты хочешь выжить в Бесконечности, тебе нужно научиться контролировать свой разум. И завтрашняя проверка поможет нам определиться, как лучше тренировать тебя, – объясняет он сквозь стиснутые зубы. – Пусть ты и не хочешь сражаться, но, возможно, сможешь быть нам полезна в чем-то другом.

Когда он уходит, я подхожу к книжной полке и отыскиваю книгу, которая его так заинтересовала. Это экземпляр «Графа Монте-Кристо». Интересно, Гил видит себя пленником, который сбежал из заточения, чтобы отомстить? Возможно, и мне следует примерить на себя эту роль. Но я не хочу.

Меня не волнует месть. Я просто хочу чувствовать себя в безопасности.

Я раскрываю книгу, ожидая увидеть текст, но, к моему удивлению, внутри пустые страницы. Словно эту книгу никогда не писали.

История, затерянная во времени. Затерянная в воспоминаниях.

Потому что прошлое когда-нибудь забудется. Будь то книги, картины или боль. Однажды я позабуду ту короткую жизнь, которую прожила. И, возможно, позабуду людей, которые были мне дороги.

Это должно меня напугать, но не пугает. Я не уверена, что хочу провести тысячу жизней, скучая по семье и понимая, что наша новая встреча будет означать, что с ними случилось что-то плохое.

Я не хочу, чтобы кто-то из моей семьи погиб. Не хочу, чтобы они попали сюда.

Так, может, если я забуду о них, это будет к лучшему? И это поможет мне выжить?

Интересно, хватит ли бесконечности, чтобы исцелить разбитое сердце?