Агата Кристи
Зло под солнцем / Evil Under the Sun
Глава 2
Когда Розамунд Дарнли подсела к Эркюлю Пуаро, тот даже не попытался скрыть свою радость. Как он уже признался, он восхищался Розамунд, как никакой другой женщиной на свете. Ему нравились изящные линии ее фигуры, гордо вскинутая головка, манера держаться. Нравились аккуратные гладкие волны ее темных волос и ироничная улыбка. На Розамунд Дарнли было платье из темно-синей ткани с белой отделкой. Оно выглядело очень просто, но за этой простотой стояли большие деньги. Мисс Дарнли, владелица «Роз монд», являлась одним из самых известных лондонских модельеров.
– Мне здесь не нравится, – сказала она. – Я недоумеваю, зачем сюда приехала!
– Но вы ведь уже бывали здесь, разве не так?
– Да, два года назад, на Пасху. Но тогда здесь было гораздо меньше народу.
Пуаро внимательно посмотрел на нее.
– Что-то стряслось, и вас это беспокоит, – мягко сказал он. – Правда?
Розамунд кивнула, покачала ногой и опустила глаза.
– Я встретила призрака, – сказала она. – Вот в чем дело.
– Призрака, мадемуазель?
– Да.
– Призрака чего? Или кого?
– О, призрака себя самой.
– И этот призрак причинил вам боль? – мягко спросил Пуаро.
– Причем совершенно неожиданно. Понимаете, он увел меня в прошлое… – Умолкнув, она задумалась. – Представьте себе мое детство… Нет, у вас не получится! Вы не англичанин.
– У вас было настоящее английское детство? – спросил Пуаро.
– О, до невозможности английское! Сельская местность… большой запущенный дом… лошади, собаки… прогулки под дождем… костры в лесу… яблоки в саду… вечная нехватка денег… старые твидовые костюмы… одни и те же платья… заброшенный сад, с огромными астрами, распускающимися осенью подобно знаменам…
– И вы хотите вернуться туда? – мягко спросил Пуаро.
Мисс Дарнли покачала головой.
– Возвратиться в прошлое нельзя, ведь так? – сказала она. – Нет, этого я не хочу. Но мне хотелось бы идти дальше… другим путем.
– Даже не знаю… – пробормотал Пуаро.
– На самом деле и я не знаю! – рассмеялась Розамунд.
– Когда я был молодым – а с тех пор, мадемуазель, на самом деле минуло много времени, – все увлекались одной игрой под названием «Если б ты не стал самим собой, то кем бы ты стал?». Ответы записывали в альбомы молодым девушкам. Ответ, мадемуазель, на самом деле найти очень непросто.
– Да, пожалуй. Это был бы большой риск. Мало кому захочется быть Муссолини или принцессой Елизаветой. Что касается друзей, то мы о них почти ничего не знаем. Помню, я как-то познакомилась с очаровательной супружеской парой. После многих лет брака они были так любезны и предупредительны по отношению друг к другу, что я позавидовала этой женщине. Я готова была с радостью поменяться с нею местами. А потом кто-то поведал мне с глазу на глаз, что на самом деле они вот уже одиннадцать лет не разговаривают друг с другом! – Она рассмеялась. – Это показывает, что на самом деле ни в чем нельзя быть уверенным, так?
Помолчав, Пуаро сказал:
– Наверное, многие вам завидуют, мадемуазель.
– О да, – спокойно подтвердила Розамунд Дарнли. – Естественно.
Она задумалась, и уголки ее губ изогнулись вверх в ироничной усмешке.
– Да, я действительно представляю собой образец женщины, добившейся успеха в жизни. Я получаю наслаждение от своего творчества – мне действительно нравится создавать одежду, – и при этом я успешная деловая женщина. Я не стеснена в средствах, у меня хорошая фигура, я не уродлива и знаю, что сказать. – Мисс Дарнли помолчала, ее улыбка стала еще шире. – Ну конечно – у меня нет мужа! Тут у меня провал, не так ли, месье Пуаро?
– Мадемуазель, – галантно произнес детектив, – если вы не замужем, это лишь потому, что среди представителей моего пола не нашлось никого, владеющего в достаточной степени даром красноречия. Вы остаетесь одна по своей воле, а не в силу обстоятельств.
– И тем не менее, – сказала мисс Дарнли, – я не сомневаюсь в том, что вы, подобно всем мужчинам, в глубине души уверены в том, что ни одна женщина не может быть довольна жизнью, если она не замужем и у нее нет детей.
Пуаро пожал плечами.
– Выйти замуж и завести детей – общий удел всех женщин. И только одной женщине из ста – нет, из тысячи! – удается сделать себе имя и добиться положения в обществе, как это сделали вы.
– И тем не менее я всего-навсего несчастная старая дева, – усмехнулась Розамунд. – По крайней мере, вот кем я чувствую себя сегодня. Я была бы гораздо счастливее, если б зарабатывала гроши, имела бы здоровенного неразговорчивого грубияна-мужа и целый выводок надоедливых детей. Как вы считаете?
– Раз вы так говорите, мадемуазель, – пожал плечами Пуаро, – значит, так оно и есть.
Розамунд рассмеялась. К ней тотчас же вернулось хорошее настроение. Она закурила сигарету.
– Определенно, месье Пуаро, вы умеете разговаривать с женщинами. Теперь мне уже хочется принять противоположную точку зрения и отстаивать необходимость карьеры для женщин. Конечно, у меня все прекрасно – и я это знаю!
– В таком случае, в саду – или лучше сказать на взморье? – все отлично, мадемуазель.
– Совершенно верно.
Пуаро также достал портсигар и закурил свою любимую тонкую сигаретку. Провожая взглядом поднимающееся облачко дыма, он пробормотал:
– Значит, мистер… нет, капитан Маршалл – ваш старый друг, мадемуазель?
Розамунд выпрямилась в кресле.
– Откуда вы это узнали?.. А, должно быть, вам сказал Кен.
– Никто мне ничего не говорил, – покачал головой Пуаро. – Как-никак я детектив, мадемуазель. Это заключение было очевидным.
– Не понимаю, – сказала мисс Дарнли.
– Но подумайте сами! – Маленький бельгиец возбужденно всплеснул руками. – Вы здесь уже неделю. Вы были жизнерадостной, веселой, беззаботной. Но сегодня неожиданно заговорили о призраках, о былых временах… Что произошло? Вот уже несколько дней новые гости сюда не приезжали, и только вчера вечером приехал капитан Маршалл с женой и дочерью. А сегодня – такая перемена! Это же очевидно.
– Что ж, вы правы, – согласилась Розамунд Дарнли. – Мы с Кеннетом Маршаллом выросли вместе. Маршаллы жили по соседству с нами. Кен всегда относился ко мне хорошо – но с некоторой снисходительностью, разумеется, поскольку был на четыре года старше. Я его очень долго не видела – пожалуй, лет пятнадцать, не меньше.
– Очень долго, – задумчиво произнес Пуаро.
Розамунд кивнула.
Какое-то время они молчали, затем детектив спросил:
– Он приятный человек, да?
– Кен просто прелесть! – с теплотой в голосе сказала Розамунд. – Один из лучших! Ужасно спокойный и сдержанный. Я бы сказала, единственный его недостаток – это склонность к неудачным бракам.
– А… – тоном полного понимания протянул Пуаро.
– Кеннет глупец – полный глупец во всем, что связано с женщинами! – продолжала Розамунд Дарнли. – Вы помните дело Мартингдейлов?
– Дело Мартингдейлов? – наморщил лоб Пуаро. – Дело Мартингдейлов… Мышьяк, кажется?
– Да. Семнадцать или восемнадцать лет назад. Жену судили за убийство своего мужа.
– Но выяснилось, что он сам принял мышьяк, и ее оправдали, так?
– Совершенно верно. Так вот, после того как эту женщину оправдали, Кен на ней женился. Вот какие глупости он совершает.
– Но что, если она была невиновна? – пробормотал Пуаро.
– О, думаю, она действительно была невиновна, – нетерпеливо сказала мисс Дарнли. – На самом деле никто ничего не знает! Но в мире полно женщин, и вовсе не обязательно брать в жены ту, которую судили по обвинению в убийстве.
Пуаро ничего не сказал. Возможно, он понимал, что, если будет молчать, Розамунд Дарнли станет говорить дальше. Так она и поступила.
– Конечно, Кен тогда был очень молод, всего двадцать один год. Он был без ума от этой женщины. Она умерла при родах Линды – через год после свадьбы. Я так понимаю, Кен был буквально разбит ее смертью. Потом он надолго пустился во все тяжкие – полагаю, чтобы забыть. – Розамунд помолчала. – А затем случилась эта история с Арленой Стюарт. Та тогда выступала в варьете. И как раз в это время был шумный развод Кодрингтонов. Леди Кодрингтон развелась с мужем, обвинив его в связи с Арленой Стюарт. Говорят, Лорд Кодрингтон был просто без ума от нее. Считалось, что они поженятся, как только решение о разводе вступит в силу. Однако в действительности, когда до этого дошло, он на ней не женился. Оставил ее с носом. Кажется, она даже подала на него в суд, обвинив в том, что он нарушил свое обещание. Так или иначе, это дело наделало много шума. И тут появляется Кен и женится на Арлене… Дурак, полный дурак!
– Мужчине простительно подобное безумство, – пробормотал Пуаро. – Она прекрасна, мадемуазель.
– Да, в этом нет никаких сомнений… А года три тому назад разразился еще один скандал. Старый сэр Роджер Эрскин оставил Арлене все свои деньги до последнего пенни. Можно было бы предположить, что уж это-то должно было наконец открыть Кену глаза.
– Но не открыло?
Мисс Дарнли пожала плечами.
– Я же сказала вам, что много лет не виделась с ним. Однако говорят, что он отнесся ко всему с полным безразличием. Почему, хотелось бы знать? Неужели в нем живет абсолютно слепая вера в свою жену?
– Могут быть и другие причины.
– Да. Гордость с презрительно вздернутой верхней губой!.. Не знаю, какие чувства Кен в действительности к ней испытывает. Этого никто не знает.
– Ну, а она? Какие у нее к нему чувства?
Розамунд смерила Пуаро взглядом.
– У нее? Она первая во всем мире охотница за сокровищами. Да к тому же еще и людоедка! Как только в радиусе ста ярдов от Арлены появляется хоть что-нибудь стоящее, одетое в брюки, для нее это новая добыча! Вот она какая.
Пуаро медленно кивнул, выражая свое полное согласие.
– Да, – сказал он. – Все, что вы говорите, правда… Ее глаза видят только одно – мужчин.
– И вот теперь Арлена положила глаз на Патрика Редферна, – сказала Розамунд. – Он весьма привлекательный мужчина – и весьма простой, понимаете, не ловелас, любит свою жену… Именно такие для Арлены самый лакомый кусочек. Мне нравится малышка миссис Редферн – она весьма недурна в этом своем утомленном образе, – но, по-моему, у нее нет никаких шансов против этой тигрицы-людоедки, Арлены.
– Да, все обстоит именно так, как вы говорите, – согласился Пуаро.
Вид у него был удрученный.
– Насколько мне известно, Кристина Редферн работала в школе учительницей, – продолжала мисс Дарнли. – Она из тех, кто верит в то, что разум имеет силу над материей. Ее ждет горькое разочарование.
Пуаро печально покачал головой.
Розамунд поднялась.
– А жаль. – Помолчав, она туманно намекнула: – Кто-то должен что-либо предпринять.
Линда Маршалл стояла в ванной комнате и изучала свое лицо в зеркале. Она ненавидела его. В настоящий момент ей казалось, что оно состоит в основном из костей и веснушек. Линда с отвращением смотрела на густую копну своих темно-русых волос (сама она мысленно называла их «мышиными»), на широкие скулы и агрессивно выступающий подбородок. Зубы и рот, пожалуй, были не так уж и плохи, – но, в конце концов, что такое зубы? И что это за пятно появилось у нее сбоку на носу? Линда с облегчением увидела, что это не прыщ.
«Шестнадцать лет – это ужасно, – подумала она. – Просто ужасно!»
В этом возрасте человек не знает, кто он такой. Линда была нескладной, словно новорожденный жеребец, и колючей, словно еж. Она постоянно со всей остротой чувствовала свою неуклюжесть, а также то, что она представляла собой ни то ни се. Пока Линда училась в школе, было еще не так плохо. Но вот школа осталась позади. И теперь, похоже, никто не знал, что ей делать дальше. Отец туманно намекнул, что собирается осенью отправить ее в Париж. Линда не хотела уезжать в Париж – но, с другой стороны, она не хотела оставаться дома. Почему-то только сейчас она в полной мере осознала, как же сильно не любит Арлену.
Юное лицо Линды напряглось, зеленые глаза стали твердыми. Арлена…
«Она зверь! – подумала девушка. – Самый настоящий зверь!»
Мачехи! Все говорят, что жить с мачехой просто отвратительно. И это правда! И не то чтобы Арлена была злой по отношению к падчерице. По большей части она вообще не обращала на нее внимания. А когда все-таки общалась с девушкой, в ее взгляде, в ее словах сквозила презрительная насмешливость. Отточенное изящество и грация движений Арлены подчеркивали подростковую неловкость Линды. В обществе мачехи девушка острее сознавала свою незрелость. Но дело было не только в этом. Нет, не только в этом. Линда лихорадочно порылась в задворках памяти. Она плохо разбиралась в своих чувствах и не умела давать им определение. Все было в том, как Арлена поступала с людьми…
«Она плохая, – решительно подумала Линда. – Она очень-очень плохая!»
С этим надо что-то делать. Нельзя просто презрительно задрать нос с чувством морального превосходства и выбросить Арлену из головы. Все дело в том, как она поступает с людьми. Отец – теперь и отец стал совсем другим… Линда задумалась, вспоминая. Вот отец, приехавший, чтобы забрать ее из школы. Вот отец, как-то взявший ее с собой на морскую экскурсию. И вот он дома – вместе с Арленой. Весь какой-то закупоренный и… и отсутствующий, как будто его здесь нет.
«И все будет продолжаться так и дальше, – подумала Линда. – День за днем, месяц за месяцем… Я этого не вынесу!»
Впереди простиралась жизнь – бесконечная череда дней, омраченных и отравленных присутствием Арлены. Линда еще не вышла из детства и плохо представляла себе пропорции времени. Для нее год казался вечностью. В груди у девушки поднялась волна черной, жгучей ненависти к Арлене.
«Я готова ее убить! – подумала она. – О, как мне хочется ее смерти…»
Оторвавшись от зеркала, Линда посмотрела на раскинувшееся внизу море. Здесь действительно было чудесно. Точнее, могло бы быть чудесно. Столько всего интересного – пляж, бухты, петляющие тропинки… Есть где побыть в одиночестве, подурачиться. И потом еще эти пещеры, о которых рассказывали мальчишки Коуэны…
«Как было бы здесь здорово без Арлены!» – подумала Линда.
Она вернулась в мыслях к тому вечеру, когда они приехали сюда. Переправа с большой земли получилась такой захватывающей! Высокий прилив затопил дамбу, и пришлось плыть в лодке. Пансионат выглядел необычным, волнующим. И тут сидевшая на террасе высокая темноволосая женщина вскочила и воскликнула:
– О, Кеннет!
А отец Линды, страшно удивившись, сказал:
– Розамунд!
Как это свойственно юности, Линда строго и критически оценила Розамунд Дарнли. И заключила, что та пришлась ей по душе. Розамунд показалась Линде рассудительной. И прическа у нее была хорошая – она ей шла, а большинству людей их прически не идут. И одета она была замечательно. И у нее было озорное веселое лицо – словно она смеялась над собой, а не над окружающими. К тому же с Линдой Розамунд говорила не как с маленькой. Она не говорила всякое там. (Под выражением «говорить всякое там» Линда объединяла множество самых различных неприятных тем.) И, судя по всему, не считала ее, Линду, несмышленышем. Напротив, она обращалась с ней как с настоящим человеческим существом. Девушка так редко чувствовала себя настоящим человеческим существом, что испытывала глубокую признательность к тому, кто так считал.
И отец, похоже, был рад встрече с мисс Дарнли. Забавно – совершенно внезапно он стал каким-то совершенно другим. Он стал… он стал… Линда задумалась, стараясь подобрать подходящее слово – ну конечно же, молодым! Он рассмеялся – непривычным мальчишеским смехом. Линда вдруг поймала себя на том, что в последнее время крайне редко слышала отцовский смех. Девушка пребывала в недоумении. Казалось, она мельком взглянула на совершенно другого человека.
«Интересно, каким был папа в моем возрасте?» – подумала она.
Но все это было слишком сложно. Линда сдалась.
У нее мелькнула новая мысль. Как было бы здорово, если бы они приехали сюда и встретили здесь мисс Дарнли – только они с отцом… На какое-то мгновение перед ней открылась чарующая перспектива. Отец, заливающийся мальчишеским смехом, мисс Дарнли, она сама – все прелести, которые можно найти на острове, купание, пещеры… И тотчас же снова сомкнулся мрак.
Арлена. Нельзя быть счастливым, если рядом Арлена. Но почему?.. Ну, по крайней мере, у нее, Линды, это не получается. Нельзя быть счастливым, если рядом человек, которого ты… ненавидишь. Да, ненавидишь. Она ненавидела Арлену.
Очень медленно у нее в груди снова поднялась черная, обжигающая волна ненависти. Лицо Линды стало мертвенно-бледным. Рот приоткрылся. Зрачки сузились. Пальцы напряглись, сплетаясь…
Кеннет Маршалл осторожно постучал в дверь комнаты своей жены. Услышав ее голос, он открыл дверь и вошел. Арлена только что закончила последние штрихи к своему туалету. Одетая в блестящее зеленое платье, она немного напоминала русалку. Стоя перед зеркалом, женщина накладывала тушь на ресницы.
– А, это ты, Кен…
– Да. Я хотел узнать, ты уже готова?
– Еще минуточку…
Маршалл подошел к окну и посмотрел на море. Его лицо, как обычно, не показывало никаких чувств, оставаясь спокойным и приятным.
– Арлена… – обернувшись, начал он.
– Да?
– Насколько я понимаю, ты уже давно знакома с Редферном?
– Ну да, дорогой, – небрежно произнесла Арлена. – Мы познакомились на какой-то коктейль-вечеринке. Он показался мне совсем лапочкой.
– Я так и понял. Ты знала, что они с женой будут здесь?
– Нет, дорогой! – широко раскрыла глаза Арлена. – Это явилось таким сюрпризом!
– А мне показалось, – тихо произнес Кеннет, – что именно их присутствие тут навело тебя на мысль приехать сюда. Ты была очень настойчива.
Положив коробочку с тушью и обернувшись, Арлена улыбнулась – легкой соблазнительной улыбкой.
– Мне кто-то рассказал об этом месте… Кажется, супруги Райланды. Они сказали, что здесь все просто бесподобно – чистое и нетронутое! А разве тебе здесь не нравится?
– Не знаю, – пробормотал Маршалл.
– О, дорогой, но ведь ты обожаешь купаться и бродить по окрестностям. Не сомневаюсь, здесь ты будешь просто без ума от счастья.
– Вижу, ты настроена развлечься.
Широко раскрыв глаза, Арлена неуверенно посмотрела на мужа.
– Полагаю, – продолжал Кеннет, – на самом деле ты предупредила молодого Редферна о том, что приедешь сюда, ведь так?
– Дорогой, не становись таким ужасным! – возмутилась женщина.
– Послушай, Арлена, – сказал Маршалл. – Я знаю, что ты собой представляешь. – Редферны – приятная молодая пара. На самом деле этот мальчишка любит свою жену. Неужели нужно все испортить, черт возьми?
– Ты несправедлив, обвиняя меня, – возразила Арлена. – Я ничего не сделала – абсолютно ничего. Я ничего не могу поделать, если…
– Если что? – подтолкнул ее муж.
У нее задрожали ресницы.
– Ну конечно! Я знаю, что многие сходят по мне с ума. Но я тут ни при чем. Просто люди так устроены.
– То есть ты признаёшь, что молодой Редферн без ума от тебя?
– На самом деле с его стороны это большая глупость, – пробормотала Арлена и шагнула к мужу. – Но ты ведь знаешь, правда, Кен, что, кроме тебя, мне больше никто не нужен?
Она посмотрела на него сквозь опущенные ресницы. Это был великолепный взгляд – перед ним могли устоять лишь считаные мужчины.
Маршалл мрачно смотрел на жену. Его лицо оставалось сосредоточенным. Голос его прозвучал негромко:
– Думаю, Арлена, я достаточно хорошо тебя знаю…
Если выйти из пансионата на южную сторону, террасы и пляж окажутся прямо внизу. Также здесь начинается тропинка, ведущая вокруг скалы на юго-западный берег острова. Чуть дальше от нее отходят ступени, спускающиеся к площадке, высеченной в скале, которая на плане пансионата обозначена как «Солнечная терраса». Здесь, в скале, вырезаны ниши со скамьями.
В одну из таких ниш сразу же после ужина пришли Патрик Редферн и его жена. Ночь была чудесная, ярко светила луна. Редферны сели. Какое-то время они молчали.
– Восхитительный вечер, – наконец сказал Патрик. – Ты не находишь, Кристина?
– Да.
Что-то в голосе жены вызвало его беспокойство. Он сидел, не глядя в ее сторону.
– Ты знал, что эта женщина будет здесь? – тихо спросила миссис Редферн.
Патрик резко повернулся к ней:
– Не понимаю, о чем ты!
– А я думаю, ты меня прекрасно понимаешь.
– Послушай, Кристина, не знаю, что на тебя нашло…
Она не дала ему договорить. Ее голос дрогнул:
– На меня? Что на тебя нашло?!
– Ничто на меня не нашло.
– О, Патрик, нашло! Ты так настаивал на том, чтобы приехать сюда! Ты был просто непреклонен. Я хотела снова отправиться в Тинтаджел, где… где мы провели медовый месяц. Но ты был решительно настроен ехать только сюда.
– И что тут такого? Здесь очаровательное место.
– Возможно. Но ты хотел приехать именно сюда, потому что здесь должна была быть она.
– Она? Кто?
– Миссис Маршалл. Ты… ты потерял голову из-за нее.
– Ради бога, Кристина, будь разумной! Не в твоей натуре ревновать.
Однако его гнев получился неискренним. Патрик явно был смущен.
– Мы были так счастливы, – пробормотала миссис Редферн.
– Счастливы? Разумеется, мы были счастливы. Мы и сейчас счастливы. Но долго так не продлится, если ты станешь устраивать сцену всякий раз, когда я заговорю с какой-нибудь женщиной!
– Дело не в этом.
– Нет, в этом! В браке у человека должны быть… ну… друзья. Твоя подозрительность не имеет под собой никаких оснований. Я… я не могу поговорить с симпатичной женщиной без того, чтобы ты не возомнила, будто я в нее влюбился… – Умолкнув, Патрик пожал плечами.
– Ты действительно в нее влюбился… – печально произнесла миссис Редферн.
– О, Кристина, не говори глупостей! Я… да я с ней только парой слов обменялся!
– Неправда.
– Ради всего святого, не бери в привычку ревновать меня к каждой привлекательной женщине, которая нам встретилась!
– Миссис Маршалл не просто какая-то привлекательная женщина, – с жаром возразила Кристина. – Она… она другая! Она порочная. Да, порочная! Она сделает тебе больно. Патрик, пожалуйста, остановись! Давай уедем отсюда.
Редферн упрямо вскинул голову. Вид у него сразу же стал какой-то мальчишеский.
– Кристина, не говори вздор! – с вызовом произнес он. – И… и давай не будем из-за этого ссориться.
– У меня нет желания ссориться.
– В таком случае веди себя, как подобает рассудительному человеку. Возвращаемся обратно в пансионат.
Он встал. Кристина посидела немного, затем тоже встала.
– Ну хорошо… – сказала она.
Сидящий в соседней нише Эркюль Пуаро печально покачал головой. Некоторые люди, случайно став свидетелями разговора, не предназначенного для чужих ушей, тактично удаляются. Но только не Пуаро. У него не было никаких угрызений совести на этот счет.
– К тому же, – как он объяснил впоследствии своему другу Гастингсу, – речь шла об убийстве.
– Но ведь к тому моменту убийство еще не произошло, – удивленно посмотрел на него тот.
Эркюль Пуаро вздохнул:
– Однако, mon cher, все уже говорило о том, что оно произойдет.
– В таком случае почему вы его не предотвратили?
И Эркюль Пуаро со вздохом повторил то же самое, что уже однажды говорил в Египте: если какой-то человек решительно настроен совершить убийство, помешать ему нелегко. Он не винил себя в том, что произошло. По его мнению, это было неизбежно.
