Афанасий Фет
Шепот, робкое дыханье…

Старая песня, звучи надо мной!

Пой! Не смущайся! Пусть время былое

Яркой зарей расцветет!

Может быть, сердце утихнет больное

И, как дитя в колыбели, уснет.

* * *

Как ясность безоблачной ночи,

Как юно-нетленные звезды,

Твои загораются очи

Всесильным, таинственным счастьем.

И все, что лучом их случайным

Далеко иль близко объято,

Блаженством овеяно тайным —

И люди, и звери, и скалы.

Лишь мне, молодая царица,

Ни счастия нет, ни покоя,

И в сердце, как пленная птица,

Томится бескрылая песня.

* * *

Сны и тени,

Сновиденья,

В сумрак трепетно манящие,

Все ступени

Усыпленья

Легким роем преходящие,

Не мешайте

Мне спускаться

К переходу сокровенному,

Дайте, дайте

Мне умчаться

С вами к свету отдаленному.

Только минем

Сумрак свода, —

Тени станем мы прозрачные

И покинем

Там у входа

Покрывала наши мрачные.

Шопену

Ты мелькнула, ты предстала,

Снова сердце задрожало,

Под чарующие звуки

То же счастье, те же муки,

Слышу трепетные руки —

Ты еще со мной!

Час блаженный, час печальный,

Час последний, час прощальный,

Те же легкие одежды,

Ты стоишь, склоняя вежды, —

И не нужно мне надежды:

Этот час – он мой!

Ты руки моей коснулась,

Разом сердце встрепенулось;

Не туда, в то горе злое,

Я несусь в мое былое, —

Я на все, на все иное

Отпылал, потух!

Этой песне чудотворной

Так покорен мир упорный;

Пусть же сердце, полно муки,

Торжествует час разлуки,

И когда загаснут звуки —

Разорвется вдруг!

Романс

Злая песнь! Как больно возмутила

Ты дыханьем душу мне до дна!

До зари в груди дрожала, ныла

Эта песня – эта песнь одна.

И поющим отдаваться мукам

Было слаще обаянья сна;

Умереть хотелось с каждым звуком,

Сердцу грудь казалася тесна.

Но с зарей потухнул жар напевный

И душа затихнула до дна.

В озаренной глубине душевной

Лишь улыбка уст твоих видна.

* * *

Я видел твой млечный, младенческий волос,

Я слышал твой сладко вздыхающий голос —

И первой зари я почувствовал пыл;

Налету весенних порывов подвластный,

Дохнул я струею и чистой и страстной

У пленного ангела с веющих крыл.

Я понял те слезы, я понял те муки,

Где слово немеет, где царствуют звуки,

Где слышишь не песню, а душу певца,

Где дух покидает ненужное тело,

Где внемлешь, что радость не знает предела,

Где веришь, что счастью не будет конца.

В лунном сиянии

Выйдем с тобой побродить

В лунном сиянии!

Долго ли душу томить

В темном молчании!

Пруд как блестящая сталь,

Травы в рыдании,

Мельница, речка и даль

В лунном сиянии.

Можно ль тужить и не жить

Нам в обаянии?

Выйдем тихонько бродить

В лунном сиянии!

На рассвете

Плавно у ночи с чела

Мягкая падает мгла;

С поля широкого тень

Жмется под ближнюю сень;

Жаждою света горя,

Выйти стыдится заря;

Холодно, ясно, бело,

Дрогнуло птицы крыло…

Солнца еще не видать,

А на душе благодать.

* * *

Только в мире и есть, что тенистый

Дремлющих кленов шатер.

Только в мире и есть, что лучистый

Детски задумчивый взор.

Только в мире и есть, что душистый

Милой головки убор.

Только в мире и есть этот чистый

Влево бегущий пробор.

* * *

Что за звук в полумраке вечернем?

Бог весть, —

То кулик простонал или сыч.

Расставанье в нем есть, и страданье

в нем есть,

И далекий неведомый клич.

Точно грезы больные бессонных ночей

В этом плачущем звуке слиты, —

И не нужно речей, ни огней, ни очей —

Мне дыхание скажет, где ты.

* * *

Долго снились мне вопли рыданий твоих, —

То был голос обиды, бессилия плач;

Долго, долго мне снился тот радостный миг,

Как тебя умолил я – несчастный палач.

Проходили года, мы умели любить,

Расцветала улыбка, грустила печаль;

Проносились года, – и пришлось уходить:

Уносило меня в неизвестную даль.

Подала ты мне руку, спросила: «Идешь?»

Чуть в глазах я заметил две капельки слез;

Эти искры в глазах и холодную дрожь

Я в бессонные ночи навек перенес.

* * *

Я тебе ничего не скажу,

И тебя не встревожу ничуть,

И о том, что́ я молча твержу,

Не решусь ни за что намекнуть.

Целый день спят ночные цветы,

Но лишь солнце за рощу зайдет,

Раскрываются тихо листы

И я слышу, как сердце цветет.

И в больную, усталую грудь

Веет влагой ночной… я дрожу,

Я тебя не встревожу ничуть,

Я тебе ничего не скажу.

* * *

Все, как бывало, веселый, счастливый,

Ленты твоей уловляю извивы,

Млеющих звуков впивая истому;

Пусть ты летишь, отдаваясь другому.

Пусть пронеслась ты надменно, небрежно,

Сердце мое все по-прежнему нежно,

Сердце обид не считает, не мерит,

Сердце по-прежнему любит и верит.

Тщетно опущены строгие глазки,

Жду под ресницами блеска и ласки, —

Все, как бывало, веселый, счастливый,

Ленты твоей уловляю извивы.

* * *

Сплю я. Тучки дружные,

Вешние, жемчужные

Мчатся надо мной;

Смутные, узорные,

Тени их проворные —

По полям грядой.

Подбежали к чистому

Пруду серебристому,

И – вдвойне светло.

Уж не тени мрачные, —

Облака прозрачные

Смотрятся в стекло.

Сплю я. Безотрадною

Тканью непроглядною

Тянутся мечты;

Вдруг сама, заветная,

Кроткая, приветная,

Улыбнулась ты.

* * *

Гаснет заря в забытьи, в полусне.

Что-то неясное шепчешь ты мне;

Ласки твои я расслушать хочу, —

«Знаю, ах, знаю», – тебе я шепчу.

В блеске, в румяном разливе огня,

Ты потонула, ушла от меня;

Я же, напрасной истомой горя, —

Летняя вслед за тобою заря.

Сладко сегодня тобой мне сгорать,

Сладко, летя за тобой, замирать…

Завтра, когда ты очнешься иной,

Свет не допустит меня за тобой.

Во сне

Как вешний день, твой лик

приснился снова, —

Знакомую приветствую красу,

И по волнам ласкающего слова

Я образ твой прелестный понесу.

Сомнений нет, неясной нет печали,

Все высказать во сне умею я,

И мчит да мчит все далее и дале

С тобою нас воздушная ладья.

Перед тобой с коленопреклоненьем

Стою, пленен волшебною игрой,

А за тобой – колеблемый движеньем,

Неясных звуков отстающий рой.

* * *

Запретили тебе выходить,

Запретили и мне приближаться,

Запретили, должны мы признаться,

Нам с тобою друг друга любить.

Но чего нам нельзя запретить,

Что́ с запретом всего несовместней —

Это песня: с крылатою песней

Будем вечно и явно любить.

* * *

Я не знаю, не скажу я,

Оттого ли, что гляжу я

На тебя, я все пою,

И задорное веселье

Ты, как легкое похмелье,

Проливаешь в песнь мою,

Иль – еще того чудесней —

За моей дрожащей песней

Тает дум невольных мгла,

И за то ли, оттого ли

До томления, до боли

Ты приветливо светла?

Я пришел к тебе с приветом…

Romanzero

1

Знаю, зачем ты, ребенок больной,

Так неотступно все смотришь за мной,

Знаю, с чего на большие глаза

Из-под ресниц наплывает слеза.

Там у вас душно, там жаркая грудь

Разу не может прохладой дохнуть,

Да, нагоняя на слабого страх,

Плавает коршун на темных кругах.

Только вот здесь, средь заветных цветов,

Тень распростерла таинственный кров,

Только в сердечке поникнувших роз

Капли застыли младенческих слез.

2

Встречу ль яркую в небе зарю,

Ей про тайну мою говорю,

Подойду ли к лесному ключу,

И ему я про тайну шепчу.

А как звезды в ночи задрожат,

Я всю ночь им рассказывать рад;

Лишь когда на тебя я гляжу,

Ни за что ничего не скажу.

3

В страданьи блаженства стою пред тобою,

И смотрит мне в очи душа молодая.

Стою я, овеянный жизнью иною,

Я с речью нездешней, я с вестью из рая.

Слетел этот миг, не земной, не случайный,

Над ним так бессильны житейские грозы,

Но вечной уснет он сердечною тайной,

Как вижу тебя я сквозь яркие слезы.

И в трепете сердце, и трепетны руки,

В восторге склоняюсь пред чуждою властью,

И мукой блаженства исполнены звуки,

В которых сказаться так хочется счастью.

4

Вчерашний вечер помню живо:

Синели глубью небеса,

Лист трепетал, красноречиво

Глядели звезды нам в глаза.

Светились зори издалека,

Фонтан сверкал так горячо,

И Млечный Путь бежал широко

И звал: смотри! еще! еще!

Сегодня все вокруг заснуло,

Как дымкой твердь заволокло,

И в полумраке затонуло

Воды игривое стекло.

Но не томлюсь среди тумана,

Меня не давит мрак лесной, —

Я слышу плеск живой фонтана

И чую звезды над собой.

Восточный мотив

С чем нас сравнить с тобою, друг прелестный?

Мы два конька, скользящих по реке,

Мы два гребца на утлом челноке,

Мы два зерна в одной скорлупке тесной,

Мы две пчелы на жизненном цветке,

Мы две звезды на высоте небесной.

* * *

Ночь весенней негой дышит,

Ветер взморья не колышет,

Весь залив блестит, как сталь,

И над морем облаками,

Как ползущими горами,

Разукрасилася даль.

Долго будет утомленный

Спать с Фетидой Феб влюбленный,

Но Аврора уж не спит

И, смутясь блаженством бога,

Из подводного чертога

С ярким факелом бежит.

* * *

Жди ясного на завтра дня.

Стрижи мелькают и звенят.

Пурпурной полосой огня

Прозрачный озарен закат.

В заливе дремлют корабли, —

Едва трепещут вымпела.

Далёко небеса ушли —

И к ним морская даль ушла.

Так робко набегает тень,

Так тайно свет уходит прочь,

Что ты не скажешь: минул день,

Не говоришь: настала ночь.

Морской залив

Третью уж ночь вот на этом холме за оврагом

Конь мой по звонкой дороге пускается шагом.

Третью уж ночь, миновав эту старую иву,

Сам я невольно лицом обращаюсь к заливу.

Только вдали, потухая за дымкою сизой,

Весь в ширину он серебряной светится ризой.

Спит он так тихо, что ухо,

исполнясь вниманья,

Даже средь камней его не уловит дыханья.

В блеск этот душу уносит волшебная сила…

Что за слова мне она в эту ночь говорила!

Сколько в веселых речах прозвучало привета!

Сколько в них сердце почуяло неги и света!

Ах, что за ночь! Тише, конь мой!

Куда торопиться?

Рад и сегодня я сном до зари не забыться!

Вечер у взморья

Засверкал огонь зарницы,

На гнезде умолкли птицы,

Тишина леса объемлет,

Не качаясь, колос дремлет;

День бледнеет понемногу,

Вышла жаба на дорогу.

Ночь светлеет и светлеет,

Под луною море млеет;

Различишь прилежным взглядом,

Как две чайки, сидя рядом,

Там, на взморье плоскодонном,

Спят на камне озаренном.

* * *

Как хорош чуть мерцающим утром,

Амфитрита, твой влажный венок!

Как огнем и сквозным перламутром

Убирает Аврора восток!

Далеко на песок отодвинут

Трав морских бесконечный извив,

Свод небесный, в воде опрокинут,

Испещряет румянцем залив.

Остров вырос над тенью зеленой;

Ни движенья, ни звука в тиши,

И, погнувшись над влагой соленой,

В крупных каплях стоят камыши.

* * *

Морская даль во мгле туманной;

Там парус тонет, как в дыму,

А волны в злобе постоянной

Бегут к прибрежью моему.

Из них одной, избранной мною,

Навстречу пристально гляжу

И за грядой ее крутою

До камня влажного слежу.

К ней чайка плавная спустилась, —

Не дрогнет острое крыло.

Но вот громада докатилась,

Тяжеловесна, как стекло;

Плеснула в каменную стену,

Вот звонко грянет на плиту —

А уж подкинутую пену

Разбрызнул ветер на лету.

Прибой

Утесы. Зной и сон в пустыне,

Песок да звонкий хрящ кругом,

И вдалеке земной твердыне

Морские волны бьют челом.

На той черте уже безвредный,

Не докатясь до красных скал,

В последний раз зелено-медный

Сверкает Средиземный вал;

И, забывая век свой бурный,

По пестрой отмели бежит

И преломленный и лазурный;

Но вот преграда – он кипит,

Жемчужной пеною украшен,

Встает на битву со скалой

И, умирающий, все страшен

Всей перейденной глубиной.

На корабле

Летим! Туманною чертою

Земля от глаз моих бежит.

Под непривычною стопою

Вскипая белою грядою,

Стихия чуждая дрожит.

Дрожит и сердце, грудь заныла;

Напрасно моря даль светла,

Душа в тот круг уже вступила,

Когда невидимая сила

Ее неволей унесла.

Ей будто чудится заране

Тот день, когда без корабля

Помчусь в воздушном океане

И будет исчезать в тумане

За мной родимая земля.

Приметы

И тихо и светло – до сумерек далеко;

Как в дымке голубой и небо и вода, —

Лишь облаков густых с заката до востока

Лениво тянется лиловая гряда.

Да, тихо и светло; но ухом напряженным

Смятенья и тоски ты крики разгадал:

То чайки скликались над морем усыпленным

И, в воздухе кружась, летят к навесам скал.

Ночь будет страшная, и буря будет злая,

Сольются в мрак и гул и небо и земля…

А завтра, может быть, вот здесь волна седая

На берег выбросит обломки корабля.

Буря

Свежеет ветер, меркнет ночь,

А море злей и злей бурлит,

И пена плещет на гранит —

То прянет, то отхлынет прочь.

Все раздражительней бурун;

Его шипучая волна

Так тяжела и так плотна,

Как будто в берег бьет чугун.

Как будто бог морской сейчас,

Всесилен и неумолим,

Трезубцем пригрозя своим,

Готов воскликнуть: «Вот я вас!»

После бури

Пронеслась гроза седая,

Разлетевшись по лазури.

Только дышит зыбь морская,

Не опомнится от бури.

Спит, кидаясь, челн убогой,

Как больной от страшной мысли,

Лишь забытые тревогой

Складки паруса обвисли.

Освеженный лес прибрежный

Весь в росе, не шелохнется. —

Час спасенья, яркий, нежный,

Словно плачет и смеется.

* * *

Вчера расстались мы с тобой.

Я был растерзан. – Подо мной

Морская бездна бушевала.

Волна кипела за волной

И, с грохотом о берег мой

Разбившись в брызги, убегала.

И новые росли во мгле,

Росли и небу и земле

Каким-то бешеным упреком;

Размыть уступы острых плит

И вечный раздробить гранит

Казалось вечным их уроком.

А ныне – как моя душа,

Волна светла, – и, чуть дыша,

Легла у ног скалы отвесной;

И, в лунный свет погружена,

В ней и земля отражена

И задрожал весь хор небесный.

Море и звезды

На море ночное мы оба глядели.

Под нами скала обрывалася бездной;

Вдали затихавшие волны белели,

А с неба отсталые тучки летели,

И ночь красотой одевалася звездной.

Любуясь раздольем движенья двойного,

Мечта позабыла мертвящую сушу,

И с моря ночного и с неба ночного,

Как будто из дальнего края родного,

Целебною силою веяло в душу.

Всю злобу земную, гнетущую, вскоре,

По-своему каждый, мы оба забыли,

Как будто меня убаюкало море,

Как будто твое утолилося горе,

Как будто бы звезды тебя победили.

* * *

Качаяся, звезды мигали лучами

На темных зыбях Средиземного моря,

А мы любовались с тобою огнями,

Что мчались под нами, с небесными споря.

В каком-то забвеньи, немом и целебном,

Смотрел я в тот блеск, отдаваяся неге;

Казалось, рулем управляя волшебным,

Глубоко ты грудь мне взрезаешь в побеге.

И там, в глубине, молодая царица,

Бегут пред тобой светоносные пятна,

И этих несметных огней вереница

Одной лишь тебе и видна и понятна.

* * *

Барашков буря шлет своих,

Барашков белых в море,

Рядами ветер гонит их

И хлещет на просторе.

Малютка, хоть твоя б одна

Ладья спастись успела,

Пока всей хляби глубина,

Чернея, не вскипела!

Как жаль тебя! Но об одном

Подумать так обидно,

Что вот за мглою и дождем

Тебя не станет видно.

Венеция ночью

Лунный свет сверкает ярко,

Осыпая мрамор плит;

Дремлет лев святого Марка,

И царица моря спит.

По каналам посребренным

Опрокинулись дворцы,

И блестят веслом бессонным

Запоздалые гребцы.

Звезд сияют мириады,

Чутко в воздухе ночном;

Осребренные громады

Вековым уснули сном.

* * *

Не ворчи, мой кот-мурлыка,

В неподвижном полусне:

Без тебя темно и дико

В нашей стороне;

Без тебя все та же печка,

Те же окна, как вчера,

Те же двери, та же свечка,

И опять хандра…

* * *

Полно спать: тебе две розы

Я принес с рассветом дня.

Сквозь серебряные слезы

Ярче нега их огня.

Вешних дней минутны грозы,

Воздух чист, свежей листы…

И роняют тихо слезы

Ароматные цветы.

* * *

Я знал ее малюткою кудрявой,

Голубоглазой девочкой; она