А. М. Плеханов
Военная контрразведка НКВД СССР. Тайный фронт войны 1941–1942

В результате субъективного подхода на смену былой апологетике и иконизации чекистов как «защитников Отечества» пришли их дегероизация и обличение. Новыми «исследователями» велся односторонний подбор документов во благо новой политической конъюнктуры, а сама трактовка не только не приближала к исторической истине, а отдаляла от взвешенных и исторически достоверных оценок. «Герои дня» – разного рода публицисты «делали погоду» на сенсационных фактах большей частью сомнительного свойства, «недоказанной достоверности».

У нас свободная страна. В сложнейших условиях после уничтожения Советского Союза многие представители неолибералов изображают историю войны как сплошную цепь безобразий и преступлений, даже заявляют, что никакой Великой Отечественной войны не было, а была позорная война, в которой мы, оказывается, потерпели поражение. При этом предпринимаются попытки пересмотреть всю отечественную историю. Одни заявляют, что «русский фашизм страшнее немецкого»^[16]. Другие сравнивают сотрудников военной контрразведки с эсесовцами. Эти люди открыто стремятся присвоить себе монопольное право на трактовку событий нашего прошлого. Хотя большинство из них скомпрометировали себя тем, что с начала 1990 гг. сознательно преподносили обществу грубо сфальсифицированные объяснения мотивов и механизма крупных событий в нашей внутренней и внешней политике. А слово историков и участников войны, пытающихся рассматривать прошлое с объективных позиций и руководствующихся здравым смыслом, и сегодня подвергается нападкам.

Конечно, измышления фальсификаторов являются обманом и находят отклик в определенной части народа лишь потому, что честной истории советского периода так и не было создано. Еще недавно тысячи и тысячи специальных людей в институтах, академиях, управлениях, издательствах воспроизводили специальное Военное Вранье. В нашей официальной истории несколько десятилетий назад были заложены мины государственной исторической неправды^[17].

А борьба с прошлыми, уже преодоленными несправедливостями, использовалась для создания несправедливостей новых, революционного беззакония. Но не велика ведь мудрость бороться с несправедливостями прошлыми, когда-то бывшими, уже изжитыми, в то время, когда это безопасно и велено…По сути, бороться со своей историей, тем самым вовсе не устанавливая справедливость, а разрушая свою нынешнюю жизнь^[18]. Обращаться к тому времени столь тенденциозно, да еще и не подготовленным можно разве что с целью дальнейшего поддержания в обществе состояния гражданской войны. Других целей, тем более научных, здесь не просматривается^[19].

Нашему вдумчивому читателю навязывается негативный взгляд даже на героические страницы истории войны. Как исследователи, которые называют гитлеровскую агрессию «превентивным ударом» и рассуждают о «неприемлемой цене победы», так и псевдопатриоты, находящие причины наших военных неудач в чем угодно, только не в серьезных стратегических ошибках политического руководства и, прежде всего И.В. Сталина, принимавшего единоличные решения по всем важнейшим вопросам жизни страны.

Пусть предвзятость и необъективность «новооткрывателей» останутся на их совести. Вольно или невольно некоторые журналисты стараются присвоить себе исключительное право на «объективность». Пользуясь легальными возможностями, они стараются сформировать общественное мнение в определенном «правильном» направлении. С нами ведут борьбу не недоучки, фанатики и бандиты, а образованные, подготовленные в идеологическом и финансовом отношении люди. В условиях всеобъемлющей коммерционализации часто берут верх не гражданская позиция и профессионализм. Выход на первый план непрофессиональных историков вполне объясним. Историку нужны не только документы, но и время для их осмысления, проверки, сопоставления, выработки своей точки зрения. И для читателя всегда важно проводить четкую градацию, отделив научные работы от сочинений различных журналистов, публицистов, социологов, политологов и пр. И речь идет не о принижении роли представителей этих профессий, просто это другие профессии. Они больше ставят вопросов, чем дают на них ответов. Их работы зачастую написаны без тщательной проверки документов, во многих случаях на эмоциональном подъеме и пр., что свойственно «желтой» прессе. Наступившую свободу слова многие из них восприняли однозначно как свободу без всякой ответственности. Само освещение тематики приобрело негативную направленность. К сожалению, и сегодня некоторые исторические исследования о начале войны строятся исключительно на публицистических посылах, на критике оппонентов и апологетике послевоенных взглядов. Именно в официальной истории этого периода и закладывались мины исторической неправды.

Сейчас, как никогда, для правдивого исследования истории советской военной контрразведки важны труды российских ученых, которыми за последние годы сделано немало. Важнейшее значение для изучения событий 1941 г. имеют книги профессиональных разведчиков и фронтовиков. Они много внимания уделяют исследованию причин предательства Родине, дезертирства, коллаборационизма (сотрудничества с оккупантами). Историческая литература о Великой Отечественной войне пополнилась книгами иностранных авторов о вермахте и абвере, мемуарами немецких военных.

Важным событием в исследовании истории советских органов госбезопасности явился выход по указу Президента России в 2013 г. ряда томов 12-томного издания о Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., в том числе и «Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Том шестой. Тайная война. Разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны». – М.: Кучково поле, 2013. Впервые в отечественной истории всесторонне показана работа сотрудников органов безопасности, которые внесли значительный вклад в победу над нацистской Германией. Данный том является результатом совместного труда представителей спецслужб и других ведущих ученых России. В основе его лежат уникальные документы и материалы центральных и региональных архивов, воспоминания ветеранов, научные исследования специалистов по данной проблеме. Но даже в таком солидном исследовании ввиду ограничения объема издания не отражена в полном объеме многогранная работа военных контрразведчиков в начале войны. Среди ряда авторов утвердилась «облегченная» точка зрения, которую они провели в томе. Суть ее сводится к тому, что следует показать роль военной контрразведки только в борьбе со шпионами, диверсантами, террористами, остальное, мол, это не наше. Но это совершенно не отражает события 1941 г. – начала 1942 г. Можно прямо сказать, что она ЗАНИМАЛИСЬ ВСЕМ, к чему ее вынуждали политическое положение и оперативная обстановка. В первые недели войны военные контрразведчики решали в оперативном порядке и несвойственные им задачи, на что отвлекалась значительная часть сил и средств.

В связи с выходом шестого тома и изданием десяти томов сборников документов по истории органов безопасности в годы Великой Отечественной войны начали звучать голоса о завершении изучения их опыта под наивным предлогом «Все написано!». Это «добросовестное» заблуждение или элементарное незнание истории Отечества?! Смеем утверждать, что наши историки по существу только делают первые шаги в осмыслении Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Отметим, что в то время, пока в Советском Союзе писали 12-томную историю боевых действий Красной армии, в Великобритании издали 40, а в Японии – 110 томов, посвященных Второй мировой войне.

Следовательно, несмотря на наличие большого количества работ историков и публицистов, все же не даны ответы на многие вопросы о конкретной работе ОО НКВД в июне 1941 г. – апреле 1942 г. А это крайне важно для формирования мировоззрения нашего народа. Важно соблюдение одного из требований не только к историкам: с прошлым обращаться очень осторожно, не драматизировать то, что было негативным, поскольку хорошо быть умным потом, а не тогда. Об этом следует помнить нам, изучающим войну и занятым поисками истины. Тем более что на многих шкафах и дверях архивов еще висят «амбарные» замки, и до сегодняшнего дня огромные пласты документального материала все еще скрываются от народа без всякого пристойного объяснения. Тем не менее того, что уже стало достоянием исследователей, вполне достаточно, чтобы в общем оценить события 1941–1945 гг., но все еще не хватает многих деталей, чтобы разобраться по существу и дать ответы на многие вопросы, особенно по истории советских спецслужб. При этом все, что относится к воинским подвигам, должно возводиться в культ: русские всегда уничтожали своих врагов, должны уничтожать и будут уничтожать. Нельзя отрывать русских от своих корней и забывать традиции – от прибивания щитов на вратах Царьграда до установки Красного флага над Рейхстагом.

Нас порой удивляет пофигизм молодых людей. Может, оттого, что война уже далеко, может, родители ничего не объяснили, может, потому, что сегодня фашистом называют кого ни попало. Последнее, пожалуй, самое важное. Простота, с которой фашистом именуется любой, кто не мил нашей политике, та безответственность, с которой этот ярлык вешается любому несогласному в политических передачах. Все это снижает трагизм воистину героической Победы.

Сегодня, как и в прошлые времена, историческая наука выполняет две основные функции: познание прошлого и «воспитание историей». В ходе постоянной работы по воспитанию историей нельзя отклоняться от принципа правды, даже если она сурова и неприятна. Любое умолчание или приукрашивание фактов минувшего делает историю бесплодной в научном и общественном отношении, ибо всякая полуправда приносит только вред. И хорошо известно, что история состоит не только из позитивных, достойных высокой оценки фактов, но и из негативных, вызывающих протест и осуждение. «Правда о войне, даже самая горькая, нисколько не принизит величие подвига народа, а помогает еще глубже его осознать, увидеть героизм масс, позволяет правильно понять уроки и сделать необходимые выводы», – писал историк А.М. Самсонов^[20]. Но правда о трагических страницах нашей истории в последнее тридцатилетие воспринималась некоторыми нашими гражданами крайне болезненно. Во времена, когда председателем КГБ СССР был Ю.В. Андропов, был взят курс на открытость этого ведомства, и профессорско-преподавательский состав Высшей школы КГБ им. Ф.Э. Дзержинского часто выступал по линии парткома и общества «Знание» с лекциями в трудовых коллективах, перед студентами вузов и др. Нам особенно памятна поездка по районам Липецкой области, августовские встреча с учителями. Мы работали вдвоем, с преподавателем Военно-воздушной академии им. Жуковского полковником С. Згоржельским: он рассказывал о новых страницах истории Красной армии, я – органов госбезопасности. Однажды получили записку такого содержания:

«В президиум, лекторам лично.

Уважаемые товарищи!

Мы благодарны Вам за интересные факты из нашей истории. О чем-то мы уже слышали, что-то узнали впервые. Но по-прежнему, а, может быть, даже еще острее встает вопрос: как же жить? Во что верить? На что надеяться. Ответьте залу. Очень тяжело жить без веры и правды».

Но мы рассказывали правду очень осторожно, не драматизируя события. И оказалось, что часть аудитории не была готова воспринять объяснение недавнего прошлого. Это потому, что задавший вопрос «…много видел счастья в бурной \ И удивительной стране. \ Она – что хорошо, что дурно, \ Не сразу втолковала мне»^[21].

И все-таки зачем нам изучать историю? Тем более, что жизнь убеждает нас в том, что история ничему не учит. Каждый из нас, историков, утверждая правду, должен помнить слова известного писателя П.И. Ткаченко о том, что «никакие разоблачения и увещевания не уберегают людей от новых бед, не уберегают по той простой причине и очевидности, что история не знает повторений. Знание прошлого, его живое восприятие необходимо, но оно не спасительно. А разоблачение его, повторяюсь, бессмысленно потому, что оно невозвратно и неповторимо. Обычно в Него впадают тогда, когда не вполне понимают его истинный смысл или преднамеренно искажают его… Не только произведения литературы, не только даже самые обжигающие человеческие документы и свидетельства, но даже заповеди Божьи не ограждают еще людей от новых ошибок, не спасают от новых бед. Все равно они повторяют предшествующие ошибки с удивительной последовательностью и, кажется, неотвратимостью»^[22].

Заглянуть в прошлую эпоху, всмотреться в ее персонажи нас побуждает, может быть, не вполне осознанно то, что все повторяется с пугающей последовательностью и, кажется, никакая сила не может прервать эту апоплексическую цепь. И мы всматриваемся в ту эпоху в большей мере не только для того, чтобы понять, что было там, а уяснить, что происходит теперь. И самое удивительное, как ни странно, может быть, нас ждут находки не только в архивах, а на пути трезвой оценки уже хорошо известных фактов, на которые не обращали внимание^[23].

Данная книга – продолжение многолетнего исследования героической и трагической истории ОО НКВД начала войны. Она написана в условиях нарастания интереса российского общества к отечественной истории, его готовности самостоятельно оценить прошлое и понять историческую правду. Но сделать это можно лишь опираясь на труды историков.

Значимость вклада военной контрразведки в нашу Победу так велика, так масштабна, так всеохватывающа, что описать его даже в десятках книг не по силам отдельным историкам. Нужна работа многих коллективов ученых. Наш скромный труд – лишь несколько страниц будущей многотомной истории.

Авторы выражают глубокую благодарность коллегам, всем тем, кто оказал как конкретное консультативное содействие, так и моральную поддержку при подготовке, написании и выпуске книги: М.В. Алексееву, С.Г. Бандурину, К.Э. Безродному, Н.Н. Булатову, В.П. Галицкому, А.П. Горячевскому, Т.Н. Грозмани, Я.Н. Едынаку, А.А. Здановичу, В.М. Прилукову, Н.В. Передерий, В.Ф. Тимофееву, Г.А. Тихомирову, Г.К. Уторбаеву, В.Н. Хаустову и А.И. Цветкову.

Особая благодарность Людмиле Георгиевне Плехановой, которая более полувека, будучи женой и мамой, сопровождает нас по жизни, за ее бесконечное терпение и поддержку, во многом обеспечившим успех в работе.

Глава I. Накануне

Итак, каково же было международное и внутреннее положение Советского Союза? Что представляли собой Красная армия и Военно-Морской флот СССР? Каков был противник в лице армии и спецслужб нацистской Германии и ее союзников? В каком состоянии находилась советская военная контрразведка к концу июня 1941 г.?

К началу 1940-х гг. ХХ в. на Западе многие столетия внедрялся миф о русской опасности. И совершенно прав писатель В. Кожинов, утверждающий, что «многократно и громогласно возвещавшееся в Европе предупреждение, что де Россия собирается ее завоевать – не более чем пропагандируемый в тех или иных целях идеологический миф, или, вернее сказать, блеф, который, в частности, призван был оправдать походы с Запада на Россию в Смутное время, при Петре I, в 1812, 1854-м и т. д.»^[24].

В 1941 г. основной ударной силой противников Советского Союза с конца 1930-х гг. стала нацистская Германия. По состоянию на 18 сентября 1940 г. угроза с ее стороны советским руководством явно недооценивалась. В этот день, ведя речь о силах вероятных противников СССР, нарком обороны С.К. Тимошенко, начальник Геншаба К.А. Мерецков представили в ЦК ВКП (б) И.В. Сталину и В.М. Молотову записку «Об основах развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940 и 1941 гг.». В записке не без основания отмечалось, что документальными данными об оперативных планах вероятных противников Генштаб не располагает. Данное замечание отражало серьезный недостаток, имевшийся в деятельности Разведупра, сотрудники которого к концу 1940 г. не смогли добыть документальные материалы по этому вопросу, так как ослабленная репрессиями военная разведка еще не смогла завербовать агентов, работавших в высших штабах германской и японской армий^[25].

20 марта 1941 г. генерал Ф.И. Голиков представил руководству доклад, содержавший сведения исключительной важности, в том числе и свое заключение: «1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки»^[26].

Накануне Великой Отечественной войны обстановка на европейском континенте оставалась крайне сложной. Наряду с Германией, враждебные по отношению к СССР позиции занимали правительства Италии, Финляндии и Польши. Так, польское руководство во главе с Ю. Пилсудским вынашивало идею продвижения границ Польши на Восток за счет территории Советского Союза, главным образом, Советской Украины. Ее спецслужбы вели активную разведывательно-подрывную работу против СССР, в которую поляки настойчиво втягивали белоэмигрантские и националистические антисоветские организации^[27].

Стремясь взять реванш за поражение в «зимней войне» 1939–1940 гг., Финляндия во второй половине мая 1941 г. приняла решение об участии в войне против СССР на стороне Германии. К весне 1941 г. Германия захватил почти всю Европу: в 1939 г. за 17 дней разгромила буржуазную Польшу, за шесть недель 1940 г. победила Францию, Бельгию и Голландию; весной 1941 г. оккупировала Болгарию, Югославию и Грецию.

В связи с нападением Германии на Польшу Англия и Франция 3 сентября 1939 г. объявили ей войну, но военных действий практически не вели. Эту войну сами немцы называли «сидячей войной» (Sitzkrieg).

Гитлеровские войска вышли непосредственно на границу нашей страны. До 22 июня 1941 г. Советский Союза неукоснительно соблюдал договор о ненападении, заключенный с Германией 3 августа 1939 г., по которому «Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами». Политическое, экономическое и военное сотрудничество СССР с нацистской Германии в 1939–1941 гг. является достоверным фактом^[28], и планов нападения на Германию у советских руководителей не было.

Прав историк Р. Иринархов, утверждающий, что совершенно неподтвержденной фактами является версия готовящегося превентивного удара Красной армии по войскам Германии, о чем свидетельствовала политическая обстановка, сложившаяся к 1941 г. в Европе. Вся она была или оккупирована войсками вермахта, или находилась в союзнических отношениях с Германией. «Так зачем Сталину воевать со всей Европой? Если бы он хотел нанести удар по Германии первым, то лучшего момента не было, когда немцы воевали с Францией или с Югославией. Тогда Германии пришлось бы вести боевые действия на два фронта»^[29].

О несостоятельности этой версии свидетельствуют и бывшие руководители вермахта. Так, генерал В. Мюллер вспоминал: «За все время подготовки к войне против СССР вопрос о превентивном нападении со стороны России ни разу серьезно не рассматривался. Необходимые на этот случай оборонительные мероприятия не проводились – ни в пограничных районах, ни в глубине расположения германских войск не было создано никаких укрепленных рубежей… Стратегические резервы противника находятся в глубине русской территории. Это обстоятельство особенно убедительно подтверждало чисто оборонительные намерения русских»^[30]. И даже известный фашистский пропагандист Фриче признал на Нюрнбергском процессе: «Никаких оснований к тому, чтобы обвинять Советский Союз в подготовке военного нападения на Германию, у нас не было»^[31].

После заключения пакта о ненападения Германия не собралась выполнять все пункты договора, а старалась его максимально использовать в своих политических целях. В мае 1940 г. через источник в чешской разведке было добыто содержание выступления Й. Геббельса в узком кругу своих соратников в декабре 1939 г. Разъясняя внешнеполитическую линию гитлеровского режима, он заявил: «…Мы используем сейчас русских во имя туманного союза, а в действительности же для того, чтобы они помогали нам победить Францию, Англию, чтобы нам разместиться повсюду, где это найдет необходимым сделать наш главный штаб, и чтобы окончательно свести наши старые счеты с самой Россией… Наш самый большой враг – Франция, политически и морально. Наш экономический враг – Англия. Наш географический враг – Италия. Мы должны помешать ее влиянию в Центральной Европе, на Балканах, на Средиземном море. Но нашим смертельным врагом всегда останется СССР»^[32]. Уничтожение Советского Союза должно было стать итогом молниеносной войны (Blitzkrig). Главнокомандующий Сухопутными войсками вермахта генерал-фельдмаршал В. Браухич в апреле 1941 г. заверил фюрера, что Красная армии будет разбита в ходе «ожесточенных приграничных сражений» за четыре недели, после чего «нужно будет считаться лишь с незначительным сопротивлением»^[33]. А его подчиненный, начальник Генерального штаба Сухопутных войск генерал-полковник Ф. Гальдер заявил: «Советская Россия все равно, что оконное стекло: нужно только раз ударить кулаком, и она вся разлетится на куски»^[34].

Однако дальновидные немецкие генералы уже тогда считали, что на стратегическую внезапность германское командование не могло рассчитывать. Самое большее, чего можно было достигнуть, – это сохранить в тайне срок наступления, чтобы тактическая внезапность облегчила вторжение на территорию Советского Союза. Уже после начала войны, 23 ноября 1941 г., английский министр иностранных дел А. Иден в письме к своему сотруднику Г. Никольсону от 13 ноября 1941 г. заявил следующее: «Старые немецкие генералы не только высказывались против кампании в России, но даже придерживались особой точки зрения в отношении наступления. А генерал фон Лееб дважды подавал в отставку»^[35]. 31 января 1941 г. А. Гитлер одобрил секретную директиву Главного командования Сухопутных войск Германии. В документе, носившем название «Директива по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск» (операция «Барбаросса»), указывалось, что операция должна быть проведена таким образом, чтобы посредством глубокого вклинивания танковых войск была уничтожена вся масса русских войск, находящихся в Западной России. При этом необходимо предотвратить возможность отступления боеспособных русских войск в обширные внутренние районы страны»^[36].

30 апреля 1941 г. нацистское руководство на совещании высшего командного состава вермахта наметило начать восточный поход 22 июня 1941 г., который должен был проводиться с невероятной жестокостью. В директиве А. Гитлера речь шла о поголовном истреблении пленных комиссаров Красной армии, работников органов безопасности, представителей советской интеллигенции и военнослужащих еврейской национальности. Об этом было официально сообщено высшим командирам и начальникам штабов вермахта несколько ранее, на совещании 30 марта 1941 г., то есть за три месяца до нападения на Советский Союз.

22 ноября 1945 г. на Нюрнбергском процессе Ф. Гальдер заявил о том, что А. Гитлер прямо сказал: «Война в России будет такой, которую нельзя будет вести по рыцарским правилам. Это будет борьба идеологий и расовых противоречий, и она будет вестись с беспрецедентной и неутомимой жестокостью. Все офицеры должны отвергнуть от себя устаревшую идеологию… Я категорически требую, чтобы мои приказы беспрекословно выполнялись. Немецкие солдаты, виновные в нарушении международных правовых норм… будут прощены»^[37]. Замыслы немецких нацистов по колонизации территории Советского Союза, уничтожению местных жителей и заселению захваченных земель немецкими колонистами отражены в т. н. генеральном плане «Ост». Этим планом предусматривалось выселить в течение 30 лет около 31 млн человек с территории Польши и западной части Советского Союза (80–85 % польского населения Западной Украины, 75 % населения Белоруссии, значительной части населения Литвы, Латвии и Эстонии) и поселить на эти земли 10 млн немцев. В соответствии с этим планом должны были быть истреблены целые нации и народы – поляки, евреи, русские, украинцы, белорусы, а остальные подлежали онемечиванию^[38].

С февраля 1941 г. Германия начала переброску войск к советским границам. Поступавшие в Генеральный штаб, Наркомат обороны и Наркомат иностранных дел СССР данные все более свидетельствовали о непосредственной угрозе агрессии^[39]. К этому времени армия нацистской Германии была одной из самых сильных и не только в Европе, но и в мире, что было следствием серьезной подготовки к современной войне. Об этом свидетельствовали и советские военачальники. Так, командующий Белорусским военным округом командарм И.П. Белов (впоследствии необоснованно расстрелянный), побывав в служебной командировке в Германии, еще 7 октября 1930 г. писал наркому обороны СССР К.Е. Ворошилову: «…Когда смотришь, как зверски работают над собой немецкие офицеры – от подпоручика до генерала, как работают над подготовкой частей, каких добиваются результатов, болит нутро от сознания нашей слабости…»^[40].

Мощь вермахта значительно возросла с началом Второй мировой войны. На него работала промышленность 11 оккупированных стран: около 6,5 тыс. предприятий, в распоряжение германской армии перешли орудия, боеприпасы и снаряжение 180 дивизий – 92 французских, 30 чехословацких, 22 бельгийских, 12 английских, 18 голландских и 6 норвежских^[41]. К лету 1941 г. высокая степень моторизации немецкой армии делала его дивизии маневренными, давала возможность быстро покрывать большие расстояния. К тому же к июню 1941 г. вермахт приобрел некоторый боевой опыт. Ее командный состав получил практическую школу современной войны на полях сражений в Польше, Бельгии, Дании, Голландии, во Франции, Югославии, Греции и других странах. К исходу 21 июня основные военные силы нацистской Германии – почти три четверти всей ее армии – сосредоточились вдоль советской границы. Армия вторжения насчитывала 5,5 миллионов солдат и офицеров, 3712 танков, 4950 боевых самолетов, 47 260 орудий и минометов. Вместе с немцами против Советского Союза выступили 900 тысяч европейцев. На Восточном фронте вермахт развернул группы армий: «Север» (командующий – фельдмаршал В. Лееб), «Центр» (фельдмаршал Ф. Бок), «Юг» (фельдмаршал Г. Рундштет), отдельную германскую армию «Норвегия». К нападению подготовились финляндская, две румынские армии и венгерская корпусная группа. В первом стратегическом эшелоне противника находились 153 дивизии и 19 бригад (из них немецких – 125 дивизий и 2 бригады) общей численностью почти 4,4 млн человек^[42]. Никогда еще не создавалась такая мощная военная группировка для вторжения.

Пользуясь безнаказанностью, немецкое командование с помощью авиационной разведки в течение 1940–1941 гг. собрало важные данные о наших военных объектах в Прибалтике и западных областях Украины и Белоруссии, которые в сочетании со сведениями, добытыми наземной войсковой агентурной разведкой, позволили составить представление о группировке войск Красной армии и состоянии системы обороны на западной границе СССР.

С каждым днем немецкая авиация вела себя все наглее. С октября 1939 г. до 22 июня 1941 г. более 500 раз немецкие самолеты вторгались в наше воздушное пространство, в том числе 152 раза – в 1941 г. Но инструкция запрещала зенитной артиллерии открывать огонь на поражение, не сбивать нарушителей. Им предлагалось принуждать немецкие самолеты к приземлению на один из наших аэродромов, но те уклонялись и свободно уходили на свою территорию. Значительно возросло количество нарушений государственной границы. В мае и за 10 дней июня 1941 г. был задержан 461 нарушитель государственной границы^[43].

В докладе от 21 мая 1941 г. немецкая военная разведка с чувством глубокого удовлетворения констатировала: «…Восстания в странах Прибалтики подготовлены, и на них можно надежно положиться. Подпольное повстанческое движение в своем развитии прогрессирует настолько, что доставляет известные трудности удержать его участников от преждевременных акций»^[44].

Учитывая серьезность угрозы войны и зная, что СССР к отпору врага еще не готов, Советское правительство и руководство Красной армии и Военно-Морского флота начали принимать срочные меры, направленные на подготовку населения к войне.

Отметим, что важнейшее значение для повышения обороноспособности Советского Союза имело вхождение в его состав трех прибалтийских республик, в результате чего государственная граница СССР была отодвинута на 250–300 км. Если бы эти превентивные меры не были приняты, то Польша была бы полностью оккупирована Германией и нападение последней с польского плацдарма в июне 1941 г., когда пространственный фактор играл далеко не последнюю роль, могло бы иметь более грозные последствия для судеб нашей страны и всей Европы^[45].

В июне 1941 г. западная граница благоустраивалась, и предстояло еще многое сделать. Но наше население было глубоко убеждено в правдивости популярного выражения: «Советская граница на замке», хотя это было далеко до реальности. И в наши «приграничные села иногда проходили каким-то путем подвыпившие латвийские унтеры и солдаты, действовали контрабандисты из числа местных жителей»^[46].

В начале 1941 г. ряд советских дивизий, проводивших скрытую мобилизацию под видом больших учебных сборов, принял в свой состав свыше 750 тыс. человек из Приволжского, Орловского, Северо-Кавказского и Харьковского военных округов^[47]. А в мае 1941 г. правительство объявило мобилизацию^[48] и был создан Центральный Совет из представителей НКГБ СССР, НКО, НКВМФ и НКВД СССР в составе народного комиссара госбезопасности СССР, народного комиссара внутренних дел СССР, начальника Третьего управления НКО и начальника Третьего управления НКВМФ, а на местах, в военных округах – аналогичные советы в составе руководителей местных органов НКГБ и НКВД СССР и начальников соответствующих периферийных органов Третьих управлений НКО и НКВМФ. Образованные советы должны были координировать борьбу с антисоветскими элементами, вырабатывать общие методы работы, давать установки и указания по отдельным делам и вопросам, затрагивавшим интересы соответствующих органов НКО, НКВМФ, НКГБ и НКВД, разрешать возникавшие в процессе работы разногласия и др. Центральный Совет и советы на местах должны были собираться «по мере необходимости, но не реже одного раза в месяц». Отметим, что до сих пор исследователями в архивах не найдено документов о работе данных советов. Видимо, потому что с созданием Государственного Комитета Обороны, сосредоточившего в своих руках всю полноту власти в стране, надобность в них отпала.