Юрий Никитин
Контролер. Рождение Контролера

Глава 7

Ингрид, когда везла меня домой, сказала успокаивающе:

– Это совсем не медленно, ты зря!.. Знал бы, с каким скрипом принимают и более простые решения!.. А сейчас нужно создать структуру, которой нет еще ни в одной стране мира!..

– Точно?

– Что «точно»?.. Ах, ну, сведений таких нет. Возможно, какие-то операции поручают обычным отрядам специального назначения. Но у нас будет именно такое вот специализированное. Скажу по секрету, все фактически решено, я видела по их лицам. Ты бываешь иногда очень убедительным. Меня же сумел убедить?

– Правда? – спросил я. – Хорошо, тогда приготовишь мне яблочный штрудель.

Она посмотрела на меня удивленно.

– Ну и свинья наглая!.. А если у меня другие планы на вечер, чем странное счастье тебя чесать?

– Отмени, – велел я. – Иначе не возьму в отряд спасителей человечества.

Она презрительно прищурилась.

– Так уж уверен, что после того, как ты им нахамил, предложат возглавить тебе?

– Уверен, – ответил я. – Если не дураки. А они мне дураками не показались. Даже генерал.

Она в изумлении от такой наглости покрутила головой, я промолчал, не рассказывать же, что слежу за переговорами этих генералов по мобильной связи, которую считают защищенной. Вижу сомнения, колебания, заодно просмотрел их личные дела, а также родных и знакомых, связи на стороне, кое-где накопал компромат, при необходимости не постесняюсь пустить в ход.

Нельзя позволять, чтобы такое важное дело, как создание Комитета Защиты Человечества, мог торпедировать человечек, больше всего ломающий голову, как тайком от ревнивой жены переспать и со второй ее подругой, как уже переспал с первой.

Она высадила меня возле моего автомобиля. Я видел, что надеется услышать приглашение похрюкать в моей постели, но я удержался, вдруг все еще не уверена, что возьму в такой важный отдел спецслужб, хочет подстраховаться, и хотя даже мысль о таком в ее адрес унизительна, смолчал, поблагодарил и пересел в свою автомашину.

Я полагал, выделят где-то неприметный домик, однако на другой день Мещерский сообщил, что помещение спешно готовится в здании одной из строительных корпораций.

Та специализируется на военных подрядах, так что нечто почти родственное, потому въезд даже во двор по специальным пропускам, затем проверка при входе в здание, а последняя проверка на этаже, куда нет допуска никому, кроме членов нашей будущей группы.

Первый этаж в самом деле занимают строители, второй и третий уже у различных служб, что хоть и не грушные, но не напрямую работают на них, а четвертый и пятый уже наши, самые недоступные и почти несуществующие.

– Ого, – сказал я, – два этажа!

– Это не так уж и много, – ответила Ингрид трезвым голосом. – Домик вообще-то маленький.

– Слушай, – сказал я, – а Мещерский в самом деле полковник?

Она улыбнулась.

– Заметил?.. А генералами командует… Нет, генералами, конечно, не командует, но тут такое дело… Это ГРУ, понимаешь? Своя специфика.

– В чем?

Она сказала в затруднении:

– КПСС всегда старалась держать все под контролем, в том числе и КГБ. Возникали конфликты, но КПСС подавляла протесты, пока, как мы знаем, КГБ вообще не избавилось от КПСС… Доходило до нелепостей: даже в простейших райкомах партии должны были держать в общих отделах все данные о каждом члене партии: ФИО, должность, награды, проступки, взыскания, семейное положение, количество детей и прочее-прочее…

– Нормально, – буркнул я.

– Так вот представь себе, – сказала она, – работает в здании КГБ вечно пьяный водопроводчик дядя Вася, чинит трубы, в свободное время играет в домино, и никто там не знает, что он вообще-то в звании майора, внедрен внутренней службой безопасности следить за сотрудниками…

– Понял, – сказал я, – а в райкоме партии у девочки в столе лежит среди других и его папка с фотографией в мундире, где он в звании майора?

– Вот-вот.

– Понял, – сказал я. – Мещерский на самом деле чуточку выше ростом, чем выглядит?

Она посмотрела внимательно.

– А ты не удивился. Откуда-то знал, да?

– Зачем тогда спрашивала?

– Чтобы легализовать, – отрезала она. – Легализовать свои знания, полученные преступно нажитым путем!

– Класс, – сказал я пораженно, – обожаю проницательных женщин! Правда, вблизи боюсь. Ладно, давай займись хозяйством, куда столы, куда аппаратуру, как разместить прочую мебель…

Она спросила быстро:

– Так ты меня берешь?

Я оглядел ее оценивающе.

– С такой фигурой? Конечно!.. Будешь пресс-атташе. Давать интервью и широко улыбаться. Только вырез на платье ниже, юбку короче, и все будет зашибись!

– Свинья, – сказала она, но с широчайшей улыбкой, в самом деле еще побаивалась, что не возьму, как будто у меня есть какой-то выбор, хотя вообще-то есть как ни у кого другого. – Остальных пусть пришлют из отдела кадров?

– Да, – ответил я, но тут же спохватился, – погоди, сперва пригласи Левченко. Они хороши в организации полевых операций, а их убеждения я уже знаю.

Она охнула:

– Ты всерьез?

– Да, – ответил я. – Читать личные дела – одно, видеть человека в горячих точках – другое. Да и с остальными не спеши. Сперва просмотрю сам кандидатуры, а потом начнем приглашать на собеседование. Мы должны отобрать лучших!.. Хотя, конечно, лучшее у нас уже отобрано.

– Кто-кто?

– Но ты же в отряде, – напомнил я.

Она фыркнула.

– Спасибо за галантность. Сказал с таким лицом, словно живую жабу глотал. Кстати, тебе придется пройти еще пару чисто формальных процедур…

В ее голосе прозвучало нечто такое, что я сразу ощетинился.

– Что такое?

– Норматив в тире, – сообщила она, – и собеседование с психоаналитиком. Нашим, грушным. Сам понимаешь, человек на таком ответственном месте должен быть чист даже от намеков на шизофрению, паранойю и вообще от всех фобий. Но ты ведь такой, так что тебе?

– Главное, – сообщил я, – не какой, а каким нужно прикинуться, чтобы пройти экзамен, тест, собеседование. Не так ли?

– Прикидываться ты умеешь, – согласилась она.

– Психоаналитик у вас самец?

Она поморщилась.

– Грубый.

– Понятно, – сказал я с удовлетворением, – самка. Это хорошо.

Она спросила с подозрением:

– Что хорошо, что хорошо?

– Меньше трений, – пояснил я. – Мы все еще питекантропы, хоть и с учеными степенями.

Пока на два наших этажа затаскивали мебель и оборудование, упрятанное в ящики с маркировкой «Посуда», Ингрид быстро отвезла меня в филиал управления, где, минуя Мещерского, сразу повела к дальнему кабинету с табличкой «Рябинкина И.С, к.м.н.», постучала, дождалась «Войдите» и втолкнула меня, следуя сзади, как конвоир.

В кабинете приглушенный свет, шторы задернуты, на стенах картины с пейзажами и натюрмортами. Из-за стола навстречу поднялась миловидная молодая женщина, приветливое лицо и хорошая доброжелательная улыбка.

– Ирина Савельевна, – сказала Ингрид, – я вот привела вам, как и велел Мещерский…

Она улыбнулась мне мило и приветливо.

– Очень хорошо… Ингрид, подождите в коридоре.

Ингрид молча вышла, очень недовольная по виду. Я терпеливо ждал, ну не скажешь вот так в лоб, что все ваши тесты я знаю и могу пройти с любым результатом, который хочу показать. И даже все показания с датчиков, прикрепленных к телу, могу высветить на экране те, которые необходимы, а не те, которые высветились бы без моего контроля.

Об этом психоаналитике, естественно, я мигом прочел все, что в доступе, узнал кое-что еще, чего в доступе нет, и с улыбкой ждал начала разговора.

Она сказала мягким профессиональным голосом, который должен проникать в душу, как полагает народ, или в подсознание, как предпочитают говорить специалисты:

– Вы очень откровенны, Владимир Алексеевич.

– Это как?

Она пояснила:

– Первым же взглядом раздели меня, вообразили в какой-то позе, но мигом одели и сейчас готовы к разговору. Все это длилось меньше секунды, прекрасный результат!

– Спасибо, – ответил я. – А не можете сказать, в какой позе я вас увидел? А то как-то этот момент остался смазанным. Хочу в цвете и чтоб в три-дэ.

Она вздохнула.

– Не могу. Вы слишком быстро взяли себя в руки. Полностью исключить в себе животное начало нельзя, но все мы отличаемся от животных способностью контроля этих позывов. Только у всех этот контроль в разной степени…

– Контролем позывов, – подтвердил я, – и умением пользоваться столовыми приборами… А вы нарочито вот так сиськи напоказ, разрез платья до самых трусиков… которых на вас нет?

Она улыбнулась.

– Давайте лучше я буду задавать вопросы. Сядьте вот на этот диван… а лучше вообще лечь поудобнее. Как вы себя чувствуете по возвращении? Имею в виду юг России?

– В смысле, при смене часовых поясов?

– Хороший ответ, – сказала она одобрительно. – А как вы сейчас чувствуете?

– А вы? – спросил и я, предвосхищая ее вопрос, пояснил: – Психиатрия и психоаналитика входили в число базовых дисциплин, которыми пришлось основательно овладеть на пути к докторской диссертации. И сейчас вижу ваше волнение по поводу бойфренда, хотя он вообще-то вам звонил, но вы нечаянно отжали кнопку громкости, это бывает с новой моделью Самсунга, и зачем они ее перенесли на торец? Я сам дважды попадался.

Она вздрогнула, ее пальцы сдвинулись на сантиметр в сторону мобильника в кармане, но удержалась, взглянула на меня с натянутой улыбкой.

– Мне начинает казаться, – произнесла она, – профессия нейрофизиолога дает больше знаний о человеке, чем устаревшая психиатрия… Или пока еще нет?

– Она не устарела, – сообщил я великодушно, – просто я застал вас врасплох и перехватил инициативу. Но, думаю, вам в самом деле в такую жару лучше без трусиков.

– Придется надеть, – сказала она. – Хотя так видите меня только вы, но все же…

Я сказал свойски:

– Мне можно. Мы оба психиатры. Я понимаю, почему вы без трусиков на самом деле. Это так здорово, вы правы, так что я «за». Мы, психиатры, всегда были людьми без комплексов, а за последние полста лет привили свободу чувств еще и населению, сломав барьеры морали, хотя правозащитники полагают, что это они добились в результате трудной борьбы с косностью общества… Я вообще был рад повидаться, Ирина Савельевна. Хотя еще в коридоре представлял майора-самца, толстого и все повидавшего, но так приятно увидеть молодую красивую женщину!

Она улыбнулась.

– Женщины частенько берут интуицией там, где мужчинам приходится напрягать мозг. Потому нас мало среди математиков, компьютерщиков или физиков… Ладно, собеседование вы прошли, что уж мне задавать простенькие вопросы коллеге? Сейчас вот отправляю отчет вашему руководству… Все, Владимир Алексеевич! Вы свободны.

В коридоре Ингрид соскочила с подоконника, глаза огромные.

– Так быстро?.. Погоди минутку, я заберу у нее пару бумаг, и поедем.

Я кивнул, она исчезла за дверью кабинета. В старину считалось, что подсматривать и подслушивать нехорошо, идиоты какие-то. Подсматривание и подслушивание всегда давало огромные преимущества, глупо от этого отказываться, а сейчас так и вообще скоро станет краеугольным камнем всеобщей безопасности, когда все будут видеть всех всегда и в любое время.

Отыскать следящие устройства проще простого, через долю секунды я видел, как Ингрид переступила порог, плотно прикрыла за собой дверь, а Рябинкина подняла от стола голову.

– Да, Ингрид?

Ингрид посмотрела по сторонам и спросила страшным шепотом:

– И… как?

Рябинкина поинтересовалась так же негромко:

– Это врачебная тайна. Вы точно уполномочены?

– Спросите у Мещерского, – ответила Ингрид. – Мне поручено негласно наблюдать за ним, все-таки человек со стороны. У вас так быстро с ним… что, в самом деле не нашли никаких отклонений?

Рябинкина покачала головой.

– От нормы?

– Да.

Рябинкина сказала медленно:

– Вообще-то нет. Понятие нормы достаточно растяжимое, но если быть точным, то он не спецназовец, это точно. А вот для ученого, энтузиаста науки, как раз.

Ингрид сказала торопливо:

– Но он показался мне… слишком холодным, что ли?.. Безэмоциональным! Понимаете, там были трупы, люди только что убиты, а он просто старался не наступать в лужи крови… А когда кровь приблизилась к его ногам, отступил на полшага, не прерывая разговор!

Рябинкина сдвинула плечи.

– Для ученого это нормально. Они все немножко не от мира сего, потому что одни с головой в микромире, где расщепляют атомы, а другие в галактиках…

– Он нейрофизиолог.

– Тем более, – ответила Рябинкина. – Это такая интереснейшая область, сама знаю, что все остальное может казаться ему скучным и серым.

Ингрид пробормотала задумчиво:

– Вот-вот, у меня именно такое впечатление. Словно он в другом мире, а наш ему неинтересен.

Она сказала подбадривающе:

– Не подгоняйте под свои стандарты понимания. Люди все разные. Возможно, он такой и по натуре, как говорят в народе.

– Ох, это ужасно?

Рябинкина приподняла и опустила плечи.

– Кому как. Такой уж тип характера. Он не один такой. А когда еще и увлекательнейшая область науки, то вообще все остальное неинтересно.

– Но как же…

– Как в обыденном мире? – ответила Рябинкина. – Вы не представляете, многие действуют в самом деле на автомате. Один из моих пациентов, крупный математик, никак не мог вспомнить, откуда у него в холодильнике берутся продукты!

– А откуда?

– Да сам и покупает! Но такие простые и повторяемые действия у него происходят как бы вне сознания. Или, чтобы вам было доступнее, простыми запросами у него ведает спинной мозг, а головной занимается именно его обожаемой математикой.

Ингрид вздохнула.

– Ну, у Владимира еще до такого не дошло, к счастью. Он помнит все. Даже удивительно, как помнит много.

– Это неудивительно, – успокоила она. – Мозг ученого натренирован, как у вас говорят, быть постоянно на стреме. Но вы не волнуйтесь, дорогая. Он о вас помнит. Даже относится с нежностью.

Ингрид напряглась.

– Как это с нежностью? Я ему что, кошечка какая-то?

– Вроде того, – ответила она с улыбкой. – Но разве плохо? Сильный мужчина заботится о слабой женщине… Хотя, конечно, вас трудно назвать слабой. Но он все равно сильнее.

– Вот-вот! Как-то слишком быстро превратился в… мужчину. Вы не представляете, какой это был слизняк, когда я увидела его впервые в их лаборатории!

– Он ученый, – пояснила Рябинкина, – в своем коллективе привык быть таким. Но когда пришлось оказаться среди людей совсем другого склада, сумел приспособиться. Дорогая, у человека со степенью диапазон намного шире, чем у грузчика. Доктор наук может делать и свою работу, и работу грузчика, а вот грузчик работу доктора вряд ли… Не волнуйтесь, он совершенно нормален.

– Ох, – сказала Ингрид. – Ну хорошо, а то на такой важной работе, как у нас, ему нужно быть… собранным.

Рябинкина улыбнулась.

– Приятно, что вы о нем заботитесь, а он о вас. Вы с ним любовью уже успели? А-а, можете не отвечать, вижу… Все хорошо, дорогая. Если вдруг что, моя жилетка в вашем распоряжении.

Глава 8

Я сидел в конце коридора, когда Ингрид вышла из кабинета психоаналитика, красивая и подтянутая, улыбнулась мне издали.

– Что, – спросил я, – у тебя отклонений больше?

Она вскинула брови.

– Что-что?.. Нет, я не проверялась. А вот ты должен за мной в зубах сумочку носить, так она и сказала.

– Если бы тапочки, – буркнул я, – тогда да, не против, а сумочку… по магазинам? Нет, на такую жертву ни один мужчина не пойдет.

Она пошла рядом, сказала негромко:

– Странно она как-то… Говорит, не нашла в тебе никаких отклонений. Удивительно.

– Почему удивительно?

Она зябко пожала плечами.

– Потому что отклонения есть у всех. А у тебя вот не нашла. Она просто удивилась, а я вот даже…

– Обрадовалась? – сказал я с сарказмом.

– Встревожилась! – сказала она сердито. – Она тебя только сегодня узрела, а я насмотрелась, уже страшно! Ты как нечеловек…

Мы спустились вниз, она с крыльца жестом позвала свой автомобильчик.

Я сказал мирно:

– Да понятно, понятно. За нормального человека, даже за идеального, взят простой человек, психически здоровый, любитель пива и футбола, что в выходные едет на дачу жарить шашлычки, а летом в отпуск в Турцию… Научные сотрудники от кандидата и выше вообще-то психически тоже здоровые, но им насрать на какой-то там футбол, они и после окончания рабочего дня остаются в лабораториях… а это уже ненормально, верно?

Она сказала в затруднении:

– Не в этом дело. Ты на все реагируешь как-то… иначе. Для тебя даже, что зарезать человека, что не зарезать – одинаково.

Я посмотрел на нее с интересом.

– Правда?.. Надо будет присмотреться. Вообще-то человек и корова – млекопитающие, но коров человек режет спокойно, как и коз, свиней… Думаешь, человек чем-то отличается?.. Ты уроки анатомии в школе точно прогуливала с такой фигурой!

Она зябко передернула плечами.

– Прекрати!.. Погоди, не сюда!

Я не успел опомниться, она подтолкнула к неприметной двери, за нею в глаза бросились полустертые каменные ступеньки, ведущие глубоко вниз.

– Это чё? – спросил я с подозрением.

– Топай-топай, – сказала она злорадно. – Я же говорила. Там в подвале тир. Осталось сдать норматив по стрельбе, и все.

– Чего? – спросил я. – Разве ты еще не сдала?

Она снова толкнула меня в спину, я слышал, как уверенно топает сзади, как конвоир за пленным партизаном.

– Тебе сдать, – пояснила она. – Я же говорила. Такие правила. Понимаешь, всяк хочет снять с себя ответственность. Это как по технике безопасности. Если твоя подпись стоит, что ознакомлен, то сам виноват, если тебе на голову упадет строительный кран.

Я вытаращил глаза.

– Погоди, они что, совсем идиоты?..

– Вроде бы нет, – ответила она с настороженностью. – Ты чего взъелся?

– А кому обещали, – напомнил я, – что вроде бы буду руководить отделом, не покидая нашего здания? Даже своей комнаты? Какая стрельба?.. Еще о рукопашке вякни, щас же по стенам размажу, и хрюкнуть не дам!

Она сказала торопливо:

– Успокойся, только успокойся. Конечно, да. Но…

– Что за «но»?

– Вся жизнь, – сказала она, – компромисс, ты сам это твердил.

– Я?

– Ты, – заверила она, – или Ленин, не помню точно. А то и Карл Маркс, у меня вы все трое в одном, как кто-то совсем страшный, о котором попы говорят…

– Спасибо, – буркнул я, – хотя да, лестно.

– Вспомни, – продолжила она настойчиво, – дело это абсолютно новое, я даже не верила, что тебе удастся такое пробить на самом верху. У тебя много противников прямо здесь же, в ГРУ, не давай им повода!

– Но когда это слоны садятся на шею?

Ступеньки привели в обширнейший подвал, дальняя стена теряется в полутьме, а перед нами оказались открытыми кабинки для стрельбы в сторону смутно белеющих на той стороне подземелья мишеней.

– Чего тебе стоит пострелять для галочки?.. – спросила она недовольно. – Мужчины же любят стрелять по каждому поводу и вообще без повода!

– Не люблю, – сообщил я.

– Да ладно! Зато покажешь, что с Главным Управлением взаимодействуешь. Это снимет некоторые вопросы и… обвинения. Где же Автандил?.. Ладно, пока его нет, потренируйся.

Она сунула мне свой пистолет в руки.

– Куда стрелять? – спросил я.

– Давай вон в ту, – предложила она. – Погоди, подгоню поближе…

За моей спиной потыкала кнопки на стене, тихо зажужжало, мишень поехала в мою сторону.

– Давай, – сказала она.

Я выстрелил несколько раз, нарочито укладывая пули по краям мишени так, чтобы не попали даже в круг, не то что в яблочко.

Ингрид фыркнула.

– Никуда не годится! Попробуй вот так…

Мишень по ее команде начала отодвигаться, отодвигаться, наконец отползла на предельную прицельную дальность.

Я вздохнул, дострелял остаток обоймы. Ингрид всмотрелась в окуляр, сердито буркнула:

– Ничего не понимаю. А ну давай еще!

Я пожал плечами и, чтобы поскорее закончить с этой ерундой, в темпе вставил другую обойму и выпустил остальные патроны.

Из дальней комнатки вышел подтянутый мужик в гражданском, ага, так я и поверил, тоже мне гражданский, такого как ни переодевай, по харе видно, что совсем не скрипач из Ла Скала. И даже не виолончелист.

Я бы назвал его боевиком, если бы это было не в Москве, очень уж характерный типаж. Мозг, радостно виляя хвостом, моментально раскрыл передо мной его досье, куда вписаны операции в Афганистане, Сирии, Йемене и даже в Судане, а кроме двух наград, еще и два порицания за неподчинение приказу. Интересно, за такое серьезное дело, как неподчинение, взысканиям подвергнут не был, а снова принимал участие в боевых операциях, в отставку отправили только по ранению.

Он всмотрелся в меня вроде бы равнодушно, но я уже знаю этот взгляд, как и походку, нарочито расслабленную, такой человек выглядит балдеющим туристом на отдыхе, но на самом деле готов в любой момент взорваться каскадом смертельных приемов.

– Ингрид? – сказал он и посмотрел на меня.

Она сказала быстро:

– Ему нужно сдать норматив.

– Простой? – поинтересовался инструктор.

– Самый минимум, – ответила она. – Хотя, конечно, адаптация у него просто поразительная.

Он взглянул на меня, снова поинтересовался у нее:

– В каком смысле?

Она указала взглядом в мою сторону.

– Этот ботаник сперва вообще не мог пистолет в руках удержать. Потом не мог попасть в мишень. Вообще. Пули шли в потолок, в пол, в правую и левую стены…

– Ну-ну? – спросил он с ленивым интересом.

– Со второй половины обоймы половину положил в мишень.

Он повернулся, всмотрелся в изрешеченный щит.

– Гм, я бы сказал, ухитрился попасть и в центр.

Она покачала головой.

– Не ухитрился, Автандил. Последнюю обойму всадил в самое яблочко.

Автандил подошел ко мне, я увидел на его лице удивление пополам с недоверием.

– Ты подогнала мишень, чтоб стояла прямо перед ним? В двух шагах?

– Напротив, – огрызнулась Ингрид. – Послала ее к той стене. На предельную для пистолетов дальность. Прицельную дальность.

Он покачал головой.

– Интересно… И что, раньше пистолета в руках не держал? Признавайся, парень, как у тебя получается?

Я ответил с надлежащей интеллигенту скромностью и достоинством:

– Я доктор наук. Профессор. Вы же понимаете, человеку даден интеллект, хотя мало кто им пользуется. Да и зачем он в нашем мире? Вы знаете, самый большой мозг был у неандертальцев, на двенадцать процентов больше, чем у нынешнего гомо сапиенса. А с того времени мозг постоянно усыхал и продолжает усыхать. Сейчас уже полтора кило, а будет еще меньше. Когда станет как у австралийских аборигенов, мы перестанем быть людьми… Пичалька… Но пока я им, знаете ли, иногда пользуюсь. Вот и сейчас… в общем, можно сказать, воспользовался, хотя коллегам не признаюсь, стыдно признаться, как я его употребил.

Он смотрел непонимающе, Ингрид сказала торопливо:

– Он доктор наук по нейрофизиологии. Знает, как адаптироваться быстро и даже очень быстро. Мы адаптируем мышцы, а он сперва мозги, это проще…

Инструктор буркнул:

– Ну кому проще, а кому… мне вот легче тренировать мышцы, хоть это и дольше, а мозги… дело темное.

Я скромно улыбнулся, дескать, для доктора наук нет темных дел. Он вытащил из заднего кармана брюк смартфон, потыкал кончиком пальца.

– Как фамилия?

Ингрид сказала быстро:

– Лавронов Владимир Алексеевич.

Он закончил набирать текст, буркнул.

– Готово. Норматив сдан, норматив принят… Если такой стрелок, пусть сразу оформят и лицензию.

Я поинтересовался:

– С правом на убийство?

Он поморщился.

– Лицензию на право ношения оружия. Скрытое.

– Жаль, – ответил я. – А то бы я их всех поубивал.

– Кого? – спросил он.

Ингрид ответила язвительно:

– Всех. Говорит, людей восемь миллиардов, а ему и одного хватает.

– Миллиарда или себя?

– Наверное, – ответила она, – себя. Экзамен на полигоне проходить не надо?

– А что там? – спросил я.

– Стрельба по двигающейся цели, – ответил он с некоторым злорадством, – прячущейся, в условиях недостаточной освещенности, маскирующейся, тест на скорость и реакцию… Уже передумали, профессор?

– Если только по грязи не лазить, – предупредил я.

Он подумал, нехотя кивнул.

– Да, вы не морской котик. Тех заставляют в выгребных ямах сидеть сутками, в нечистоты нырять. Вам, надеюсь, не придется. Белая кость не для десантных операций.

Автомобильчик подкатил к подъезду и распахнул обе дверцы, хотя Ингрид вроде бы не давала такую команду. Надо будет покопаться в его программах, сам это решает, когда открыть одну дверь, а когда две, или это госдеп руководит.

Поднявшись по лестнице на свой этаж, я увидел в коридоре человека в гражданском, широкого в плечах и тонкого в поясе, а когда тот повернулся на стук моих шагов, я узнал чернобрового и чернобородого джигита Левченко.

– А, – сказал я, – Антон Денисович… Заходите. Это пока что мой кабинет. Временно.

На правах хозяина я пропустил его вперед, он прошел до середины кабинета и остановился. Черная как уголь бородка стала вроде бы длиннее, а крупные глаза навыкате, что делали его похожим на Ингрид, заметно ввалились, как и сам он похудел и заострился.

Я не стал садиться в свое кресло, как-то неловко, когда человек передо мной стоит, но ему так комфортнее, нужен простор для рукопашной схватки, человеку боя в таком положении – как мне разлечься на диване.

– Как добирались, майор? – спросил я.

Он взглянул исподлобья.

– Я здесь уже неделю. Ваш звездный час, верно?

– Вряд ли, – ответил я скромно, – но некоторое удовлетворение чувствую.

Он поинтересовался враждебно:

– Хотите добавить еще и от себя?

Я посмотрел на него в изумлении.

– С чего бы? Вы делали свою работу, как было велено. Приказ есть приказ.

Он проговорил настороженно:

– Что-то не совсем так… Я не просто исполнял приказ, я исполнял с охотой. Веря в правильность. До поры до времени.

– Он и был отчасти верным, – ответил я великодушно. – По большому счету. Потому вы здесь. Вас уволили?

– С треском, – ответил он с вызовом. – Довольны?

– Еще как, – ответил я. – Тогда у вас не будет мороки с переводом. Я предлагаю вам работу в новой структуре. В том же звании. И с тем же окладом.

Он продолжал смотреть на меня неотрывно, наконец проронил:

– Кто вы? Откуда у вас такие полномочия?

– Они есть, – ответил я. – Раньше не было, теперь есть. Жизнь все стремительнее и стремительнее. Что скажете?

Мне казалось, он должен был обрадоваться, однако на его лице наконец-то отразилась некоторая борьба чувств.

– Видите ли, – проговорил он наконец, – это только болваны могут думать, что вот так выкинутый из армейской спецчасти пойдет работать грузчиком или таксистом.

– Понимаю, – ответил я. – Вы получили предложения от частных структур… Сколько, два?

– Три, – ответил он и посмотрел с некоторым уважением. – Думаю, они вас ставят во главе некого ведомства не зря. Три предложения. Заманчивые.

– Частные армии?

Он кивнул.

– Да. Так и платят больше втрое, и система не такая косная.

Я двинул плечами.

– Дело ваше. Они вам предложили, я вам предложил. Выбор ваш. Здесь будем встречаться чаще, а если выберете частную армию, то встретиться можем тоже. Но уже один раз.

Он смерил меня испытующим взглядом.

– Да, я помню, что вы с напарницей оставили от моей базы. Эта зверь-женщина с вами?

– Да, – ответил я. – Армию знаю плохо, потому пока останавливаюсь на тех, кого знаю лично. Подумайте, майор. Место за вами держу двадцать четыре часа. На него сейчас… та-ак… семьдесят четыре кандидата. Все полковники… Нет, уже семьдесят пять… Блин, еще не знают, что за новая структура, а уже спешат!

– В новых отделах быстрее идет продвижение, – сказал он. – Спасибо! Я обязательно отвечу. Даже при отказе.

Едва он ушел, Ингрид примчалась злая и рассерженная, выпалила с ходу:

– А он тебе зачем?

– Беру на работу, – сообщил я.

– Что-о-о?

– Ты против? – спросил я любезно.

Она почти окрысилась, а глаза заблестели, как у злого лесного зверя.

– Что я, ты здесь хозяин, но, если голову сломишь, я не виновата!

– Не виновата, – подтвердил я.

Она спросила сердито:

– Ты ему веришь? Он же оставил нас на смерть!

– Надеюсь, – сообщил я, – будет выполнять и мои приказы так же точно.

– А если придет уже как человек частных структур? Не наших?

Я ответил загадочно:

– Ингрид, я же психолог и аналитик. Поймем сразу же… Держись, мы приступаем к спасению мира!

Она огрызнулась:

– Я не всегда успеваю пирог спасти в духовке.