cнарк снарк. Чагинск. Книга 1 – Эдуард Веркин

Вдруг я отчетливо понял, что мне не очень-то хочется дописывать «Чагинск: люди, пути, годы».А мне где-то на 300-ой странице, не доходя до середины, реально расхотелось дочитывать… Даже не скажу, почему именно. Как услужливо написал сам автор, как будто для того, чтобы я не мучилась в поисках красивой формулировки,Роман в трех разочарованиях.Конечно, это он не о своей книге. Речь идёт о творении главного героя Виктора, молодого писателя, очень успешно опубликовавшего роман под названием «Пчелиный хлеб», и на этом выдохшегося и теперь пишущего под заказ краеведческую литературу, книжки из той категории, которыедарят библиотекам и почетным гостям вместе с магнитиком, ежедневником и кружкой. А почетные гости забывают в автобусах, в аэропортах и на вокзалах. Такова незавидная участь локфика.Про мои разочарования. Первое – почему-то я ожидала этого Шушуна, в аннотации упомянутого, как манны небесной среди провинциальной хмари и безнадёги, грозящей ввергнуть меня в досрочную осеннюю депрессию. Всё ждала, когда же начнётся история об этом то ли призраке, то ли снежном человеке (судя по местному фольклору, с довольно странными сексуальными пристрастиями).– А вот этот шушун – он больше человек или животное? – спросил я. – Или, может, больше дух?Несмотря на многократные упоминания, чудище во плоти так и не срисовалось, пришлось ограничиваться ощущениями персонажей.– Знаешь, в таких городках мне всегда не по себе, если честно, – признался Хазин. – Все время чудится, что кто-то хочет тебя сожрать. А тебе так не кажется?Второе разочарование: история с пропавшими мальчиками, найденной на болоте окровавленной кепкой, вялыми поисками. Про вялые поиски – жизненно и грустно, а про как бы начатую и брошенную детективную линию – грустно вдвойне.Разочарование третье – объём. Это, пожалуй, самый большой недостаток книги. Конечно, это только моё мнение, но когда берёшься за труд почти в 800 страниц, ожидаешь двух путей: либо, что книга так захватит, что и не заметишь, сколько в ней страниц, либо она так насыщена информацией, что ты будешь готов потратить на неё много времени ради подъёма собственного интеллектуального уровня. У меня тут не случилось ни того, ни другого, но это может быть следствием того, что я знакома с творчеством Веркина аж в двух его ипостасях, и обе мне понравились больше.Теперь о хорошем. Язык – безусловное достоинство. Прекрасный литературный, забавный местечковый, пафосный газетный – буквально на любой вкус. И вообще книга очень литературно-ориентированная, что подтверждают и многочисленные беседы героев, из которых только один, собственно, к итературе имеет отношение.– Литература есть художественно выстроенная система встреч и расставаний, – рассуждал он. – Ну, еще немного идей и рефлексий, беседы в гостиных, но, если честно, населять прозу этим добром – все равно что фаршировать рождественского гуся шахтерскими портянками. Впрочем, на вкус и цвет…Есть просто рассуждения о силе искусства, есть жгуче-саркастические эпизоды с участием СМИ ( «Понимаю, работа такая, – сказал он. – Корябать язвы бытия мозолистым языком журналистики.»), а есть и то, что можно со всей уверенностью именовать пасхалками. К примеру, такой пассаж:В Чагинске зреет фронда. Вернее, заговор, ползучая фронда – это обычное состояние Чагинска, дождь идет уже давно, и, похоже, за спиной Александра Федоровича Механошина блистает бездна голодных глаз.Читавшие Олди и – Гадкие лебеди поймут)).Не поспоришь и с тем, что серая и жутковатая атмосфера провинции нарисована очень убедительно. Странные люди со странными занятиями, от библиотекарши до чучельника, от бабки Снаткиной, которая знает всё про каждого практически поминутно, до Маргариты, работающей в гостинице, каковой, по словам всезнающей Снаткиной, вообще в Чагинске нет. И это, как бы очень русское:– Почему вы все пьяные?

– Потому что у нас душа! – визгливо сообщил Роман и ввалился в большую комнату. – Душа болит…Сидит у меня в голове крамольная мыслишка, что писал Веркин в расчёте в основном на столичных читателей, которым и предоставляет слегка абсурдистскую, но достоверную картину захолустья, которой можно проникнуться без выезда за пределы МКАДа…Я уверена, что книгу нескоро забуду, хоть она мне и не понравилась. Она злая и жёсткая, чересчур затянутая и явно что-то недосказавшая, и в голове должна улежаться, чтобы окончательно определиться с отношением к ней.– Светлов запускает литературный проект. Саморазрушающаяся библиотека.

– Зачем?

– Что пройдет, то будет мило, – объяснил я. – Книга как цветение сакуры – мимолетна и незабвенна. Чем меньше людей прочитают книгу, тем выше ее судьба.

– Спорное утверждение…

Вызов не в плане объёма, хотя он конечно присутствует. Слог у автора лёгкий, поэтому текст летит как паровоз с горы, и даже не укачивает. А потом вдруг поворот и тормозов нет. А вам ещё снарка поймать надо.

А вы знаете, как выглядит снарк? Ладно, хотя бы знаете, зачем его ловить?«если работа начинала приносить хоть некоторое, пусть самое небольшое удовольствие, она тут же заканчивалась»Главный герой, писатель – автор одной книги. Потом-то он написал много, но книга была одна. Просто он выбрал писать то, что не читают, но за что платят, а не наоборот.

Чагинск – выдуманный город, собранный из нескольких реально существующих. В него и прибывает писатель с фотографом для выполнения заказа местной администрации – книги про очередной город. Для этого у автора есть своё название – локфик. Их было уже много, но этот локфик для автора оказывается возвращением в городок детства. Естественно, его постоянно преследуют флэшбеки.

Интересно, что у писателя есть только имя – Виктор, а у фотографа только фамилия – Хазин. Переплетения событий и характер общения Виктора с Хазиным создают впечатление, что это один и тот же человек. Не в буквальном смысле.

Такое ощущение, что Веркин разговаривает сам с собой, потому что в округе нет людей, способных поддержать беседу на должном уровне.

Когда только начал читать, вспомнился Довлатов.«Захотелось пить. Маразм, концентрируясь в замкнутом пространстве, вытягивает из воздуха влагу. Становится душно, одежда искрит, люди начинают вонять и нервничать».Герои пьют постоянно и до умопомрачительных состояний. Плотность отсылок в диалогах на различные аспекты литературы и культуры поначалу заставляла напрягаться, но потом поток ослаб.

Поток сознания, создающий эффект НЛП. Убаюкивание и потом резкий толчок и снова убаюкивание.

Книга заказана не просто так, а ко дню города. Подготовка к этому знаменательному событию подвергается злой сатире со стороны автора на грани абсурда.

На репетиции дня города выступает звезда неизвестного разлива Паша Воркутин:«Нам с тобой не гулять по Бродвею,

И от этого я, и от этого я, и от этого я

Чешуею…»Весь текст из разряда «писатель рукой», «певец ртом» и т.п. Вызов писателя читателю. Так много мыслей, что получается ни о чём. Если читать медленно и вдумчиво, то рискуешь обнаружить миллион мыслей, не заложенных автором.«– Нет, я про настоящую книгу. Вы над чем-то работаете?»По трезвой в голове у Виктора начинают выстраиваться причудливые сюжеты, которых не остановит без алкоголя. И он их останавливает.«Каждый видит мир сквозь монокль своей импотенции, – говорил Хазин. – Каждый, кто не способен ничего изменить, перекладывает вину за свои немочи на окружающую реальность…»Некоторые начинают двигаться только если у них отобрать еду и телевизор. Эта неподвижность идут рука об руку с эгоизмом. Ладно, я подниму свою задницу с дивана, чтобы сделать что-то для себя, но сколько же надо сил, чтобы сделать что-то для других? А может речь не о силе вовсе?

Сюрреалистическое безразличие достигает апогея, когда пропадают дети. И этот факт может подпортить скорый день города. И их никто не ищет. Только мать одного из пропавших.«Почему-то такие истории происходят сугубо в провинции, в Москве или в Петербурге такое приключиться не может никогда»Те, кто выдвигал книгу в короткий список Большой книги поняли, что это издёвка? И в Москве, и в Петербурге происходит тоже самое, только уровнем повыше.

Главный герой тоже живёт внутри всего этого сюра, не желая вылезать из своей скорлупы. Не смотря на просьбу Кристины, матери одного из пропавших, он не просит власть имущих о помощи. Почему? Это не проблема провинции, нет.«Мы генерировали тьму, мы раскрашивали пустоту, мы утверждали, что это не тьма, когда придумываешь правильное название, все звучит лучше…»Вкусно и точка.

Юмора в книге много, но в основном глумление. А вот сострадание и совесть, забота о ближнем…«Такие пошлые вещи можно произносить только всерьез»А о серьёзных вещах рассуждать на трезвую голову никто из основных персонажей неспособен.«Водка с пивом подействовала сразу, стало теплей, легче и осмысленней»Ну да, ну да… осмысленней, это точно.«В какой момент обычная провинциальная история становится неотличима от лютейшего треша?»Чагинск не только провинция, но вся Россия. Разговоры между основными персонажами просто не реальны. Людей с такими сознанием и эмпатией я вообще давно не встречал. И от осознания этого заливает тоской, от которой точно запьёшь. Собеседника высокого уровня найти непросто, чтоб ещё и с юмором.«Нельзя писать про всякую ерунду, если умеешь про настоящее.»Если можете не писать, то, как известно, не надо. Это относится прежде всего к фэнтези-сериалам.«Жизнь – есть сокращение и укорачивание, в сущности, падение в воронку. Задача писателя это падение затормаживать, в идеале из ямы вытягивать, во всяком случае стараться»Не надеясь уже на благоразумие читателя, несомненно талантливый писатель уже прямым текстом указывает адресат книги. Чукчи-писатели продолжают писать, потому что они не читатели, чтобы читать Чагинск.«Расчёсочка – это расчёс очка!!! – крикнул Роман. – Жрите! Жрите помои, скоты! У вас у всех расчёс очка!»«Расчёсочка» – название «песни» Паши Воркутина. Таких криков души в книге предостаточно. Но всё это крики автора. Он выдаёт на гора кучу простых сюжетов из которых сейчас лепятся книжки просто мимоходом.«Между шуткой и реальностью в нашей стране чрезвычайно небольшой промежуток»Все эти смех…чки и безразличие приводят в закономерному финалу.спойлерк смертисвернутьСкорлупа главного героя трещит по швам, и он вырывается наружу.

С квантовой точки зрения клопы, кусающие постояльцев гостиницы «Центральная», – это те же самые клопы, которые кусали Чехова сто с лишним лет назад. Быть покусанным клопами, терзавшими Чехова – к удаче.2001 год, начало Тучных нулевых лето. Писатель со знаковым для современной русской литературы именем Виктор приезжает в город своего детства. В Чагинске, у бабушки он проводил каникулы до пятнадцати лет. С пятнадцати до нынешних тридцати не был ни разу. И на похоронах у бабушки, исполняя ее волю, тоже не был. Тогда, в то последнее лето, она взяла с внука обещание никогда не возвращаться в этот город. Что ж вернулся?Да вот как-то так: у Виктора все складывалось неплохо, сумел найти свое место под солнцем, написал книгу, хорошую, «Пчелиный хлеб» про подростка, который приехал в деревню к деду и неожиданно остался один на хозяйстве – как он со всем управляется. Роман полюбили читатели, тепло встретили критики и… все. Печально, но он оказался автором одной книги. Имя, однако, уже составлено, что позволяет зарабатывать окололитературной фигней. В частности, лок-фиками – писанием фальшивых историй маленьких городков, коих в Расеюшке хоть тысячу верст скачи, всех не объедешь.Знаете, все же хотят, чтобы у места, в котором они живут, в анамнезе было что-то значительное, свои события и личности, городские легенды, культурный бэкграунд , исторические анекдоты- чтобы все как у больших. Находишь более-менее известного персонажа, который когда-то проезжал через город, останавливался в нем, хотя бы по причине сломанной каретной оси, и фигачишь погонные километры славной городской истории осиянной светом вальяжной государственности. После книгу в роскошном издании ограниченным тиражом станут дарить почетным горожанам и гостям города, а Виктор унесет в клювике достойный гонорар Князю прибыль, белке честь.Очередной заказ – Чагинск, и тут уж не до бабкиных запретов, где платят, туда и едешь, а то ведь заартачишься, и звать перестанут. А у Виктора в этом городке друзья детства, не то, чтобы прям пылал желанием встретиться, но все же. Не чужое место, не чужие люди, приехать столичным деятелем культуры при деньгах – разве плохо? Интересно как органично Веркин сплетает в экспозиции тезку героя Банева из «Гадких лебедей» Стругацких и Программу привнесения культуры в провинцию из «Пути побежденных» Лазарчука с постоянными темами собственных книг, начиная с «Кошки ходят поперек» (второй, кстати, роман того цикла называется «Пчелиный волк», ничего не напоминает?)Провинция, но не убогое болото, а вполне себе обнадеживающая, где люди понемногу обустраивают жизнь, гордятся корнями, ищут и находят баланс между западным и почвенным, занимаются творчеством (хотя бы даже чаще всего уровня «лебеди из старых покрышек и пальмы из пластиковых бутылок»), находят способы приструнить коррумпированную местную власть (умеренно коррумпированную). Лелеют ростки своих талантов и в целом потихоньку обустраивают Россию, пока в москвах мутят непонятные схемы.Таким предстает и Чагинск в долгой романной экспозиции, в продолжении которой ничего не происходит. Нет, не раздражает, потому что проза Эдуарда Веркина – то, чем можно наслаждаться так же бесконечно, как смотреть на огонь, воду и чужую работу. Хотя, чивоуштам, душа просит интриги. И она случается. Сразу после широкого празднования Дня города исчезают два мальчика. Один из них – сын Кристины, с которой герой дружил в детстве. Второй их друг, Федор, работает в местной милиции и по всему, ему бы на ноги всех поднять, не шутка – дети пропали. Но странным образом. ничего не происходит.Удивительно, но пока масштабный поиск не инициирует олигарх, компания которого именно здесь, в Чагинске планирует некую загадочную и глубоко засекреченную стройку века – до тех пор, пока миллиардер Светлов, не организует поисковые мероприятия, буквально сам включившись в них, горожане как-то даже и не реагируют на ЧП. Напрасно бедная мать колотится рыбой об лед – все заняты своими огородами, более состоятельная часть посиживает вечерами в «Растебяке» (плод местного креатива: расстегай+кулебяка – наш ответ мак-даку). Да и после, потрепыхавшись словно для вида, скоро перестают искать. Родители второго мальчика говорят, что нашли какую-то записку, оставленную сыном, подались-де, пацаны на озеро Байкал. Найдутся. «Снарк, снарк» в первой части – по сути развернутая метафора российской жизни нулевых, с ее большими надеждами, достаточным уровнем свободы, некоторым финансовым ростом, предприимчивостью и творческими импульсами, но прежним тотальным недоверием к власти и возведенным в абсолют принципом «моя хата с краю». Раздражало, как много в книге пьют, пока не вспомнила, как часто и помногу сама, и абсолютное большинство знакомых пило в тот период. Такое время тотального самоодурманивания.Я сказала о развернутой метафоре. Весьма развернутая, страниц много, и это только первый том дилогии. Если вы еще не фанат Веркина, как это давно случилось со мной, начните знакомство с его прозой с «Облачного полка», «Друга апреля», «Герды», «Осеннего солнца». Но если любовь к настоящей литературе больше в вас, чем страх перед многабукв – заходите.