VSvv ES
Le Comte de Мориарти. Часть 1. Рассказы Дохтурова. № 4. Проклятье священной пещеры
После окончания игры Шаман и Монах остались на месте, то ли отправляя сообщения, то ли молясь. Потом также неспеша они обошли Ледовый Дворец и проскользнули в дверь, ведущую в служебные помещения. Идти следом за ними в эту дверь было бы глупо. Я прикинул, где могу их перехватить, и заскочил в другую.
То ли я в очередной раз запутался в помещениях, то ли Монах и Шаман резко изменили направление движения, но найти их я смог не сразу. Уже был выключен основной свет, горели только лампочки дежурного освещения, и меня обступил затхлый воздух. Стало очень тихо. Заметив в конце длинного коридора вспышки, я осторожно и бесшумно двинулся на них. Источник вспышек был где-то за углом. Шаман и Монах фотографировали на смартфоны стену с портретами игроков молодежки. Кажется, я у меня очень гулко стучало сердце – Шаман и Монах обернулись и посмотрели на меня. Я замер, понимая, что в темноте они не заметят один мой вытаращенный глаз. Когда кто-то из них направил на угол свет от фонарика на телефоне, я уже отошел от угла и тихо открывал ближайшую дверь.
Кажется, я снова заблудился. Сколько я блуждал? Час? День? Месяц? Вначале я не решался подсвечивать себе телефоном, потом подсвечивать было нечего. Какие-то помещения и коридоры с низким потолком, маленькие трубы, большие трубы, короба воздуховодов, эстакада с проводами, редкие лампочки. И не одной двери. На странные звуки, шорохи, внезапные дуновения ледяного воздуха и призрачные силуэты по периферии взгляда я старался внимания не обращать.
Наконец меня снова вынесло к фотографиям. Эти места я уже знал. Вон там должен стоять мусорный бак на колесиках, а дальше налево – полог, прикрывающий ворота. Я опять вгляделся в фотографии, группу слева, и холодный пот пробежал по спине. Лица парней на этих фотографиях были – может быть, странно говорить такое о фотографиях – но их лица были неподвижны как… как были неподвижны лица… Шамана и Монаха. Да! Шамана и Монаха. Еще их объединял одинаковый взгляд. Что-то нечеловеческое было в этом взгляде. Равнодушный и надменный. Такой взгляд бывает у людей, которые знают тайну твоего будущего, или у которых есть нож.
Этой ночью фотографии виделись мне в беспокойном и мучительном сне, пока я не достал из кармана пуховика амулет и не повесил его над общей входной дверью.
Все утро следующего дня мы молча пили чай в гостиной у Холмова. После бессонной ночи мне не хотелось разговаривать, Холмов о чем-то напряженно думал.
Раздался звонок в дверь, а потом звук открываемого ключом замка.
– Хозяйка. Своим ключом. – не отрываясь от раздумий, сказал Холмов.
– С вышибалами. Выгонять, – хмуро сказал я, не собираясь обращать на входящих никакого внимания.
Вошла хозяйка, прижимая к себе хрустальную салатницу, наполовину заполненную водой, но вместо бойцов за ней следовал здоровый поп.
Пока поп гудел свои скороговорки, хозяйка заботливо смотрела на Холмова. Время от времени поп опускал кисточку типа малярной в хрустальную салатницу и брызгал по сторонам, стараясь, чтобы капли задевали меня и Холмова. Заметив амулет над дверью, поп, как и хозяйка, поджал губы, скрестил пальцы на груди и попросил его снять. Я снял. Поп прилепил над дверью бумажную иконку.
– Хочу вам один ролик на Ютубе показать, – поп дошагал до компьютера Холмова. – Можно?
Поняв, что мы не собираемся подходить, поп включил ролик на полную громкость:
– "… Но вот посмотрите на снимок, который сделал американский исследовательский корабль "Вояджер" перед тем как покинуть пределы Солнечной системы. Вам этот образ ничего не напоминает?.."
– Значит, еще поживем? – спросил Холмов квартирную хозяйку с надеждой.
– Может, еще поживешь, – ехидно ответила квартирная хозяйка и ткнула в меня пальцам. – Пусть во Дворец этот мордастый ходит. Сам не ходи. Нечисть там, говорят, совсем обнаглела, уже днем шастает.
– За воротами знаками свои начеркала, люди заметили, – веско заметил поп. – Значит до льда добралась. Дети пропадают.
– Метафизический патруль, – сказал Холмов, когда за хозяйкой закрылась дверь. Он снова начал входить в задумчивое и угрюмое состояние.
– "Спецназ защиты от темных сил", – вспомнил я. – Посмотрел на хозяйку – словно на себя со стороны посмотрел. А представь как оттуда, из клуба, все это внешнее бурление кажется бурлением безумных идиотов. Они уже давно в этом.
– На арене за воротами действительно есть какие-то знаки? – Холмов как будто не слышал меня
– Нет никаких знаков, нет никаких мистических загадок, – разозлился я. – В клубе работают нормальные ребята, на льду катаются обычные пацаны. Начну их тренировать, начну со всеми как свой общаться – решу вопрос с переходом Никиты… Хотя это может быть глупо. Нужно ведь, чтобы он больше играл, не так ли? Придут деньги за клубные тренировки – надо будет подыскать другое жилье и свалить отсюда. Не хочешь – можешь оставаться.
– Если успеем, – кажется Холмов начал говорить отрывками. – Все стало ускоряться. Жук сработал.
– Что ускоряться? Что вокруг все стали добрые, нас предупреждают, уберечь хотят? Что на нас сваливаются деньги? Спать… да, сон стал паршивый. Какой-то дружелюбный и щедрый демон подвернулся! С которым надо расплачиваться плохим сном. Я готов на бессонницу.
– Действительно, демон. Который не любит оптику, – Холмов впился взглядом в мой синяк под глазом так, что мне стало не по себе. – Демон, который не любит бывших работников правоохранительных органов. И действующих, наверное тоже не любит.
– Таких демонов полстраны, если не вся страна.
Я ретировался к компьютеру и заново запустил ролик.
– "… Но вот посмотрите на снимок, который сделал американский исследовательский корабль "Вояджер" перед тем как покинуть пределы Солнечной системы. Вам этот образ ничего не напоминает? Помните несколько лет детская хоккейная команда, спасаясь от урагана, оказалась в таинственной пещере. Сравните теперь темные узоры на потолке пещеры, со снимками, которые были сделаны на темной стороне Солнечной системы…"
– Я идиот, – отрывочно сказал Холмов. – "Дело об укушенной собаке". До Вас? Тоже был "Жук в муравейнике". Придумал фоторобот. Счастливого мгновения. "Жук в муравейнике" обязательно с "Фотороботом счастья". Образ демона!
Холмов прикрепил на стену амулет и начал составлять образ демона. Он заставил меня вспомнить все что я видел, слышал, говорил, думал и чувствовал с того момента, как мы взялись за это дело, поклявшись, что после этой процедуры я буду спать как ребенок. Но больше меня убедило, что Холмов опять начал говорить отрывочно. Я рассказывал – даже про беспокойство на кладбище и фотографии юных демонов. По ходу рассказа Холмов прикреплял на стену вокруг амулета нечто, что должно символизировать мои слова, или рисовал нечто символическое на липких листочках и прикреплял их. Прикрепить на стену фотоаппарат и объектив я не дал, Холмову пришлось обвести их на бумаге и прилепить эти контуры.
Провозились мы до вечера, загадив полстены. Получилась какая-то ересь. Зато ночью я спал как ребенок, а поздним утром поехал в Ледовый Дворец. Пора уже было дружить, выпивать, а лучше опохмелять, общаться и решать вопрос по Никите. И я, вроде как, там в клубе работаю.
На арене шла тренировка, даже несколько тренировок. На трибунах сидели неизменные девчонки. Вокруг арены суетился Атташе с камерой. Этого можно в лоб спрашивать – от портретов на стене и хоккейной судьбы моего подопечного до вида спорта, которым занимался Европеец. Я пригляделся к бортиками за воротами. Там были видны какие-то линии, даже узоры, но разглядеть не давала сетка ворот. Хорошо было бы выйти на лед, но я не был уверен, что с моей ногой смогу дойти до ворот. Пока я маневрировал по трибунам , меня заметил Атташе. Мне показалось, что он даже подпрыгнул от радости. Через мгновение он уже тащил меня на скамейку запасных, чтобы я кому-то показал как эффектнее наносить удары. Ни на один вопрос он успел ответить до конца, отвлекаясь свои на идеи, но с готовностью согласился прибухнуть после съемки.
Парни может и были одного возраста, но один успел вымахать и стать мужиком , а другой еще оставался мальчишкой. Но вдвоем они смогут отбуксировать меня до ворот и обратно. Даже в невсамделишной драке оба трусили и отгибались назад. Я показывал, исправлял стройки и скоро уже оказался у выхода на лед, но тут в меня с горящими глазами вцепился Атташе:
– Давай сам! Давай ты! Мы тебе маску наденем! Я форму тебе дам! Коньки я видел у Тренера под столом. Никуда не уходи.
Не успел я натянуть хоккейный свитер, как Атташе вернулся из тренерской с дорогими коньками. Единственное, что не смогли подобрать – это маску полевого игрока, но Атташе пришел в полное возбуждение и притащил маску и всю амуницию вратаря:
– Во вратарской форме возраст не видно! Вратарь-тафгай! Вратарь-грубиян! Ты можешь еще клюшкой на ребят замахиваться?
Я покрутился возле бортика, проверяя равновесии и улавливая ощущения в ноге. Потом сделал медленный тренировочный круг по площадке. За воротами было начеркано, но это были следы от шайб. Я грозно тряс клюшкой и наращивал скорость, проверяя ногу. Мне не нравилось, что я до сих пор хромаю. Бегать я боялся, футбол и баскетбол были под запретом. Хорошо, если к пешим прогулкам добавятся коньки. Когда я на скорости вошел в вираж, неожиданно подвернулась нога, и я врезался бортик, на секунду, а может быть на минуту потеряв сознание. "До льда добралась" одновременно с созданием пришло на память.
Когда на пути из дворца я, опираясь на помощников, допрыгал до стены с фотографиями, то увидел, что в глазах у юных демонов стала проявляться дьявольская печать. Я притормозил своих носильщиков, начал фотографировать портреты и, разумеется, выронил телефон. Стекло треснуло. А как могло быть иначе?
– Даже на стену ничего не повесишь? – с обидой выдохнул я.
Я лежал, изогнувшись на диване, закинув ногу на спинку дивана и положив руку на приставленную табуретку, и жаловался про последние приключения.
Холмов кинулся к стене. Казалось, мой рассказ о злоключениях он пропустил мимо ушей, торопясь рассказать о своем прорыве. Под "прорывом" Холмов имел ввиду найденные им на восточных сайтах мемы, каналы, посвященные молодежной команде, и каналы с выжимками из последних.
Холмов воткнул шпажки в стену и натянул нитку, которая должны символизировать трещину на экране телефона.
Он распечатал фото стены с портретами, но после моих бурных протестов, заменил его рисунком. На рисунке стена с портретами была похожа на широко раскрытый рот с редкими кривыми зубами.
Следующими на стенку отправились кривые рисунки цилиндра и воздушного шарика, и карандаш. Так Холмов передавал интонацию моего рассказ: интонацию мальчика, который в книжном магазине вместо продавца напоролся на фокусника-маньяка, который на просьбу показать книжку, достает из твоего уха шарик, а из своего носа – карандаш. Если я правильно понял его отрывочные слова.
– Я нашел .. Это прорыв, – Холмов прикреплял к стене распечатанные восточные мемы и обложки видеороликов.
– Долго мне еще жучить… жуковать, – у меня испортилось настроение.
– Устали?
Я понял, что у меня не плохое настроение, а накатившая усталость.
– Знаешь, – сказал я. – Наверное, откажусь от тренировок всей команды. Нельзя в два горла жрать, когда рот один. Как широко рот не раскрывай, как зубы не прорежай.
Холмов посмотрел на меня и прикрепил к стене листочки с руками и ногами
– Ты не подсказывай! – меня подкинуло на диване. – Толька одна рука и только одна нога. Пусть так и останется.
Я потащился в свою квартиру.
– Амулет в клуб верну. И ты, это, трещину со стены убери!
Мне повезло, что один их охранников на входе вызвался меня сопроводить до тренерской. Я шел и думал, что если они успели перевести деньги, то придется месяц тренировки проводить. И может быть мой отказ работать у них следует обставить поделикатнее – как приостановку контракта, или отпуск без содержания, или как-то еще.
В тренерской по проходу прохаживался Европеец. Атташе и тренер сидели по углам, опустив головы. Я приветственно помахал рыбке.
– Истина ли е, что Вы были на могилках? – не поздоровавшись, сказал Европеец. Он был смущен.
Я улыбнулся и кивнул.
– Вы знаете, як только Вы появили у нашем в клубу, нас зачали преследовать неуспехи. Дружина хоккейева губи един мач след другим, поставщик нови униформы збанкрутовал, наша банка лопнул, пылен факап с платежами, – Европеец еще больше смутился. – От Вас в клубу все уже странятся като чума.
Атташе и Тренер продолжали сидеть, не поднимая головы.
– Мы перестаем сотрудничество с Вами, – Европеец говорил вежливо, но непреклонно. – Я прошу вратит бейдж.
Охранник рядом со мной грозно потоптался на месте.
Я стоял рядом со входом в Ледовый Дворец как обоссаный лев, царь зверей. И еще мне было жалко этих ребят из клуба, которые поддались всеобщему безумию на эту шаманисткую хрень. Рука нащупал в кармане амулет, который забыл отдать вместе с бейджем. Может быть вернуть его и еще раз объясниться?
– Подождите, – вслух сообразил я. – Я же только что заряжал команду и приносил удачу.
Тогда что случилось? Или кто случился?
И тут я увидел их. Монах и Шаман! Одетые в несколько курток они неуклюже ковыляли, как малые дети на прогулке. Мне стало очень досадно за Европейца. Вот эти надавили, а может быть запугали Европейца? Вот эти?! Европеец – вежливый, спокойный и мягкий парень, а в нашей жизни надо уметь отбиваться зубами и локтями. Почему он со мной не поговорил? Я бы мигом вопрос решил.
– Погодите, – снова вслух подумал я. Есть шанс перевернуть ситуацию и даже обратить к моей, к нашей пользе.
Я набрал номера двух ребят с работы. Обещали отдать жизнь за меня в течение тридцати секунд, хорошо, пяти минут? Обещали. За язык кто-то тянул? Не тянул. Дело недолгое, быстро приехали, быстро тряхнули, быстро уехали, а дальше я сам. Двоих человек мне хватит. За мной не заржавеет.
Мы удачно, то есть одновременно, подошли к ним с трех сторон. Монах и шаман отступили на несколько шагов, так, чтобы мы находились перед ними. Низенький шаман оказался впереди. Монах стоял сзади, прижимая к груди сумку.
– Разговор есть, – сказал я. – Вы что здесь за беспредел учинили? Вы откуда такие отморозки?
Монах и Шаман моих слов не поняли или сделали вид, что не поняли. Я достал амулет и помахал им перед носом Шамана. Шаман болезненно сморщился и ударил по моей руке.
Бить по Шаману было все равно, что бить по рельсе, вбитой в мерзлую землю. Он держал согнутые руки, обратив кулаки к небу, и практически не уклонялся. Сам Шаман бил прямыми в голову. Пинал тоже прямым, и только когда мы начинали толпиться перед ним. Очень скоро мне и ребятам стало скучно, и мы решили пойти по своим делам.
На следующий день Холмов сошел с ума.
Он сидел на напротив стены с образом демона и наклонял голову то влево, то вправо. Время от времени он вскакивал, что-то бормотал, отбегал к компьютеру и пытался сделать стойку на руках. Это было справедливо – теперь его очередь мучиться и страдать, а мое участие в этом деле завершено. Ни ногой в Ледовый Дворец! У меня выходные, у меня отпуск, у меня время думать о превратностях мира, смотреть сериалы и неспешно выпивать одному.
Еще на следующее утро психоз Холмова вступил в острую фазу. Он кидался на меня, тащил к образу демона, предлагал встать на руки или хотя бы наклонить голову. При этом Холм повторял "Ребус", "Шарада" и искренне удивлялся, что я не вижу разгадки. Ни отклонять голову от вертикали, ни разгадывать ребусы я был не в состоянии, а мальчишку от дурки надо было спасать. Я начал срывать со стены этот чертов коллаж. Холмов кинулся его защищать, и от зарубы нас спас звонок Несчастной Матери. Она снова увидела плакат со свои мальчиком. Он висел на Ледовом Дворце, и Несчастная Мать шепеляво умоляла срочно туда приехать. Мне показалось, что она нетрезва.
Плакат на Дворце действительно висел. Это не был самодельный плакат на большом листке бумаге. Может быть я неправильно называю гигантское полотно, которое закрывало витражи над входными дверями. На нем среди других я увидел сына Несчастной Матери, та же фотография, что и на могильном камне. На плакате были непонятные слова из понятных букв и числа, которые, видимо, обозначали дату и время матча. Судя по ним и реву трибун из стадиона, игра уже давно шла. Билетная касса была закрыта, входные двери тоже.
Холмов потребовал у меня пуховик и шапку, которые я надел потому, что пуховик хорошо заходил легкий бронежилет. Холмов скинул с себя куртку и свой бронежилет, надел одежду с символикой и пошел к служебному входу, невероятным образом уменьшаясь в размерах. В служебный вход уже заходил не Холмов, а какой-то мальчишка из юношеской команды. Меня Холмов отправил к воротам в задней части Дворца.
Я ждал открытия ворот, как наверное, в Средневековье осаждающие крепость войска ночью у ворот ждали предателя. На мне было два бронежилета и холмовская курта в руках. Если кто-то в этот момент увидел меня со стороны, то скоро появится новая волна слухов. Я ждал долго и меня начало изнутри колотить от холода о бронежилет. Хмель и похмелье ушли, и я начал размышлять, что мне делать, если Холмов начнет плутать в пространстве между мирами или его просто схватят.
