В лесах (Часть 4) – Павел Мельников-Печерский

Они будут ходить по углям,

Будут служить нам примером -

Как сладко нарушить закон,

Какое счастье быть старовером.

Как там Лотман «Евгения Онегина» величал? Энциклопедия русской жизни? И я с этим весьма согласная, однако чего же не тиснуть хорошее определение?

Роман «В лесах» – вот энциклопедия русской жизни.

Староверы? Имеются, да ещё как. Если вы всю жизнь хотели узнать, что ж это за староверы такие – вам сюда.

Скиты? В изобилии.

Купечество? Есть такое.

Народные промыслы, например, лесные артели, чтоб лес валить? А как же.

Как службы служили у староверов, в скитах, кто такие канноницы, как службу поют, что такое «деревянный звон» не хотите ли узнать? Узнаете. В скитах, оказывается, были запрещены колокола, к богослужению сзывали «билами» и «клепалами» – деревянными досками, в которые били молотами разными переливами, которые зависели от ритма, от силы удара молотом.

Ещё: язычество. Многонько я слыхала, что христианство вообще и наше православие в частности произрастает из язычества, переплетаясь с ним намертво. Мельников-Печерский стремясь сохранить, отпечатать в памяти дал нам поэтичнейшую картину погребального обряда, где христианство сплелось с язычеством, как две розы на кладбище.

Погребальный обряд – после потрясающей сцены смерти, на которой дух попрал плоть, а христианское смирение попрало гордыню, поразил меня именно что теснейшим переплетением обрядов: читают службу и тут же плакальщицы.

Радуница – тоже названа Печерским языческим обрядом. И во второй части этой книги Яр-Хмель у него всё бродит, смущает девиц да красных молодцев.Короче, как картина быта, народных обычаев – читается превосходно. Сюжетно – тоже хорошо. Герои – все живёхоньки. Так, кажись, и наподдала бы этому – сковородкой по башке, этому ведро воды на голову, чтоб остудел, эту бы за косы оттягала, чтоб в чужие дела не лезла, эту бы не знаю что, ну так же нельзя ваще!

Но читается сложно, строгая книжка, требует внимания, ревнивая, поворот головы в сторону не терпит. Как по привычке не очень-то почитаешь её: по компьютеру лазая, в телефон пялясь, в телек то и дело смотря, на сериальчик отвлекаясь. Зато приложи старание, и как отблагодарит тебя, какие россыпи драгоценных каменьев покажет, какими кладами наградит! Пословицы, поговорки, старинные словечки, старинный говор – вот чем пожалует.Например, мое любимое:

От любви, что от смерти, не зачураешься.Короче, лепота, лепота да и только!

1853 год – чёрный год в истории русского раскола. По указу императора Николая были разрушены керженские скиты – оплот древнего благочестия. Мерзкий раскаленный прут протыкал лики икон, старинные книги кучами сбрасывались на телеги, часовни раскатывались по брёвнышку, кельи сдавались под кабаки. Одни три века хранили, другие за три дня превратили в руины.

Среди разрушителей был чиновник по имени Павел Мельников. Он остановился у купца-старовера Петра Бугрова, и этот Бугров пытался дать ему взятку. Мельников написал на него докладную, а спустя двадцать лет вывел главным положительным героем в первом своём романе. Сам он взял псевдоним Андрей Печёрский, а купца нарек Патапом Чапуриным.

Мельников-Печёрский похож на Брайони из макъюэновского «Искупления». Что он разрушил в физическом мире, то сохранил в слове.

А сохранять было что. «В лесах» через край полнится сведениями о наших с вами предках: как прочесть тарабарскую грамоту? В чём принцип управления артелью? Какие бывают виды русских шляп? Как правильно по-нашему справлять именины? Почему опасно читать вслух сказание о пустыннике Евстафии? К моему изумлению, тогдашней аудитории надо было объяснять, и что такое «хороводиться» или «бахвал». Мало того, все ботанические и зоологические названия вроде сон-травы, дергача и т. п. снабжены сноской с латинским термином. Чего тут больше, учёной дотошности или злой иронии, судить читателю. Но скрупулёзная подробность описания – настоящий конёк Печёрского. На пол-страницы он перечисляет кушанья, подаваемые на стол ради того или иного праздника, тонкости какого-нибудь давно забытого мастерства, наряды и украшения, замысловатые имена, которые звучат как песня: Виринея, Анафролия, Назарета, Аркадия, Севастьяна, Измарагда, Полихрония, Фелонида, Таифа. А как сладостно звучат с этими редкими именами эпитеты «учительная», «книжная», «начитанная», «прозорливая», «острая разумом», «рассудливая»!Раскол бабами держится, отмечает Печёрский с первых же страниц, и действительно, пресловутые «бабы» поддерживали древнюю традицию, сберегали книги, образа и религиозную утварь величайшей ценности, и при этом ещё экономически процветали, давая рабочие места целым деревням.Да не просто так, а в прямое противодействие царским властям, на нелегальном положении. «Тебе бы, мать Феозва, не в скиту богомольничать, в суде б за зерцалом сидеть!» – говорит одной из монахинь сам уездный судья. Во враждебном «никонианском» окружении существовало, по сути, государство внутри государства. Меня по-настоящему поддерживает в жизненных трудностях знание, что так было, и было благодаря женщинам. Мужчины первенствовали в материальной сфере, а женщины – в духовных вопросах.В скиты стремились, спасаясь от семейного притеснения, от одиночества, от бедности и самого обыкновенного голода. Они давали шанс, и они же окружали угрюмой стеной устава: косных и трудных религиозных правил. В монастырских стенах душно, тяжко, но в них же и безопасно. Мельников-Печёрский противопоставляет вольную полуязыческую деревню и суровые скиты, но мне думается, это две стороны одной медали. Читая «В лесах», хочется съездить за Волгу, к Светлояр-озеру, разговаривать ехидными пословицами вроде «видит кошка молоко, только рыло коротко» и… и перечитывать.

"В лесах" – одна из жемчужин нижегородской литературы. По своему замыслу и масштабности, эпичности и воплощению мне трудно подобрать что-то похожее. Это «Война и мир» местного разлива. Хватила я, конечно… Богатый этнографический материал о быте и нравах крестьян Керженца и старообрядцев, русских купцов, месте и роли женщины в религиозной, экономической, культурной, социальной сферах, традициях и промыслах Нижегородской губернии. По своей внутренней мелодичности больше похожее на старорусскую балладу, повествование плавно вырисовывает несколько ключевых фигур, жизненные трепыхания которых позволяют автору полнее описать характеры и обычаи. Поднимается вопрос о рождении, воспитании, всех этапах жизни типичного местного жителя, рабочей деятельности, выбора жизненного пути, брака, беременности, строительства семьи, распределения обязанностей, повседневной жизни и, наконец, смерти. Весь цикл человеческой жизни, свойственной маленькому механизму Российской империи. Тем приятнее было читать, что все действие разворачивалось в родных и знакомых для меня краях. От этого читать было приятнее и интереснее. Один раз даже малая родина упоминалась и хорошо известные оку Ветлужские леса. Многие диалектные слова до сих пор активно используются жителями глубинки, а обычаи и традиции легким отголоском отражаются во взаимодействии современных людей. В общем, книга очень стоящая прочтения. P.S. Людям, сидящим на диете, лучше не читать. Описания разнообразных яств иногда просто сводили с ума, хотелось штурмом взять весь холодильник.