Николай Самохвалов
Леденцы из табакерки

Документальный детектив

КАССА СПРАВОК НЕ ДАЕТ

Он проснулся ни свет ни заря. И больше не смог сомкнуть непослушных век. Стараясь не шуметь в проходной комнате, с грохотом опрокинул стул. К привычным упражнениям утренней гимнастики на сквознячном балконе, не заметив, добавил новые – изобретенные впопыхах, без осмысленной полезности. Втрое дольше плескался под кипятком скупого душа. Начав бриться, заметил: руки – белые, но крепкие, как березовые суки, осиново дрожат. «Этого еще не доставало! – осердился. – Щетина усов, как у матерого кабана, а веду себя, будто мальчишка в коротких штанишках, собирающийся на первое свидание. Стыдно. Настал случай смелого решения. Докажи, что ты действительно тот, кем хотел бы себя видеть – кремень». Он резко сдвинул брови. Но в зеркале вместо твердых бровей и кабаньей щетины увидел румяное личико с аппетитными ямочками. Глаза – блестящие вишенки под пугливыми ресницами смотрели с восторженным ожиданием и доверием.

Тряхнул головой – усы и каменные брови вернулись. Мраморно выперли скулы. До встречи, спелые вишенки! Сегодня он готов на решительное действо!

Аскетически позавтракав, он извлек из холодильника ледяную бутылку шампанского и золотую коробку конфет. Аккуратно упаковал в пожелтевшую газетку. Сверху положил красивый охотничий нож с костяной ручкой и бывалый туристский топорик. Расползающуюся горку завернул в синий рабочий халат и – в безразмерную авоську. Тяжелую заготовку для легкого пикника в дырявой таре водрузил в прихожей на крюк, защемив на вешалке блестящий погон форменного кителя.

Присел перед дорогой на табурет. Увидел лучистую улыбку. Неужели он, гроза отпетых бандюг, до сих пор во власти юных доверчивых глаз? Как крепкий холостяк потерял мозги из-за ветреной деревенской девчонки? Совхозница, не похожая на селянку – модная, с бриллиантовыми камешками в гранатовых мочках ушей. Розовые ямочки на щеках и белые коленки бросали чёрствого служаку в дрожь. Не успеет протренькать тихий зов по служебному аппарату, как он, наплевав на самые неотложные дела, летел к «уазику». Гнал машину на задворки района, к камышовому озеру. В разгар рабочего дня – горячая страда любви на подстриженном гусями клевере пустынного берега она отдавалась чувству вся, до последней жилки и легкого волоска. Глаза лучились восторгом. Горячие потоки безмолвной благодарности возбуждали и окрыляли. Он ощущал себя диким суперменом. Охлаждались в синей прохладе отшельного озера.

Припомнилась поездка в глухую деревню, к ее тетке. С пропахшего медом сеновала не слазили сутки. Обеспокоенная старая селянка подавала с лестницы крынку парного млока.

Потом счастливая грамотная племянница , желая развлечь гостя, вызвалась показать ему знаменитую церковь с древними фресками. Поблекшая живопись мастера иконописи уступала величию полуразрушенного храма. Они, рискуя жизнью, полезли на колокольню. Восхитились увиденными красотами природы. «Мы в гостях у Бога и неба!» – восторг неверующей поклонницы святых фресок был единственным звуком в безмолвии яркого солнца. «Ты – моя Богиня! – разомлел он. – Богиня Фортуна!» На теплой площадке звонаря, поросшей райской кудрявой травой, загорали нагие, как ангелы. Вольность бесовски толкнула на грех. Девчонка до края обнажила чувства без поспешности и неловкости. Она была выше неба. Не прятала светлый взор, ловя греховную ласку. В глазах – восторженная благодарность и лучи солнца.

– Колючий мой ёжик!

– Я – на груди Фортуны! – улетел в лирику прогульщик, расчетливо тратя служебное время.

«Господь накажет нас», – вздохнула, беспечно одеваясь, счастливая грешница.

Путешественник в прошлое оттолкнул ногой табурет.

+ + +

Подняв на крыло стайку сытых ленивых голубей, от белокаменной совхозной конторы откатился припыленный арбуз – зеленый автомобиль «нива», по хвостик наполненный семечками-пассажирами. Миновав ровную улицу беленых стандартных домов на два подворья, он весело побежал по асфальтному большаку вдоль золотистых озимых полей. Сидящий рядом с шустрым белобрысым шофером Семкой директор совхоза Лаптев – тоже зеленый, под стать авто. Черны только шея и сапоги. Нахохлился, как ястреб с большой головой совы. Вдруг он хищно понюхал широким носом ветерок и легко закрутил тяжелой головой, выглядывая во все окна на небо: показалось, что пахнуло сыростью. Не увидев черной угрозы на синем горизонте, успокоился. Теперь Лаптев рассеянно смотрел на высокий созревающий золотом хлеб, а видел зеленую стерню и тугие рулоны свежего сена. С раннего утра директор успел уже побывать на покосах, пустив под нож любимое рассветное настроение, и теперь продолжал все еще давать сердитые указания и распоряжения трактористам. Сорок пять дней горячая земля не видела дождя. Явственно дохнуло надвигающейся Сахарой. Впору заготавливать для зимнего рациона буренкам не зеленое сено, а подопревшие остатки прошлогодней соломы. Спас от, казалось, неминуемой бескормицы обрушившийся в начале июня манной с небес ливень. Наплевав на засуху, ожившая трава проворно выровнялась к сенокосной поре. Теперь бери, не зевай. Некогда нежиться – легко ли обеспечить зеленым меню десять тысяч крупнорогатых голов. Кажется, все предусмотрели для бесперебойной уборки. Загодя отремонтирована техника до последнего колеса. На лугах дежурит боевая техпомощь, готовая в любую минуту атаковать поломку. В достаточном количестве загребастые сушилки-ворошилки. Организован полуденный ресторан на зеленой скатерти для трактористов и шоферов. Горячий борщ и ядреный квас не позволят расхолаживаться полевым стахановцам. Казалось бы, и сено и сенаж с песней покатятся в закрома. А все равно – то там сбой, то тут. Кто-то накануне хорошо попраздновал, а голова болит у директора. Но это полевые цветочки рядом с хозяйственным чертополохом. В стране, жужжащей ульем, не знаешь, откуда ждать горячего укуса. Видано ли раньше, чтобы рабочий человек не получал зарплату. Вчера капризный банк наскреб в пустых закромах только крохи. Вот совхозной кассирше приходится ехать вторично, чтобы заждавшиеся сельчане наконец получили заработанную копейку. Как заскрипел и зашатался отлаженный государственный механизм! Потому что раздрай и неуравновешенность в верхах.

Директор сердито плюнул в окно, но легче не стало. Думы ходили серыми тучами. Да, вся чехарда оттуда – с верхов. Эти внезапные скачки в высоких кремлевских мозгах не только финансово, но и морально больно ударили учреждения и хозяйства по ногам. Вездесущий телевизор, ранее чересчур назойливо мобилизующий народ на трудовые подвиги, теперь учит молотить языком. Дисциплина везде начала прихрамывать на все четыре конечности. Горластые и вовсе стали на язык стахановцы, а о том, что надо еще и руками как следует шевелить, в эйфории речей забывают. Молодые да борзые совсем перестали дорожить рабочим местом. Тракторист Юрка Коркин, пустая голова, вчера на ночь надумал отмечать день рождения ненаглядной тещи и загремел в погреб, когда полез за солеными огурцами. Поломав ребро, выпал из боевого железного седла надолго. Вечерний гуляка и шалопай Венька Потов на этот раз отличился с утра. Косорукий водила, тоже, видно, по чрезмерной трезвости накануне, упер в кювет безотказный грузовик – машину увезли лечить в мастерские, хорошо, если к вечеру вернется транспорт на подвозку сенных рулонов. А погода торопит – обещают дожди, которые теперь ни Богу свечка, ни черту кочерга.

«Успеем ли?» – вздыхал, ловя ветерок, директор. Некогда ему раскатывать туристом, да приходится ехать в район: приспело время браться и за силос, а дрожжей-консервантов до сих пор не получили. По телефону из «Агропромхимии» одни звонкие обещания. Вот и приходится ехать самому – ругаться, уговаривать и дарить конфеты. Как будто он выращивает шоколад на бахче!

Еще по оказии надо бы не забыть потолковей разузнать, где и как можно совхозу раздобыть мальков. Хватит в озере резвиться карасям. Пора развести благородную рыбку: сига, толстолобика. Дополнительный доход совхозу.

Увидев на скошенном лугу пасущуюся темную тучу, директор посветлел лицом: будете, будете, рогатые Маньки и Зойки, снежной зимой с зелеными витаминами! Лаптев с грустью вспомнил неуправляемого любимца – быка Гришку. Жалко угольного красавца. Теленком на качающихся ножках был он подарен хозяйству. Неучтенный бычок привольно рос, резвясь и бодаясь. Потом элитный могучий бык-производитель повел себя, как мелкий хулиган. То подденет рогом пастуха, то загонит скотника на крышу коровника. А тут вдруг сам, непутевый резвун, загремел в силосную яму. Ревел там два дня, пугая деревню, пока не удалось его вызволить из заточения мощным подъемником. Теперь опять заревели скотники и пастухи, категорически отказываясь увертываться от острых рогов. Когда Гришка отправил замешкавшегося скотника-бугая на больничный, рогатого дебошира посадили на цепь. Но он, привыкший к воле, оглашенно трубил и крушил кормушки. Быка-буяна продали соседнему боевому колхозу «Чапаев» для повышения удоев у стада и резвости у пастухов.

Скоро улыбка спорхнула с круглого лица – грузный директор улетел на последнее партийное собрание совхоза. Снова не без удивления слушает, как секретарь парткома Кочкин жестко критикует его за распределение новых коттеджей без решающего голоса справедливого профсоюза. Мол, директор лишь изволил поставить председателя перед фактом. Ясно, что на такую смелую критику осторожный Рома Кочкин мог решиться только с поддержкой райкома. Тот в последнее время спит и видит, как бы спихнуть неудобного, не в меру строптивого директора. Кого неутомимые кабинетные казуисты наметили поставить на хозяйство? Молодого и борзо дисциплинированного Кочкина? Ну и пусть сами хозяйничают, демократы бумажные. А он наконец-то отдохнет вволю. Пойдет сторожить карасей на озере!

Обнимающая на заднем сиденье худую хозяйственную сумку грудастая толстушка – кассирша Зинаида Рощина тоже вовсе не любовалась желтым хлебным безбрежием – видела не дополотые вчера вечером собственные свекольные грядки в огороде. Еще думала о беспризорном сынишке Ваське, которого из-за раннего отъезда не успела покормить горячим завтраком. Хотя бы, пострел, пожевал белого калачика с молоком, прежде чем усвистать с дружками на озеро. Еще Зинаида перебирала в уме, какие покупки предстоит сделать в районе для себя, помимо многочисленных заказов сотрудниц. «Не забыть бы опять из-за этих бесчисленных кульков с колбасами и конфетами купить Ваське новые сандалии – парнишка босым летает по улице!»

– Ты бы, Егор Кузьмич, хоть в жару свои ненаглядные сапоги повесил на гвоздик в передней. К районным модницам едешь – надел бы лакированные штиблеты! А к неизменной армейской рубашке нацепил бы галстук-бабочку. Известно, по обувке и одежке привечают. Или не заработал на заморский шик?

– В начищенных голенищах я красивее. В сапогах – не босяк. Больше того, издалека видно – генерал!

– Ага, буду есть мякину, а фасон не кину. Тогда хоть попроси свою Елизавету пришить лампасы на штаны!

Зинаида нагнулась, уронив копну волос на шофера, и уставилась в ноги. «Да, туфлешки уже того. Явно просятся в почетную отставку, значит, надо не позаботиться и о себе! Впрочем, перед кем мне фасонить? В окошечко кассы мои туфли не видны».

– Что, Зинаида, ножками своими залюбовалась? – хохотнул, повернувшись в пол-оборота быстроглазый Семка.

– Есть на что посмотреть! – бойко отозвалась кассирша. – Или ты еще не заметил, Сема? Видишь только сумму прописью, когда посещаешь кассу!

– Попробуй он только посмотреть ниже ведомости, ему Клавдия враз гляделки развернет в другую сторону! – хмуро отозвался директор. – Рассеянная наша продавщица, забывающая утром открывать магазин, следит за мужем строже, чем за полками с товаром.

– Что за ними следить, за пустыми? – Зинаида вздыбила и без того высокий зарод на голове. – А у мужичка – твердая зарплата!

– С премиями! – весело уточнил Семка.

Зинаида извлекла из черной сумки белый калачик, надломила крепкими пальцами, огрубевшими не от пересчета чужих купюр, а от собственных безразмерных грядок в поле-огороде.

– Конечно! Ты у нас, Семочка, – наиглавнейший специалист! Не хуже парторга – тоже ходишь на службу в белой рубашке!

– Остра ты на язычок, Зинаида! Тебе бы им осот косить на берегу озера! – Лаптев заметно растерял в быстрой езде утреннюю хмурость. – Если бы тебе, моя краса, немного умерить аппетит, да чуток похудеть, плакала бы моя Елизавета!

– Жадное брюхо ест по ухо. А чо нам теперь не добреть? Калории в рот сами падают. Совхоз и зерном, и готовыми булками обеспечивает! Даже наши буренки не забыты, им пекут вкусные рулоны-рулеты. Право, красота, хлестаться с косой не надо – осенью ко двору сено в пакете доставят. Набирайте вес, бабы и коровы! Избалуете нас, директор! В дверном проеме станем застревать!

– Некоторые вон недовольны. Видать, им лучше жить в тоске и спать на голой доске?

– Так я тоже недовольна. Не даешь похудеть со своей стряпней! Молочком поишь – в пору корову-красатулю со двора долой. Заленимся вконец, забросим и грядки в огородах.

– На личных грядках, ты Зинаида, исправно убиваешься, но почему-то не заметно, что становишься стройней.

– Так ведь, Егор Кузьмич, в нашей бухгалтерии предостаточно худосочных талий! – кассирша покосилась на свою спутницу. Но та не слушала словесную пикировку. Только она одна, розовощекая Раиса Федотова, недавняя беззаботная выпускница столичного вуза, а ныне заместитель главного бухгалтера, с восторгом любовалась золотыми просторами, колючим жнивьем и голубым ситчиком неба с редкими перламутровыми пуговичками облаков. С нетерпением теребя острыми наманикюренными пальчиками невесомые кончики новенькой косынки на жестких кудряшках, отлакированных накануне в Доме быта, девушка летела впереди горячего автомобиля-арбуза. Она сегодня снова встретится с любимым! «Уже скоро, через несколько часов!» Черноглазая девушка улыбалась наливающимся румянцем статным богатырям-колосьям.

– Раиса, не выпрыгни в окно! – хмыкнул всевидящий директор. – Добро, сзади нет дверки!

Какого-либо сообщения о том, что кассирша Зинаида Рощина и заместитель главного бухгалтера Раиса Федотова уехали в банк за деньгами по совхозной радиосети, естественно, не передавалось, но полсовхоза об этом знало – без осечки сработало сарафанное радио. Уже пополудни наиболее истосковавшиеся по зарплате селяне начали гнездиться кучками возле конторы. Доярки, веселясь, сталкивали друг дружку с отполированных до блеска лавок и засеивали шелухой от семечек вспаханную каблуками площадку. Дурачились и смеялись, хотя были озабоченные: успеют, нет заполучить свои трудовые копейки до вечерней дойки. Мужики, черными галками облепив штабель бревен, нещадно дымили – серые кольца улетали к светлым окнам конторы как разведчики: не появилась ли кассирша. Сидящий на больничном скотник Еремей Старков прилетел за зарплатой одним из первых. Почти трезвый, с едким юморком в глазах, он развлекал товарищей загадками.

– Вот скажи, охранник навоза, что такое занимательная арифметика? – повернулся грамотный скотник к соседу по бревну.

– Ну, и чо это такое? – вяло спросил ночной сторож коровника Горохов.

– Это, когда до получки два месяца, а выпить невтерпеж!

Мужики с пониманием гоготали. Натужно улыбался и шофер Венька Потов, хотя был заметно навеселе. Оставшись без колес, он тоже елозил на бревнах, ожидая вознаграждения за ударный труд.

– Чего такой развеселый? – поинтересовался скотник, пребывающий по случаю предстоящей получки в самом возвышенном настроении.

– С машины Кузьмич снял.

– Стоит, горевать! Пересаживайся на лошадь – безопаснее. А еще лучше, на хромую козу. Можно ездить под градусом, не опасаясь за права.

– Еще пригрозил наказать примерно рублем. Вот тороплюсь получить зарплату, пока не успел директор пройтись по ней серпом. Взъярился, как будто я специально толкнул машину в кювет. Понарыли канав-капканов! Хоть по воздуху летай! Чем голос повышать, лучше бы вниз посмотрел. Тьфу! – Водитель на бревне плюнул в сторону конторы. – Крикун – любую кочку горлом берет! Правильно говорят, пора менять устарелое начальство, руководящее кулаками. Засиделся директор у власти, явно вчерашний командир!

– Лапоть в сапогах! – охотно поддержал скотник, сердитый на директора за то, что тот прибавил ему к обиде, полученной пониже спины от рог быка Гришки, свой довесок -обвинил потерпевшего. – Мне, без вины пострадавшему от быка-хулигана, директор нанес еще и моральную рану. Дескать, сам напросился на рога, не нужно было гневить быка самогонным перегаром. Теперь вот торопит выходить на работу в расцвете травмы. Долой душителя больничной свободы!!

– Кажись, его и без вас уже собираются сместить, – заметил туговатый на ухо, но неплохо информированный сторож-ветеран.

– А мы дружно поможем! Раз голос зычный, пусть в пастухи идет. Лично я готов смело выступить в первых рядах верхом на вилах. А то вчера опять Лапоть навострил на меня рога, как бугай Гришка. От того, кажись, избавились, так теперь сам директор на людей кидается. Ишь чего выдумал, грозит лишить меня бесплатной медпомощи, установленной советской властью. Не руководитель государственного предприятия, а мелкий хозяйчик-самодур. Узурпатор завоеванных народом упорным трудом законных больничных! Но не те времена. Пусть не повышает на нас свой натренированный на бабах голос. Не дадим размахивать шашкой! Необходимо решительно выкидывать таких полководцев из седла. Надо новых вожаков растить!

– Тебе бы, Еремей, не на бревнах сидеть, а в областном совете! Был бы там всех грамотнее!

– Так жду вызова.

– Вот возьму и уволюсь, – пригрозил неизвестно кому водитель без руля. – Проявлю инициативу, как призывают телевизионные ораторы-новаторы. Создадим с тещей свой семейный коллектив-кооператив.

– По выращиванию тараканов?

– Можно, к примеру, вскармливать поросят.

– Чем будешь вскармливать? Булками из магазина? И ли придешь ко мне на скотный двор воровать комбикорм?! Помни, я тебе по дружбе насыплю полмешка за красненькую! Или будешь потчевать поросят шоколадками из сельмага?

– Лимонами!

– Кстати, о лимонах. Отгадай загадку, водитель без кобылы: куда попадает в конце своей жизни плохой лимон?

– К нам с тобой на закуску!

– Лично я предпочитаю закусывать соленым огурчиком и сальцом, – с достоинством соврал веселый скотник.

Полузаспанный сторож Горохов открыл глаза:

– И куды же попадаит энтот худой… лимон?

– В лимон-АД!

То одна, то другая из доярок, не выдержав, уплывали в контору за справкой: когда свистнет на горе рак, а вместе с ним и зарплата. Но сердитые работницы бухгалтерии отвечали коротко: «Ждите!» И сами, не выдерживая, нет-нет да выбегали в затоптанный коридор – к окошечку кассы: вдруг девчонки с зарплатой, из-за задержки не заходя в бухгалтерию, проворно развернули платежную ведомость! Главбух Тамара Крутова с нетерпением ждала, когда прибудут заказы. Вся обычно шумная совхозная контора притихла в тягостном ожидании. Но касса не выдавала ни денег, ни колбасы.

Зинаида Рощина и Раиса Федотова не объявились и к сумеркам.

Директор совхоза Лаптев устал рассказывать, как рано утром отвез женщин в районное отделение банка и оставил их там: его торопили неотложные деловые встречи и совещание в райисполкоме. Кассир и бухгалтер, получив деньги и завершив все свои дела в райцентре, должны были добираться до центральной усадьбы совхоза на своей смекалке: редким рейсовым автобусом или на попутке.

Главбух Тамара Крутова, встревоженная задержкой в райцентре своих сотрудниц, еще засветло дозвонилась до отделения банка. «Да, были ваши, – подтвердили там удивленно.– Получили еще до обеда деньги для зарплаты».

Крутова хорошо знала свою разбитную кассиршу Зинаиду. Ей ничего не стоит увлечься походом по магазинам даже с сумкой, наполненной деньгами. Веселая блондинка способна подкрепиться красненьким и засидеться в придорожном кафе. Но Райка? Она для того и послана с кассиршей, чтобы была рядом трезвая ответственная голова. Девушка, не по возрасту серьезная и рассудительная как сварливая свекровь, не допустила бы, чтоб кассирша напрочь могла забыть, как люди дожидаются зарплату. Предчувствуя неладное, Тамара Крутова снова выскочила из-за горбатого от бумаг стола и зажирелой уткой поплыла в кабинет директора. Утирая красное лицо, Лаптев тяжелым пальцем крутил диск недавно поставленного белого, словно инкубаторская курица, телефонного аппарата.