Николай Брешко-Брешковский
В Ясной Поляне у графа Льва Николаевича Толстого

– Лев Николаевич, – обратился я, – Анатолий Федорович Кони говорил как-то мне о том впечатлении, какое произвела на него в чтении ваша повесть «Хаджи-Мурат»^[4]. Он в громадном восторге. Думаете ее печатать?

– Не знаю… может быть… Потом…

Измайлов полюбопытствовал:

– А вообще у вас много художественных замыслов, Лев Николаевич?

– Замыслов много, и чем дальше, тем их больше… но удастся ли осуществить их? Все меньше и меньше времени остается… Дойдемте чай пить…

Мы прошли во временную столовую. Временную потому, что в доме идет ремонт, и Толстые ютятся в нескольких комнатах. Мы уже были за столом, как подошли с прогулки Александра Львовна и доктор, Лев Николаевич сел в сторону у открытого окна и не пил чай. Александра Львовна откупорила ему бутылку с кефиром.

Коснулись живописи, Лев Николаевич интересовался, кого выдвинула за последнее время молодая школа. К символистам и декадентам не лежит его сердце. В пластическом искусстве, как и в литературе, он ценит искренность и реализм. Любимцы его: Репин, Ге, Суриков, Поленов, Виктор Васнецов, Нестеров…