Наталия Иноземцева
Узник клятвы. Шрамы

Красный Жерт выбрал большой кусок утятины и вернулся в кресло. Мясо заблестело под светом свечей, с него упало несколько капель жира.

– Еще горячее. – Перехватив кусок и облизнув пальцы, Жерт впился в него зубами. – Или вы приняли элраятскую веру и не едите ночью?

Посмотрев еще раз на покоящуюся на блюде голову Эффира, Хэдж наморщил лоб и тяжело вздохнул:

– Ем… но самые говенные разговоры выходят, когда работает желудок… После сорока, разумеется. До этого любое решение кажется отличным. Например, это, – он кивнул на голову Эффира.

Гроу поразился спокойствию Хэджа. Ведь тот потерял хорошего друга, и теперь убийцы наблюдали за его реакцией с любопытством и удовольствием. Жерт… сукин сын! Лицо запылало, в горле появился ком, а скулы свело от напряжения. Гроу решил, что, вернув корону, первым делом спалит Межу и собственноручно обезглавит мерзавца.

Красный Жерт вытер губы рукавом:

– Не волнуйтесь, сэр Варрон, вам не придется слишком много думать. Но прежде чем говорить о деле, давайте все-таки познакомимся поближе. Так сказать, притремся. Вы ведь недурно жили в Вионе: зажиточный барон, рыцарь высшего ордена, знакомец герцогов. Мне очень любопытно, что погнало вас в дикие земли элраятов. Вы уехали сразу после смерти герцога… как же его… Пэя… Хэя, – Жерт поморщился и повел в воздухе куском мяса. – Все на одно лицо в этом очумелом роду и вылетают из головы быстрее, чем дохнут. А-а, кажется, припомнил, Дэя Серебряного. Скажите, – в глазах Красного заплясали лукавые огни, – он правда увечил женщин и рубил на куски селян?

С трудом проглотив отвратительную сплетню, Гроу переступил с ноги на ногу и впился взглядом в мерзавца. Жерт тоже посмотрел на него и подозрительно прищурил глаза.

– Давайте оставим мертвых и обойдемся без прелюдий. Что вам нужно? – Хэдж постучал двумя пальцами по краю стола. Это был условный знак. Так он просил Гроу сохранять хладнокровие. – Я не девица на смотринах. И с собой захватил не приданое, а товар. Не думаю, что вам хочется слушать рассказ о том, как я ушел в закат за туманом и запахом мандаринов. Куда интереснее, с чем я вернулся. В обозе шелк из кладовых императора. Травы, лечащие болезни. Кольчуги, гибкие, как вторая кожа. Я не мелкий барыга, промышляющий дряхлыми клинками и ядами. Уважаемый граф Эффир собирался дорого заплатить за гостинцы. Но вам-то это все зачем? Не думаю, что вы хотите пошить своей свите, – он кивнул в сторону угрюмых воинов, – цветастые платья и открыть лечебный монастырь.

– Травы и шелк… Это барахло можете оставить вионской знати. – Жерт отпил из чарки и провел языком по верхнему ряду зубов. В его чертах промелькнуло нечто звериное. – Сэр Варрон… Почему вы молчите о главном?

– Главном?

– Да. О вашей дружбе с элраятским владельцем золотых приисков.

Гроу крепче стиснул ремешок сумы. Золота в ней Жерту хватило бы на собственную крепость. В голове мгновенно выстроилась цепочка событий: плен, обыск, грабеж, смерть. Он скользнул взглядом по столу, но не нашел ничего острого.

– Не отрицайте, – продолжил Красный. – Граф Эффир был с нами откровенен и заработал легкую смерть. У вас с собой золото, верно? Без меня вы его не продадите. В Вионе драгоценный металл изымают для борьбы с рахо, и скрывать у себя золото – тягчайшее преступление. Но все проще для тех, кто свободен от закона, – он погладил цепь на шее. – Толковые бойцы в Вионе почти перевелись, остались те, кому бежать некуда, и я делаю для герцогства не меньше рыцарей… Герцог знает это и по-своему любит Межу. Объявись здесь немного золота, что же… на то воля предков.

Жерт работает на дядю? Гроу поверил. Пайрон, будь он проклят родом, вполне мог опираться на разбойников. Он и сам был убийцей.

– Думаете, я приехал торговать золотом? – Хэдж, скрестив руки на груди, взглянул исподлобья.

– Сэр Варрон, – Миртле пригладил пальцами загнувшиеся кружева на манжете, – Эффир сознался, что вы хотели выкупить фамильное поместье и вернуться к прежней баронской жизни. Я удивился такой наивности. Вы сбежали, когда убили прежнего герцога. А бегут, как правило, подлецы и убийцы… Ни в чем из этого лично я вас не обвиняю, но… Для нынешнего герцога вы предатель или… Я бы даже сказал, подозреваемый в убийстве его любимого брата. Но в моих силах восстановить ваше доброе имя. Если вы согласитесь переправлять золото, Красный Жерт сделает вас самым влиятельным купцом в королевстве. А я порекомендую вас герцогу как человека, несправедливо оклеветанного завистниками. Ведь вы не сбежали, а, предположим, отправились в земли иноверцев по следам убийц. Но поверх следов негодяев легли сотни других следов, а вернуться с пустыми руками не позволяла гордость. Но вы приплыли, как только узнали, что герцогство погибает от рахо. Сейчас многие рыцари жаждут покинуть герцогство, они напуганы, а ваш поступок вызовет восхищение.

Миртле оказался близок к истине. Пожалуй, Гроу был единственным, кто мог рассказать, почему Хэдж сбежал из Виона: он решил проверить слухи о том, что наследника продали в рабство элраятам, но не получил поддержки Совета. Отчаявшись, Хэдж оставил службу в рыцарском ордене и отправился за море, чтобы, как он сам говорил, «успокоить душу». Поиски наследника затянулись на четыре года. И еще шесть лет потребовались, чтобы вернуть принца на родину. Но такая новость вряд ли порадует герцога. Если в замке узнают, что истинный наследник вернулся, Вион взорвется как пороховая бочка, в этом Гроу был уверен. И, конечно, после королевского суда его поддержит знать.

– Ну, что скажете, сэр Варрон, мы вдохновили вас? – в голосе Жерта послышался нажим.

Хэдж осторожно повернул голову Эффира лицом к Красному:

– Вы похороните его или съедите?

Жерт дернул уголком рта:

– Сэр Варрон, вы, кажется, не поняли. С золотом в Вионе можно все: например, очень быстро сгинуть. К чему кривляния? Вы неглупый человек. Я вижу, мы из одной стали…

– О-хо-хо. Сомневаюсь! – Хэдж уперся руками в колени и мотнул головой. – Скажу на вашем языке, сэр Красный. Вы убьете меня из-за дурного нрава? Нет. Глупо избавляться от того, кого можно ухватить за член и известными движениями регулярно добывать золото. Тут вы угадали. Я могу его извергать, путь поставок хорошо продуман, но вам для удобства придется встать на колени.

– На колени? Покажите пример прямо здесь. – Жерт указал на пол перед собой. Его взгляд потерял всякое выражение, остекленел и стал холодным, как у волка.

Гроу почувствовал, что Хэдж потерял контроль над языком. Он выплюнул:

– Катитесь в пекло.

– Фидс!

Гроу среагировал на голос Красного чуть быстрее, чем одноглазый наемник. Сдернув суму с золотом с плеча, он швырнул ее в арбалетчика. Боец отлетел к стене и осел на сундук. Сумка лопнула, по полу веером разлетелись золотые пластины.

Пользуясь всеобщим изумлением, Гроу бросился к одноглазому и пресек попытку выхватить из ножен меч. Его пальцы впились в мускулистую кисть. Гроу рванул на себя. Рука противника переломилась с гулким треском, как сухая ветка. Кожа лопнула и выглянула кость. Из раны хлынула кровь, густая и горячая.

Люди вокруг стали удивительно медлительными.

Гроу повалил здоровяка на стол. Его лицо оказалась рядом с посиневшей головой Эффира. Рядом заметались огни свечей.

Комната взорвалась от криков.

Гроу выхватил испуганный возглас Хэджа и краем сознания понял, что зашел слишком далеко. Но ему легче было остановить летящую с горы колесницу, чем собственное тело. Сердце наполнилось сладким чувством, схожим с возбуждением. Нужна была кульминация. Растворившись в своих ощущениях, Гроу вонзил осколок выпирающей кости здоровяку в вытаращенный глаз.

Вышло чудесно. Глаз лопнул, как яйцо, а сам воин дернулся в судороге и замер.

Потеряв к здоровяку интерес, Гроу вспомнил, что не один, и выпрямился.

Место Жерта пустовало. За спинкой кресла мелькнула русая макушка Миртле.

Красный остановился у окна в окружении ошалевших воинов и вскинул арбалет. Все уставились на Гроу так, словно он отрастил рога или вторую голову. А может, так и было. Одна его часть присоединилась к общему испугу. Вторая хотела продолжения и потянулась к подсвечнику. Хэдж выставил руки, но не успел ничего сделать.

Ш-ш-ших!

Слух резанул тонкий свист. Гроу выставил руку, почувствовал гладкий черенок между пальцев и стиснул кулак. В руке замер арбалетный болт. Свидетели нечаянного трюка застыли с вытянутыми лицами.

Это не удача, твари. А помощь предков. Он больше не хотел сдерживать негодование и злобу. Перехватив болт, Гроу бросился на Жерта и, выбив из его рук арбалет, отправил стрелу в глотку. Она вошла легко и так же легко скользнула обратно. Другой рукой он ухватил за кожаный жилет оторопевшего наемника, рванул на себя и вбил стрелу ему в левое ухо. Наконечник обломился. Сзади Хэдж перевернул стол и использовал его как щит. Двое наемников бросились к окну, но, не желая пропускать друг друга, сцепились около узкого проема.

Гроу прыгнул на кресло и посмотрел вниз – на Миртле. Барон поднял голову и раскрыл рот, но вместо крика из глотки вырвался хрип.

– Стой! – Крикнул Хэдж. Но Гроу сейчас слушал только голос совести. И она шепнула: «За предательство и убийство члена Совета полагается смерть!»

Гроу спрыгнул на Миртле, как леопард на антилопу. Вцепился в изящную голову, напряг мышцы и услышал хруст. Череп сдавило, но он не раскололся. Тогда Гроу перехватил дергающегося и хрипящего барона за затылок, прижал к себе и резко повернул его голову в сторону. Испачканные кровью пальцы запутались в мягких кудрях.

Гроу вытер о них руку. Затылок вспыхнул болью. Голову словно ошпарило кипятком. Он вздрогнул и захотел обернуться, но тело стало ватным и непослушным. Логово Красного отдалилось. Уткнувшись в плечо Миртле, он скосил глаза и попытался увидеть обидчика. Перед глазами затанцевали разноцветные искорки и медленно потухли. Веки налились тяжестью. Хрипло застонав, Гроу закрыл глаза.

Глава 2

В шахте воняло мочой, потом и копотью. В воздухе висела пыль, и тусклый свет факелов превращался в кровавое месиво.

Кляц… кляц… кляц…

Стены гудели от глухих монотонных ударов железа о камни, звенели цепи и бряцали кандалы. Рабы, черные от копоти, отчаянно кашляли, плевались кровью, но не смели остановить работу. Их тени напоминали высушенных богомолов, карабкающихся по багровым стенам в поисках выхода из душного каменного мешка.

В тоннель вошел длинный, как змей, надсмотрщик. Скривившись, он прикрыл лицо тряпкой. На поясе, сплетенном из кожаных шнуров, блеснула металлическими скобами палка. Змей тряхнул деревянной тарой с мутной водой и пристроил ее у стены под факелами.

Энже сглотнул: у него, как и у других каторжников, от жажды жгло горло и сворачивало внутренности, но разрешения напиться надсмотрщик не дал. Вместо этого он пролаял:

– Хей, катх!

Энже почувствовал на себе взгляд, но не обернулся. Катхами на рудниках звали смазливых рабов. К общей беде на рудниках не было женщин, и в силу вступали правила, за которые вне каторги элраятских мужчин четвертовали.

Прицелившись, Энже представил перед собой макушку Змея и со злостью вонзил кайло в трещину между камней. В лицо дыхнула красная пыль. Удар отдался болью в руках и пояснице. Заныли и задрожали мышцы на спине. Проглотив стон, он высвободил тяжелое орудие и пошатнулся.

Обычно дети его возраста трудились на поверхности: они мыли и дробили в ледяном ручье камни и развозили в тачках бруски для укрепления стен. Но Энже был особенным рабом – ребенком кровных врагов, – и за три месяца его еще ни разу не выводили из тоннелей.

Голос элраята зазвучал за спиной совсем близко. Из незнакомых гортанных звуков он разобрал только «маленький катх». Энже стиснул кайло, хоть понимал, что не может противостоять взрослому мужчине. Разве что вонзить зазубренный инструмент в ногу.

– Дра, катх.

Этот приказ он знал. Змей велел оставить работу и развернуться. Энже подчинился, его заколотило, но не от страха:

– Я Энже. Энже Рамилан Серебряный.

В тоннеле смолкло бренчание цепей и кашель. Надсмотрщик взглянул так, как ни один человек не должен смотреть на другого, и ткнул палкой в грудь. Узкие скулы заострились:

– Катх!

– Я Энже, – голос Энже захрипел и сорвался, – Энже Рамилан. Одиннадцатый по крови наследник…

Лицо Змея исказилось, словно в его тело разом вселились все подземные духи. Он размахнулся дубинкой. Следя за ее полетом, Энже не успел отвернуться. Удар пришелся в левую скулу. Перед глазами мелькнула белая вспышка. Упустив кайло, он рухнул на камни. Левый висок дернулся и по лицу побежала горячая кровь. Он попытался нащупать свое орудие, но элраят рванул за предплечье вверх. В груди стало пусто, как в кувшине без дна. Мысли сделались короткими и простыми. Да или нет – Энже или катх? Заорав, он выгнул шею и вгрызся зубами в жилистую кисть Змея.

Рот наполнила кровь. Надсмотрщик взвыл и ударил палкой по спине. Энже не разжимал челюсти. Скулы и шея окаменели. Следующий удар пришелся в левое ухо. Он почувствовал под собой камни и понял, что упал. Само падение стерлось. Змей, подвывая от боли и ярости, схватил его за ноги и потащил из каменного мешка в коридор.

Энже выплюнул чужую кожу и заорал. Кровь застряла в горле и теперь потекла через нос. Он схватился за острый край валуна, уродливым клыком выпирающий из стены. Пальцы скрючились в судороге и разжались. Змей даже не заметил сопротивления. Рабы испуганными крысами вжались в стены и закрыли руками головы.

Спустившись на ярус ниже, в ту часть шахт, где работы давно прекратились, он швырнул Энже в яму с экскрементами и следом бросил увесистый камень, который плюхнулся рядом и не причинил вреда. Змей издал гневный разочарованный рык и, припав к краю, проорал несколько коротких фраз.

Барахтавшийся в вонючей жиже Энже не вслушивался. Он нащупал утонувший камень ногами и взобрался на него. Разум замер, остались одни инстинкты. Обидчик исчез. Возможно, пошел искать новое оружие. Энже приник к склизкой стене и зажмурился.

* * *

Юноша не мог открыть глаза. Попробовал пошевелиться, тело не послушалось. Тьма вокруг слилась с темнотой в голове. В ушах неприятно зазвенело.

«Кто я?»

Память подсказала – Энже. Энже Рамилан Серебряный. Герцог Виона.

Верно…

Энже дернул руками, они оказались связаны.

«Где я?»

Ответ пришел мгновенно – на каторге…

Перестало хватать воздуха. Энже вспомнил, как иноверцы вытащили его из вонючей ямы и заколотили в ящик за нежелание откликаться на унизительное прозвище. Они оставили его в холодной темной пещере. Так поступали с самыми агрессивными рабами в назидание другим.

По телу пробежала волна судорог. Энже хотел крикнуть, но глотку сжало, и язык одеревенел.

Жгучий холод проникал до самого дна души, в нос въелся запах плесени и тухлых яиц.

Он мысленно твердил: «Нет… это происходит не со мной. Я не там… не там!»

Перед внутренним взором замаячили огромные кроваво-оранжевые валуны с желто-серыми прослойками. Мучительное удушье вытеснило все мысли, на глаза навернулись слезы. Задыхаясь, он попытался открыть рот, но понял, что челюсти уже разжаты, а зубы вонзились в нечто твердое. Кляп? Он заставил себя вдохнуть глубже. Это оказалось так же сложно, как вдохнуть под водой, но легкие медленно раскрылись.

Тело вздрогнуло, словно проснулось, и задрожало. Слезы покатились к вискам. Гроу встряхнул головой, она отозвалась гулом. До слуха донеслось пение жаворонков, с приятным щебетанием птиц вернулись и воспоминания. Они заполнили голову, как теплая вода кувшин. Каторга, жизнь в Элрае, работа вышибалой у элраятских купцов, возвращение домой. Черная Межа… было ли что-то после? Где Хэдж?

Внутренний собеседник не ответил, но и веры ему не было. Гроу только что называл себя прежним именем. Энже Рамилан… Священное, ушедшее в тень имя. Он сможет вернуть его, только когда сомкнет руки на шее дяди и выдавит из него признание.

Пол дрогнул и качнулся. Заскрипели плохо смазанные колеса. Гроу понял, что лежит в движущейся повозке и разлепил веки. Взгляд встретился с плывущей темнотой. Он ничего не смог увидеть из-за плотной льняной ткани, закрывшей от посторонних глаз его и знакомые тюки с элраятским товаром. По складкам ткани пробежали блики от солнца.

Он вспомнил, как перевернул стол, обороняясь от трех крепких наемников, и по полу растеклась медовуха. А рядом корчился и хрипел Красный Жерт, пачкая ковер бордовой кровью. Воспоминания не объясняли нынешнее положение, разве что головорезы одержали верх. Но почему в таком случае он еще не болтается на веревке? И где Хэдж? Где сумка с едой?

Последняя мысль вытолкнула все остальные. Он мог перенести все, но не голод. Дух голода – безупречный убийца, он много раз видел его работу, уважал и не забывал приносить ему дары.

Почувствовав, что память встала в оборону, Гроу отступил и прислушался. Если, кроме лошади, тянущей повозку, и извозчика, кто-то был рядом, то вели себя похитители очень тихо. Сосредоточившись, он различил шаркающую поступь еще одного коня. А значит, обоз не сопровождал большой отряд и ехал он по пустой дороге. Гроу осторожно пошевелил затекшими руками и попробовал покрутить кистями. Обидчики связали надежно. Стянули с него перчатки, а между запястий проложили ткань. И кто в Черной Меже мог так о нем позаботиться? Разве что Гроу связал себя сам.

Упершись щекой в пыльное дно повозки, он попытался выплюнуть кляп. Конечно, не для разговора: беседовать с извозчиком было опасно. Но сейчас в его арсенале оставались только зубы, и выбирать не приходилось. Челюсти заныли, на лбу от усилий выступил пот. Кляп тоже оказался закреплен на совесть.

Телегу тряхнуло, справа послышались глухие звуки, словно перекатилось несколько камней в накренившейся бочке. «Свечи», – понял Гроу. Из земель иноверцев Хэдж захватил для вионских храмовников пару сотен свечей. Вот только запасаться надо было не дарами, а хорошими клинками. Воск и заморский шелк сейчас казались особенно бесполезными.

Гроу уперся затылком в шершавое дно телеги и перевалился на другой бок. Ноги тоже были разуты и связаны. К горлу подступила тошнота. Он с трудом проглотил вязкую слюну и отдышался. На ум пришла запись в будующей летописи: «Принц прошел через каторгу, несколько раз избежал смерти, но в итоге захлебнулся в повозке собственной блевотиной…»

Гроу хмыкнул и согнул ноги. Он решил сползти вниз и вывалиться из повозки. А что потом? Эту мысль он отбросил.

Справа донеслись звон сбруи и лошадиное фырканье.

– Стойте! – мужской голос звучал устало, но спокойно и уверенно. Так мог обратиться к извозчику постовой или всадник, стерегущий дороги. Патрульных рыцарей в Вионе называли доры, так как им полагался короткий меч дорнак.

Гроу замер вместе с повозкой.

– Что везете?

– Товар.

Он узнал хриплый голос Медведя и вгрызся зубами в кляп. В жилах закипела кровь, а к горлу подкатила желчь.

Послышался еще один, молодой голос:

– Что-то выглядите вы, э-эм, помято, господа?!

– Погоди… – Первый помедлил и спросил, медленно цедя слова: – Что за товар, Медведь? И где ты раздобыл эту… клячу?

– Слушайте, я две ночи не спал. Дайте проехать.

– Не торопись, – старший заговорил быстрее и тише. – Передай сэру Красному, что пеня удваивается. Да-да. Решили, бароны подарили вам земли? Помяни мое слово, скоро ваши башки́ будут висеть на оружейной башне. Ну что набычился? Не слыхал о псах, покалечивших рыбаков в Лунной гавани? Нет? А всадников-грифоносцев не встречал ночью, пока честно трудился? Ты думаешь, я спал? Сидел в сторожевой, смотрел, как к воротам люд тянется, вопя то «иноверцы напали», то «разбойники захватили бухту!» Вы там, в вонючей Меже, очумели все?

– Я ничего не слышал, родом клянусь. А чернь… им много не надо, волк на горе завоет – к войне готовиться. Про пеню передам.

– Не торопись, говорю. К вечеру дороги перекрывают. Так что, куда бы вас ни несло, поворачивайте.

– Перекрывают? – Медведь осип. – С чего вдруг?

– Праздник Троих, бездушник! – зазвенел молодой голос – Уважайте, если не своих, то хотя бы наших предков и… не показывайтесь в городе. Слышишь, Медведь, держитесь на расстоянии семи полетов стрелы от города и священных капищ!

– Погоди, дор. – Гроу услышал хриплый голос Хэджа и затаил дыхание. – Ишь, какой болтливый. Вас из философских школ, что ли, теперь набирают? Мы и везем воск в храм на праздник. Славного покоя вашим и нашим предкам, кстати.

– Э-э-э… воск? – в голосе юноши прозвучало удивление. Повозку тряхнуло.

– Ну да, – голос Хэджа прозвучал над головой, и Гроу услышал шуршание совсем близко, там, где стояли бочки. – Вот, нюхай, чистый мед. Держи, девице подаришь.

– Ну и ну. Вы? И в храм? – В голосе второго мужчины прозвучало раздражение. – Скорей свинья пойдет в баню. Не похоже на свечу это, не бери, Арон. И пахнет как какая-то ересь. А ну показывайте, что в повозке.

Гроу почувствовал движение ткани и сжался. Покров дернули, и он, хлопнув на ветру, слетел. Глаза резануло солнце. Щурясь, он увидел вытянутое лицо рыцаря, украшенное седыми, пышными усами. Густые брови дора взлетели вверх:

– Это что за пес?! А, Олд?

– Наш товарищ.

Услышав голос Хэджа, Гроу приподнялся и замычал.

Барон помог выплюнуть кляп:

– Давай, оживай. Ночью пил, как караван верблюдов, – он перевел взгляд на дора: – а когда вино плещется у кадыка, всякий дуреет, верно? Ну, что молчишь, смутьян? Скажешь рыцарю чего-нибудь, или тебя здесь оставить?

Гроу сел на колени и закачался, как младенец. Голова закружилась, а челюсти, уставшие от кляпа, не желали шевелиться. Желудок скорчился, он наклонился к краю повозки и выплюнул горькую желчь.

– Да что за день? – Рыцарь погладил усы и отступил. С ним поравнялся юноша с карими блестящими глазами. Гроу дал ему не больше, чем себе. Но по всему было видно, что юнец никогда не принимал участия ни в чем, рискованнее охоты на белок. Молодой стражник скривился:

– Опусти глаза, бесправник! Дальше поедешь в кандалах.

– Погодите, – Медведь спрыгнул с повозки и протянул усатому золотой перстень. – Вот, за беспорядок, – Гроу узнал украшение Красного Жерта: – Мы в бухту, а не в город, – Медведь вложил перстень в ладонь рыцаря и указал на Гроу, – а этого… хотите – забирайте, только дайте груз отвезти. Еще одно… там за нами может несколько человек из Межи ехать, вот им в бухту не нужно…

– Удивительный ты человек, Медведь, – усатый сунул украшение в мешочек на поясе, его глаза заблестели. – Вроде понятливый, и отец был славным грумом. Открыл бы харчевню, детей наделал. А так… Смотрите, в город не суйтесь и… дружка своего, того, спрячьте. Только не под городскими стенами! Не хватало мне еще…

Гроу скрипнул зубами, челюсти ответили болезненным спазмом.

– Ложись, пьянь! – Медведь толкнул его в грудь и набросил ткань. Повозка качнулась, щелкнули поводья, и лошадь тяжело взялась с места.

Выждав, Гроу перевернулся на бок и дернул веревки. Скрученный джут затрещал, но не поддался.

– Хэдж? – голос сорвался.

– Лежи тихо. Впереди люди. Химеры низа, выколите мне глаза, кого я только что увидел? Седой и молодой, – Хэдж вспомнил веселую сагу о двух непутевых воинах, проспавших отступление и потерявшихся во вражеских землях, – если бы не гербы на пряжках, вылитые шуты. Родные земли я узнаю, а где прежние люди? Воистину, каков лидер, таков и народ. Пайрон наверняка закрылся в замке и не кажет носа – он всегда панически боялся рахо.

– В замке отсиживается не только герцог, но и вся знать, – угрюмо фыркнул Медведь. – Нету прежнего Виона, барон, скоро ты соскучишься по элраятам и станешь искать корабль. Только все боятся элраятов и далеко в море не выходят.

Последнее Гроу не удивило. Элраяты согласились везти их в земли кровников, только когда узнали, что водные границы герцогства остались без защиты. Кто-то распространил слухи, что рахо разорили священные земли и ослабили рыцарский орден. В прежние времена ни один элраятский капитан не рискнул бы отправить судно в земли кровников даже за караван верблюдов, навьюченных золотом.

Услышав пение селянок и звук дудочки, Гроу напрягся – он не мог понять, где едет повозка. В детстве он часто покидал крепость вместе с отцом и выезжал в карете через город прямиком к священному озеру или гавани. К счастью, рахо никогда не появлялись у святых капищ и моря, иначе его путешествия ограничились бы походами на городские ярмарки.

Основные дороги выложили бутом еще в правление деда Гроу, и охраняли их знатные рыцари высшего ордена. Но сейчас они ехали окольными путями: меж двух невысоких холмов по земляной дороге. Телега то и дело подскакивала на мелких рытвинах.

Голоса отдалились. Их сменил скрип, ткань снова приподнялась, и Хэдж поднес к лицу Гроу деревянную баклагу:

– Глотнешь?

В нос ударил запах пива, он показался мерзким. Гроу сморщился:

– Развяжи.

– Взгляд вроде осмысленный, – присмотрелся барон. – Песнь Домерона задом наперед расскажешь?

Песнь содержала две тысячи строк. А барон выглядел как мертвец, пришедший по зову потомков. Гроу заметил на его скуле порез и припухлость. Память выплюнула смутный фрагмент, как волна выбрасывает на берег комок грязных водорослей: все тот же дом в Черной Меже. Вот Хэдж схватил стул и припер им скалящегося воина к стене. А Медведь, оказавшийся на пути у Гроу, с криком бросился к окну, загребая под себя лежащую на полу волчью шкуру, но не смог протиснуться в узкую раму.

Воспоминания прервал испуганный рык Олда:

– Хэдж, нет! Не знаю, кто это или что… но… тронешь его, клянусь, я тебя… вас обоих выкину из повозки.

– Клятвы твои немногого стоят, – Хэдж вытащил нож. – Подумай, много у тебя перстней? Или теперь в Вионе заведено связанных людей с собой таскать?

– Я в себе… владею собой, – язык у Гроу еле шевелился.

– О владении собой мы еще поговорим, – Хэдж достал кинжал с загнутым лезвием и качнул головой.

Гроу развернулся, подставляя кисти. Барон вспорол верхний узел и опустился на бочку.

Освободившись, Гроу закрутил кистями. Плечи запульсировали и налились тяжестью, на коже остались красные полосы от веревок. Костяшки выглядели так, словно он пытался пробить кулаком чужие ребра и добраться до сердца. А может, так и было.

– Как мы выбрались?

– Я так скажу… Кажется, в Вионе появился человек кровожаднее Красного Жерта… – Хэдж с силой потер глаза, зажмурился и подставил изможденное лицо солнцу.

Гроу заметил, как Медведь положил под руку топор. Этот жест ему не понравился. Развязав ноги, он нашел сапоги между двух ящиков со специями. Теперь от них пахло перцем и корицей. Справившись с ремнями на голени, Гроу задержал взгляд на уродливом коне. Животное загребало копытами и мерно качало несуразно большой головой.

Все-таки славно, что Хэдж успел прихватить коня и груз, интересно, как разбойники отпустили их живыми и на кой бес с ними увязался Медведь. Но начать он решил с более насущного вопроса:

– Зачем нам в бухту?

Между бровей у Хэджа пролегла морщина:

– Там есть понятливые купцы. Сбросим товар, если предки допустят, и оценим обстановку. Об остальном я не готов сейчас говорить.

– Еще и каторжник, – буркнул Медведь, упершись взглядом в двух перекрещенных змей на правом запястье Гроу. Клеймо каторжника на загоревшей коже смотрелось особенно впечатляюще. Змеи казались почти белыми и объемными.

Хэдж пошарил в поясной сумке и протянул Гроу перчатки, а после кивнул на холмы справа:

– Олд, за той седловиной поселок был с харчевней, где понимающие хозяева, – «Три дуба». Она цела? Я злой и голодный. Эх, вот за морем умные бабы, они никогда не пристанут к мужчине с разговорами, если тот ничего не ел. Нам всем стоит у них поучиться. Говори, Медведь, цела харчевня или нет?

– Ей-то что будет? Это нас вздернут или бароны, или наемники. Вы не понимаете, что натворили? Какой шум поднимется теперь из-за смерти Жерта?

– Умер и умер, – Гроу вскинул подбородок. – А ты зачем потащился с нами?

– Я тебя, беса, привез к Жерту. Кто будет разбираться, умышленно или нет? – прорычал Медведь и выругался.

– Вот именно, ты привел нас на бойню. Напомни, почему я оставил тебя в живых? – Голос захрипел, Гроу кашлянул в кулак. Скулы вспыхнули от боли, и ораторствовать все еще было сложно.

– Я привел туда, где вас, осел, не схватили бы доры. На свою башку…

– Господа, – вклинился Хэдж, – умолкните. Дайте подумать.

Гроу сжал губы. Нужно попасть во дворец, срочно. Устроить бучу, воззвать к рыцарям, воспользоваться тайными ходами, что угодно… Такой план казался единственно верным. Наконец-то он посмотрит в глаза дяде и протолкнет все его долговязое тело через золотой обруч короны. Благо, в священных землях герцогов короновали, и им полагались все атрибуты правителей. И почему Пайрона можно убить только один раз?

Мышцы зачесались, Гроу не мог больше ждать.

– Нужно в крепость. – Он прямо посмотрел на Хэджа. Барону не требовалось объяснять зачем. – И тебе тоже. Забудь про товар, у нас нет времени.

– В крепость? – Медведь злобно усмехнулся. – Ну попробуй, умник, там любят беглых каторжан, косящих под элраятов. Только барона не ввязывай.

– Так, господа, – В осанке Хэджа появилась баронская стать. Но в следующее мгновение он поморщился и ссутулился. – Остановимся в «Трех Дубах». Прихвостни Красного в село не пойдут, верно? А нам нужно помыться, побриться, опохмелиться. И необязательно в этом порядке. Остальное решим, когда снова почувствуем себя людьми.

* * *

Гроу никогда не бывал в харчевнях. За морем простые люди ели под навесами, прямо на пыльных улочках. А в сезон песчаных бурь или, как говорили сами элраяты, сухих дождей, все ютились по маленьким глиняным лачугам. Таков был указ императора, опасавшегося скопления людей разных сословий и каст в одном месте. И Гроу, успевший застать десяток кровопролитных восстаний, понимал их правителя. У иноверцев в жилах текла горячая кровь. Они считали, что их прародители вышли из чрева вулкана.

Вионцы же, положившие род от вольных земледельцев и паломников, пришедших в священные земли в поисках истин, были спокойны и вдумчивы. Гроу запомнил слова учителя по военной науке: «Возьмите на вооружение, принц, люди в Вионе по большей мере ленивы. Их сложно заставить воевать. А собрав в поход, убедить поднять оружие. Из десяти лучников у робкого командира будут стрелять только пять, и двое из них – поверх вражеских макушек. Если бы не рахо, вынуждающие герцогов содержать рыцарские ордены, и не наши одаренные оружейники, мы бы уже давно жили под элраятами».

Тогда Гроу только начинал погружаться в науку править и не мог понять, отчего это вояка так сокрушается. Вион не военный лагерь, он священен и находится под защитой душ великих первопредков. Люди во все времена приезжали в герцогство за исцелением. Гроу чувствовал на плечах ответственность и готовился протягивать руки каждому нуждающемуся. Так поступал отец.