Кащеева цепь – Михаил Пришвин

1. Интеллектуальный, философский роман – редкость в нашей литературе. Та самая проза, что не просто «требует мыслей и мыслей», а щедро их дает. Наша «Волшебная гора». 2. Увлекательный сюжет. Роман-матрешка, где умещается сразу несколько романов: психологический роман, роман воспитания, о поиске себя и своего призвания, роман о русской революции, роман-путешествие, роман-миф и, конечно, история любви. А еще это автобиографический роман, причем гг тоже Миша.3. Чудесный главный герой! Фантазер, романтик, не просто самостоятельно думающий, но и активно действующий. В детстве организовал путешествие в Азию – и довольно далеко мальчишки уплыли на лодке, прежде чем их вернули («ехали в Азию, попали в гимназию»). В молодости идет в революционеры и год проводит в тюрьме, за перевод марксистской литературы с немецкого. А чтобы не сойти с ума в одиночной камере, придумывает себе «внутреннее путешествие» на Северный полюс. 4. Оригинальная романтическая линия. К политическим приходили на свидания незнакомые девушки-«невесты», и вот такая незнакомка под вуалью посетила Алпатова. Выйдя на свободу, он отправляется в Берлин – но не только получать университетское образование, но и искать свою «невесту». И начинается еще одно путешествие: стоит напасть на ее след, как оказывается, что девушка уехала еще куда-то – и он мчится за ней по всей Германии, из города в город. 5. Тем, чье знакомство с этим автором остановилось на рассказах для детей, читать обязательно! Русская литература богата, а удается, как правило, познакомиться с самыми-самыми хрестоматийными произведениями. Как жаль, что Пришвин относится к нераскрученным именам! Ярлык «про природу» сильно ему повредил. О грандиозных дневниках, которые он вел всю жизнь, я уже писала. Несколько цитат для знакомства с авторским стилем и мыслями

«Весь огромный музей предстал Алпатову как воспоминание сказки, и чудом казалось, что ту же самую сказку переживали все художники с далеких времен. И он шел из одной залы в другую очарованный и как бы пьяный от постоянных рассказов в красках и линиях одной и той же своей собственной сказки».«Я прихожу к заключению, что в последнем, современном, культурном человеке скрывается тоже как творческий фактор и весь дикарь прошлого, и весь романтик знания и чувства. Вот почему, зная в себе хорошо и дикаря, и алхимика, и романтика, я никогда не вздыхаю о прошлом и не зову с собой никого идти в дикари, в мужики, в алхимики и рыцари: все прошлое все равно и так с нами непременно живет». «Я знаю, радиоволны ничего не имеют общего с живыми чувствами и мыслями, исходящими от человеческой личности, но подобие радиоволн с нашими внутренними велико, оно наводит на мысль: углубляя наши знания внешнего мира, мы так близко подойдем к нашему внутреннему, что когда-нибудь и о себе сами вдруг догадаемся. И только тогда, мне кажется, мы будем сознательно и вполне безопасно для себя заниматься науками и пользоваться законами природы для себя самих».«эта страшная русская жизнь, где всю молодость отдают идее, где с презрением относятся к своему телу и даже не украшают его красивой одеждой». «ведь и тростинка в русском потоке не напрасно мерно склоняется, шевелясь в струе, тоже и она отмечает, сколько прошло русской воды в общий поток».

В моей школьной программе Пришвин конечно же присутствовал, но не вызвал энтузиазма, и вот, я попыталась дать ему второй шанс. Меня что тогда, что сейчас, больше интересует интереснейшая тема межличностных отношений – люди умудряются все так завертеть и запутать в жизни, что ни один автор не придумает нарочно, и это необычайно затягивает. А вот фанатичное описание природы, поклонение флоре и фауне, помноженное на философию не находило никогда глубокого отклика в моей душе. Возможно еще не доросла, но образно – чем читать про небо над Аустерлицем и известный дуб, я прочту пару томов про жизнь и переживания Наташи Ростовой. Но вернемся к Пришвину. У него странная и чем-то даже любопытная судьба – помещичьий сын, как бы он не принижал этот факт, из купцовской семьи, в борьбе пролетариата не был смят революционной волной, а вполне себе неплохо смог обустроиться.

"Кащеева цепь" – роман автобиографический, а значит, заведомо романтизированный и вычищенный. Название весьма символично и разъясняется по ходу чтения. Пришвин, он же Аплатов, будет являться героем нескольких историй, из которых и состоит роман. И не сказать, что это цельный и сбалансированный набор историй – они скорее рассказы, даже очерки. Потому как иногда это небольшие зарисовки каких-то ситуаций без завершенной и цельной фабулы. Так что стоит настроится на ступенчатое и не всегда гладкое повествование, объединенное временными отрезками., цепляющимися друг за друга как звенья цепи. Вот маленький Курымушка познает мир, утыкаясь в разные социальные непонятности и человеческие сложности, вот гимназист Алпатов рыдает от несправедливости учителей (сильно преувеличенной на мой взгляд, сам виноват не меньше – задали, не ответил, учитель соответственно оценил на единицу, и конечно же учитель несправедлив; или нахамил – выгнали-опять несправедливо и т.д.), вот уже «сиделец»-юноша, трагический переводчик с немецкого…

И что мне показалось, так это то, что подача очень неискренняя, когда за каждой сценой кроится оглядывающийся вокруг человек. И мысль, которая стоит за чтением – что он хотел сказать таким сценарием – не покидает, не давая погрузиться в саму историю. Нет-нет, да и проскользнет что-то живое, когда автор забывается или думает, что рассказанное никак не будет с негативом оценено (что особенно видно в мальчишеских проказах) современниками, а потом -ах, и вновь все идет по идеологическим рельсам… Возможно я пристрастна, но ощущения легкости и честности не получила. Все какое-то зыбкое, акцентировано «ребят, я свой, почти пролетарий, я за это боролся, никогда не поддерживал буржуев, я совсем не кровопийца-помещик, я такой же как вы…». Миша Алпатов, альтер эго Пришвина, периодически вызывал своим поведением, мышлением и характером вопрос – как такой нескладный, непонимающий, неразвитый и негибкий человек вообще выжил в таком сложном социуме, да еще и стал писателем? Человек, который воспринимает все слова, фразы, идиомы буквально, пытаясь разобраться невовремя и не чутко – вот как? Для кого-то это признак мечтательности героя, философского погружения в коммуникации старого мира, но мне показалось это чрезмерно утрированным. И вроде тут больше про людей, чем про пейзажи, но все равно у меня не сложилось.

В одном из «звеньев» встречается такой диалог героя со свои дядюшкой, вот он меня зацепил. Интересная, прагматичная и жизнеспособная концепция существования без глубокий мудрствований:

– Вот еще! Ты заметь себе правило в жизни и заруби это себе на носу: никогда не становись на второе место. Понял?

– Понял, дядя, и это мне нравится. Но что, если не придется на первое?

– Тогда живи дураком и подчиняйся умному. Еще надо тебе знать, что тише едешь, дальше будешь – от того места, куда едешь. Понял?

– Понял, дядя.

– А еще – и самое главное: не пей из колодца – пригодится плюнуть. Понял?

– Нет, не понял.

– Поживешь и поймешь, теперь ты только запомни, что тебе дядя говорил: не пей из колодца – пригодится плюнуть.А последовал ли этим советам наш герой вы сможете подумать, изучив «Кащееву цепь»))

Мучила я эту книгу почти месяц. Почему мучила? Вроде и слог не особо тяжелый, и почерк всем знакомого Пришвина угадывается неплохо, но все же мне пришлось почти буквально продираться сквозь повествование, а некоторые моменты перечитывать не по одному разу, чтобы вникнуть в суть. Как будто книга оправдывала свое название и моментами висела на мне мертвым грузом, который невозможно было снять.Но неделю назад перевернула наконец последнюю страницу. И что удивительно, она не оставила после себя тягостного впечатления, всего лишь небольшую усталость (не в плохом смысле). Как понятно из многочисленных кратких аннотаций, это не биография в чистом виде, а вполне себе художественное произведение, как бы сейчас сказали, «основанное на реальных событиях». Другими словами:

"…отдаешься одной правде – вымысел напомнит о себе, забудешь правду в вымысле – она постучится".

Так и в «Кащеевой цепи». Особенно это заметно в первых частях произведения, посвященных детству главного героя – Курымушки. Там детские фантазии, народные суеверия и авторский вымысел настолько тесно переплелись с реальностью, что порой становится не по себе. Когда я читала главу, посвященную кровавому гусаку, даже дрожь пробирала, а уж когда ставила себя на место маленького ребенка 6-9 лет, то понимала, что тут любой хоррор-фильм по своему воздействию на психику отдыхает.Открытием стали главы, посвященные отрочеству и учебе в гимназии Пришвина-Алпатова. Странно думать, что человека, творчество которого будет стоять на самом видном месте в программе начальных классов и чьи рассказы считаются чуть ли не главными «воспитателями» любви к родной природе, могли исключить из гимназии, да еще и с волчьим билетом. А его мечты и желание во что бы то ни стало убежать в загадочную Азию напомнило «Двух капитанов» и побег Сани Григорьева в загадочный Туркестан. А вот описание молодости и поисков жизненного пути Алпатова дались очень тяжело. Не из-за слога, а из-за того, что можно назвать социальным и бытовым фоном: предреволюционная эпоха, брожение умов, «витание» идей в воздухе и все такое прочее. В общем, для меня, как человека, который любит историю, но на дух не переваривает именно этот период времени, было тяжко. Наверное, нужно было либо родиться именно тогда, либо относиться к тем событиями с беспристрастностью историка, но я не понимаю благоговения перед Бебелями, Марксами, Либкнехтами и так далее. Тот же Алпатов: год тюрьмы из-за приверженности идеям, которые он сам до конца не понимал, непонятные метания за девушкой, которую видел единожды в жизни сквозь тюремную решетку и вуаль на лице (хотя Пришвин все-таки отдает отчет, что это юношеский максимализм), поклонение перед социал-демократами и тем, как даже «извозчики там читают форвертс» и так далее. И все это в двадцать с лишним лет. Хотя под конец я себя все-таки утешила, потому что сам автор выразил мысль, которая вполне себе объясняет его выбор жизненного пути:

"В молодости, бывало, споришь и дерешься из-за того только, что мысль, за которую держишься, не своя. И другой, кто спорит с тобой, тоже за чужую мысль стоит".Искренне советую до или после чтения «Кащеевой цепи» (а лучше и до, и после) прочитать статью Вадима Чувакова «Вместо преамбулы». Очень помогла мне воспринять произведение цельно и чуть лучше понять его, т.к. собственных фоновых знаний мне для этого, увы, не хватало.