Иван Зенкевич
Сталкер. Рагна́рёк районного масштаба

Пролог

Оно неслось по полям. Мощное мускулистое тело перелетало в огромном прыжке мелкие болотца и ручейки. Деревца, случайно подвернувшиеся на пути, ломались и с прощальным жалобным треском падали на землю. Но это были единственные звуки, оно умело двигаться очень тихо и незаметно, умело атаковать стремительно и фатально. Но сегодня в движениях существа чувствовалась нервозность, и, если кто-нибудь смог бы увидеть великого охотника, он бы сказал, что охотник стал добычей. Охотник убегает. Нет, это не паническое бегство, но отступление. Километры пропадали под огромными прыжками. Мелкая зональная фауна на ментальном уровне понимала, что лучше не попадаться на пути загнанного в безвыходное положение существа. Даже вальяжные с первого взгляда кабаны, практически неуязвимые многотонные монстры Зоны, как испуганные поросята, повизгивая, разбегались в разные стороны. Кто не успевал – получал сполна. Мощная лапища как бы мимоходом разрезала огромными когтями шкуру. Оно не хотело убивать, оно хотело сеять хаос и панику. Волны ужаса расходились от монстра, и туповатые мутанты, поддаваясь убийственному чувству, вовлекая все новых и новых особей, начинали ломиться подальше от центра Зоны. Это был исход. За несколько часов безостановочного гона монстр поднял сотни мутантов, сотни мутантов подняли тысячи, тысячи – еще тысячи. Как брошенный с горы камень провоцирует обвал, монстр спровоцировал прорыв. Прорыв раньше срока, прорыв за полдня до Выброса. Это был нонсенс! Но монстр знал, что на этот раз Выброс будет необычный. Это будет репетиция апокалипсиса. И если он пройдет успешно, за ним последует финальный удар по миропорядку. Он тоже начнется раньше, ненамного, на пару десятков минут, но раньше. Это будет другой Выброс, который, рождаясь, сольется с истинным Выбросом и перевернет Зону. Монстр не хотел участвовать в этом, но все, что он мог, – бежать. Его братья, пытаясь противостоять новому порядку, или пали, или были захвачены. Он единственный из последних Перворожденных, кто хотел и мог противостоять психофизическим приказам, исходящим из Дома мертвых. Один из немногих, кто остался на свободе, и единственный, кто не хотел мириться, он страстно желал помочь всем, кто скоро умрет. Он знал, что есть еще существа, способные бороться, но монстр не знал, как с ними договориться. Поэтому он просто убегал к границам Зоны, где уже начинали оживать минные поля и пулеметные точки, где гудели тревожные сирены, где солдаты занимали свои позиции согласно боевому расписанию, а артиллерия расчехляла крупный калибр для работы по площадям. На Периметр лавинообразно накатывали мутанты, пытавшиеся прорвать человеческую линию обороны.

***

– Товарищ генерал, разрешите обратиться! – Адъютант стоял вытянувшись, всем своим видом показывая, что он скорее умрет, а генерала лишний раз не потревожит. Генерал любил таких индивидуумов. Они были глупы, но исполнительны. Виктор Андреевич Демент специально их подбирал и культивировал, создавая идеального исполнителя для своих нужд. И вообще он как старый контрразведчик все любил делать сам. Ну, если и не делать, то главные ниточки держать в своих руках и ни с кем не советоваться.

– Обращайся, Григорий, только быстро.

– Товарищ генерал, телефонограмма с заслона. Твари пошли на прорыв раньше обычного примерно на три часа. Силы коалиции подверглись атаке, но не как обычно по всему периметру, а направленно, как будто нож в оборону воткнули. Правда, за исключением Зоны спокойствия, она спокойна, – самому адъютанту каламбур явно понравился, на лоснящемся розово-поросячьем лице появилась улыбочка. – Атаке подверглась только часть периметра. Российская и германская линия обороны. Направление прорыва – от АЭС-Припять к заслону. Уже сметены несколько укрепрайонов. База ученых «Лубянка» блокирована, и с ней потеряна связь, но датчики жизненных форм базы успешно сообщают, что все живы.

– Каковы потери и какие блокпосты прорваны? – Если честно, ему было не очень интересно, что произошло с позициями войск, ему всегда было интересно, к чему это приведет. А почему это произошло, уже вопрос прошлого, а его, как известно, не вернуть. Но информацию надо знать полностью.

– «Кливины 5» держится, «Бовище 6» уничтожено полностью, «Рудня-Ильенецкая 7» поддержана огнем артиллерии и в данный момент находится под прикрытием, личный состав отступает к восьмой линии, – рапортовал адъютант, а генерал провел ладонью по лицу, как бы стирая усталость. Каждая цифра блокпоста – это число потерянных и вновь выстроенных укреплений. «Кливины 5». Пять! Значит, четыре безвозвратно разрушены. Номера растут везде и нигде не уменьшаются. А это значит, что и Зона растет. А за последний год Зона расширилась практически в два раза. Распухла на десять километров. Но, вот что удивительно, река Припять сдерживает рост. И Зона, как раковая опухоль, разрастается в противоположную сторону – в сторону Киева. В мысли генерала вновь прорвался бодрый голос адъютанта:

– Бойцы с «Глинки 3» перешли реку Уж и закрепились на высоком берегу. Мутанты в воду не полезли, но накапливаются. По ним работают «Грады» и минометы…

– Я понял, что дальше? Есть более интересная и существенная для нас информация? – Генерал знал, что, когда Прорыв закончится, а он всегда заканчивался, его спросят: «А почему вы, Виктор Андреевич, не сообщили о начале? Ведь у вас везде есть люди, и их обязанность – сообщать заранее о начале Прорыва». И будут срать на мозги и обвинять, что Зона разрослась по его вине.

– Да, товарищ генерал, есть: твари прут, а Зона не растет.

– Как это? – Сколько лет генерал служил на периметре, а такого не было. Зона всегда росла. Стоило тварюгам растоптать блокпост, разминировать своими телами минные поля, и Зона сразу же занимала отвоеванное. Занимала, но не возвращала. Поэтому и задача Заслона была – любой ценой не пропустить ни одну тварь на новые, здоровые земли.

– Сам не знаю. Ученые сообщают, что там, где произошел прорыв мутантов, аномальная энергия в норме. Можно, в принципе, начать контрнаступление, хотя бы до точки отступления, – и опять солдафон заулыбался, являя всему миру детские ямочки на щеках.

– И что командование? Приказало наступать? – спросил генерал, и адъютант утвердительно кивнул. – Но ведь через несколько часов Выброс! Солдаты что, кроты? В землю зарываться будут? – Генерал был, мягко говоря, изумлен, или нет, обескуражен тупостью ставки. Он понимал, что можно теперь отбить территорию. Солдаты успеют даже закрепиться, но потом грянет Выброс. Больше половины войск просто погибнет, а часть превратится в зомби. Но ставка есть ставка. Обосравшиеся тыловые жуки, для них солдат – это формуляр, где записано, сколько он съел и сколько расстрелял патронов, а если, не дай бог, погибнет, то не беда, на него можно много нужных в собственном хозяйстве вещей списать.

– Ладно, это лирика. Пусть сами решают. Что говорит агентура?

– Сообщают, что мутантов кто-то или что-то напугало.

– Мутантов напугало… – Демент как будто попробовал на вкус это словосочетание. – Напугало… Есть подробности?

– Никак нет! – отчеканил адъютант.

– Тогда свободен. Как появится для нашего ведомства что-нибудь интересное, сразу ко мне.

– Слушаюсь! – розовощекий, щелкнув каблуками, развернулся и вышел. Оставив генерала наедине с мыслями, которых было много.

Уже месяц или больше из глубины Зоны приходят сведения о каком-то копошении в Припяти и возле ЧАЭС. Но информация разрозненна, нет конкретики. «Монолит» якобы активизировал патрулирование территории и даже иногда стал проникать на территорию Долга и Свободы. Много стало пропадать сталкеров-одиночек. Да, они всегда пропадали, но по новой статистике за месяц на двадцать процентов больше. А трупов вообще нет. Также исчезли несколько солдатских групп зачистки. Сначала они сообщали о контакте с противником, а через секунду тишина в эфире, и ни одного следа пребывания войск на территории Зоны. Как будто сквозь землю провалились. Ученые с Янтаря прислали какие-то таблицы, мол, энергия аномальная, поменяла какую-то пульсацию. Ну и что, что поменяла, не пропала же! Да и еще серьезных мутантов меньше стало. Есть места, где, скажем, кровососы жили, так сказать, оседло, а теперь вообще пропали. Но самое интересное – ведь в Зоне свято место пусто не бывает, а тут даже тупые псевдоплоти и те не заходят. Зато долговцы хвалятся, что это они постарались, но, как говорится, собака лает, и все такое. Но в то же время передовой отряд «Свободы» сообщил об огромных кровососе и химере, мирно беседовавших в прямой видимости от армейских складов. Из этого можно сделать единственный вывод: анархисты из «Свободы» не имеют проблем с наркотиками, и только. Одним словом, все новости можно озаглавить «Бабушкины сплетни» и «Темный лес». Надо что-то решать и как-то действовать, причем быстро. Демент нажал кнопку интеркома.

– Григорий, срочно! Группу Семнадцатого в сектор.

– Но ведь скоро Выброс, вы же сами говорили! – Гриша Пешков растерялся, но адъютант на то и адъютант, чтобы подчиняться. – Есть.

– Да, и еще, скажи Семнадцатому: у них есть час, чтобы добраться до убежища. Как прибудет на место, пусть сразу свяжется с тобой. Инструкции передам позже.

Генерал откинулся на кресле, потер руки и, обращаясь сам к себе, сказал: «Ну что же, опера начинается, милостивые господа Подносящие».

***

Перворожденный устал. Шутка ли, на одном дыхании в едином порыве пронестись через всю Зону. Прорваться через сплошную стену аномалий и даже шкуру не опалить. Он остановился на низком берегу неширокой речушки, таких на просторах Руси превеликое множество. Бока его вздымались и опадали, как у загнанной лошади, капельки пота, сбегая, оставляли светлые полоски на коже. Ему требовался отдых. Знание, что граница Зоны еще далеко и что можно перейти реку выше и избежать общения с подводными тупыми порождениями Зоны, не ободряло. Но он также знал, что там, за рекой, живут охотники. Он их встречал не так давно, несколько месяцев назад. Их слаженные действия чуть не завершили земную жизнь Перворожденного, только чудо спасло его тогда: кто-то отвлек их внимание, и он, раненый, смог уйти. Его еще тогда поразило, что эти люди совершенно его не боялись. Даже больше, он испугался той наглости, с которой они за ним гонялись по берегу, увлеченные, захваченные азартом охоты. И вот сегодня он должен был вступить на их территорию. Кто-то скажет: парадокс, в Зоне есть места, где хозяева люди! Да, может быть, и есть, но их очень мало, и люди живут там самые обычные. Они доказали силой свое право, и только сильнейший мог его оспорить, убив их. Были и другие, кто жил в мире с Зоной, в гармонии, тот же Болотный Доктор. Но Доктор спасает единицы, а сегодня надо было спасти сотни. Но, вот что неприятно, монстр должен был снизойти до общения, в сущности, с мясом, да, сильным и умным, но мясом! И это его злило. Но выбора не было. Идти к ним необходимо, жизненно необходимо.

Как ни странно, реку он форсировал достаточно легко. Относительно направления он тоже не особо напрягался. Ментальный след был четок. К тому же силы и обоняние мутантов Зоны перед Выбросом становились особенно остры, а он по праву рождения был одним из сильнейших. Но ментальный след держать не понадобилось, так как обнаружился вполне реальный запах отвратительного пойла, которое человек любит употреблять, и не менее противный запах круглых корней, которыми человек любит наедаться. Он еще в юности заметил, что после употребления в пищу так пахнущего неописуемая легкость в теле образуется и смелость, что хоть на стадо кабанов выходи. Правда, потом голова болит и целый день без сил проваляться можно. Так рассуждая и крадясь по следу, через несколько минут обнаружил и самого носителя изящного букета. Что делать с этим вонючкой, Перворожденный знал…

Тень

– Просыпайся, просыпайся, – услышал я голос Франца. Сначала доносившийся издалека, но постепенно, как горная лавина, переходивший в стук дятла голос начинал меня разрывать изнутри.

Зачем? Эта мысль всегда залетала в голову, когда кто-то пытался меня разбудить. Хотя тот, кто меня будил, всегда знал, что сейчас я встану, умоюсь, выругаюсь и буду готов к действию. Так было всегда. Но сегодня! Сегодня, когда до Выброса осталось несколько часов, а может, минут, а может, ни хрена не осталось, так как это Выброс и его можно предугадать только приблизительно, я отказывался просыпаться.

– Вот же ты, Тень, и упырь! – в сердцах воскликнул мой мучитель. – Я сообщение от Борюсика получил, он ранен и сам через реку не переберется! Ему помощь нужна!

Вот! Опять чуть что, так Тень. Но информация, полученная сквозь сон, смогла хотя бы заставить меня открыть глаза. А озабоченная рожа товарища придала плоти подъемную силу. Если уж Франц так переживает, значит, дела опять хреново, а подъем реально срочный.

А нельзя было сразу сказать: Борюсик, как всегда, в жопе, ему помощь нужна? А не изображать бородатую ласковую жену! И вообще, на кой хрен он приперся?

– Да тебя, дятла лесного, разбудить… – явно остроумная мысль покинула голову назойливого будителя, и единственное, что он вымолвил, – Ну ты, в общем, сам дурак.

С этими словами он бросил мне куртку и засобирался на выход. Засобирался! Это слово неуместно, засобираться можно на охоту, рыбалку, свидание, в конце концов, а в Зону надо выходить. Но Францу, видать, было все равно, ведь Борюсик – друг, помощник и брат, который в любую минуту может стать пищей. Хотя, если честно, малость туповатый. Ну а как вы хотели? Думаете, в Зоне все мега и супер? Дудки! Дураков очень много, а дураков, считающих себя умнее других, так вообще подавляющее большинство.

Да и еще, чтобы выбраться на улицу, надо было отпереть хренову кучу засовов и замков. Ведь мы готовились пересидеть Выброс, а Борюсик должен был остаться на время Выброса на военно-речной базе украинских миротворцев «Страхолесье», куда он мотался в гости к прапору-земляку. Там он затаривался качественной водкой и домашним салом, да и вообще отдыхал, а уж после психотропного светопреставления должен был вернуться с добром в схрон.

Запоры Франц победил достаточно быстро, а вот на улицу мы выползали долго. Сначала оказалось, что вход немного привален всяким мусором, который накидало ветром, а потом, выверяя каждый шаг и ожидая нападения местных гадов, по очереди прикрывая друг друга, мы выбирались сами. Да уж, погодка, я вам скажу, была песенная! До Выброса, по ощущениям, оставалось еще около часа, ну я на это очень надеялся. Небо передергивали фиолетовые всполохи, тучи ломились, что стадо испуганных коров, которые еще и гадили на голову не то ливнем, не то градом. Одним словом, самая замечательная погода, чтобы заниматься водными видами спорта. А делать это надо было, так как Борюсик почему-то назначил нам свидание на другом берегу очень милой речки Припяти, да еще и умудрился себя покалечить. В общем, не жизнь, а красивая сказка, в которой три богатыря или возвращаются победителями, или становятся тремя ходячими овощами, вооруженными до зубов. Ну это, сами понимаете, если под Выброс угодим.

– Франц! Лодка ведь спрятана, и нам ее откапывать еще минут пятнадцать, а то и больше!

– И что ты за человек такой, все время ноешь и брюзжишь, у тебя что, есть другое предложение?

– Да, есть! Давай из снайперки Борюсика пристрелим, а сами бухать пойдем? И он мучиться перестанет, и мы напрягаться не будем, так еще и живыми останемся…

– Я всегда говорил, что ты урод, – эти слова Франц бросил, уже принимаясь расшвыривать завал, надежно скрывавший наше плавсредство. Знаете, довольно неудобно с автоматом, рюкзаком и прочим сталкерским барахлом растаскивать импровизированную бобровую хатку. А что делать? Сталкер без амуниции и шага в Зону не сделает, а лодка сама из-под завала не вылезет, хотя в Зоне всякое бывает.

Как я и рассчитывал, отрыть наш мини-драккар получилось за пятнадцать минут, только легче от этого не стало, буря усиливалась, Выброс приближался.

– Давай, горец хренов, отталкивай. – Франц поднатужился, и наша старая казанка – по-моему, так называется эта лодка родом из детства моего отца, – подпрыгивая на волнах, попыталась отчалить. Но, как и бывает по закону справедливости – не путать с подлостью, так как в Зоне все подло, а справедливости нет, – лодка, подпрыгнув на волне, со всей дури влепила Францу в грудь и, используя его как трамплин, выпрыгнула на берег.

– Швайне! – прокричал мой напарник, затем последовал бульк, затем какой-то отборный германо-российский мат, и бородатый друг вынырнул за кормой. – Заводи, Тень. Я ее по воде оттолкаю!

Кстати, Тень – так меня зовут. По-моему, очень мужественно, не то что Борюсик, так у меня в деревне поросят называют. Но о том, почему меня так окрестили в Зоне, чуть позже. Постараюсь не забыть.

Ветер между тем усиливался, он поднимал кучу мелких брызг, которые, смешиваясь с дождем, делали воздух вообще непригодным для дыхания. Каждая микроскопическая водяная песчинка норовила забраться за шиворот, там объединиться с собратьями и в виде паскудного ручейка извести меня изнутри. Ну да и ладно, прорвемся! Тут по закону жанра я должен был улыбнуться и прибавить газу, но… По закону справедливости мотор не заводился. И отборная морская терминология, скатывающаяся к сленгу сапожников, на него вообще не действовала, что красноречивее всего доказывало: магии в нашем мире нет.

– Ну и что будем делать?! Сейчас шарахнет, и все! – орать становилось все труднее. Не знаю, услышал Франц меня или нет, но он с двойной силой схватился за корму и поволок утлое суденышко от берега. А ветер бушевал, и его хлесткие удары становились все резче и резче. Всем известно, что перед Выбросом всякая нечисть местная к Кордону рвется, а вот водоплавающая дрянь, наоборот, на дно жмется и рожи на поверхность не кажет. А если бы казала, то давно дружка моего бородатого наполовину бы укоротила. Но, как говорится, дуракам и детям везет, это я о нас двоих, так как уже на серьезной глубине, закинув свое тело в лодку и крайне неуважительно, как мне показалось, оттолкнув меня от мотора, Франц оживил посудину. Как, я не видел, может, мат у него был позабористее.

– Ну, горец, ты зверь! – я похлопал его по плечу, затем перелез на нос и принялся с героическим видом, водя автоматом из стороны в сторону, созерцать окружающую среду. Правда, видно было, если честно, не дальше ствола моей злобной стрелялки. Но Франц знал, куда плыть, и мог это делать с закрытыми глазами. Так вот, прыгая по волнам, как резиновые зайцы по асфальту, мы ломились в неизвестность. А между тем фиолетовые молнии все активнее прошивали небо, и все отчетливее становилось слышно их зловещий шепот в небесах. Правда, пока не сильно, но этого уже хватало, чтобы мы приготовились нагадить в штаны. Точку на берегу, где Борюсик нас ждал, Франц знал наверняка. Этот упырь-путешественник место свидания не менял никогда. Вот только знание не добавляет глазастости, Франц береговой линии не заметил. Зато я ее почувствовал, так сказать, всей своей рожей. Лодка с характерным звуком а-ля огромная консервная банка врезалась в сушу, ну а я, как полный лох, по инерции отправился в кратковременный полет. К тому же от неожиданности нажал на спусковой крючок и, выпустив нехилую очередь в белый свет, с криками о несовершенстве мира полетел следом за роем свинцовых мух. Слава Черному сталкеру, что шею не свернул. Ободрав лицо и наевшись мокрого лесного перегноя, я четко финишировал в мягкое, но холодное тело. Чье оно было? Да какая разница, оно не двигалось. Но самое досадное, что спустя очень маленький промежуток времени на меня, аки ангел господень, приземлился Франц, выбив последний воздух из легких. Скотина. И первое, что этот летун неблагодарный выпалил, было:

– Ты завалил Борюсика!

Ну что я мог ему ответить? «Нет, не я, он уже остыл, потрогай». Или: «Потрогай, он уже остыл?» Да я вообще ничего не мог ответить, так как во рту были иголки и земля, а живительный газ проникал в мое смятое чрево очень медленно. Между тем окружающая действительность уже очень пахла озоном, и мозги сильно холодило. Выброс начинался. А перед нами валялся помятый, местами кровоточащий друг без ярких признаков жизни.

То, как мы грузили тело друга, как плыли назад, как заваливали лодку и запирали вход в схрон, рассказывать не буду. А вот фраза, которую выдал якобы убиенный мной Борюсик, меня вывела из себя! Он вцепился своей клешней в рукав, выкатил мутные неосмысленные глазищи и, оскалившись как слепой пес, произнес практически шепотом:

– Куска покормили? – и уже после вырубился окончательно. То ли рана на него подействовала, то ли пережитые трудности, то ли пара инъекций из научной аптечки.

Над земляной преградой и бревнами в три наката бушевала аномальная буря, таких в нормальном мире не бывает. Нет, бури вообще бывают, но такие пакостные происходят только в Зоне. Все оказавшиеся сейчас на улице живые существа или помирали в муках, или становились представителями местной фауны. С людьми дела обстояли хуже. У гомо сапиенс выжигало мозг, и они превращались в гомо тупикас, к тому же вечно голодных. Одним словом, лучше в Выброс на улице не появляться, даже если к тебе в норе кровосос домогается. Или убей его, или все равно убей, но на улицу ни-ни. Мне же Выброс, как колыбельная, тем более что убежище у нас просто великолепное. Если бы плохие мальчики, которые вечно орут «патсаны» и ходят в кожаных куртках, прознали про нашу норку, выгнали бы нас из нее. От зависти.

Вот скажите мне, дорогие товарищи, что такое схрон? Многие, кто хотя бы немного читал историю или шпионские рассказы, сразу скажут: схрон – это, как правило, сырое неприметное место, где всякие антисоциальные или, наоборот, героические элементы что-то прячут. И отчасти будут правы, но только отчасти, и частью этой будет слово «прячут». И знаете почему? Для всех сталкеров схрон – это святое, это надежда, это банковская ячейка. Для нас же троих это дом, ну и банковская ячейка за компанию. Вообще, ее нашел я, весной. Правда, в Зоне что весна, что зима, что осень или лето – все едино. Погода практически одна и та же, а именно отвратительная. Нет, солнышко иногда бывает, но уж очень редко. Да и вообще, солнце – это сразу выходной. Люди стирают вещи, нежатся или просто расслабляются. А еще в солнечную погоду очень хорошо видно человека издалека. А в оптический прицел еще лучше. Так вот, из-за неадекватных перемен времен года и дабы не вводить вас в непонимание состояния окружающей природы, скажу лучше так: это было пару месяцев назад. И когда я нашел это местечко, мягко говоря, охренел. Вообще, мы часто заходили в Зону со стороны Лодыжичей. Место гиблое, и хабара мало, зато спокойное, безлюдное, да и тропа была надежная. Но об этом после. Так вот, шел я к реке, планировал переправиться, но нужда малая заставила тормознуть, уж не знаю, почему я с тропы сошел, но сошел. А в Зоне иногда сойти со стежки означает верную смерть. Так что, простите за подробности, когда в ходке, иногда приходится по-большому под ноги напарника ходить. Лучше тропу изгадить, чем быть за кустом съеденным. Но я все-таки сошел и вижу: железка из пожухлой травы торчит, и такая она заманчивая, что я поперся ее поднимать. Смотрю на нее, и манит она меня, и просится прямо в руки. Я призыв услышал и шагнул к ней, ну и провалился. Пролетев метра два, бухнулся на твердое покрытие, ушибся сильно, но не вырубился. Повалялся, подождал – не хочет ли кто меня съесть, а потом зажег фонарик. Пошарил быстренько «мечом джедая лайт» по сторонам, особо не акцентируя внимание на содержании подземелья, чтобы убедиться в отсутствии живности. Осознав, что в безопасности, решил все же выяснить, где я. Ну, в общем, дар речи пропал весь, даже выругаться от изумления не получалось. Уж не знаю, кто эту норку выкопал, но выкопал он ее на славу. Немцы это были или лесные братья, которые с советской властью за свое правое дело воевали, не ведаю. Но то, что это эхо войны далекой, было несомненно. Правда, вот что удивительно, сам блиндаж явно гансы строили: гофрой стены покрыты, бревна сосновые, а вот стволы в ящиках (да-да, вы не ослышались, именно в ящиках) были так хорошо промаслены и в тряпицы завернуты, да к тому же и советские, и немецкие, что сразу чувствовалась рука хозяина. Хозяина, который, правда, закончил свой бренный путь явно не сам, да и лет эдак семьдесят назад – пылищи было много. В общем, чтобы не описывать свое новое состояние, скажу следующее. ППШ, МП-40 и маузеров было по четыре ящика каждого вида, пистолей гансовских – штук тридцать, ну и патронов всяких-разных – не сосчитать. Они и в цинках заводских стояли, и в коробочках картонных лежали, и в баночках россыпями пылились. А еще гранаты и консервы, галеты и шоколадки, да все с курицами фашистскими. В общем, нашел я рай на земле обетованной, про который если кто узнает… Пока я проводил ревизию, начало темнеть, ну я и заночевал в схроне, только предварительно место своего схождения под землю замаскировав. А с утреца, прихватив ППШ и пару дисков к нему, так сказать для ознакомления, немецкие пукалки меня почему-то не вдохновили, поскакал на встречу с боевыми камрадами. Ведь они волновались, где я и что со мной. На ПДА письма слали, да так много, что пришлось аж пять раз писать, где я. Естественно, я им набрехал, что в баре с бабами завис, похмелье и все такое, пусть завидуют.

Опробовать сей девайс удалось сразу. Не успела лодочка алюминиевая, зашуршав пузом по песочку речному, на мелководье пристать к берегу – на меня вылетела псевдоплоть. Глаза свои фасеточные вытаращила, лапки-косы задрала и попыталась с ходу на шару меня одолеть. Завалить я ее сразу не смог, но изрядно напугал, так как ППШ с нажатым курком закинул стволом в небо, огласив округу сухим треском, и помчалась свинка мутированная, как от мясника. Но из этой нелепой ситуации-оплошности было сделано несколько выводов. Первый: держи крепче, второй: экономь патроны, и главный: он стреляет!

Дружков я своих встретил в месте, где у нас полевая резиденция, в деревеньке Ивановке, некогда, видать, очень живописной, стоящей на берегу реки Уж, аккурат напротив местной достопримечательности намбер уан: на другом берегу в нескольких километрах возвышалась громадина Чернобыльской АЭС. И казалось, только руку протяни, и вот он, «Исполнитель желаний», но болт вам от комбайна. Руку протянуть можно, но одно из двух: либо рука короткая окажется, либо ее тебе отрубят. Так как через речку еще и можно было худо-бедно перебраться, при условии что вас дрянь водяная не съест, а вот на том берегу лучше сразу застрелиться. Во-первых, коварных аномалий там, что кольев в заборе: дырки есть, да задница не пролазит; а во-вторых, мутанты, и не такие, как на другом конце Зоны, а исключительно псевдогиганты да кровососы, только вида особенного – огромного, и через аномалии сигают, как девки через костер на Ивана Купалу. Кстати, из-за того, что там сталкеры не ползают, «Монолит» – это сектанты-фанатики, центральные районы Зоны контролирующие и всех без разбору уничтожающие, – появляются очень редко. Ну и военные практически не шастают, ибо хабара мало, ходоков мало, мутантов и того меньше, а значит, обирать некого и бороться не с кем.

Вы спросите, а чего мы там, собственно, делаем? Да живем мы там, хоть аномалий реально мало, но они есть, а коли есть аномалии, значит, и артефакты бывают. Артефакты – это хрен знает что с научной точки зрения. Вроде как продукт жизнедеятельности аномалии, как плод ее, а может, и не плод, а продукт жизнедеятельности, правда, не пахнет. Но если честно, нам фиолетово, что это есть такое. Деньги платят, и немалые. Вот это главное! Поэтому иногда мы их сами и выращиваем: поймаешь псевдоплоть и засунешь ее в «Трамплин», если не хватит – еще притащим. Ну, в общем, бездельники мы и тунеядцы. Единственное, оговорюсь, все мутанты дохлые и в честном бою поверженные! Бывали случаи, мы и на другую сторону Ужа плавали вдвоем. А третий в это время мутантов водоплавающих мясом кормил с берега, отвлекал, значит. Далеко не лазили, по берегу прошвырнешься и обратно, опять же один прикрывает, второй артефакты между аномалиями высматривает. Слышали, небось, легенду про поле артефактов, Поле чудес? Мы знаем, где оно: за стеной аномалий, метрах в пятистах от берега. Спросите, почему мы знаем? Ну сами посудите, аномалий как грязи, пройти нельзя. И вот сколько лет Зона существует, а никто туда залезть не может, а «Воронки» и «Трамплины» с «Электрами» трудятся и трудятся. Хотя всем известно, повторюсь: есть аномалия – будет и артефакт.

Нет, были, конечно, смельчаки, пытавшиеся туда пробиться, только назад они не приходили. Помню, полгода назад сидим на берегу спиртные напитки попиваем, смотрим, идут двое. Сразу понятно, калачи тертые. Держатся свободно, в тонусе, что ли. Вроде расслаблены, но как тетива на арбалете – малейшее движение, и выстрел. Экипировка знатная, но потертая. Комбезы – спецзаказ, высшей степени защиты, сферы на поясах болтаются. Пушки тоже не из дешевых – бельгийские двухсотки. Подваливают и так небрежно интересуются, мол, что мы за люди. Главного сразу видно, он молчит и за базаром следит. Когда все непонятки разрешились, он, как актер Большого театра, выдержав паузу, изрек:

– Бродяги, а как нам на ту сторону перебраться? Поможете – оплатим.

– Зачем? – Франц, как бывший миротворец, иногда подрабатывал спасителем заблудших, тех, кто хотел заблудиться навсегда с той стороны речушки. – Ты, видно, бродяга авторитетный, хоть и не представился. Зачем погибнуть хочешь?

– Джуниор, и только не спрашивай почему.

– Без проблем, просто странно. Седовласый – и Джуниор. Ладно, – осекся Франц, увидев недобрые искорки в глазах сталкера. – А по поводу на ту сторону… Вот моя рекомендация, бесплатная. Советов я не даю, вы взрослые. Оттуда никто не возвращался…

– Любезные! – Второй гость был очень похож на молодого строптивого скакуна. Такие, как правило, никого не слушают. Если рядом не будет опытного вожака, они гибнут быстро и бессмысленно. – Мы же просто помощи просим. Не можете – мы сами.

С этими словами они дружно развернулись и пошли в сторону берега.

– Эй, парни! Постойте. – Пришлось подорваться и догонять, а то обидятся перед смертью. А это нехорошо. Главный остановился, а молодой даже головы не повернул, гордый. – Бродяги, выше есть мелководье. Сигайте там, а мы пошумим, сомиков покормим. Только псевдоплоть или кабанчика притащите сами. А то мы умаялись. Лады?