Алексей Ушаков
Воспоминания отца. 29 лет в Советской Арми
© Алексей Ушаков, 2024
ISBN 978-5-0062-7883-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вступление от Редактора
За несколько лет до смерти Отца, когда ему было уже за девяносто, на одной из наших встреч, он передал мне рукопись своих воспоминаний о жизни и работе в ВВС (военно-воздушные силы), написанную от руки, и не полный экземпляр, напечатанный им, одним пальцем, на пишущей машинке, взятой в Совете Ветеранов, на тонкой, полупрозрачной бумаге и сказал:
– Лёша, что с этим делать я не знаю, печатать, а будет ли это кому интересно, да и времени и сил осталось слишком мало. Прочитал напечатанный текст, оставил массу пометок, дописать уже не успею. Возможно, это будет тебе интересно, или Антонине, внукам – ты мало, что знаешь о том, чем я был занят, и что сделал, работая испытателем авиационных систем, во всем была секретность. Сейчас я понимаю, говорил он, (а тогда был 2008-й год), что почти всё, что мы создали и чего достигли, будет не нужно – авиацию разваливают, к нам хлынуло западное авиационное оборудование и техника, а наши КБ и заводы закрывают. Жаль и больно на душе, ведь это вся моя жизнь… и за этим стоят жизни сотен испытателей.
Я получил в свои руки наследство отца в виде рукописи, набора писем, нескольких школьных тетрадей в клетку, исписанных карандашом и чернильной ручкой, сложил все это в папку и убрал на полку до лучших времен, будучи сильно занятым, как мне тогда казалось. А вот дочь моя, Антонина, нашла для себя время и начала читать записи деда, даже перевела половину страниц в электронный вид…
Но вот, время пришло, и я достал переданные мне бумаги, и начал читать. Я знал отца в семье, очень строгого, жесткого, требовательного, и любителя ловить рыбу, ездить по грибы и ягоды, человека военного, служившего в ВВС 29 лет и часто улетавшего в командировки на испытания. Читая, понял, что мало знаю о своём отце. Было время, когда я сильно обижался на него и мы подолгу не разговаривали, проживая вместе (я тоже не подарок). Но со временем стал понимать, что мать с отцом во многом были правы, хотя и перегибали частенько «палку», беспардонно вмешиваясь в жизнь детей… Их такими сделало время, но для нас они добились лучшего.
Я читал текст и думал, а что же делать с рукописью? На мемуары она явно не тянет – не дописана. Тогда я решил расценивать написанное отцом, как некое духовное наследие внукам, подобно тому, что оставил нам, внукам, Дед Алексей Митрофанович – отец моего отца Бориса Алексеевича, в четырех школьных тетрадках, о чем я и написал в книге «Старые Тетради» в виде мыслей Деда и своих комментариев к ним, как Редактора и родственника.
Думаю, это будет правильно. Отец был простым военным и прожил жизнь обычного человека на благо семьи и общества во времена СССР. Думаю, будет интересно, как жили и работали простые военные из НИИ ВВС им. Чкалова, как жили их семьи в поселке Чкаловский.
Отдельная благодарность за работу над книгой Владимиру Дарагану и Антонине Ушаковой.
ВОСПОМИНАНИЯ ОТЦА – 29 лет в Советской армии
ПРЕДИСЛОВИЕ
Сегодня, когда на улице пасмурно и идет дождь, и пришло щемящее чувство одиночества, я начинаю писать то ли воспоминания о своей жизни, то ли мемуары о военной службе, совершенно не понимая, что у меня получится, в надежде, что это будет хоть кому-то интересно. После «перестройки – развала СССР» ветераны и их мысли, и мнения, стали никому не нужны, но я решил написать о том, что осталось в памяти. А толчок к написанию воспоминаний мне дали два журналиста, что приходили и расспрашивали меня о моей работе в ГК НИИ ВВС, собирая материалы для книги о нашей работе.
У меня сохранилось много разрозненных воспоминаний, и даже дневники о своих детских годах, о том, чем я занимался в армии. Периодически я составлял записи своих планов и исполненных дел. Имеется опись писем и предложений в различные государственные инстанции. По результатам своей испытательской и исследовательской деятельности в области развития авиации, я представлял Государственной комиссии материалы на соискание научной степени кандидата военных наук и на соискание степени доктора технических наук по совокупности работ. Сделано было не мало. Так, например, находясь на испытательной работе в ГК НИИ ВВС, за 27 лет правел 48 Государственных летных, лабораторных и специальных испытаний опытных образцов авиационной техники! Выполнил в качестве руководителя 14 научно-исследовательских работ и военно-научных работ в качестве ответственного исполнителя, совместно с испытателями авиационной техники. Написал 26, опубликованных в научно-техническом сборнике ГК НИИ ВВС, научных статей, докладов и рефератов по специальному оборудованию самолетов и аэродромов, направленных на обеспечение безопасности полетов и посадки самолетов ночью и днем в сложных метеоусловиях!
Выступал много раз с докладами перед различными аудиториями и слушателями:
В Военной Академии имени Жуковского:
– перед слушателями,
– перед группой космонавтов,
– перед делегацией специалистов из Польши и Чехии.
В военной академии командного состава им. Гагарина в Монино.
На сборах технического состава воздушной армии по обслуживанию и эксплуатации вводимого в строй нового аэродромного оборудования для обеспечения полетов самолетов в сложных метеоусловиях.
К сожалению, присвоения мне ученой степени не произошло, по независящим от меня причинам: наша ВЧ (военная часть) перебазировалась из пос. Чкаловский в Ахтубинск, квалификационную комиссию расформировали, а работы на новом месте прибавилось – Холодная Война была в разгаре – и мне просто не хватило времени на переоформление материалов под новые требования новой Аттестационной Комиссии. Да и мои письма и походы в высшие инстанции мне не забыли, но об этом ниже.
О наградах писать не буду – награждали, как всех.
Почему ещё я стал писать?
Во-первых, мне кажется, что это будет интересно для прочтения тем, кто интересуется, как и кем создавалось всё, в частности в авиации, во времена СССР – лучшего времени нашей страны и нашего общества, я в этом убежден. Я знаю, о чем говорю, ведь родился 1916 году, а сейчас 2007-й. Я застал весь период становления и развития СССР, принял участие в войне с фашистской Германией, а потом занимался развитием авиации. Со временем пришло понимание, что воевали мы с объединенной Европой, что Немцам помогали и наши «союзники», в тайной надежде на наш разгром, а потом развязавшие против нас Холодную Войну. И я был, как военный, участником и этой войны.
Так получилось, что я долго живу и многое повидал, много с кем общался и сохранил память и трезвый ум. В последние годы ко мне часто приходили корреспонденты, собирающие материалы о работе НИИ ВВС им. Чкалова с расспросами. Сам я, вероятно, и не решился бы начать писать, но многие, кто слушал мои рассказы о жизни и работе, о испытаниях и подковерной борьбе, особенно корреспонденты, все говорили – «вы бы написали…». Одиночество и желание оставить что-то внукам подтолкнули писать.
Мой Отец и общество, в котором я рос и воспитывался, а воспитанием в те времена занимались все и везде, привили мне с малых лет основные черты моего характера – это: добиваться благополучия и успеха во всем, добиваться справедливости, быть честным, устранять недостатки в окружающей меня жизни, активно участвовать в общественной работе, быть неравнодушным. И при этом у меня совсем не было амбиций в карьерном росте. Я никогда не стремился к собственному выдвижению, так как в моем характере никогда не было не только тщеславия, но даже и честолюбия, не было и зависти. Да, мне, в большинстве случаев, удалось добиваться поставленной цели, но я не использовал результат, как трамплин для движения вверх. Нас воспитывали так, что коллективное на много важнее личного и собой можно жертвовать, не надо куда-то рваться, а надо просто работать – отсюда и все победы, и достижения СССР, победа в Отечественной войне – люди знали за что воюют, зачем напрягаются и идут на жертвы, в теории всё было народное. Лучшая мотивация людей духовная, идеологическая, когда они все заряжены и увлечены одними идеями и общей целью, а не деньги и должности!
Я всегда считал главными в жизни – это правда, компетентность, принципиальность и справедливость. Со временем я понял, что это дорого обходится тем, кто этого добивается слишком прямолинейно. Совесть и честность многим просто не по карману, да и духу им не хватает, а смельчакам дорого обходится. Да, хитростям общения и политесам меня не учили. Большую часть детства я жил без отца – жаль. А что из этого получилось по жизни я и хочу рассказать в настоящих воспоминаниях.
УЧЕНИК И НАСТАВНИК
В сентябре 1931-го года в 15-ть лет, после окончания семилетки, я по рекомендации отца, доцента химика, чтобы не болтаться без толку по улицам Костромы (а выше классов в то время не было у нас), сразу поступил на работу в «электромонтажную контору», при городской электростанции, учеником. Мне выдали одежду: брюки, пиджак и сапоги – с одеждой было очень плохо! Мне сказали. Что я буду считаться рабочим и иметь первую категорию на продовольственное снабжение, которое в то время и последующие годы выдавалось строго по карточкам, которые имели категории: рабочая, служащая и иждивенческая. Просто пойти и купить где-то продукты было сложно, да и стоили они очень дорого.
Теперь я считался работягой и мне положили жалование в двадцать восемь рублей в месяц! Много это, или мало? Могу сказать, что квалифицированный рабочий получал в то время от 100 до 240 рублей, а любое начальство в 4—5 раз больше. Военные получали от 600 до 2000 рублей. Что можно было купить на эти деньги? Зимнее пальто стоило 270 рублей, ботинки 110 рублей, сахар 5 р/кг, масло 16 р/кг, гречка 5 р/кг, мясо 8 р/кг, хлеб полтора рубля – такие цены сохранились в памяти.
Работал я по четыре часа в день, по возрасту: с 8 утра и до 12 дня. Набираться знаний и опыта меня прикрепили к авторитетному профессиональному электромонтажнику. Ему было более сорока лет – все называли его Наставник, или по фамилии – Ипполитов. На складе мне также выдали небольшой фанерный чемоданчик, в который я положил, выданные мне инструменты и некоторые электромонтажные расходники.
Каждое утро Наставник получал производственный Наряд, содержащий адреса и задание на выполнение работ. Взяв необходимое оборудование со склада, мы отправлялись в различные учреждения города для выполнения ремонтных и электромонтажных работ: устанавливали новые выключатели и электророзетки, меняли лампы и электропатроны, прокладывали электропроводку, устанавливали новые светильники, «искали пропавшую фазу».
Поскольку в 1930—1935 годы принадлежностей по электрике не хватало, а некоторых типов и не было вовсе, приходилось ремонтировать снятое, или, как говорил наставник, восстанавливать работоспособность старых деталей, или придумывать что-то своё. Мой чемоданчик тяжелел день ото дня, т.к. наставник отдавал всё старьё мне, но рассказывал, как ремонтировать. И по вечерам, после работы, я занимался ремонтом снятого оборудования, давая ему вторую жизнь.
Одновременно с началом моей производственной деятельности, я поступил учиться на подготовительные курсы в Костромской Индустриальный техникум. На курсах мы учились с семи до одиннадцати часов вечера. Было по четыре урока. Словом, болтаться по улице в свои пятнадцать лет было некогда. Работа, учеба и домашние обязанности.
Вспоминая работу с наставником, не могу не рассказать пару случаев из моей практики «учеником электромонтера». Наставник был строг и требователен ко мне и скидки на мой возраст не делал!
Получили мы как-то наряд на работу в загородную машинотракторную станцию для выполнения работ по освещению в здании содержания тракторов. Здание было железобетонное, со сводчатым потолком. В таких зданиях электропроводка прокладывается по потолку и стенам на изоляторах, крепящихся на крюках, вмазываемых в потолок и стены гипсом или алебастром.
Вот мой Наставник и приказал мне взять стремянку, молоток с зубилом и выбивать в стенах и сводчатом потолке отверстия для крепления крюков под изоляторы. Я начал работать. Было и не удобно, и тяжело, и страшно грохнуться со стремянки на бетонный пол. Стремянка была не очень надежная, но высокая, и все равно в некоторых местах я с трудом дотягивался до нужного места, ноги от напряжения дрожали, стремянка дрожала, и я часто промахивался и попадал молотком не по зубилу, а по пальцам рук. Пыль и кусочки бетона попадали мне в глаза, нос и открытый рот. Было больно и противно. Часто я падал со стремянки. После нескольких таких падений не выдержал и заплакал – ругаться, как лихие мастера я ещё не умел, и просто плакал. Мой Наставник только посмеялся и сказал:
– Ничего, терпи, ловчее будешь! Привыкай зарабатывать свой хлеб!
И я терпел!
Так я работал почти месяц, но все же многому научился и приобрел навыки, знания и закалку.
Как-то нам выдали Наряд на большую работу по электропроводке и освещению в цеху завода. Мы начали работать. Мастер только говорил, что и где надо сделать, ходил по цеху и смотрел, как у меня идут дела. Я по инструкции выполнял монтаж, а рабочие цеха то и дело лезли с советами и замечаниями. Когда работа была выполнена, наставник сказал мне:
– Запомни на всю оставшуюся жизнь: трудностей у тебя в жизни будет еще немало, но терпи и преодолевай их, доводи начатое до конца и делай все на совесть, тогда и добьёшься успеха, станешь настоящим человеком! И ещё запомни, в деле, которое ты делаешь, сам решай, что и как, и дураков со стороны не слушай.
Для меня Наставник был авторитетом выше некуда, и я запомнил его слова на всю жизнь! Когда нас учили и воспитывали, никто не говорил о карьере, о цели в жизни, требовалось просто учиться и добросовестно вкалывать на своём месте. Цели нам ставили начальники и я почти всегда добивался того, что требовали. Интересы дела были для меня значительно важнее каких-то личных желаний и удобств. Нам прививали ответственность перед обществом и материальное стояло не на первом месте – и такими были многие, наверное, большая часть работавших вокруг меня людей. И ещё, очень важно, в то время все были на равных везде и имели равные возможности, у всех жизнь была определена на годы вперед. От этого и учились, и вкалывали на совесть, и результаты пятилеток были.
В стране было такое время, что слова ОГПУ, НКВД многих сразу приводили в трепет и ужас. И вот дали нам Наряд на работу по замене электропроводки в кабинетах здания ОГПУ. Наставник нахмурился, посерьёзнел, скомкал пачку папирос и сунул её в карман.
– Ну, Борис, не подведи, сам понимаешь, если что, нас…
Что, если что, я тогда не понимал.
Явились мы с Наставником к начальнику ОГПУ\НКВД, представились, показали Наряд, нам показали, что и где надо сделать, и мы приступили к работе. Меня Мастер послал заменить электропатрон в кабинете самого Начальника ОГПУ! Я начал нервничать, сам не знаю почему. Дежурный офицер, сопровождавший меня, доложил начальнику и тот на время моей работы вышел из своего кабинета, оставив меня одного. Так как лампа свисала прямо над столом начальника и была довольно высоко, (даже в НКВД не было светильников – с потолка свисал провод с патроном и в нем лампа, всё – неприятное ощущение это вызывало) то я поставил на письменный стол табуретку и влез на нее, думая, что возможно придется просто поменять лампу, но лампа была цела. Начал разбирать патрон, а выключить, что на стене при входе в кабинет, выключатель не подумал, и меня ударило током. От неожиданности я выронил из рук плоскогубцы, они упали на стекло, закрывавшее столешницу, и оно разлетелось на мелкие осколки. Ноги мои подкосились, и я с грохотом полетел на пол.
Тут же в кабинет вбежал дежурный и хозяин кабинета – начальник ОГПУ.
Он увидел разбитое стекло и начал «нести» меня на чем свет стоит. Потом сказал дежурному:
– Отведи этого паршивца в камеру, пусть посидит там в темноте с мышами и подумает, как надо работать в кабинете начальника!
Отвели меня в камеру. Там было темно, сыро, дурно пахло. Тогда я впервые задумался о своей судьбе. Я понял, что не следует ждать подсказок, а надо до всего додумываться самому. Примерно через пол часа меня вывели из камеры, и доставили в кабинет начальника, который сказал:
– Наставник за тебя поручился, доделывай свою работу, и запомни, что в другой раз можешь стать «вредителем», ставя табурет на стекло, роняя пассатижи и падая на пол, мозгами шевели!
Вот такие были у меня университеты в 15 лет.
От Редактора.
В свои пятнадцать лет я учился в девятом классе школы, ходил в различные кружки, занимался спортом и жил в семье в хороших условиях и мечтал стать, или физиком, или хирургом. Родители стремились не просто дать нам хорошее образование, но и приучить нас (меня, брата и сестру) к труду. Например, меня Отец постоянно брал в гараж и грузил разными заданиями, учил работать с инструментом, рассказывал, как устроен автомобиль (у нас тогда была ВОЛГА ГАЗ 21) и просил помогать ему в ремонте, подавая различный инструмент, выполняя отдельные работы. Отец был очень строг, часто кричал, а иногда и отвешивал мне затрещины, что доводило меня до слез и обид на него. Со временем я понял, что Отец, хоть и «зверствует», но был прав, донося до меня такие понятия, как хорошо и плохо, добросовестность, справедливость, совесть, честь, квалификация. А ещё, он учил меня всё называть своими именами, как есть, а не искать мягкие формулировки. Пошло ли мне это на пользу по жизни, думаю да, но сделало меня жестким и грубоватым. И Мама, и Бабушка часто просили что-то делать по дому, ходить в магазин, и конечно, на субботники со всеми жильцами дома. Больше всего я любил помогать раскатывать тесто, а потом есть готовые пирожки. Как правило, дети многое перенимают от родителей. И я перенимал. Однозначно могу сказать, что детей надо не только учить, но и правильно воспитывать, чаще своим примером, чего в нынешнее время не очень заметно. От воспитания все устранились. Раньше в основе лежала идеология и коллективизм и приоритет общественного, и я это застал, а сегодня индивидуализм/эгоизм и приоритет частного, многие понятия размыты – нет общей цели, как во времена СССР, каждый сам за себя и: «хочу, я считаю, и мне нужно» на первом месте при том, что руками почти никто ничего и не может сделать, да и в головах такое месиво при отсутствии хороших знаний. Уровень школ упал. Каждый стал считать себя личностью с кучей амбиций требований к окружающим, не понимая, что до «личности» надо тернистый путь пройти. Смартфон стал главным инструментом и «генератором» мыслей, а не мозги. Мы из школы выходили, имея по 2—3 рабочих специальности, устойчивое мировоззрение, все шли в инженеры, врачи и ученые что-то создавать, а сейчас дефицит таких кадров – все менеджеры по оптимизации без какой-либо ответственности за результат – разрушать не строить, главное «поиметь» больше денег, которые стали целью, мерилом успешности. А мы стремились что-то сделать. Не понимаю, как сейчас можно эффективно работать, не имея общей Цели, только если корпоративная, или на свой карман. Вот и не видно последние 30 лет развития в стране, только потребительство. И ещё, внедряемая сейчас везде толерантность в отношениях разрушает и личность, и коллектив, общество, которые становятся равнодушным, беззубым, пассивным, терпимым ко всему – толерантным и слабым большинством, подчиненным агрессивному либеральному меньшинству, для которого интересы общества ничего не значат – люди для них просто ресурс для использования. Наши отцы и мы боролись за правду и справедливость, в своё время, сейчас эпоха тотальной лжи и фальсификации, многие ценности прошлого уходят. Если раньше шла война за территории и сырьё, за власть, то теперь за Души людей, за духовную свободу, сознанием людей манипулируют вне их воли.
НАДО УЧИТЬСЯ
Поработал я учеником электромонтера год и понял, что мне необходимо учиться! Профильных знаний не хватало и продвинуться без образования было нельзя. Начал готовиться к вступительным экзаменам в техникум, на что у меня было три месяца. (Со временем понял, что учиться, совершенствоваться нужно всю жизнь, больше читать, развивать кругозор – нет лишних, не нужных знаний! Естественные науки надо знать всем, как и философию, логику!)
В техникуме, в то время, работал мой отец в химической лаборатории. Но у отца были не очень хорошие взаимоотношения с Директором Техникума, что чуть не сказалось на моём поступлении. На вступительных экзаменах, на устных ответах, я где-то ошибся пару раз, и тогда Директор Техникума сказал: «А надо ли Ушакова принимать с такими знаниями?». Моему расстройству и обиде не было предела и это состояние очевидно отразилось на моем лице, и тогда присутствующие члены Приемной Комиссии, листая мои бумаги и характеристики, заметили: «Ушаков все же работал год учеником Электромонтера! Прошёл хорошую практику. Имеет хорошие характеристики. Его следует принять». Вопрос решали голосованием и меня приняли. В 1933-м году я стал студентом техникума, где и проучился почти четыре года! Нельзя сказать, что для меня это было просто и легко. Жизнь вокруг бурлила, всё быстро менялось, у всех был эмоциональный подъем. Каждый стремился во всем участвовать и ничего не пропускать. Круговерть жизненных событий всех засасывала в воронку новой жизни!
По совету отца вел дневник с детства. Это очень многое даёт. Приучает думать, анализировать и формулировать мысли, видеть главное, что в итоге структурирует твою жизнь, помогать понять смысл событий. Жалею, что не вел дневники всю жизнь. Были времена, когда вести дневник было опасно. Сохранились некоторые записи.
В Техникум я поступил на электротехническое отделение. Занятия проходили с восьми часов утра и до шестнадцати часов вечера ежедневно. Успеваемость моя была средняя – не хватало усидчивости, постоянно хотелось спать и есть. Я всегда старался занять место в аудитории за первым столом, чтобы лучше слушать преподавателя, и лучше видеть, что он пишет и чертит на доске, но не всегда всё сразу понимал, многое просто записывал механически, а дома пытался разобраться, но не всегда получалось, а подсказать было некому.
В техникуме я вступил в пионерскую организацию! Часто Совет Пионерской Дружины давал задания, и каждый пионер обязан был их выполнять. Сейчас уже и не помню, что мне приходилось делать, кроме листовок и стенгазет. Но мы работали, и пионерия была школой общественного и идеологического воспитания, что делалось в СССР настойчиво, системно, продуманно и касалось всех сфер жизни, а главное, давало ощутимый результат для общества в целом – из масс делали общественный монолит.
У нас велась начальная военная подготовка, в основном теоретическая. Военрук иногда устраивал для «старшеклассников» ночные тревоги. Связные ходили по домам и вызывали студентов в техникум. Там военрук проводил с нами беседы на военные, политические, идеологические и спортивные темы. Мы изучали тактику боя в обороне и в атаке. Затем мы выходили в поле и проводили имитацию военных действий с имитацией стрельбы с помощью деревянных трещоток. Было очень интересно (мы же детьми были), и мы старались как-то отличиться. Военрук учил все делать старательно, вдумчиво, тщательно и ответственно, помогать друг другу во всем, говоря, что все вместе мы сила, а по одиночке «каждого соплей перешибить можно». Думаю, на фонте это многим помогло.
На первом и втором курсах техникума мы проходили производственную практику в слесарно-токарных мастерских, при которых был и кузнечный цех. Нас учили многому, давали специальность. В кузне, например, вначале надо было обрубить зубилом брусок чугуна, или стали, потом обработать его рашпилем и добиться, точно по угольнику, прямых углов между всеми сторонами бруска. Потом напильником брусок доводился, чтобы получить совершенно точно девяносто градусов между всеми сторонами бруска и гладкие поверхности, и нужный размер. Эта операция требовала очень много времени и вырабатывала в ученике терпение и тщательность в работе. Технология обучения и воспитания. Иногда просто опускались руки, когда приходилось шабрить отдельные точки на бруске по десять-пятнадцать минут, помеченные мастером краской.
Потом были работы на токарном, фрезерном и на строгальном станках. Мастер знакомил нас с чертежами, учил их читать, учил пользоваться измерительными приборами: металлической линейкой, штангенциркулем и микрометром. По чертежам мы делали детали, а Мастер потом проверял за нами размеры и заставлял переделывать, если находил ошибки. Тогда я понял, что такое точность измерений, что такое «допуски» и «посадки» при сопряжении деталей. Эта практика мне пригодилась, когда, будучи инженером, я делал чертеж детали, или прибора, и потом заказывал их изготовление на опытном производстве. Мне было проще этим заниматься, зная возможности станков и рабочих, точность измерений.
Самой эмоциональной была работа в кузнечном цехе – в горячем цеху, как говорил мастер. Основной практикой для нас была ковка раскалённого в горниле бруска до нужной формы и размера. Мы поочередно колотили брусок кувалдами и молотками, добиваясь необходимого размера. При этом каждый работал поочередно то молотобойцем, то правильщиком. Раскалённый брусок при этом клещами поворачивали разными сторонами под удары кувалды. Тяжкая работа.
Были и происшествия.
Как-то Мастер начал обрабатывать раскаленную до красна в горне заготовку для металлического молотка, поставив меня молотобойцем. Он поворачивал щипцами на наковальне заготовку, а я должен был бить по ней кувалдой по тому месту, которое показывал мне Мастер своим маленьким молоточком на длинной ручке.
В кузнице стоял сильный шум от горна и раздувающих его мехов, от ударов паровых молотов и работы других кузнецов. Мастер что-то кричал мне, но я его плохо слышал. Я замахивался через плечо кувалдой и бил ею по накалённой заготовке в то место, по которому постукивал мастер своим молоточком. Кувалда была такой тяжелой, что я еле делал замахи. Мастер вроде крикнул: «Крепче!». Я сильно замахнулся кувалдой и ударил ею по заготовке. В это время Мастер крикнул мне: «Легче!», но я не понял и собрал все свои силы и через плечо со всего маха ударил по наковальне в то место, где только что лежала заготовка. Видя мой замах, и поняв, что я не услышал его, Мастер сдернул заготовку с наковальни, и мой молот со всей мочи опустился на пустую наковальню, ручка сломалась у основания, осталась у меня в руках, а молот подскочил под потолок кузницы. Мастер закричал: «Берегись!» и студенты, стоявшие вокруг, начали разбегаться. Я успел отскочить в сторону от падающей кувалды. Кусок красной окалины отскочил от наковальни и попал за ботинок стоявшему рядом студенту! Студент закричал от боли, присутствующие кинулись к нему стаскивать ботинок! Я же почувствовал сильную боль в ладони правой руки. Возле основания среднего пальца.
Мастер мне что-то говорил, но я не реагировал, и он крикнул: ты что оглох? Я кивнул, и Мастер освободил меня от работы в этот день!
Каждое посещение цехов мы потом обсуждали на переменах. Оказалось, что не только я ломал ручки кувалд и молотков. Нам просто не хватало сил. Не даром Мастер говорил нам, чтобы мы ходили в спортивные секции. А ещё, мы просто недоедали. Поесть «от пуза» было мечтой.
А с рукой получилось всё не просто. На другой день после работы в кузнеце я почувствовал усиление боли в ладони! Она распухла. Через день у основания среднего пальца начал назревать нарыв!
Я попросил маму отвезти меня к хирургу! Но она сказала, что еще рано – пусть нарыв созреет. Через два дня ладонь распухла и боль распространилась по всей руке. Тогда мама испугалась и повела меня в больницу к хирургу!
Врач, увидев мою руку покачал головой и сказал:
– Если бы пришли на один день позже, то ваш сын мог бы лишиться правой руки от заражения крови.
Мне сделали операцию и что-то там удалили. Шрам от разреза сохранился на ладони правой руки у меня на всю жизнь!
МОЁ, СВОБОДНОЕ ОТ УЧЕБЫ, ВРЕМЯ
Помимо учебных занятий в техникуме проходила и моя личная жизнь, как подростка, старающегося как-то полнее и разнообразнее проводить свои молодые годы с друзьями и товарищами – мы же были ещё дети.
Кострома стоит на реке Волга, и большую часть свободного времени все ребята проводили именно на реке. Основным было: ловля рыбы, а её было очень много, и она шла, как продукт питания. А ещё катание на весельных лодках, часто наперегонки, и плавание. Все пацаны ловили рыбу на удочки. Большей частью, удочки и оснастку делали сами, ничего купить было невозможно, да и денег на это не было. А ещё я любил кататься, и даже немного путешествовать, по округе на велосипеде, который мне оставил Отец, переехавший в Ярославль. Велосипед был хороший, для взрослых, и я с трудом доставал до педалей. Единственной проблемой были частые проколы шин, которые я научился заклеивать кусками тонкой резины.
В то время у меня было два друга: Благовещенский и Полетаев, (ныне, когда пишутся эти строки, уже покойные, земля им пухом). Мы вместе гоняли на велосипедах, рыбачили, катались на лодках помогали друг другу, переплывая Волгу, чтобы оказаться на пустынных песчаных пляжах. Несколько раз мы отправлялись в г. Ярославль на теплоходе, где жил мой отец. (Он жил отдельно.) Это было хорошее время. Отец встречал нас, водил на экскурсии по городу и на свою работу, где мы сытно ели в заводской столовой. Из дальних путешествий на велосипеде самыми интересными были поездки в историческое и живописное селение Плес, что тоже стояло на берегу Волги. Там много храмов, дома старого уклада архитектуры. Излюбленное место для многих столичных художников, которые селились тут на лето, находили для себя интересные местечки и рисовали с натуры, делали этюды. Смотреть за их работой можно было бесконечно.
Были у нас игры и во дворах домов и на улицах. У нас была популярна «лапта» – для этой игры мы сами делали «чижики» и «биты». В «городки» мы играли мало – не было специальных бит, которыми надо было выбивать городки с «площадки». Но за этой игрой, как и за волейболом, мы больше наблюдали, как играли взрослые на специальных площадках, куда нас играть не пускали. Футбол я не любил. Да в моём окружении и не было ребят, у кого бы был мяч. Летом, в каникулы, мы играли в «казаки-разбойники», разделившись на две команды, куда входили и девочки. Подолгу играть нам не удавалось – у каждого были обязанности в семье (принести воды, уложить дрова, сбегать в магазин по мелочи, наловить рыбы к ужину, и другие) и их надо было исполнять.
