Алексей Калугин
Начало

Глава 3

Камохин с Брейгелем были, конечно, удивлены тем, что пакаль нашелся там, где сначала его не было. Но не так, чтобы очень. И уж подавно, ни у одного из них не возникло желания выяснять, как так получилось. Главное – они заполучили то, что требовалось. И теперь они могли с чистой совестью и чувством выполненного долга возвращаться в Центр. Их квест уже был отмечен большим жирным знаком «ПЛЮС». А что еще требовалось? Даже рассказ о том, как кто-то или что-то чуть было не утащило Осипова в разлом, не особенно заинтересовал стрелков. Поэтому историю о «сером», бросившем пакаль ему под ноги, Осипов решил пока попридержать, решив, что, наверное, будет лучше обсудить это в более спокойной обстановке. Хотя бы в тепле и за чашкой чая.

Ни у кого не было желания оставаться в замерзшем городе дольше необходимого. Не то это было место. Единственной мыслью, возникающей при взгляде по сторонам, было – как бы поскорее оказаться где-нибудь подальше? А разобраться с тем, что происходит в аномальных зонах, пытались неоднократно. Причем самыми разными способами. Начиная мозговым штурмом и заканчивая вводом ограниченного войскового контингента. То, что происходило вблизи пространственно-временных разломов, никак не желало укладываться в рамки здравого смысла. Стоило только ученым создать новую теорию или военным – выработать новую тактику, как тотчас же случалось что-нибудь такое, что ставило крест на всех их героических усилиях. На одной из первых международных конференций, посвященных проблеме Сезона Катастроф, профессор Шатковский сказал: «Невозможно бороться с тем, чего мы не понимаем». С тех пор мало что изменилось. А то, что изменилось, так только в худшую сторону. Мировая экономика и вся система жизнеобеспечения развитых стран были близки к коллапсу. Средств на научные исследования уже почти не выделяли, потому что никто почти не верил в то, что наука способна что-то противопоставить надвигающемуся апокалипсису. Военные пока еще продолжали раздувать щеки и выпячивать животы, но от этого, честно говоря, толку было еще меньше, чем от науки. Раз эдак в десять.

Квестеры прекрасно понимали, что вчетвером им никак не справиться с мировой проблемой. Для того, чтобы попытаться хоть что-то понять, хотя бы на самую малость приблизиться к разгадке природы Сезона Катастроф, нужна была не квест-группа, а серьезно подготовленная и хорошо оснащенная научная экспедиция. А те замеры, которые они делали, были всего лишь имитацией научной деятельности. Единственное, что могло представлять интерес – это запись, сделанная камерой, оставшейся по ту строну разлома. Но просмотреть ее в полевых условиях было невозможно – записывающий блок был для этого не приспособлен. Поэтому оставаться далее возле разлома не имело смысла. Быстро упаковав приборы и инструменты, квестеры отправились в обратный путь.

Они шли торопливо, почти не разговаривая, лишь изредка перебрасываясь короткими замечаниями, стараясь не смотреть по сторонам, на замерзшие трупы. Осипову почему-то казалось, что это нехорошо – то, что он уже почти привык к виду мертвецов и обращает на них внимание не больше, чем на разбившиеся машины, загораживающие проход. Но он старался не зацикливаться на этой мысли. Подумать об этом можно будет потом, когда они окажутся в тепле. Сейчас же нужно было выбираться из замерзшего города. И поскорее. Странное чувство, отдаленно напоминающее страх, но имеющее иную природу, гнало их вперед. Это было что-то схожее с дурным предчувствием. Которое невозможно рационально объяснить, но которому трудно не верить. Казалось, что если только они задержаться хотя бы ненадолго, то никогда уже не смогут покинуть этой гигантской криогенной лаборатории. Они ведь даже не знали, как называется город. И не хотели этого знать. Для них это место было «Зоной 33». И только. Никакой персонификации. Никаких деталей, способных запасть в душу.

Когда впереди, в просвете улицы, показались ворота стадиона, на открытом футбольном поле которого квестеров ожидал вертолет, все повеселели. И рюкзаки с кофрами тоже вроде как сделались легче. Группа почти вернулась в Центр. Теперь уже ничего не могло случиться. Брейгель начал напевать какой-то жизнерадостный мотивчик, вставляя порой фламандские слова, похожие на радостные возгласы. А Орсон в который раз начал рассказывать анекдот, который все никак не мог довести до конца из-за сложностей с переводом английского юмора на русский язык.

Все закончилось, будто оборвалось, когда они миновали ворота и через проход для игроков вышли на поле.

По счастью, в момент катастрофы на стадионе не проходили никакие мероприятия. Иначе бы спортивный комплекс превратился в гигантский склеп. Лишь у пустого постамента, на котором было выбито имя «ЛЕНИН», лежал закоченевший труп дворника, мертвой хваткой вцепившегося в метлу. Да на беговой дорожке упали замертво, сраженные убийственным холодом, четверо тренировавшихся там спортсменов.

Все было мертвенно тихо и безжизненно.

Однако дверь пассажирского отсека вертолета была открыта.

Камохин сделал знак Брейгелю, сдернул автомат с плеча и снял с предохранителя.

– Оставайтесь здесь! – велел он ученым.

– Что случилось? – попытался схватить его за локоть Орсон.

– Не знаю.

Орсон опустил на землю кофр и растерянно посмотрел на Осипова. Тот так же непонимающе пожал плечами.

Стрелки с автоматами наперевес подбежали к вертолету.

Брейгель запрыгнул в открытую дверь пассажирского отсека. Камохин – в кабину пилота. Через минуту оба показались снова. Камохин махнул рукой, давая знать, что можно подойти.

«Чертовы маски, – уже в который раз подумал Осипов, – из-за них невозможно понять, чего следует ожидать».

– Плохие новости, – сообщил Камохин, не дожидаясь, когда ученые приблизятся. – У нас нет транспорта.

– А это что? – Орсон возмущенно махнул рукой в сторону вертолета.

В отличие от него Осипов сразу, по интонациям голоса, что ли, понял, что Камохин не шутит. Причина пока была не ясна, но дело, похоже, действительно приобрело дурной оборот.

– Это никуда не полетит, – ответил Камохин.

– Как это, не полетит? – Орсон кинул вещи на землю. – Почему не полетит?

Камохин сделал шаг в сторону. И ученые увидели пилота. Он сидел на своем месте, скорчившись и уткнувшись лбом в приборную панель. Его теплозащитная маска была перемазана кровью.

– Черт!.. – в отчаянии взмахнул руками Орсон. – Проклятие!.. Ад и преисподняя!..

– Он сам это сделал? – спросил Осипов.

– Нет, – отрицательно качнул головой Камохин. – На него напали. По всей видимости, мародеры. Не знаю, что они тут рассчитывали найти, но все, что смогли, сломали. Бензобаки пробили. Забрали только два дополнительных комплекта одежды с подогревом.

– Ты же говорил, что мародеры только по окраинам зоны шарятся?

– Говорил. Я и сейчас в толк не возьму, какого черта они сюда забрались?

Осипов посмотрел по сторонам. Как будто хотел убедиться, что мародеры, убившие пилота, не сидят на зрительских трибунах.

– В центре больше банков, ювелирных салонов, дорогих магазинов, – заметил Брейгель. – Что еще может представлять интерес для мародеров?

– Если все будет продолжаться, как сейчас, то скоро банка консервов будет стоить дороже, чем кольцо с алмазом в двадцать четыре карата, – маска Орсона мрачно усмехнулась нарисованной улыбкой.

– Должно быть, у них есть какое-то средство передвижения.

– Ни одна машина на таком холоде не заведется.

– Но есть ведь спецтранспорт. Снегоходы… Или как их там?.. Снегокаты?

– Да какая, на фиг, разница? У нас нет ни того, ни другого! Связи тоже нет! Как выбираться будем?

– Спокойно! – поднял руку Камохин. – Не суетитесь! Выберемся!

– Да? Каким же образом?

– Пойдем пешком.

– Ты в своем уме?!

Орсон, казалось, готов был наброситься на Камохина с кулаками. Как будто это он был виноват в том, что случилось. Хотя досталось бы при этом, конечно, Орсону. Но ему, похоже, было все равно.

– А что, я произвожу впечатление идиота? – спокойно ответил Камохин.

– Ты вообще не производишь никакого впечатления! – помахал у него перед глазами перчаткой Орсон. – У тебя маска на лице!

– В общем так, товарищи ученые, всю свою поклажу оставляете в вертолете.

– У меня носитель с очень важной записью! – вспомнил о съеденной потусторонним монстром камере Осипов.

– Я сказал, все оставляете в вертолете, – повторил Камохин. – Никуда ваше добро не денется. А как доберемся до Центра, сюда отправят другой вертолет, чтобы забрать ваши бесценные результаты исследований.

– Послушайте! – возбужденно взмахнул обеими руками Орсон. – Но ведь если мы не вернемся вовремя, за нами пришлют спасателей! Значит, нам остается только дождаться их! Здесь, возле вертолета!

– Не пришлют, – обескуражил его Камохин.

– Почему?

– Потому что это не предусмотрено правилами. Если группа не вернулась из квеста, значит, ее больше нет. И некого спасать.

– Но это неправильно!

– Скажи об этом господину Кирсанову, когда вернемся.

– Брейгель! Ну а ты чего молчишь? – Орсон протянул руку фламандцу, будто прося милостыню.

– А что я должен сказать? – непонимающе пожал плечами тот. – Бамалама, Док!

– Ты тоже считаешь, что мы должны сами, пешком, выбираться из зоны?

– А есть варианты?

Орсон беспомощно всплеснул руками.

Камохин присел на подножку пассажирского люка, положил на колено открытый планшет и включил карту города с прилегающими окраинами.

– До окраины города нужно пройти всего-то около десяти километров. Оттуда до границы аномальной зоны еще около сорока километров по открытой местности. За день можно было бы дойти. Но у нас осталось менее трех часов до темноты. Ночью температура воздуха упадет ниже ста градусов. Это даже для нашего спецснаряжения может оказаться перебором. Да и топать в темноте по улицам города, где на каждом шагу трупы и разбившиеся машины, не очень-то сподручно. Так что нужно найти место для ночевки. Завтра выберемся из зоны, свяжемся с ЦИКом, и вот тогда уже будем ждать спасателей. В тепле и на травке. – Я есть хочу, – голос у Орсона был обиженный.

– У тебя в спецпайке есть шоколад. Сунь под маску и жуй. Нормально поедим, когда найдем место для ночевки. С собой берем только оружие, боеприпасы, запасные батареи, чтобы дубу не дать, ну и еду, разумеется. Мародеры оставили ящик с экстренным пайком. Должно быть, решили, что это обычные консервы, каких в любом магазине полно. Да только магазинный товар и топором не разрубишь. А у нас в пайке замечательные саморазогревающиеся пакеты и банки из армейского спецпайка. Так что раскидывайте их по рюкзакам, и вперед.

Осипов не считал попытку пешком выбраться из зоны безумием. Тем более, что, как верно заметил Брейгель, выбора у них все равно не было. Он вообще чувствовал себя до странности спокойно. Настолько, что сам удивлялся собственной невозмутимости. Собственно, ничего ужасного в том, что случилось, не было. За исключением смерти пилота, разумеется. Они были живы и здоровы, у них было тепло и еда. Значит, у них имелись все шансы выбраться из этой проклятой климатической аномалии. Правда, Осипов подозревал, что после этого приключения он долго будет недолюбливать зиму со всеми ее снегами, метелями и морозами.

– Так, может быть, и перестрелка у нас была не с «серыми», а с мародерами? – спросил он у Камохина.

– Я еще в состоянии отличить человека от «серого», – ответил тот, укладывая в рюкзак серебристые пакеты с армейским пайком.

– А «серые» – не люди?

– «Серые» – это «серые». Кто они такие, пускай вон Док разбирается. Это по его части.

– Я еще ни одного «серого» не видел, – недовольно буркнул Орсон.

– Ну, будешь продолжать в квесты ходить, так непременно увидишь, – пообещал Брейгель.

– Что-то меня эта идея более не привлекает, – Орсон патетично раскинул руки в стороны. – Мне, как биологу, здесь нечего делать! Я даже труп вскрыть не могу!.. Да и зачем? И без того ясно, от чего все они умерли.

– Это первый квест нашей группы, – объяснил Камохин. – Можно сказать, тренировочный. Поэтому и зона была выбрана, что попроще. Собственно, нам тут и делать-то нечего было, кроме как пакаль отыскать. И если бы не мародеры, тудыть их в грязь… Есть такие зоны, в которых биологам одно раздолье. Аномалии бывают не только климатические. Так ведь, Док-Вик?

– Пространство и время на пару сошли с ума. – Осипов закинул полупустой рюкзак за спину, защелкнул крепление на груди и попрыгал, чтобы проверить, хорошо ли подогнаны лямки. – И вытворяют, что хотят, не подчиняясь никаким законам и правилам. Поскольку теоретически число возникающих разломов пространственно-временного континуума ничем не ограничено, то и вариантов того, что можно встретить в той или иной аномальной зоне, практически бесконечное множество. Наша зона, пожалуй что, действительно одна из самых простых и незатейливых возможностей невозможного.

– Значит, чисто теоретически, в одной из аномальных зон я могу встретить своего давно умершего прадедушку? – спросил Брейгель.

– Чисто теоретически, Ян, ты можешь встретить даже себя самого, – улыбнулся под маской Осипов. – Вот только практически вероятность такой встречи ничтожно мала.

– Нет, встретиться с самим собой я бы не хотел, – подумав, отказался от такой перспективы фламандец.

– А я бы встретился, – сказал Камохин.

– Зачем? Чтобы сказать самому себе все, что ты о себе думаешь?

– Чтобы понять, что я собой на самом деле представляю.

– То есть человек ты или «серый»?

– Скрупулезно подмечено, Док-Вик. – Камохин направил на Осипова указательный палец. – Ну что, товарищи ученые, готовы?

– У меня автомат заклинило, – сообщил Орсон.

– В каком смысле?

– Вот эта штука не дергается.

– Ты же проходил подготовку, Док!

– Есть вещи, которые просто невозможно запомнить!

– Эта штука, Док, называется «затвор». И дергать его не надо, потому что он у тебя уже взведен. Теперь для того, чтобы открыть огонь, тебе лишь нужно снять оружие с предохранителя. Знаешь, как это сделать?

– Вот так?

Орсон опустил планку предохранителя.

– Вот только не нужно при этом направлять ствол мне в живот! – Брейгель поднял руку в предостерегающем жесте.

– Извини. – Орсон опустил ствол автомата.

– Поставь автомат на предохранитель, Док.

Команды стрелять не было.

– Да, конечно. – Орсон поднял планку предохранителя в исходное положение.

– Все, выступаем. Идем быстро, на всякую ерунду не отвлекаемся. Я впереди, ученые – за мной, Брейгель – замыкающий. Док-Вик, ты включи инфрасканер и детектор движения. И постоянно следи за показаниями. Если эти драные мародеры мотаются по городу в своих мотосанях, есть шанс снова с ними встретиться. А нам это совершенно ни к чему.

– А как же он? – кивнул на мертвого пилота Осипов.

– Он? – Камохин через плечо посмотрел на оставшийся за спиной вертолет. Как будто не понимал, о ком идет речь? – Он останется здесь.

– Его заберут те, кто прилетят за аппаратурой?

– Если сочтут нужным.

Если сочтут нужным…

Осипов уже не знал, как к этому относиться. Он не понимал, правильно это или нет. Но он не чувствовал себя запутавшимся. Мир сошел с ума. Для того, чтобы самому сохранить разум, нужно было воспринимать то, что происходило вокруг, как должное. Хотя бы только потому, что изменить что-либо было невозможно.

Глава 4

Оставив стадион позади, квестеры вышли на широкую улицу, которая самым коротким путем должна была вывести их к окраине города. Таблички на домах уверяли, что это Московское шоссе. Что ж, возможно, когда-то так оно и было. Теперь же в этом названии не было никакого смысла. Потому что Москва ушла под воду, как легендарный Китеж-град. Утонула так быстро, что из всего ее огромного населения спаслось что-то около трети. До катастрофы Московское шоссе, по всей видимости, являлось главной транспортной артерией города. Когда город накрыл могильный холод, движущиеся машины остались без управления. На четырехполосном шоссе и прилегающих к нему тротуарах воцарились безумие и хаос. Подлинный триумф вышедшей из-под контроля машинерии. Автомобили на скорости вылетали на тротуары, давили только что упавших и, быть может, еще живых людей, а затем врезались в деревья, киоски и стены домов. Машины сталкивались друг с другом, сбивались в плотные группы, в которых грузовики, казалось, пытались забраться на маленькие легковушки и раздавить их, размазать по асфальту. Затем где-то в центре этого чудовищного нагромождения металла раздавался первый взрыв. И пламя, вырвавшись наружу, начинало пожирать растекшийся бензин. Вскоре уже все машины были охвачены огнем. Но при этом моторы продолжали реветь, и в огненной груде все еще происходило некое сумбурное движение. Это продолжалось час или два. Пока не взорвалось все, что могло взорваться, и не сгорело все, что могло сгореть. Теперь повсюду были только обгоревшие железные остовы машин, похожие на скелеты доисторических чудовищ. Места скопления их были настолько плотными, что это создавало препятствие движению. Приходилось возвращаться и идти в обход по боковым улочкам.

Небосвод оставался все таким же свинцово-серым, затянутым плотным слоем не облаков даже, а какой-то плотной, туманной дымки, за которой не было видно солнца. Но теперь с востока на него начала наползать темная пелена, похожая на платок, наброшенный с одной стороны на светильник, чтобы не слепил глаза.

Это ночь накрывала замерзший город.

– Пора бы где-нибудь приткнуться, – сказал, глянув на небо, Брейгель. – Не нравится мне эта черная тень, бамалама…

– Здесь негде приткнуться. – Камохин шагал впереди, положив автомат на плечо. – Нужно дойти до промзоны. Там можно попытаться найти что-нибудь вроде кочегарки или бытовки с печкой. Чтобы можно было огонь разжечь. Мне уже осточертела маска на лице. Чувствую себя в ней клоуном.

– А мне вообще здесь не нравится, – высказал свое мнение Орсон.

– Я имел в виду, что странно это как-то. – Брейгель поднял руку к небу, одна половина которого была серой, а другая – черной. – Солнца не видно. А тьма наступает так, будто нас колпаком накрывают. Что скажешь, Док?

– А что я могу об этом знать? – недовольно буркнул Орсон. – Я – биолог. А тут какая-то свихнувшаяся космогония.

– Не космогония, а космология, – уточнил Осипов.

– А по мне, так без разницы, – махнул рукой Орсон. – Космогония, космология – все одно, ничего не понятно. Сплошная схоластика. Скажешь, я не прав?

Человек, как в кокон упакованный в плотный теплозащитный костюм, да еще и с маской на лице, почти не ощущал движения воздуха. Но, судя по тому, как раскачивались обледеневшие ветки деревьев, навстречу, прямо в лицо, дул сильный ветер. Если бы шел снегопад, ветер мог бы обернуться метелью. А так он лишь поднимал с мостовой мусор и осыпавшиеся листья, которые, сталкиваясь, крошились, негромко потрескивая, как тонкие ледяные пластинки.

– Ты не прав, – сказал Осипов.

– Хочешь сказать, ты можешь объяснить, что сейчас происходит там, наверху?

– Не могу. Но я пытаюсь это понять.

Орсон усмехнулся.

– И за этим ты сюда пришел?

– А у тебя другая цель?

Орсон ответил не сразу.

Они обогнули остов сгоревшего автобуса. Краем глаза Осипов успел заметить обугленные тела в выгоревшем салоне. Один за другим перелезли через капот врезавшегося в «маршрутку» красного «Фиата», который каким-то чудом избежал огня. Прижавшись к стене здания, обошли завалившийся на бок длинный черный лимузин.

– Черт, вы только гляньте, – выдохнул Камохин, когда они оказались позади лимузина.

Из открытой задней дверцы на треть высовывался гроб. Весь блестящий, видимо, из какой-то дорогой породы дерева, с ажурной инкрустацией и массивными медными ручками. Не гроб, а произведение искусства.

– Покойнику повезло больше всех, – философски изрек Брейгель.

– Почему? – спросил Орсон.

– Он хотя бы в гробу.

– Ай, да ну тебя! – раздраженно воскликнул Орсон. – Тоже мне, юморист сыскался! Я думал, ты что-нибудь дельное скажешь.

Пройти дальше было невозможно из-за нагромождения машин. Пришлось пролезать в арку, ведущую во внутренний двор.

– Если честно, я и сам не знаю, зачем попросился в квест, – продолжая прерванный разговор, сказал Орсон. – Мог бы сидеть себе спокойно в лаборатории и изучать доставленные поисковиками образцы.

Видно, надоело.

– Что именно? – не понял Осипов.

– Дисциплина, как в казарме. Строго в определенное время тебя запускают в лабораторию. Опоздаешь на минуту – пиши объяснительную. Придешь на минуту раньше – то же самое. Если захотел в туалет, нужно попросить разрешения выйти. В четырнадцать ноль-ноль обед. И никого не интересует, проголодался я или нет. Ровно в девятнадцать ноль-ноль следует встать и покинуть рабочее место. А может быть, меня в этот самый момент гений осенил! Нет же, гению после семи вечера полагается отдыхать!

– Это называется дисциплиной, – авторитетно заявил Камохин. – Центр, фактически, находится на военном положении.

– А мне это не нравится.

– Док, тебя что, силой приволокли в ЦИК?

– Мне пообещали предоставить идеальные условия для моих исследований.

– И что, обманули?

– Нет.

– Так в чем же дело?

– В том, что я не могу работать в таких условиях! В Новом гуманитарном колледже в Блумсбери, где я работал и преподавал до перехода в ЦИК, порядки тоже были строгие. Очень строгие, господа! Такие, какие могут быть только в Англии с ее вековыми традициями! Но даже они не идут ни в какие сравнения с тем, что ты, Игорь Владимирович, называешь дисциплиной. Порядки, установленные в ЦИКе, да будет тебе известно, друг мой, это уже не дисциплина, а тюремный режим!

– Зато все мы еще живы, – нашел устраивающий всех компромисс Брейгель.

Надо сказать, фламандец вообще был мастером компромиссных решений. А вот заставить его самого пойти на компромисс вряд ли бы кому удалось.

Осипов заученным движением провел большим пальцем по дисплею дескана, стирая изморозь.

– Черт!

Он запнулся ногой о тонкую металлическую трубу, лежавшую поперек дорожки, и упал на колени.

Брейгель подхватил его под локоть, чтобы помочь подняться.

– Порядок, Док-Вик?

– Смотри! – Осипов прижал сканер к маске фламандца.

– Эй! Я так ничего не вижу! – сделал шаг назад Брейгель.

– Что там у вас? – обернулся Камохин.

– Тепловое пятно!

Камохин остановился.

– Где?

– Впереди. Метрах в сорока.

Путь вперед им преграждал длинный восьмиэтажный дом. Для того, чтобы обойти его, нужно было либо снова выйти через арку на Московское шоссе, либо повернуть в другую сторону и уйти еще дальше вглубь дворов.

– Мародеры, – предположил Камохин.

Да, собственно, других вариантов и не могло быть.

– Не-а, – глянув на дисплей прибора, что держал в руке Осипов, покачал головой Брейгель. – Это не машина. Пятно большое, а интенсивность излучения слабая. Бамалама, это какое-то отапливаемое помещение!

Если бы катастрофа случилась зимой, то центральная система отопления какое-то время еще могла бы поддерживать в домах температуру, при которой возможно выжить. Но мороз ударил среди лета, в самую жару. Из-за обледенения электроснабжение было прервано через полчаса. Котельные, обеспечивающие централизованное отопление и горячее водоснабжение в городе, могли бы послужить укрытием от холода. Но, по данным аэрофотосъемки, последняя из них взорвалась к исходу второго дня катастрофы. Других источников тепла в городе не было. Жители умерли прежде, чем успели что-то предпринять для того, чтобы спастись от холода. Да какое там! Они даже подумать об этом не успели!

Камохин включил свой дескан и проверил показания инфрасканера.

– Ну как? – спросил Брейгель.

– Это точно не машина… Похоже, ты прав – отапливаемое помещение.

– Посмотрим, что там? Или обойдем стороной?

– Возможно, это временная база мародеров. Если у них есть средства передвижения, они могли притащить с собой дизельный электрогенератор.

– Сколько их может быть? Трое-четверо?.. Ну, пускай, пятеро. Не больше. Скорее всего, гражданские.

Оружием пользоваться толком не умеют.

– И они нас не ждут. Мы застанем их врасплох.

Темная пелена затянула больше половины небосвода. Сумрак словно витал в воздухе, подобно сизому дыму. Делался плотнее, гуще. Казался почти осязаемым. От этого становилось не по себе.

– Эй! О чем это вы? – подал голос Орсон.

– Мы захватим базу мародеров и спокойно проведем там ночь, – ответил Камохин.

– Ага! – по тому, как Орсон произнес это междометие, можно было представить, какое у него сейчас выражение лица под маской. Скепсис, ирония и сарказм, наложенные друг на друга, как кусочки сыра, яичницы и ветчины в сэндвиче. – Если кого-то интересует мое мнение, – он сделал паузу. Выразительную, но короткую. Такую, чтобы никто не успел вставить ни слова. – То я предлагаю ступать себе мимо. И не искать приключений на свою задницу.

– Бамалама, Док! – с показным возмущением всплеснул руками Брейгель. – Ты же преподавал в Новом гуманитарном колледже в Блумсбери!

– И что с того? Думаете, после Блумсбери моя задница мне не дорога?.. Кроме того, я не преподавал, а был ассистентом… Вик! А ты что молчишь?

– Игорь уже принял решение, – отозвался Осипов.

Честно говоря, ему, как и всем, хотелось в тепло. Так сильно хотелось, что не возникало желания думать ни о чем другом.

– Нет, так дело не пойдет! – протестующе затряс головой Орсон. – Такие вопросы следует решать сообща!

– Три против одного, – Камохин показал биологу три пальца. – Достаточно демократично?

Орсон сник. Плечи его опустились, так что ремень автомата сполз на сгиб локтя. Даже нарисованная улыбка сделалась какой-то совсем уж невеселой.

– Только не думайте, что я трус. Я просто хочу, чтобы все закончилось хорошо… Чтобы мы выбрались из этой проклятой зоны живыми, и… И еще, мы ведь одна команда, верно? Значит, должны все решать сообща и действовать вместе!

– Все верно, Док, – Брейгель ободряюще похлопал Орсона по плечу. – Мы и не собираемся, очертя голову, лезть в драку. Сейчас мы только прикидываем варианты. Подойдем, посмотрим, оценим обстановку, а там уже решим, что делать. В принципе, двум профессионалам не составит труда справиться с небольшой, плохо организованной группой мародеров. Вам, товарищи ученые, нужно будет только обеспечить нам прикрытие, – последнее он добавил для того, чтобы Орсон снова не решил, что его пытаются задвинуть в угол. – А если у них еще и транспорт есть, так это вообще красота!

– Согласен, Док? – спросил Камохин.

– Ну, в сложившейся ситуации… – Орсон изобразил рукой какой-то непонятный знак. – А что будет с мародерами? После того, как мы захватим их базу?

– Там видно будет, – не ответил, а ушел от ответа Камохин.

Хотя ответ, в общем-то, был очевиден.

– Они убили пилота, – напомнил Брейгель. – Ты был с ним знаком? – спросил Осипов.

– Нет. Но это был наш пилот. И, застрелив его, они создали нам кучу проблем.