Александр Очеретянский
БИО (избранное) ГРАФИЯ
© Очеретянский А. 2022
«Странное дело – пишу»
Имя поэта Александра Очеретянского было известно в самиздате еще в конце 60-х годов. Закономерно мы находим его публикации в “Голубой Лагуне” и в других тамиздатских сборниках. В конце 80-х его узнала публика, интересующаяся новыми независимыми журналами, как главного редактора и издателя знаменитого журнала «Черновик», почти четверть века игравшего важную роль в развитии и собирании новой российской словесности с авангардными корнями. Несколько собственных поэтических книг Александра Очеретянского, появившихся в 90-е годы в России, показали высокий уровень его погруженности в наследие русского авангарда первой половины XX века. Его собственное творчество неразрывно связано с его исследовательской работой в этой области.
И вот перед нами объемный том поэтического собрания. Поражает разнообразие формальных техник, которыми владеет поэт, применяя то графические приемы, то афористическую краткость (удетероны, диптихи), то контекстуальную недосказанность – все ради того содержания, которое он стремится донести до своего читателя. И читатель очень быстро чувствует, что несмотря на все формальные изыски и новации, перед ним лирик, тончайший лирик и это не отвлеченные «тексты», а истинная лирика, и, как всякая лирика, рожденная глубокими переживаниями и раздумьями, это исповедь поэта. «БИО избранное ГРАФИЯ» – авторское название книги. «Название придумываю сам....» – как сказано в одном из его стихотворений, и это правда. Действительно, в его БИО-книге отразился творческий период ни много ни мало в пятьдесят лет. За эти полвека столько всего случилось в мире, столько событий затронуло сердце поэта! В своем письме ко мне Александр Очеретянский провидчески назвал это собрание «последним из крупных проектов моего творческого «Я».
Предваряя книгу, он утверждает, что «всю свою сознательную жизнь поэт пишет одно стихотворение, не гипертекст, а один свой и только свой стихо-текст… уходя, возвращаясь, дописывая себя, переписывая…» В этом признании очень важное слово «свой», «только свой», ведь о чем бы ни писал поэт Александр Очеретянский, во всем звучит его голос, присутствует его особенное чувствование мира. «Свое/всегда иметь о жизни представление» – это его осевая линия жизни. Тем не менее, оно понятно и близко другой душе. Многие могут сказать про себя, как поэт:
«Уж ломали меня, ломали,
все ломали кому не лень.
Убивали меня печали
и расстреливал черный день.”
Хотя, наверное, не каждый повторит вслед за ним:
«Странное дело – печаль улетела,
Странное дело – пишу.”
Это «пишу» означает очень многое: и работу поэта, и счастье поэта, и его доверие непостижимой силе стиха – вдохновение одолеет любую печаль.
Книга собрана не по хронологическому принципу, хотя стихи выделяются в разделы по годам: 70-е, 80-е, 90-е, 2000-е. Но не то важно, как с годами менялась поэтика, как в тот или иной отрезок времени преображался стих – важно и удивительно другое: через всю книгу, то есть через всю жизнь, идут одни и те же темы, главные для поэта: тишина, листва, одиночество, люди, то, что он выразил строчкой: “Суть человеческих взаимоотношений/Всегда была загадкой для меня”. И он пытается эту загадку разгадать – в стихах-посвящениях, в воспоминаниях о прошлом , в себе самом. Одно из самых проникновенных стихотворений второй половины 70-х «Псалом»построенное на повторах, всегда усиливающих авторскую мысль и одновременно вносящих музыкальное начало в стиховую ткань, звучит как открытый призыв и мольба:
«В огромном этом ярком пышном сочном Всеобъем лющем и красочном Живом Неумолимом и бесспорном этом мире нет слабым места слабым места нет хотя лишь слабые и только слабые одни Они одни они понять умеют в полной мере ощутить Всю красоту Всю глубину Всю ненависть Всю ярость Всю любовь одной-единственной единственно-одной немыслимо и мыслимо достойной человека жажды жить»
В книге много стихотворений, которые, кажется, нарисованы с натуры. Вот, например, набросок пером или углем:
Опавший лист
Окурок сигареты
Клочок бумаги
Сломанная ветвь —
Соседи на заброшенной скамейке
А рядом на земле
Лежат обнявшись
Шпилька и шнурок
И только снег один
Неповторимо одинок
В декабрьский день усталый
Это стихотворение середины 70-х годов очень показательно: открывается период, когда изобразительные искусства буквально врываются в русскую словесность, насыщая ее новыми образами. Мастерские художников, выставки, галереи – все это нашло отклик в стихах Александра Очеретянского, и думаю, послужило толчком к работе над собственными книгами художника ( имею ввиду род изобразительного искусства), а также привлекло его в дальнейшем к художественной фотографии. И надо сказать, что и здесь он остался верен себе: необъятный мир природы с ее листвой, тишиной и загадкой – это и его мир.
Не душу свою в дереве увидеть
А душу дерева глазами дерева увидеть
Я, прочитавшая его последнюю книгу, знаю: ему это удалось, как удалось все, что он сделал для русской поэзии. Читателям «БИО избранной ГРАФИИ» предстоит в этом убедиться.
Татьяна Михайловская
Ноябрь 2019 – апрель 2020
ВСЮ ЖИЗНЬ ВСЮ СВОЮ СОЗНАТЕЛЬНУЮ ЖИЗНЬ ПОЭТ ПИШЕТ ОДНО СТИХОТВОРЕНИЕ, НЕ ГИПЕРТЕКСТ, А ОДИН И ТОЛЬКО СВОЙ СТИХО-ТЕКСТ_СТИХ – НЕ ПРОЗА, В НЁМ НЕ СОВРЕШЬ, СЕБЕ В ТОМ ЧИСЛЕ_КАЖДЫЙ РАЗ ОТКРЫВАЯСЬ С НОВОЙ СТОРОНЫ УХОДЯ ВОЗВРАШАЯСЬ ДОПИСЫВАЯ СЕБЯ И ПЕРЕПИСЫВАЯ В СТРЕМЛЕНИИ НЕ ОТПИСАТЬСЯ А ВЫПИСАТЬСЯ ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОТПРАВИТЬСЯ НА ВСТРЕЧУ С БОЛЬШИНСТВОМ КОГДА-ЛИБО НАСЕЛЯВШИМ ПЛАНЕТУ ПО ИМЕНИ «ЗЕМЛЯ». ВОТ ЭТО И ЕСТЬ ТА ЛИЧНОСТНАЯ ЦЕЛЬНОСТЬ, К КОТОРОЙ СПУДНО ЛИ ПОДСПУДНО СТРЕМИТСЯ КАЖДЫЙ ПИШУЩИЙ. НЕ ВСЕМ ЭТО УДАЁТСЯ, В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ТЕМ, КТО УХОДИТ СОВСЕМ МОЛОДЫМ, НО ВСЕ К ЭТОМУ СТРЕМЯТСЯ
Быть человеком – это значит чувствовать свою ответственность
Антуан Де Сент Экзюпери
1967-1969
«Никому твой стих не нужен…»
Никому твой стих не нужен,
И тоска берет в тиски,
Ты давным-давно контужен
Одиночеством строки.
О тебе забудут вскоре
И не вспомнят никогда,
Но увы, в подлунном мире
Пострашней живет беда.
Ты-то сам сойдя в могилу
Половину дел земных
совершил наполовину
Иль хотя бы четверть их?
На границе тьмы и света
Пред уходом в мир иной,
Не уйти нам от ответа
От ответа пред собой.
«Две звезды на небосклоне…»
….и две звезды дрожат на небосводе
Эйнштейновские скорбные глаза…
Вяч. Кузнецов
Две звезды на небосклоне
Два костра на темном фоне.
Где вы рыцари отмщенья?
всюду сны и сновиденья….
Храп младенцев из фольксштурма,
брань гестаповских собак….
Там, за проволокой тюрьмы,
голод, холод, смерть и страх.
А над бытом, а над адом
два костра всё пламеней,
всем живущим в мире гадам
смерть готовит иудей.
две звезды на небосклоне,
два костра на темном фоне.
Где вы, рыцари отмщенья?
Всюду сны и сновиденья….
«Чем хуже поэту…»
Чем хуже поэту,
тем лучше стихи.
Вам песенку эту
друзья и враги
пою я недаром
рифмуя слова
«об истине старой,
что вечно нова».
Живите как жили
и будьте правы
имен и фамилий
не помните вы.
Чем хуже поэту,
тем лучше стихи.
Вам песенку эту
друзья и враги
пою я недаром
Рифмуя слова
«об истине старой,
что вечно нова».
Её написал я
в ответе за вас.
Мои пожеланья
добрей моих фраз.
«Душа устала от волнений…»
Душа устала от волнений
тревог, забот и суеты
от явных, тайных устремлений
от правоты и маяты,
от вечных страждущих вопросов
«быть иль не быть», «любить иль не любить»,
от Д`артаньянов и Атосов,
от «пресмыкаться» и «парить»,
от слов таких любвеобильных,
тех, что нас трогают всегда,
от слабосильных и двужильных
Понятий «счастье» и «беда»…..
Душа устала. Спит душа.
«Тоска по женщине…»
Тоска по женщине
Единственной,
Любимой
и как насмешка над судьбой
мгновенной прихоти соблазн.
Очередной кровоподтек
Очередная ссадина на сердце,
Окрашенная в зыбкие тона
Она едва-едва покрыта позолотой.
Лист
Лист еле-еле держится,
качаясь и дрожа,
и поневоле верится,
что у него душа.
Такая как у нас с тобой,
как у других людей.
Давай его возьмем с собой
Как память этих дней.
И в записную книжку
положим до весны.
Спасём его мальчишку,
пусть спит и видит сны.
Из писем к другу
1.
обо мне знать ты хочешь от точки до точки
о делах же своих пишешь мало и скудно
я прошу тебя длинно ли коротко
только полно пиши о себе
прошу тебя ты просьбы мои знаешь
пожалуйста меня не обижай
2.
сто лет прошло
как я тебя не видел
сто лет
как я с тобой не говорил
душа болит —
так я хочу тебя увидеть
так я хочу с тобой поговорить
а здесь меня никто не понимает
и только все смеются надо мной
иные здесь обычаи и нравы
иначе здесь и плачут и поют
неужто
Бог не даст тебя увидеть
поверь
не чувствую вины я пред собой
Из цикла «Посвящения»
Н.Г.
Два стула стол
Стаканы два
Вина бутылка
Два куска сыра
Луч солнца
Ты и я
Помнишь
М.Д. М-му.
1.
У меня перед ним
чувство острой вины.
Он строкою храним
строки свыше даны
Понимает ли он
глубину этих строк?
Эту явь – этот сон
на распутье дорог….
1972
2.
Он пьяный был трезвее всех всегда
Умеренных лже-неумеренных светил
Науки ради для которых
Не существует слова «чистота»
Они
Давным-давно сменили его на
Умение в доверие втереться вертеться
Радоваться жизни / так
Это называется сейчас, когда заходит речь о
совершенстве
1977
3.
Меня он безусловно угадал
и даже
даже оценил частично
Так ли иначе
ему конечно многим я обязан
и это несмотря на то
что подозрительность его
граничащая с глупостью
безмерна
Не знаю как ему
а мне обидно за него
Есть выражение такое:
«нечем крыть»
Действительно крыть нечем
и незачем
нет смысла продолжать
Не потому что поросло быльем
былое
а потому что дань отдав
я умываю руки
1990
Н.
Здесь музыка. Здесь не до шуток
Непосвященные прочь.
Тайну Тайн в любое время суток
Лихорадит ночь.
С. Л.
1.
Ты мой последний поворот
И первое начало
Ты день моих надежд забот
И катер у причала
Моя страна где дождь и снег
Покой и сон храня,
Вдруг образуют сотни рек
Впадающих в меня
Мое желанье жить во сне
И видеть явь – тебя.
О, как бы не сгореть в огне
Из слов: люблю, любя….
2.
Тревожно-неспокойно
будет со мной.
Чуточку страшно
Грустно чуть-чуть.
Весело, может быть
Всегда честно
Сложно и просто
Нередко плохо
И все-таки хорошо
Отчего – не всегда поймешь
Но всегда почувствуешь
Т. С.
Прелюдия
Покрутилась, повертелась
И ушла как не была.
Так простилась, как не снилось
Пожелала мне тепла.
Можно вычеркнуть пол-жизни,
Можно начать жить опять,
Но уже не справить тризну
Как земную благодать
людия
…Вошла со стулом
как с полки жизнь мою достала
и пыль обдула
Б. Пастернак
Ты не снимала жизнь мою
И в книжный ряд не ставила обратно.
Просматривая книги,
ты
лишь прикоснулась к ней рукой
и дальше побежал твой взгляд,
а пальцы рук тем временем
листали корешки книг.
Немного посидев для приличия
ты ушла
озабоченная не столько постигшей тебя неудачей
сколько потерей драгоценного времени.
После твоего ухода
книги снисходительно улыбнулись,
зашелестев страницами.
Минутное оживление
так же быстро прошло, как и началось,
они впали в прежнюю спячку.
И только одна книга
застонала так громко,
Что никто ее не услышал.
Снаружи она была такая же, как и все.
Так же снисходительно улыбалась
По поводу посещения незваной гостьи.
– Лишь бы никто ни о чем не догадался….
Жила же до сих пор… И ничего…. Жива….. -
Так она думала.
А где-то: «….Вошла со стулом
Как с полки жизнь мою достала
и пыль обдула»
Послелюдия
Уход
Часть 1. Начало ухода.
Она ушла.
И ты опять один.\Один как прежде
с прежнею тоской.
Она ушла…..
Но ты остался в ней
с твоею болью
вымыслом
тоской.
Она ушла….
И ты опять один……
Часть 2. Конец ухода.
…. И только где-то там
через много дней и ночей
в самом разгаре веселья, дискуссии, спора
сердце твоё забьется
в исступленном крике….
Ты сцепишь зубы, незаметно от окружающих
вытрешь холодный пот со лба
и будешь терпеливо ждать конца приступа,
удивляясь впоследствии,
неужели всё это было наяву?
Скорее всего это был сон – подумаешь ты —
и поверишь в придуманную тобой сказку.
Теперь она действительно ушла.
«Как это глупо верить в чудо…»
Как это глупо верить в чудо
Твердить упрямо: боль пройдет
И целовать тебя Иуда
Украдкой вытирая рот
И фальшь с трудом превозмогая
В улыбке губы раздвигать
При этом на ходу соображая
С каким гарниром блюдо подавать[1]
«Ах тонкие ценители…»
Ф. С. М-ну
Ах тонкие ценители
рифмованной обители
цену строки познавшие
их глазки не запавшие
Их души ненасытные
сужденья аппетитные
Их пониманье ценности
в нелепой соразмерности
Слова полны предвзятости
Ни стимула ни святости
Их знание амбиции
превыше эрудиции и
Их показное жжение
игра воображения
Их тусклое величие
как что-то неприличное…
«Однажды он дабы не чокнуться со скуки…»
Саше Бальцеру
Однажды он дабы не чокнуться со скуки
Решил стать мастером тире златые руки
Во-первых научился он давать советы
Сочинять сонеты и читать газеты
Затем чтоб бить наверняка
Убил в себе холостяка
Что за собой не знать вины
Он взял фамилию жены
В конце концов решить шить брюки
Ну чем не мастер – золотые руки?
1970–1974
«Могут жить так только мухи…»
Могут жить так только мухи,
Только мухи могут так.
Но и мухи ходят слухи
Жить не могут просто так.
Даже мухи мрут со скуки.
Оттого и ходят слухи.
Но быть может сами мухи
Распускают эти слухи
«Я пытался в капле счастья…»
Я пытался в капле счастья
отыскать святую суть.
Разложить хотел на части
весь её правдивый путь.
Но из этого не вышло
ровным счетом ничего.
В правде нет иного смысла
кроме счастья одного.
«Он пил один весь день всю ночь…»
Он пил один весь день всю ночь
Никто не мог ему помочь
А утром он усталый и больной
Пришел совет держать со мной
Угрюм предельно краток точен
Как видно плохо было очень
«Я выбил почву из-под ног…»
Я выбил почву из-под ног
у памяти своей.
Казалось мне: прожить я мог
без памяти своей
и помню я что мне тогда
намного легче стало.
Все б ничего да вот беда:
памяти не стало
«Может быть, можно…»
Может быть, можно
жить осторожно
Может быть, даже, необходимо
Горсточкой пепла, струйкою дыма
Жить, умирая непоправимо.
Только вот что я отвечу уму
На его детский вопрос: «почему?»
«В саду запущенном густом…»
В саду запущенном густом
Фруктовые деревья
Как мухоморы под дождем
Растут без промедленья
И не становятся ничуть
Ни суше ни печальней….
Как видно в них сокрыта суть
Мечты первоначальной
«Уж ломали меня, ломали…»
Уж ломали меня, ломали
все ломали кому не лень.
Убивали меня печали
и расстреливал черный день.
Но сломались мои печали,
застрелился мой черный день.
Что-ж выходит, меня ломали,
все ломали, кому не лень?
Уж ломали меня, ломали,
убивали вчерашний день.
«Странную легкость я наблюдаю…»
Странную легкость я наблюдаю
В теле своем
Странное дело, мотив напеваю,
Странный подъем
Странное дело, тоска околела,
Полною грудью дышу.
Странное дело – печаль улетела,
Странное дело – пишу.
«Горько ли, сладко ли…»
Горько ли, сладко ли —
Дело не в этом.
К горлу приставлен нож.
Просто ли, сложно ли —
Дело не в этом.
Нож заберут – умрёшь.
Страшно с ножом жить,
приставленным к горлу.
Жить без ножа – страшней.
Будешь с ножом жить,
приставленным к горлу —
Смертью умрёшь своей.
«Так не подходит увяданье…»
Так не подходит увяданье
прозрачным этим
чистым ясным дням,
Что поневоле в оправданье
названье им
придумываю сам.
И хорошо мне от сознанья,
что вот и я
причислен к их теплу.
Люблю придумывать названья,
прижавшись лбом
к оконному стеклу.
«Печаль ушла , но по инерции…»
Печаль ушла , но по инерции
Еще живу вчерашним днем
Еще придумываю версии
Что все идет своим путем
И ничего не изменилось
И не изменится вовек,
ни грусть что сказкой притворилась,
Ни боль что тоже человек
«По асфальту чёрному…»
Чёрному на чёрном
Жёлтым не бывать
По асфальту чёрному
в трауре идёшь
На асфальте чёрном
Жёлтых листьев дрожь
На асфальте чёрном
жёлтых листьев дрожь
Даже если чёрный —
в трауре идёшь
Из цикла Посвящения, подражания, пр.
Жене
ты не врывалась в жизнь мою
не путала конец в ней и начало
не тасовала колоду дней моих
ночей моих
и снов —
ты не врывалась
ты входила
неторопливо
отмеряя каждый шаг
… я знать заранее не мог
что ты любовь моя
придёшь
такими осторожными шагами
с безветренной и тихой стороны
«Еще не все мы выпили вино…»
Н. Г.
Еще не все мы выпили вино
И впереди ещё вся ночь
И наших дух открытое окно
И воду в ступе не толочь
И только мы с тобой вдвоем
И прежней скованности нет
И за распахнутым окном
Лишь руку протяни – рассвет
«Безоблачное частное дыхание…»
Полю Элюару
Безоблачное частное дыхание —
Ты моё сердце
Что выходишь из себя
От ветра свежего
От не сгибающихся веток
От полноты невыдуманных слов
Все это ты
Ты моё сердце
Бунтующая ясность
Подражание Маяковскому
По крохам любимой лицо собирая,
Внезапно очнувшись понять:
Нет никогда и не было рая
У тех кто умел прощать
И тотчас себя обозвав тупицей
Тряпкой дерьмом и прочее
Руки раскинув, взмыть в небо птицей.
Далее – многоточие
Из цикла «Тема Творчество»
Диптих первый
Надуманность
1.
Надуманные строки пишу не торопясь,
И все мои пороки видны сквозь эту грязь.
Мне холодно и пусто, я непритворно чёрств,
Ужели цель искусства в признании банкротств?
Кажусь себе бестактным и грубым, и чужим,
Пишу пером плакатным, а думаю – своим.
2.
Не хватает дыханья для новой строки,
а для старой я умер давно,
и ржавеет перо от тоски до тоски
и желает мне смерти оно.
Но когда отступает смертельная тишь,
мне приходится чистить перо,
и тогда я действительно жалок и нищ,
откровенно, безбожно, старо.
Диптих второй
1.
Вдохновенье уходит
не прощаясь
Тоска прощается
и не уходит
Стою один меж двух огней
на мёртвой точке
Беспомощная в сердце тишина —
не одиночество
И даже – не забвение.
Сомнительная ясность в голове –
Предчувствие
Ближайших перемен
Неоднократно
Обоснованных наитием
В расплывчатых неясных
очертаниях
2.
Уклад тоски привычной
Споткнулся и застыл
Какой-то новый личный
Период наступил
Но хоть бы отголосок
из прожитого мной.
Нет даже не набросок
Пережитый судьбой
Диптих третий
1.
Красота постоянна, а вера чиста.
что роднее из них, что мне ближе?
Ничего не пойму: красота, чистота
Почему-то рифмуется с грыжей.
Это мыслимо ли, чтоб такой вот конфуз
Пережить мне на третьем десятке?
Чертыхаюсь, плююсь и рифмую: француз.
вот теперь всё в отменном порядке
2.
На язык мне легла
эпиграмма злая.
Сплюнул я, и со зла
срифмовал – спала я.
Рифма эта глубоко
в душу так вошла мне,
что я тотчас же легко
Пристрастился к тайне.
И меня понесла
рифма по теченью
Плюнул я и со зла
Вновь пришел к сомненью.
Чтоб главенствовала мысль
В каждой новой строчке
Говорю себе: держись,
Сердцу верь и точке
А не то станешь ты
обгорелой спичкой,
сам свои же мечты
назовёшь привычкой
Ты ещё покаешься
знаю я тебя.
Неужель ты Каином
станешь для себя?
«Говорят-то все как надо…»
Говорят-то все как надо,
делают не так.
Вот какая, брат, шарада,
сложно-то все как.
То ли для увеселенья,
то ль со скуки, то ль со зла,
Свой у них стандарт мышленья
на мечты и на дела.
Лишь бы слово было к месту
с толком произнесено.
Отработанному жесту
право мыслить вменено.
Мыслит жест наш так как надо,
Делает не так.
Вот какая, брат, шарада.
Сложно-то все как
«Быть может я не имею права…»
Долг и право…. долг и право…. долг
А. Межиров
Быть может я не имею права
считать что ты часть меня,
затем что жизнь моя – сплошь отрава —
сумрак дождливого дня.
Быть может я не имею права
считать что ты часть меня,
затем что жизнь моя – сплошь отрава —
в ней царствует демон зла.
Быть может я не имею права
считать что ты часть моей души
затем что жизнь моя – сплошь отрава —
в базарный день, цена ей – гроши.
Быть может я не имею права
считать что ты доверяешь мне
затем что жизнь моя – сплошь отрава —
ностальгия в далекой стране.
Быть может я не имею права
быть с тобой, сомневаясь в судьбе,
затем что жизнь моя – сплошь отрава —
недуг неверья несёт в себе.
Быть может я не имею права
о тебе думать, гадая вслух,
затем что жизнь моя – сплошь отрава —
ребёнок отбившийся от рук.
Но может быть я имею право,
ведь право – всесильный Бог,
затем что жизнь моя сплошь отрава –
в ней право диктует долг.
«В конце концов бывает так…»
В конце концов бывает так,
что мне никто не нужен.
Тогда приходит в гости страх
зовёт к себе на ужин
И мы сидим с ним допоздна,
два закадычных друга…
И чаша полная вина
всегда к моим услугам.
«не дает мне покоя та жизнь…»
не дает мне покоя та жизнь
жизнь которую я
не пережил не прожил не нажил
на которую так ли иначе
меня не хватало
настроения не было
времени не было
не было сил
не дает мне покоя та жизнь
эту жизнь жизнь
живу я в отчаянных поисках
сил настроения времени
«Все краски осени слились…»
Все краски осени слились
в одно пятно
густое разноцветное
Оно
плывёт качаясь и кружась
Меняет очертания
не распадается
не прячется
не меркнет
«На фоне неба голубого…»
На фоне неба голубого
Вы, сучья черные,
Нужны
Земле мечте и мне:
Земле чтоб жить
Мечте чтоб верить
И мне
Чтобы любить вас всех троих
На фоне неба голубого
Опавший лист
Окурок сигареты
Клочок бумаги
Сломанная ветвь —
Соседи на заброшенной скамейке
А рядом на земле
Лежат обнявшись
Шпилька и шнурок
И только снег один
Неповторимо одинок
В декабрьский день усталый